Ожри Гвижит

О дикости индейцев знали все. Ходили легенды, что они снимают с людей скальпы, а потом подвешивают человека к верху ногами на каком-нибудь дереве, чтобы вся кровь медленно стекала вниз. И счастлив был тот, кто умирал от обескровливания. На запах часто приходили звери, и тогда участи человека не позавидовал бы даже самый несчастный из людей. Потому что в таком положении они не загрызают сразу, а медленно отрывают куски плоти, съедая человека, пока он еще жив. Пожалуй, если бы на месте ее я увидел волка, то не так бы испугался. Страшнее, чем люди, зверей нет.

А тем временем девушка под моим пристальным взором, напряженно упершимся в нее, начала размахивать руками. И показывать куда-то в сторону. Видимо, она заметила, что я очнулся, и теперь пыталась что-то мне сказать. А может быть не мне? От этой мысли холодный пот выступил на спине. Я почувствовал его. Словно сырая земля потянула меня вниз. В свои холодные объятья. И пытаясь противостоять неведомой силе, тянувшей меня, я снова попытался подняться, резко дернувшись всем корпусом вверх. Но меня вновь постигла неудача. Земля не отпускала. Она крепко держала меня, словно пригвоздив к себе невидимой паутиной и наказывая острой болью за попытки из нее выбраться.

Девушка на миг остановилась, высоко подняв брови. Очевидно, она не предполагала, что я травмирован на столько сильно. Некоторое время постояла так, а потом на ее лице появилось выражение человека, разглядывающего муху с оторванными крыльями. Она слегка наклонила голову и что-то сказала на своем языке. Потом отвернулась и махнула рукой. После чего медленно поплелась в сторону большого дерева, обхватить которое не смогли бы даже, пожалуй, три человека. Я внимательно следил за ней взглядом, каждую секунду ожидая, что вот сей час раздадутся еще голоса откуда-нибудь из леса, возвращающихся к лагерю индейцев.

Но никого не было. А девушка медленно подошла к огромной сосне и присела на колени. Протянула руку и кого-то нежно погладила. Мне не было видно, кто там. Сквозь загораживающую непонятное существо траву то появлялось, то исчезало что-то коричневое. Но разобрать точнее не получалось. Девушка же подняла другую руку к лицу и вроде как протерла глаза. Хотя нет. так глаза не протирают. Скорее это похоже на то, как женщины вытирают слезы. Да, определенно. Неужели она плачет? – вспыхнула догадка. Но почему? Впрочем, кто этих индейцев разберет. Может, она духам своим молится. Вот этому дереву, например. Мы тоже в церкви плачем иногда. А уж женщины так и подавно. Помнится, в нашем городском приходе всегда так бывает. Они еще даже в церковь зайти не успеют, а на глазах уже слезы. Так и стоят в своих платьях у дверей и слезы льют. Вроде как соревнуются, кто в бога сильнее верит.

Откуда-то из леса раздался собачий лай. Пес был явно доволен жизнью и весело возвещал всем в округе о своем прекрасном настроении. Я на миг оставил девушку и огляделся. Мелькнула надежда. Кобель был послушный и меня любил. Может, если приказать ему, то он мог бы стать моим оружием. Тогда можно было бы защищаться. Правда, он охотничий и совершенно не приспособлен к охране хозяина. Но все же вдруг. Я перевел взгляд обратно на девушку и тихо свистнул. Кажется, кобель не услышал. Он продолжал громко на кого-то тявкать и не обращал на свист никакого внимания. Тогда я свистнул посильнее. Лай прекратился. Ну, слава Богу! – мелькнуло в голове. Теперь я спасен.

Послышался треск веток. И через несколько минут в траве мелькнуло что-то белое. Я свистнул еще раз. Девушка посмотрела на меня и безразлично отвернулась. Наверно, она не поняла, что я подзываю собаку. Все-таки правду говорят, что эти индейцы совсем не похожи на людей. И с обезьянами у них гораздо больше общего, чем с нами. Впрочем, тем лучше. Треск веток закончился, и раздался шелест травы. Через несколько секунд показалась большая морда кобеля. Он, высунув язык, подбежал ко мне и принялся радостно облизывать лицо. Отогнать его не было никакой возможности. Я попытался левой рукой усмирить пса. Но, видимо обрадовавшись тому, что я жив, он не успокаивался. Наконец, не выдержав, я прикрикнул на него и тут же посмотрел на девушку. Но она не обратила на меня внимания. И продолжала сидеть рядом с деревом, что-то гладя одной рукой.

На собаку окрик подействовал. Мистер Уайт поднял голову и с интересом посмотрел на меня сверху. Что бы дать почувствовать кобелю все серьезность ситуации, я постарался изобразить наиболее строгую гримасу, на которую только был способен. Он качнул головой. Тогда я, собрав все силы, поднял левую руку, указывая ей на девушку, и громко скомандовал: «Взять!».

Кобель громко гавкнул и зашуршал травой. Я весь обратился в слух. И напряженно ожидал развязки. Девушка, услышав, медленно встала с колен и с интересом посмотрела куда-то в мою сторону. Видимо на бежавшего к ней пса. Но почему-то ее лицо не выражало страха, который я ожидал увидеть. И от этого стало не по себе. Неужели все тщетно. Пес громко гавкнул. Она наклонилась и потрепала его за холку. Раздался веселый голос собаки. Девушка выпрямилась и торжествующе посмотрела на меня. Все тщетно. Последняя надежда пропала столь же быстро, как и появилась. Мистер Уайт явно не собирался нападать на нее. Видимо, он почуял что-то, доступное только собакам и принял эту девушку в свою собачью стаю. И теперь она стала для него таким же странным существом, как и я. Другом, от которого можно ожидать веселой охоты. А вместе с ней и еды, и тепла, и защиты. Девушка что-то сказала. В ее голосе явно читалось презрение. А потом она отвернулась и медленно пошла в лес.

Я с отчаянием смотрел ей в след. Вскоре она скрылась из виду. А через несколько минут раздался треск ломаемых сучьев. Я лежал, с замиранием сердца ожидая своей участи. Почти наверняка скоро должны появиться спутники индианки, и тогда мне конец. Превозмогая боль, вновь попробовал встать, оперевшись на локоть левой руки. И на этот раз у меня почти получилось. Я уже было поднялся и сел, но резкая боль, ударившая словно молнией, вновь заставила упасть на спину. От своей беспомощности я зарычал. По крайней мере, мне так казалось. По щеке скользнуло что-то влажное. И в глазах, наполнившихся водой, все расплылось.

Вспомнилась мама. Как я прибегал к ней маленьким мальчиком, когда она занималась по хозяйству, и теребил за юбку, показывая деревянную куклу. Ту самую, в латах и с приделанным мечом из стальной проволоки. Ее отец вырезал. Одну мне, другую брату. А мама, оборачиваясь, улыбалась и гладила по голове. Чертов Джо. На кой черт я поехал в эту проклятую страну. Теперь, видно, уже никогда не увижу мать. Да и отца с братом. Проклятые деревья вокруг. Все время шумят и качаются, словно по ним ведьмы скачут. Ветер поднялся, – мелькнуло в голове. Дождь будет.

Через некоторое время из леса появилась индианка. Она тащила за собой странное приспособление. Две связанные друг с другом палки, ложившиеся одним концом ей на плечи, а другим концом волочившиеся по земле. Между ними были хитро завязанные ветви, образующие некое подобие ложа. Девушка подошла к тому же дереву и, кряхтя, что-то перевернула на сооружённые ей носилки. Потом, что-то громко проговорив на непонятном для меня языке, медленно потащила свою ношу в мою сторону. Она шла тяжело. Очевидно, то, что лежало за ее спиной, было не легкой ношей. Ноги девушки с видимым усилием упирались в землю, но она упорно шла дальше.

Я пытался понять, что она тащит. Может быть, какое-то добытое животное? Но если так, то кто же его добыл? Индейские скво, или как их тут на Аляске называют, не занимаются охотой. Это мужское дело. Трава мешала разглядеть то, что находилось за ее спиной. И только когда индианка подошла к шалашу, я увидел человека. Он лежал вниз головой, и его черные длинные волосы безжизненно свисали с импровизированных носилок, открывая лицо молодого мужчины. Почти моего ровесника. На кожаной рубахе виднелось большое кровавое пятно. Девушка, поравнявшись со мной, на минуту остановилась, словно мучительно решая какой-то очень важный для нее вопрос. У меня в груди похолодело. Мужчина, конечно, не боится женщин. Но в этот миг вряд ли я мог оказать ей хоть какое-нибудь сопротивление. И если бы она кинулась на меня, то почти наверняка убила бы. А я и сделать ничего не смогу. Но девушка, видимо решив оставить меня на растерзание зверям, плюнула в мою сторону и зашагала прочь.

Я ещё долго прислушивался к треску веток позади шалаша. Ожидая, что она передумает и вернётся, чтобы самой отомстить за молодого индейца. Но шум постепенно растворился в шелесте качавшихся на ветру деревьев. И никто не возвращался. Я остался совершенно один. Даже пёс куда-то убежал, бросив своего хозяина погибать в шалаше из веток по среди чужого дьявольского леса. Который гудел и бесконечно качался, словно в каком-то трансе.

Все было ясно. Теперь я понял, что произошло. Наверно, ночью они подошли к лагерю, а я, не разобравшись, кто скрывается в лесу, застрелил этого бедолагу. И коли эта индианка потащила его на себе, то никого больше нет. Они были вдвоем. Но что они тут делали? Какого черта их понесло к моему костру? Может, хотели согреться? Или гнилые бревна не горели, а лишь тускло тлели? И они просто не заметили его? Приняли за старую брошенную стоянку какого-то путника. Какая же неловкость получилась. Роковая случайность. И ружье взорвалось из-за патронов этих проклятых. Черт бы их побрал. Но все же проведение… Не зря мне этот лес не понравился. Сразу душа к этому месту не лежала. Все-таки ведьмы здесь обитают. Их проделки, как пить дать. Вон как раскачиваются. Надо бы выбираться отсюда. Сейчас полежу не много. Чуть-чуть отдохну. А там может и боль поутихнет. Но все же кто этот молодой человек? Соплеменник? Но почему они тогда были вдвоем? Наверное, муж или брат. Как же так получилось?

Я прикрыл глаза и почувствовал, как проваливаюсь в сон. Переживания и боль в плече отобрали много сил, и организм требовал их восстановления. Надо пару часов поспать. Иначе все бессмысленно. Все равно встать не смогу. А костер разжечь ещё успею. К темноте-то проснусь. Ночку отлежусь, а завтра пойду. Придется возвращаться в Форт-Юкон. Правда, целых две недели идти. Но надо выбираться. Надо уходить.

Часть 1. Глава 5. Беспокойная ночь.

Громко лаяла собака. Сквозь сон до моего сознания доносился грозный голос кобеля. Сначала он казался чем-то далеким. Словно шумом из другого мира, неведомым образом проникшим в мирную и спокойную реальность моих грез. Потом начал нарастать, пока не превратился в отчётливые раскаты угрожающего рычания, переходящего в грохот и заканчивающегося тихим повизгиванием. А потом, словно очередной волной накатывал вновь. Кобель был явно чем-то крайне встревожен. И его тревожность постепенно стала охватывать меня. Заставляя превозмочь сонливость и открыть глаза. Что-то происходило. И чувство нависшей надо мной опасности заставило проснуться.

Вокруг было темно. Очевидно, я проспал на много дольше, чем предполагал. Чувство непоправимой ошибки, которую уже не исправить, закралось в сердце и острыми когтями вцепились в него. Черт возьми, как же так, – посетовал я. Проспал. И костер не разжёг. Как можно было проспать. Ведь здесь нельзя расслабляться. От этого зависит жизнь. Я спешно, левой рукой полез к маленькому карману на груди моей куртки. Там лежали замотанные в кожу спички. Нащупав их, слегка успокоился. На месте. И дождя не было. Значит, проблем не должно возникнуть. Отталкиваясь левой рукой и ногами, не переворачиваясь на живот, пополз к кострищу.

Собака захлебывалась от своего лая. И вертела головой в разные стороны. В лесу явно кто-то был. Наверное, волки, решил я. Если бы медведь, то Мистер Уайт не вертелся бы, а лаял в одну сторону. Туда, где находится животное. А судя по поведению пса, эти звери повсюду. Значит волки. Вокруг было темно. Я попытался вгляделся в ночной лес, надеясь определить, где они. Но сквозь темноту невозможно было что-либо увидеть. Только тьма. Даже ветки не трещали. И от этой беззвучной и невидимой силы, скрывавшийся в ночи, становилось жутко. Казалось, что вот сейчас откуда-нибудь выскочит огромный зверь и вцепится мне в горло. А я его даже разглядеть не успею.

Поврежденное плечо болело. Правда, как мне показалось, уже не так сильно, как раньше. Впрочем, пошевелить правой рукой все равно не получалось. Она болталась, словно привязанная ко мне веревка, и болела ноющей, как будто скрипящей болью. Левая рука тоже болела. Но, очевидно, сон пошел на пользу, и с горем пополам я уже мог передвигаться. Хотя бы ползком. Каждое движение, как и прежде, доставляло боль, но ее можно было и потерпеть. Впрочем, возможно, мне это только казалось. А на самом деле я не так остро ощущал ее из-за моего возбужденного состояния и необходимости действовать.

Выбравшись из шалаша, я развернулся к нему ногами и с силой пнул одну из стоек, на которых держалась крыша. Тонкая ветка сломалась. А вслед за ней на землю обрушилось и все строение. Костер сгорел еще вчера, и на его месте находилось лишь несколько обугленных остатков бревен. И что бы разжечь огонь, я решил использовать свой шалаш. Набросанный лапник в качестве крыши должен был стать прекрасным топливом. Его и разжигать легко. Спичку поднес и все. Тонкие иглы горят, как порох. Правда и сгорают почти мгновенно. Поэтому придется жечь их постепенно. Самое главное – отпугнуть волков. Или кто там в лесу прячется.

Собака бешено скалила зубы и громко заливалась. Кажется, Мистер Уайт ещё больше рассвирепел. И кружился, по переменно облаивая окруживших нас зверей. Наверно он тоже испугался. Кобель хорошо знал волков. И на что они способны. Он не хуже меня понимал, что ему не выжить. Волки не любят собак. И не принимают их за своих. Где-то в глубине леса хрустнула ветка. И послышалось рычание. Совершенно не похожее на рычание кобеля. Это было угрожающее и вместе с тем спокойное рычание. Уверенное в себе. Я представил, как огромный хищник оскалился в темноте и медленно подкрадывается к нам. Как сильные лапы медленно переступают, делая маленькие шаги и выбирая момент для решающего броска.

Извернувшись, я протянул левую руку и выдернул одну из веток. Попалась очень пушистая. С тонкими длинными иголками. Положив ее рядом с собой и не мешкая ни секунды, я вытащил спички. Одной рукой доставать было не удобно. Потому, зажав одну из них пальцами, вытряхнул остальные из свёртка, а потом, сунув зажатую спичку в рот, извлек ее из куска кожи. Перехватив рукой, шоркнул серным концом об штанину. На миг меня ослепила вспышка света. Спичка загорелась. Где-то невдалеке от меня мигнули два огонька. Рядом с ними еще пара. Я медленно, боясь потушить спасительное пламя, опустил спичку и прислонил ее к еловой лапе. Та вспыхнула почти сразу, затрещав весёлым огнем костра и освещая лес вокруг. Во тьме вспыхнуло множество огоньков. Пока горела ветка, я насчитал не менее десятка или даже пятнадцати пар. Вдаваться в подробности было некогда, так как еловые лапы горят быстро. И чтобы не остаться без огня, пришлось подтянуть к себе еще одну ветку и аккуратно положить ее сверху.

За ней полетела ещё одна. И ещё. Когда передо мной загорелся уже довольно большой костер, я осмелился отвернуться от застывших в ожидании глаз и достать обугленные куски бревен из старого кострища. Они были весьма толстые и должны были гореть на много дольше. Внимательные глаза вокруг нас с кобелем остановились, но уходить пока не спешили. Маленькие огоньки наблюдали за нами из леса. Ни одно движение не оставалось без внимания. Наконец, подкинув в костер толстые поленья и дождавшись, когда они займутся пламенем, я осмелел окончательно.

На костер они кидаться не будут. Была бы зима, может, и кинулись бы. Но летом, когда пищи предостаточно, не будут. Зверь чувствует дым, и преодолеть инстинктивный страх перед огнем ему очень сложно. На такое может толкнуть только крайняя нужда. И видимо, волки теперь не могли сообразить, что делать дальше. А потому решили выжидать. Ведь костер может и погаснуть. Я громко закричал, добавляя свой голос к собачьему лаю. И, ухватив рукой сломанную палку от шалаша, принялся из всей силы колотить ей по земле. Наконец звери отступили. Маленькие огоньки в лесу погасли почти одновременно. Словно подчиняясь не слышимой команде вожака. Волки так же бесшумно исчезли во тьме, как и появились.

Медленно оглядываясь по сторонам, отодвинулся от своего костра и попытался собрать разбросанные спички. Но в темноте найти их было сложно. Они разлетелись в разные стороны, когда вытряхивал из куска кожи. Да ко всему прочему, я сам своим телом мог часть закопать в примятую траву. Перевернувшись на левый бок, я попытался сесть на колени. Опёрся на согнутую в локте левую руку и, отталкиваясь ей, приподнялся. Боль пронзила мое тело. Казалось, что меня проткнули на сквозь чем-то очень острым и длинным. Стиснув зубы, я застонал. Кобель, все ещё тявкающий в темноту леса, но уже не столько злобно, сколько просто для порядка, с удивлением посмотрел на меня и умолк. Потом опустил голову к земле и тихо заскулил.

Иди к черту! – бросил я ему. Что, скотина, ноешь? Не дождешься. Какая-то злость овладела мной. Не знаю, откуда она появилась, но мне страшно захотелось кого-то ударить. Этот Чертов кобель. Если бы он попался мне под руку, точно получил бы хороших тумаков. Но дотянуться до него я не мог. И от этого злость во мне разгоралась еще сильнее. Я резким движением оттолкнулся рукой от земли и выпрямившись, сев на колени. От боли перехватило дыхание. Но чувство злости гасило ее. Когда я нашел в себе силы вздохнуть, она немного отступила. И осталась лишь ноющей тяжестью, сковывавшей мое тело. Каждое движение отзывалось вспышками, но их уже можно было перетерпеть.

Достижение меня обрадовало. Если могу сидеть, значит и встать получится. Наверно, по моему лицу расплылась улыбка. А из глаз потекло что-то мокрое и холодное. Кобель приподнял голову и громко гавкнул. Вот видишь! – крикнул ему. – А ты меня уже хоронить собирался. Сейчас маленечко отойдем, и все будет хорошо. А завтра, как утро настанет, двинемся в путь. Четырнадцать дней. Да уж, четырнадцать дней. Не ной, нормально все будет. Доберёмся до Форт-Юкон, а там и покушать тебе будет вдоволь, и доктор есть. Не скули, хорошо все будет. Пёс молча смотрел на меня, как будто пытаясь понять, что говорит этот странный человек. Потом повернул на бок голову, словно что-то не расслышал, и снова гавкнул. После чего уставился на меня, ожидая реакции. Выговорившись, я лишь махнул рукой и, отвернувшись, принялся рыскать пальцами в траве, отыскивая упавшие спички.

В свете костра разглядеть что-либо в траве было крайне сложно. Пальцы прочесывали длинные листья и стебли, захватывая каждую попавшуюся палочку. Но спичек не было. Слишком маленькие, они, видимо, упали к самой земле. А перебирать каждую травинку было невозможно. Наверно, минут пятнадцать мои пальцы рылись в зелёном покрывале. И, наконец, натолкнулись на одну. Я чуть не выкинул ее, приняв за очередную палку, но, заметив белый цвет, чертыхнулся. Слава Богу, хоть одну нашел. Аккуратно, словно это спичка была чрезвычайно хрупким произведением искусства, положил ее на кусочек кожи. И, завернув, отправил в карман. Потом принялся искать дальше. Через час у меня набралось уже целых шесть штук. Раньше было штук сто. Значит, где-то ещё есть. Утомившись, я решил продолжить поиски утром. При свете солнца собрать остальные будет гораздо легче.

Сложив и аккуратно завернув найденное сокровище в кусок кожи, убрал их в карман куртки. Мистер Уайт все это время наблюдал за мной. Успокоившись после нападения волков, он прилёг в стороне от костра и, навострив уши, смотрел в мою сторону. Его глаза медленно моргали, иногда закрываясь полностью, но спустя миг открывались вновь. В глубине леса было темно. И тихо. Лишь изредка щелкали какие-то ветки. И покачивались кроны деревьев от порывистого ветра. Костер плясал языками пламени, приятно потрескивая горящими дровами. Прилегши возле него на левый бок, я задумался. Болела правая рука и никак не хотела шевелиться. Видимо, была сломана ключица. И, наверно, какой-то нерв поврежден. Впрочем, боль в руке ощущалась. Отбросив мысли о переломе, я прикрыл глаза. Не хотелось думать, что рука без помощи лекаря может не зажить. И будет висеть плетью до конца моих дней. А то и того страшнее. Начнется гангрена, и тогда все. Отрежут, и останусь вовсе без руки. А то ведь и заражение крови может начаться.

Я отвернулся от пляшущего костра и сплюнул. Мистер Уайт! – позвал пса. Мистер Уайт. Послышалось шуршание травы под лапами собаки. Вскоре появился и он сам. Устало зевнул и, облизнув мне лицо, прилёг рядом. Ничего, Мистер Уайт, все будет хорошо. Ничего. Доберёмся. Где-то вдали послышался вой. Видимо, волки нашли свою добычу.

Часть 1. Глава 6. Шторм.

Утром пошел дождь. Большие капли падали с неба и громко шипели на углях. Костер очень быстро залило. И он лишь дымился, не согревая. Стихия налетела неожиданно. В считанные минуты. Внезапно поднялся сильный ветер, и первые капли упали мне на лицо. Пока я пытался подняться, чтобы продолжить поиски разлетевшихся после ночного происшествия спичек. Стена воды ударила сверху. Да так, что меня, казалось, слегка придавило к земле. В миг моя куртка прилипла к телу, словно кто-то очень холодный обнял за плечи. С волос на лицо потекли ручейки. От чего оно почти сразу стало мокрым. Пришлось даже глаза прикрыть рукой, чтобы в них не попадало.

Спички были утеряны. Осталось всего шесть штук. А без костра здесь не выжить. По спине струились холодные потоки воды, пробравшейся за шиворот. И перед глазами представились волчьи зубы в оскаленной пасти. Не выжить. Страшная мысль сдавила виски. В отчаянии я принялся копаться рукой в мокрой траве. Чертов дождь лил словно сплошным потоком, падавшим на землю подобно водопаду. Казалось, ему нет конца. Еще этот проклятый ветер, налетавший порывами и хлеставший со всех сторон потоками воды. Заливало глаза, и все расплывалось. Так, что невозможно было отличить травинку от палки. Поэтому приходилось постоянно вытирать ладошкой лицо.

Мистер Уайт забился под дерево и прикрыл морду лапами. Его белая шерсть, пушистая и довольно длинная, сбилась в колтуны и свисала подобно мокрым сосулькам. Окинув его взглядом, я представил себя. Сидящего под дождем в мокрой траве. У нас в Техасе такие дожди бывают редко. Только перед появлением воронки. Захотелось домой. Чертов Джо. Чертова хижина. Пальцы наткнулись на что-то твердое и ровное. Сквозь заливавшие глаза потоки я разглядел длинную белую спичку. Серная головка намокла. От прикосновения к пальцу она распалась и мутной жижей стекла вниз по руке, оставив лишь тонкие остатки себя на белой бесполезной палке.

Не хотелось даже думать о том, что осталось всего шесть штук. Сделав над собой усилие и подавив крик, уже комом подобравшийся к горлу. Я с силой выбросил бесполезную палку и медленно, на четвереньках пополз к собаке. Проклятый дождь не унимался. Он бил меня по спине. Одежда промокла на сквозь и прилипла к телу. Она казалась невероятно холодной. Словно меня окунули в ледяной горный ручей с головой. И поливали сверху, не давая сделать вдох. Добравшись до дерева и присев на колени, я прижался к поскуливавшему псу и обнял его одной рукой. Правая рука от холода почти не болела. Хоть какая-то радость, – мелькнуло в голове. Рядом с Мистером Уайтом было тепло. Постепенно я начал согреваться. Пес тоже перестал дрожать. Стараясь не думать о несчастии и своем положении, я мрачно разглядывал, как капли дождя падают на траву и соскальзывают по тонким стеблям вниз. Чертов Юкон. Чертов Джо.

Ветви деревьев раскачивались на ветру, словно некая непреодолимая сила пыталась их сломать. Вывернуть из земли и разбросать по лесу. Так что я начал опасаться, как бы с дерева, ставшего нам убежищем, не полетели вниз толстые сучья. И не придавали меня или собаку. Буйство природы продолжалось долго. Может час или ещё больше. От длительного сидения на корточках затекали ноги. Поэтому приходилось то и дело менять позу, давая свежей крови попеременно наполнять то одну, то другую. Мне казалось, что проклятые тучи никогда не уйдут. И дождь будет лить весь день, потом ночь, а может и всю неделю. И мы так и будем сидеть под этим проклятым деревом, пока не замёрзнем насмерть или не появятся в лесной чаще горящие глаза волков.

Но постепенно дождь начал стихать. Мистер Уайт, прижимаясь ко мне, перестал скулить и лишь тихо сопел носом. Медленно, словно нехотя, стихия успокаивалась. И вот уже через тучи начали пробиваться лучики света. Робко они потянулись к земле, рассеиваясь в лившейся с неба воде. Тучи мчались дальше, и постепенно становилось светлее. Солнце восходило над макушками. И занимало свое законное место на небосводе. Лучи света набирали силу, постепенно превращаясь в длинные стрелы, тянувшиеся от тусклого пятна над опушкой леса к мокрой зелёной траве.

Дождь закончился также внезапно, как и начался. Сильный ветер нес серые тучи над землей так быстро, что они исчезали за макушкой дерева, едва только появившись над лагерем. Темные, наполненные дождем облака, сменились более светлыми. За ними пришли тучи ещё светлее. И спустя некоторое время сквозь них проступил уже яркий диск. Тонкие полосы света упали на мокрую траву. Которая вспыхнула яркими огоньками, словно маленькими искорками. Кобель поднял голову и попытался выбраться из моих объятий. Я не стал его удерживать. Горящая под солнечными лучами трава казалась волшебной. Словно знак того, что Господь Бог меня не оставил. От этого становилось легче. Я отпустил собаку и сжал висевший на шее крестик.