Я иду искать

А ведь сам Ур о такой угрозе даже не думал. Под ноги, конечно, смотрел, но чтобы прямо ожидать каких-то ловушек… А машины? Он в них вламывался вообще без оглядки. Молодец, нечего сказать. Со всех сторон подготовлен – и со всех сторон дыры.

Тот, во дворе, явно никуда не спешил. Вертел головой, приседал, разглядывая что-то невидимое разведчику, и снова вставал. Компании у него либо не было, либо та оставалась вне поля зрения – и, по крайней мере, молчала. Тишина, проклятая тишина повисла, кажется, над всем миром. Ещё и небо мутное – того и гляди опустится до земли.

Утекали в небытиё секунды. Оружия у тёмной фигуры видно не было, и Ур наконец решил пойти на контакт. Это всё равно пришлось бы сделать, и чем раньше – тем лучше, но первый контакт всегда сопровождался изрядным риском, а его разведчики не любили, хотя более рискованной профессии и представить было нельзя.

Медленно, не делая резких движений, Ур встал с земли и поднял вверх правую руку – ладонью вперёд. Включил внешние динамики и отчётливо крикнул:

– Эй! Добра тебе, незнакомец!..

Фраза вышла скомканной, потому что фигура дёрнулась и резко выхватила из-под плаща что-то длинное. Едва уловив смысл этого движения, разведчик уже падал и катился по склону насыпи, проклиная себя за поразительную беспечность. Пуля ударила совсем рядом – неведомое существо стреляло на удивление метко.

Гравий, гравий, гравий, пучки сухой травы и комья земли – мир крутнулся несколько раз и замер, оставив Ура у подножия насыпи. Тот не стал умножать ошибок и резво рванул вдоль склона – туда, где давно уже заприметил выпирающие наружу спины коллекторов. Стрелок мог оказаться не только стрелком, но и вообще кем угодно, а ловить гранаты, сидя внизу, разведчик не собирался.

Коллектор оказался засыпан мусором, но места, чтобы укрыться, в нём всё ещё хватало. Подождав пару секунд и прислушавшись, Ур высунулся, выцеливая край насыпи над головой. До позиции стрелка было изрядное расстояние, одолеть его так быстро тот мог лишь в том случае, если обладал нечеловеческими возможностями и совершенно не заботился об осторожности. Увы, но и то, и другое вполне могло оказаться правдой. Разведчик присмотрел ещё один бетонный хобот, выпирающий из насыпи, и перебежал к нему, неловко втиснувшись внутрь. Здесь уже проглядывал некоторый шанс – труба изгибалась, и, как видно, выход её был достаточно высоко, чтобы избежать засорения во время сильных дождей. Узкая, правда – едва протиснуться – но выбирать, как обычно, не приходилось.

Бум – голова в шлеме ткнулась в свод, вынудив Ура остаться на четвереньках. Между пальцами левой руки, которой он упирался в дно трубы, виднелся сухой осадок, принесённый водой. Время на раздумья стремительно истекало.

Что ж, контакт пошёл не по плану. Дело житейское. Можно было отступить и попытаться в другом месте, в другое время – а можно было пойти напролом, до конца разрабатывая первую цель. Стрелок, пока что, где-то поблизости. Изничтожить его? Один залп – и собирай потом головешки. Заманчиво? Да, заманчиво, но нельзя. Он аккуратно закрепил «Огнёвку» на скафандре и проверил пистолет в бедренной кобуре. Стрелка стоило по возможности обезвредить, а в крайнем случае – убить так, чтобы было, что изучать.

– Будем думать, будем жить, я иду с тобой дружить, – пробормотал Ур и пополз по трубе, надеясь только, что не застрянет где-нибудь по дороге.

«Будем думать – будем жить», – повторил он про себя. – «Стоит убрать запятую, и получается настоящий девиз разведки. Жаль только, что я ему не слишком хорошо следую.»

Он неуклюже тащился сквозь коллектор и возносил хвалы конструкторам, которые снабдили экзоскелет скафандра столькими степенями свободы. Ползать в полном снаряжении – подвиг сродни деяниям Урменоса, а может быть и похлеще. В конце-концов, герой, в честь которого назвали самого Ура, вообще никогда не ползал.

«А всё потому, что боги и чудовища не стреляют в героев из ружей, едва только их завидев.»

Первый сюрприз поджидал почти сразу: равномерный уклон трубы вскоре сошёл на нет и ползти теперь приходилось горизонтально, что никак не отвечало предположению о выходе по другую сторону насыпи. Не видно было и света в конце туннеля – луч нашлемного фонаря выхватывал из темноты лишь бетонные кольца с потёками старой грязи. Второй сюрприз поджидал Ура в том месте, где труба соединялась с вертикальным колодцем: выход перекрыли стальные прутья. Помянув своё невезение, а заодно и скудость рассудка, позабывшего учесть столь ожидаемую преграду, разведчик осмотрел прутья и снова воспрянул духом – решётка снималась. То есть, снималась когда-то давно. Тоннели, скорее всего, приходилось иногда чистить, и прутья крепились на стальном кольце с прорезанными в нём пазами: те надевались на торчащие из трубы штыри и кольцо проворачивалось, вставая на своё место. Он потянул за прутья, умоляя кольцо не упрямиться, но мольбы не нашли отклика в неподатливом артефакте. Тогда он потряс решётку, сопровождая уговоры сдавленными ругательствами. Просыпалось немного ржавчины и решётка пошевелилась. Окрылённый таким успехом, Ур переключил мускулатуру экзоскелета в режим повышенной тяги, глубоко вдохнул, а потом дёрнул преграду изо всех сил. Раздался чудовищный скрежет, слышный, наверное, во всём мёртвом городе, пискнул сигнал чрезмерного энергопотребления – и упрямая железка всё-таки провернулась. Ур, морщась от каждого скрипа, выдавил кольцо вперёд и положил его на дно колодца. Потом вернул экзоскелет в экономный режим.

Высотой колодец был метров пять и служил, похоже, накопителем на случай слишком уж обильных осадков. Разведчик заметил ещё несколько выходящих в него коллекторов, но пытать с ними счастья не стал: труба явно привела его на территорию завода, или чем там являлись эти сооружения. Нужно было выбираться.

По скобам, скрипевшим и грозившим обломиться под его весом, Ур взобрался в бетонную будку, накрывшую сооружение сверху. Полоски чахлого света очерчивали приоткрытую дверь, в которую разведчик, прислушавшись к царящей снаружи тишине, осторожно выглянул.

– А вот и я, – порадовался он, по миллиметру отодвигая последнюю преграду между собой и целью. – Главное – не скрипи, милая.

***

Стрелок, к удивлению Ура, обнаружился почти в том же месте – оружие наготове, но никаких попыток укрыться или сбежать.

«Непуганый, что ли? Нет, будь непуганым – не стрелял бы. Скорее уж, просто не ждёт ответного огня. Странно.»

Существо словно бы пребывало в раздумьях – лицо его то и дело обращалось в сторону ворот и насыпи, где так неудачно выступил Ур. Разведчику даже показалось, что оно ждёт повторного явления – и, не наблюдая его, испытывает раздражение.

«Как будто дикое животное увидал и теперь не уверен, то ли отпугнул его, то ли подстрелил. И ждёт, не полезет ли оттуда кто снова – вот и мается.»

Ур наблюдал за стрелком, выставив из-за штабеля сложенных крест-накрест шпал трубочку световода. Картинка-проекция получалась искажённой и мутноватой, зато световод не тратил лишней энергии.

Обнаружился поблизости и рюкзак – донельзя раритетного вида, увешанный самодельными подсумками, мешочками и чехлами. Рюкзак заботливо поставили в уголок, возле разложенных рядом железяк, деталек и выломанных откуда-то электроприборов. Среди хлама, о назначении которого можно было только гадать, Ур явственно различал пучки проводов и довольно привычного вида шкалы со стрелками. Неподалёку валялись несколько здоровых железных ящиков – все в разной степени раскуроченные, с электрическими потрохами наружу.

«Да объект, похоже, мародёрствует? Если так – есть неплохой шанс добраться, всё-таки, до здешней цивилизации. Кому-то ведь нужны эти детали – причём нужны со вполне определённой целью. Кашу из них не сваришь.»

Новость была хороша. Есть потребность в запасных частях – есть оборудование – есть люди, которые этим оборудованием пользуются. Не всё кругом мертво и не вся местная жизнь состоит из лазающих по руинам оборванцев.

«Теперь бы взять его аккуратно – и можно начинать изучение…»

Наученный горьким опытом, Ур больше не рассчитывал на добрую волю. Ружьё он уже наблюдал в действии, но под обширным балахоном могли найтись и пистолет, и нож, и граната и даже электроразрядник. Сводить близкое знакомство ни с одним из этих предметов разведчик не желал. До цели было метров пятнадцать – многовато для рывка, даже в усиленном режиме. По счастью, двор представлял собой настоящий лабиринт – контейнеры, бочки, ржавая техника и заготовленные стройматериалы служили превосходными укрытиями. Тратить время, сидя в засаде, не хотелось, так что Ур решил поторопить своего визави и заодно немного проучить его за стрельбу по незнакомцам: накинул тросик из своего снаряжения на стоящую чуть поодаль железную бочку, а потом аккуратно её опрокинул.

И чуть не обманул сам себя. Стрелок снова доказал, что является существом решительным – быстрота, с которой он бросился на шум, едва не застала разведчика врасплох. Тот в последний момент успел скрыться за своим штабелем, и пока чужак пытался понять, что произошло, зашёл ему за спину. Времени хватило в обрез – стрелок, будто почуял что, уже начал разворачиваться, недвусмысленно придерживая оружие у бедра.

Ур пнул его под колено и помог упасть, перехватив ствол ружья. Грянул выстрел: пуля ушла в небо, а стрелок, всё ещё цепляясь за оружие, попытался освободиться, брыкаясь и изворачиваясь всем телом. Ур надавил, высвободил одну руку и достал пистолет. Когда ствол упёрся чужаку в голову, тот замер, глядя дикими глазами из-под густых бровей.

– Вот и ладно. Так и лежи.

Разведчик выдернул ружьё из неподатливых пальцев и поднялся. Теперь, сделавшись хозяином положения, он наконец-то мог осмотреть добычу. Та, в свою очередь, пялилась на Ура. Будь этот взгляд вещественным – наверняка проткнул бы его насквозь.

Под капюшоном обнаружилась вполне человеческая голова, покрытая спутанной шевелюрой. Пленник был в годах. Сквозь угрюмую серость его волос проступила обильная седина, но старческой дряхлости она с собою не принесла. Худой, высокий – немногим ниже самого Ура – и явно привычный к суровой жизни. Борозды морщин на его лице казались не признаками увядания, а годовыми кольцами какого-то древа, и потемневшая, дублёная кожа подходила к этому сравнению идеально.

«А вот бороду явно бреет. Щетина, я бы сказал, недельная или около того – значит, где-то есть место, куда он может вернуться.»

Глаза тоже выглядели человеческими – никаких подозрительных аберраций. Льдистые, прозрачно-серые, очень внимательные.

«Не дурак», – сделал ещё одно заключение Ур. – «Правильно оценивает ситуацию, знает, как себя вести, страха не показывает. Наблюдает. Надо с ним осторожнее.»

Держа старика под прицелом, Ур жестом приказал ему встать. Тот помедлил, что-то пробормотал, но потом всё же поднялся – без резких движений. Разведчик заставил его повернуться и скрутил руки за спиной всё тем же тросиком. Вышло грубовато, зато надёжно. Подталкивая пленника перед собой, Ур подвёл его поближе к рюкзаку и усадил у забора. Сам разместился напротив и принялся изучать чужие вещи.

Старик сидел неподвижно, прямой, как палка. Глядел на Ура, ни на секунду не отрываясь.

«Опасный тип», – напомнил себе разведчик. – «Стреляет хорошо. И главное – первым.»

Когда Ур стал осматривать ружьё, пленник буквально впился взглядом в своё оружие. Казалось – бросится, будет зубами грызть. Но сдержался, только губы сложились тонкой полоской.

Ничего необычного в ружье не нашлось. Компактный карабин, отъёмный магазин на восемь патронов. Цевьё из пластика, всё исцарапано, сталь – воронёная. Калибр – что-то около восьми миллиметров, тоже в пределах нормы. Ухаживали за оружием хорошо – ни пятнышка ржавчины или нагара Ур не увидел. Закончив осмотр, он положил оружие чуть поодаль и тоже уставился на старика.

«Странно он как-то смотрит», – подумал Ур. – «Будто понимает чего. Или принял меня за что-то ему знакомое?»

Старик и вправду вёл себя довольно спокойно – по крайней мере, для человека, который стреляет раньше, чем пытается говорить. В том, что он человек или что-то очень близкое к человеку, сомневаться приходилось не сильно – и температура тела, и мелкие детали анатомии соответствовали привычной норме.

«Те тоже соответствовали», – тут же одёрнул себя Ур. – «Да так, что не отличить.»

Да, но мимика! Её подделать куда сложнее, и все эти морщинки, и чуть воспалённые глаза, и взгляд, каким он смотрел на свой карабин, когда тот оказался в чужих руках…

«Допустим. Просто допустим. Но кого он тогда разглядел во мне?»

На снаряжение разведчиков не наносили символики. Никакой. Любые эмблемы и символы строго воспрещались во избежание превратного толкования. Сам скафандр был нейтрального серого цвета – никаких ассоциаций ни с чем конкретным. Пистолет и «Огнёвку», разумеется, легко признать за оружие, но и только.

«А вот сам факт наличия скафандра – иное дело. Кто здесь может носить подобные? Космонавты? Какие-нибудь войска?»

Пока что ему везло. Раздобыть изолированного аборигена – хороший способ вступить в контакт, тем более, что тот первым применил оружие и теперь находился ниже Ура на моральной шкале. Если, конечно, местная мораль хоть немного похожа на ту, что доминирует в Араанге. Разговорить одиночку тоже обычно легче: он не может закрыться в обществе себе подобных, а значит, вынужден хоть как-то манифестировать себя перед разведчиком. Азы контакта, рассчитанные на нечто, более-менее близкое к представлению специалистов ГУИР о человеке.

Ур посмотрел в лицо старику и ободряюще улыбнулся. Культура культурой, но базовая мимика – вещь настолько древняя, что почти везде означает одно и то же. Стекло шлема, конечно, доверительности не добавляет, и всё же…

Настороженность пленника никуда не делась, зато во взгляде прибавилось любопытства. Похоже, понял, что убивать его не собираются, и тоже разглядывал диковинное для себя существо – настороженно, то и дело косясь на «Огнёвку», закреплённую у разведчика на груди.

«Сейчас он не понимает, кто я такой, что мне нужно и чего от меня ждать. Я для него – чёрный ящик, величина неизвестная. А неизвестного боятся. В него стреляют.»

Нужно было как можно скорее продемонстрировать свои намерения и выйти на контакт. Раскрыть себя настолько, чтобы из неизвестной величины превратиться во что-то операбельное, что-то, с чем можно иметь дело и чьё поведение – прогнозировать. Сделать это предстояло до темноты.

Сон обещал проблемы. Абориген вполне мог попытаться завладеть оружием и напасть на своего пленителя – очень уж суров был этот старик, исповедовавший правило «стреляй первым». Оставить связанным? Но такой поступок – сразу несколько шагов назад в построении доверительных отношений. И потом, если связывать надёжно – то пленник и отдохнуть-то толком не сможет, а это никуда не годится.

Ур, конечно, мог обойтись без сна. Сутки – не так уж много. Но что потом? Рано или поздно организм потребует своё, а рассеянность и замедленные рефлексы кого угодно доведут до могилы.

Всё, как обычно, упиралось в черту доверия. Рано или поздно её придётся переходить – рискуя собственной шкурой и рассчитывая на лучшее.

Он горестно вздохнул, пропел пару строк из поэмы о своём легендарном тёзке и отсоединил магазин трофейного ружья. Не спеша извлёк патроны и проверил, пуст ли патронник. Потом подошёл к пленнику, доверительно похлопал по плечу и тщательно обыскал на предмет наличия опасных вещей. Нашёл подсумок с дополнительным боекомплектом и два ножа – по виду скорее бытовых, но вполне пригодных для нанесения увечий ближнему своему. К рюкзаку оказался пристёгнут ломик – его Ур тоже конфисковал. Подумал, покрутил в руках карабин и догадался, как его разобрать. Затвор и возвратную пружину положил к горке патронов. Старик хмуро наблюдал за его манипуляциями, но молчал. Когда разведчик сложил патроны, ножи и детали ружья в позаимствованный мешок и повесил себе на пояс, тот даже усмехнулся, словно понял, для чего это делается. Наконец Ур снова уселся напротив, показал пустые руки ладонями вверх и вопросительно глянул на пленника. Тот долго, целую минуту, смотрел в ответ и наконец что-то произнёс, медленно покачивая головой.

Разведчик взвесил все за и против, ещё раз улыбнулся и полез развязывать старика.

2 день. Доверительные беседы.

– Эхх цту ррайзе? С'нтсон луа эхх цтире? Сцван, слаггт, веришшке? Нва, умуат ире… Сцван!

Вычислитель-лингвоед пощёлкивал в наушнике, усваивая фонетический строй чужого языка. Ур почти бесился от неизбежности ожидающих его штудий. Обилие согласных никогда не сулило ничего хорошего – хуже были только языки, состоящие из щелчков и свиста, освоение которых вообще ему не давалось.

«Айх цтэру ддау-маш ллис кетру врахт аг аст лемд аре», – пропищал в наушнике синтезированный голосок вычислителя. – «Эхх тира гелвике аутват».

– Я беру ружьё правой рукой и кладу его прямо перед собой, – повторил за суфлёром Ур. – Теперь ты сделай то же.

Он внимательно следил за стариком: не станет ли выкидывать фокусов? А главное – повторит ли в точности все инструкции?

Старик фокусов не выкинул. Он попросту засмеялся, похлопывая себя по колену и показывая на удивление целые зубы. Отсмеявшись, посмотрел серьёзно на Ура и раздельно выговорил:

– Айх цтэри ддау-машр глерст литу врахт аст-аре. Эхх аутваре гелвике.

Потом неторопливо потянулся, взял ружьё правой рукой и положил перед собой, точь-в-точь, как разведчик минутой ранее.

Ур приказал вычислителю считать новую фразу правильной и подождал пару секунд, пока тот генерировал щелчки, обрабатывая поступившую информацию. Стационарные машины справлялись с такими операциями мгновенно, а вот переносные, увы, порой совершенно терялись. Однажды лингвоед взял паузу на целых десять минут, перетряхивая свою память и заново выстраивая покорёженные семантические связи. Старик никак не мог понять, почему его собеседник вдруг замолкает, и продолжал вещать о чём-то своём, помогая себе активной жестикуляцией – а Ур в это время думал, каким странным он, наверное, кажется местному жителю – со всей своей машинерией и сбивающим с толку поведением.

Тем не менее, прогресс намечался.

Старика звали Айцц. Выговорить это было сложно, а выговорить правильно – почти невозможно. Имя самого разведчика Айццу показалось смешным – он вообще частенько посмеивался и был вовсе не столь суровым, каким выглядел. «Ур», – говорил он, кривя губы в гримасе подавляемого веселья. – «Ур-менос рвид анксат, них цтур пладау шнитт сгватте, них кнад йимгдродде шунирте».

Ур подозревал, что над ним потешаются, но не обижался – лучше смех, чем страх или ненависть.

Разумеется, никакого доверия к своему новому знакомому он не испытывал. Весь расчёт был на то человеческое, что роднило их обоих, да на предполагаемую нормативность местной культуры – ставка зыбкая, но ничего иного Уру не оставалось. Оружие Айцца он по-прежнему держал при себе, а тот, в свою очередь, пока не пытался заполучить его обратно и вёл себя с достоинством, но без вызова. А ещё – к огромному облегчению разведчика – более чем охотно помогал в его лингвистических штудиях. Продравшись через первые, самые мучительные часы, когда приходилось нащупывать базовую лексику и строй языка, Ур принялся стремительно пополнять словарный запас, и хотя с грамматикой дела обстояли хуже, мог уже кое-как коммуницировать со стариком на бытовые темы.

Первой такой темой была ночёвка. Кое-как сколачивая предложения и помогая себе то жестами, то нацарапанными на стене картинками, Ур объяснил Айццу, что скоро ночь, что он хотел бы продолжить их сотрудничество и далее, и надеется, что между ними не произойдёт «плохих дел». Старик, похоже, уяснил суть проблемы, но ответил не сразу – разведчик уже подмечал его привычку брать паузу и обдумывать то, что казалось важным. Завод понемногу утопал в сумерках, небо, и без того унылое, стремительно тускнело, а двое чужих друг другу людей на ощупь искали взаимопонимания, сидя возле кирпичного забора и пытливо разглядывая друг друга. С приближением темноты усилился ветер и стало холодать: Айцц, похоже, воспринял это, как знак. Он поплотнее запахнулся в свой плащ и объявил, что «ночью нет места вражде» – по крайней мере, так его слова интерпретировал вычислитель. С руками, перекрещенными перед собой в странном жесте, с прямым и открытым взглядом, он казался вполне надёжным и честным, так что Уру пришлось несколько раз напомнить себе – никаких домыслов! Он надеялся, очень надеялся, что местная цивилизация действительно нормальна – в том смысле, что оперирует представлениями о плохом и хорошем, хотя бы примерно сходными с бытующими на его родине. Вот только надежда – и об этом он обязан был помнить – плохой советчик и негодное основание для суждений. Местная мораль могла оказаться вполне лояльной к максиме «убей чужака» и поощрять в этом деле лицемерие, изобретательность и обман. Айцц вовсе не обязан был считать разведчика за человека, хуже того – он запросто мог видеть в нём ходячую мясную консерву, все разговоры с которой стоят не больше, чем успокоительная болтовня в адрес коровы, которую ведут на убой. Наконец, старику могли приглянуться красивые незнакомые вещи – а учитывая его внешний вид и коллекцию раздобытых на заводе трофеев, ценность даже одного пистолета запросто перевешивала ценность какой-то жизни.

На ночь разместились в бывшем конторском помещении – так его определил Ур, а чем это захламлённое место являлось в прошлом, было не очень-то и важно. Скучные бумаги и картонные карточки могли быть личными делами персонала, бухгалтерскими документами или регламентами обязательных религиозных ритуалов, но лучше всего они годились на роль растопки для костерка, который Айцц сложил в импровизированном очаге из нескольких кирпичей. Разведчик, впервые наблюдавший местную письменность, сфотографировал несколько образцов и быстро потерял интерес – в его положении эти таинственные значки были настолько же полезны, как магические символы древних цивилизаций. Пока старик перекусывал какой-то снедью, Ур написал для вычислителя небольшую программу, чтобы тот поднял тревогу в случае приближения источника теплового излучения на критическое расстояние. Потом, поглядев, откуда Айцц добывает воду, он таки рискнул залить немного содержимого огромной цистерны в свою фильтр-флягу, понадеявшись, что если кто-то рискует пить такое после обычного кипячения, то и придуманная специалистами ГУИР система должна справиться. Страшно, но что поделать?

Старик, похоже, ночевал в этом помещении не впервой: помимо очага, у него была сложенная из старой бумаги постель, накрытая толстой шторой – точно такие же обнаружились внутри здания. Разведённый из кусков мебели костерок прогорал и дым от него тянулся вверх, под ободранный потолок, отделанный когда-то декоративными панелями. Первая ночь вступала в свои права, принося на чёрной спине сонмы страхов и опасений. Насколько они реальны, предстояло проверить на своём опыте.

Ур забился в угол, включил сигнализацию и постарался уйти в забвение. Долгое время ему казалось, что напряжение заброса так и не позволит уснуть, но сон всё же явился – в окружении целой свиты кошмаров и беспокойных видений. В дверь проникали чёрные гибкие твари, желавшие сделать с разведчиком что-то жуткое, к нему подбирался улыбавшийся Айцц, жадный до человечьего мяса, а в огромных городах, запертые в своих жилищах, один за другим умирали люди, и Ур никак не мог успеть хотя бы к кому-то, чтобы расспросить о происходящем. В полудрёме он то и дело видел индикатор внутришлемного экрана, сообщавший, что всё в порядке, чувствовал облегчение от касаний безмятежной реальности – а потом снова проваливался в недобрую пучину забвения.

Проснулся, как ни странно, довольно свежим. Айцца не было: только остывающая постель и рюкзак. Значит, не удрал, где-то бродит. Ур заправил скафандр водой и стойко перенёс процедуру чистки лица, выполненную бортовым вычислителем в обычной жутковатой манере. Напился и съел положенные концентраты, а потом выбрался наружу – осторожно, чтобы не получить по голове от пропадавшего невесть где старика.

Внутри здания было гулко и грязно. Немытые много лет окна, и без того редкие, давали слишком мало света, так что Ур тихо шагал в полумраке, переступая через свидетельства прежней жизни. Шёл на звук: неподалёку раздавались металлический звон и скрежет. Наконец в черноте коридора прорезался белый прямоугольник, и Ур заглянул туда.

На свету лежал мусор. Настоящие горы мусора. Высотою в два этажа и площадью со спортивный зал, раскинулось там просторное помещение, обильно остеклённое, а частью уже и вовсе открытое непогоде. Ур попытался представить, для чего служило это место – и не сумел. По всему выходило, что библиотеку здесь разместили бок о бок с цехом, а потом решили использовать как склад всего, в чём более не нуждались. Хребты довольно приличных деревянных шкафов выглядывали из книжных осыпей, кругом покоились груды макулатуры, их подпирали туши примитивного электронного оборудования, а чуть подальше виднелись могучие токарные станки, выкрашенные в бледную бирюзу. Вокруг станков стояли ящики и тюки, валялись свёртки синтетического полотна, из сгнивших картонных коробок просыпались залежи метизов, и – словно сливки на торте – змеилась поверху белая бумажная лента совершено невероятной длины. Сохранность ленты поразила Ура больше всего: на фоне царящего разгрома она выделялась вызывающе ярким цветом.