Мечта прекрасная. Вторая книга-антидепрессант серии «Скрытый остров»

Никита удивлённо смотрел в спины соотечественников, пока они не скрылись за зданием администрации порта. Очнулся. Схватил мешок и почти побежал к складу – надо было срочно избавиться от риса, разыскать Лошакова и всё рассказать.

                                           * * *

Никита привёл людей в условленное с незнакомцами место на пол часа раньше, чем договаривались. Переволновался.

Вокруг склада было пустынно. Сумерки сгущались. Свет фонаря отвоёвывал у полумрака небольшое пространство, на котором топтались в тягостном ожидании полтора десятка человек.

Некоторые сомневались, что Никита Широкий всё правильно понял и общался действительно с русскими эмигрантами, обладающими какими-то интересными возможностями, а не с шутниками-придурками.

– Откуда, вы говорите, молодцы явились, – в двадцатый раз спрашивали Никиту.

– С островов, землю которых они арендуют, – в двадцатый раз обречённо отзывался он.

– Вы ещё скажите, что это были посланцы Атлантиды, – язвительно предъявил кто-то свою начитанность.

– Не скажу, – огрызался Никита. – Научными исследованиями давно доказано, что остров-государство Атлантида в реальности не существовал и являлся плодом фантазий Платона.

– Не стыдно вам, Никита? Одной фразой убить веру в чудо! Кому нужны ваши пошлые разоблачения? Если логические умозаключения подводят к тому, что всё вокруг плохо, не романтично и надо повеситься – выбросьте эту логику на помойку. Она – не правильная…

Появились «таинственные незнакомцы». Впереди, показывая дорогу, шёл Павел Лунин. За ним – Сцепура и старпом, который держал в руке солидный портфель. Поздоровались, представились по именам.

Семён бегло опросил собравшихся: кто, откуда, почему. Затем он коротко, будто телеграмму диктовал, рассказал откуда прибыла команда корабля: «Арендовали острова. Завели хозяйство. Природа щедра и благосклонна. Живём сытно. Работы много. Желающие могут присоединиться. Проезд бесплатно…»

– Самовар с баранками каждый день не обещаем, – добавил он, – но в остальном, господа-представители русскоязычного населения земли, можете полностью положиться на наше гостеприимство.

Кого не привлекает предложение отдаться всей душой созидательному труду на свежем воздухе – могут озвучить сумму, которой не хватает для путешествия к месту новой жизни. Посмотрим, насколько сможем помочь. На принятие решения – пятнадцать минут. Предлагаю без митингов и не капризничать.

Пришедшие на встречу опешили – четверть часа на судьбоносное решение? Первый порыв души, конечно, есть самый верный, но почему должен быть таким быстрым? Вспыхнул яростный обмен мнениями.

Вскоре оказалось – обсуждать особо нечего. Всё давно решено, последние месяцы размышления о будущем терзали каждый день. Десяти минут определиться с судьбой, оказалось достаточно.

Желание отправиться на острова изъявили главы двух семейств, а также Лошаков и его друг Арсенев. Всего – четырнадцать человек. Будущих колонистов попросили, завтра в полдень, прибыть на причал, где их будут ждать катера.

Из оставшихся, две трети хотели попасть в США, остальные, к которым примкнул Никита – в Европу.

Обсудили примерную стоимость билетов. Никита кивнул старпому. Тот, спокойно и деловито, будто каждый день так, выдал деньги для приобретения восемнадцати билетов на пароходы. Суммы вручал процентов на десять больше запрашиваемой – на всякий случай и для комфорта в пути.

Коротко попрощавшись, делегация с корабля ушла в ночь.

Люди под фонарём не расходились. Удивлённо рассматривали полученные деньги, пересчитывали их, пытались осознать случившееся. С чего это, вдруг, такой аттракцион щедрости? Одни русские эмигранты впервые встретили других – и сразу деньги раздавать? В чём подвох, обман? Купюры, вроде бы, не фальшивые. Да и что за бред, куда-то идти, чтобы бесплатно вручить незнакомым людям поддельные деньги?

Устав размышлять, решили более не маяться. Может, на корабле секта какая. Или с рассудком у ребят что-то, а мы о них сразу плохое подозревать. Пусть переживают те, кто денег не взял, на какие-то острова плыть собрался. Фермеры, как же. Куда они доплывут неизвестно – с такими-то странными людьми, почти блаженными…

– Чёрт, – разочарованно выговаривал сам себе отец одного из семейств. – Почему, я дуралей, не попросил денег на билет куда-нибудь на север Гренландии? Может, богаче бы стал и домик приличный смог бы и здесь смастерить…

Никита первым покинул общество под фонарём. Теперь он обладал заветной суммой чтобы добраться в Германию, остальное не имело значения. В его новой, можно сказать второй жизни на земле, он крепко усвоил ряд основных жизненных истин, которым невозможно научиться на балах, великосветских приёмах, но которые хорошо известны бездомным, бесправным и прочим теням из подворотен. Одна из них: «дают – бери, бьют – беги».

Вернувшись в барак, Лошаков по-своему объяснил немногословность незнакомцев и скоротечность аттракциона щедрости. По его убеждению, делать добрые дела, в особенности щедрые подарки, необходимо без особой огласки, оставляя поменьше ведущих к тебе следов. Лучше всего – будучи невидимым. Иначе нагрянет тьма советчиков, завистников и доброжелателей всевозможного рода корысти. Тогда точно всё пойдёт прахом.

К полудню следующего дня Никита вместе с большинством общины пошёл провожать товарищей, пожелавших стать колонистами на островах. По дороге в порт фальшиво веселились, болтали о всяких пустяках. Строили предположения, где обязательно встретятся через какое-то время и делали вид, что ничего непоправимого не происходит.

В условленном месте набережной расположились небольшим табором, ожидая новых знакомых с неизвестного корабля.

В какое-то мгновение Никита оглянулся вокруг и замер поражённый.

Прямо на него шла графиня Штейнерт в сопровождении Сцепуры и Лунина.

– Варвара Васильевна! – Пролепетал Никита и протянул к графине руки.

Графиня остановилась, сердито взглянув на оборванца, вставшего у неё на пути. Потом ахнула с безмерным, по-детски, удивлением:

– Никита, ты?

– Да…

Лицо Варвары мгновенно приняло тревожное выражение:

– Где сестра?!

– У родных. В забайкальской деревне. Жива-здорова. Ждёт, когда вернусь и заберу её.

– Что же ты, Никита! – Всплеснула руками Варвара. – Из всех родственников у меня сестра одна, а ты её потерял… У тебя же была уйма средств, возможностей, связей. Я была уверена, вы смогли уйти подальше от войны и смуты.

Никита выглядел жалко, побитой собакой.

У обоих заблестели слёзы на глазах.

Графиня обняла Никиту. Немного постояли молча.

– Своячницей прихожусь этому оборванцу, – пояснила она, обернувшись к Сцепуре. – Помнишь незабвенного господина Широкого, миллионера-прогрессиста и мецената?

Сцепура молча кивнул.

– Это его единственный отпрыск. Был когда-то лидером завидных женихов столицы. Сейчас, судя по грязным и рваным штанам, миллионы он свои потерял. Приличный человеческий облик потерял. Да и ладно бы с этим. Не жалко! Сестру он мою потерял! Негодяй…

«Побитая собака» протестующе замотала головой, издавая невнятные звуки.

– К тёткам в Германию доберусь, – наконец удалось разобрать речь Никиты. – Там деньги в банке есть. Замок небольшой на меня записан, Продам. С деньгами Ольгу выручу.

Сцепура вновь кивнул: «Вашему родственнику, графиня, вчера мы деньги на проезд выдали. До Гамбурга.».

Варвара поморщилась: «Никита, чудесный ты человек. Талантлив, образован. Ты способен быть интеллектуальным украшением достойных обществ, но игры с большевиками тебе не по силам. Даже с большими средствами. Могу себе представить… Завсегдатай петербургских салонов, полный достоинства и благородства, нелегально пересекая границу, ползёт ночью под колючей проволокой. Обязательно будет светить луна и тебя выдаст блеск стёкол пенсне.

Никита хотел было возразить, что давно нет у него никакого пенсне. Научился обходиться. Однако не было и верного плана как выручать Ольгу. Представлял в общих чертах, что явиться к посланнику большевиков в Германии, предложит выкуп. А тот вдруг его обманет…

– Ольгу вместе спасать будем, – решительно сказала Варвара. – Приглашаю на корабль. Сколько времени тебе надо, чтобы собрать вещи?

– Вещи? – удивился Никита. – Простите за подробности, но всё, что имеет ценность, включая ложку – ношу с собой. Кое-какие накопленные трудом мелочи, включая одеяло, оставлю общине, в благодарность за приют. Готов последовать за вами прямо сейчас.

– Вы изменились, – улыбнулась Варвара. – Раньше не были столь легки на подъём. Размышляли дольше. К тому же стройнее стали, энергичнее.

Никита усмехнулся: «Бог, конечно, по-отечески ко мне отнёсся: лишил многих иллюзий и фальшивых надежд. Но в основном я не сильно изменился. Например, по-прежнему не жалею денег. Прежде они были безразличны, потому что было их без счёта. Теперь их нет совсем и жалеть нечего. Деньги нужны только, чтобы Ольгу вызволить.

– Это от внезапно свалившегося богатства человек поглупеть способен, – сказал Сцепура. – Дефицит наличности, в разумных пределах конечно, благотворно действует на талию и умственную активность.

– Деньги нужны! – Твёрдо произнёс Лунин, не глядя ни на кого, будто разговаривал сам с собой. – Немного, но всегда. Например, на баловство. Когда настроение игривое, праздничное.

– Вижу отряд колонистов готов выступить, – сказал Сцепура, обращаясь уже ко всем собравшимся. – Господа, прошу всех попрощаться с провожающими и проследовать к катерам!

Глава четвёртая. В походе

В час пополудни «Бродяга» покинул порт.

Никите предоставили одноместную каюту.

Широкая кровать, белоснежные простыни, кресло, шкафчик, тумбочка, пара полок с журналами. Много света – большой иллюминатор. Своя туалетная комната, душ, умывальник.

Он давно перестал верить в реальность старорежимной роскоши и ошарашено присел на кровать. Неужели маятник судьбы вновь перемещается из положения «грязный нищий» в сектор «баловень судьбы»?

Из ступора Никиту вывел громкий звук: кто-то громко пнул по двери. Затем она распахнулась, и в каюту ввалился Лунин, держа в руках большую стопку одежды.

– Вот, извольте приодеться, – сказал он, кладя на кровать свою ношу. – Портной наш видел тебя и подобрал на первое время. Там же – полотенце, мыло, разное для бритья… Поторопись прихорашиваться. Скоро обед. Напитки, добрые разговоры. Твой наряд грузчика, насквозь пропившегося ещё в прошлом году, в кают-компании будет неуместным.

Едва Никита привёл себя в порядок, прибыл вахтенный: «Капитан просит дорогих гостей пожаловать к столу!»

Дорогой гость не возражал, так как давно и отчётливо чувствовал голод, благосклонно дал проводить себя в кают-компанию.

В просторном зале было накрыто три стола, Никиту усадили за центральный, рядом с Варварой.

Участники трапезы собрались быстро, вошёл капитан и обед начался без лишних речей. Аппетит разыгрался и требовал удовлетворения. К добрым разговорам, о которых упоминал Лунин, наиболее расположен именно сытый человек.

Первым прозвучал короткий тост за знакомство. Позже – за удачу, как обстоятельство первой необходимости в любом походе.

Разделались с закусками, похвалили повара за суп с лапшой, приготовленный по китайским рецептам. В ожидании второго блюда, Лошаков спросил капитана:

– Как вам удалось угадать с покупкой кораблей до начала гражданской войны в России?

– Ной начал строить ковчег до того, как пошёл дождь, – улыбнулся Барков.

– Конечно, это сейчас, когда мы знаем, что случилось, идея с покупкой кораблей выглядит не просто здравой, но и отличной. Но тогда, до революции, она могла показаться бредовой. Надо было решиться на такой неординарный шаг…

Барков пожал плечами: «В руках человека часто значительно больше, чем он привык думать. Иногда просто не хватает смелости или фантазии сделать первый шаг. К тому же, не преувеличивайте нашу способность предугадывать будущее. Мы не исключали возможности беспорядков в стране, но о долгой гражданской войне и думать не могли… На первый остров нас выбросил случай, когда мы шли в Австралию, ферму строить…

Затем Артём Викторович неожиданно обратился к Никите:

– Вы, наверное, натерпелись в своём путешествии?

Удивлённый вниманием к себе, Никита задумался.

Вместо него вступила в разговор Варвара Васильевна.

– Господа, – чуть повысив голос произнесла она. За столом воцарилась тишина. – Позвольте представить моего родственника, господина Широкого Никиту Андреевича… Очаровательно противоречивая натура. Был чрезвычайно богат и совершенно не способен к мошенничеству. Энциклопедически образован и совсем не разбирался в простых делах обычной жизни. Увлечён постоянным самообразованием и питал массу иллюзий насчёт окружающих его людей. Горяч и непреклонен в заумных спорах, но чрезвычайно совестлив и стеснителен в общении с мошенниками, которые регулярно и откровенно его обманывали…

Никита сидел потупив глаза. Утром он проснулся видавшим виды портовым грузчиком и не был готов к тому, что уже к обеду, на него нападут робость и стыдливый румянец.

Варвара Васильевна тем временем продолжала веселиться: «Могу также ручаться, что никакое зло мира к Никите Андреевичу не прилипнет. Ничто плохое или страшное надолго в его голове не приживается. Думаю, что даже тюрьма на него повлияет не сильно – эту душу из своих миров в камеру не заманить…»

– Варвара! – встрепенулся Никита. – У общества может возникнуть обо мне однобокое представление. Я сильно изменился после того, как окончились средства родителя. Узнал жизнь с многих сторон…

– Лучше понимаю теперь, – уже спокойней и уверенней продолжил Никита, – сколь многое способен преодолеть человек, сохранив своё достоинство. Например, Варавара, помнишь хорошего знакомого нашей семьи великолепного князя У? Он тоже здесь, в эмиграции, в Шанхае. Накоротке встречались. Этот человек служит мне примером: духом не пал, ни своего честного имени, ни имени России не посрамил. Карьеру князь устроил лучше, чем я – служит швейцаром во Французском клубе…

– Слышал я, – сказал Семён, – в последнее время положение русских в Поднебесной укрепляется, китайцы оценили наши сильные стороны: приспособляемость, предприимчивость, находчивость…

– Это у кого они есть, – усмехнулся Лошаков. Мой личный жизненный багаж знаний и умений не позволяет сделать карьеру в этой стране… До революции сторожевым псам при казённых учреждениях полагалось содержание в размере 4 рублей серебром, китайцы мне платят меньше. Если повезёт со здоровьем и станешь бригадиром портовых грузчиков – за несколько лет заработаешь на вонючую рыбную лавку в бедном квартале. Существовать сможешь уже не впроголодь. Столь радужные перспективы стоят лишь того, чтобы утопиться.

– Неужели нет способов ускорить темпы обогащения?

– Если только подворовывать в порту, но эта не тема разговора среди гвардейских офицеров.

– Конечно, – кивнул Сцепура, – без чувства здорового авантюризма, накопление первоначального капитала это, как правило, изнуряющее нудный многолетний труд. Но бывают и изящные решения. Позвольте одну правдивую историю из жизни нашей эмиграции…

Никто не возражал, и Семён продолжил: «Константинополь, двадцать первый год. Терский атаман генерал Вдовенко и председатель терского правительства Букановский грустно рассматривают безнадёжно пустую войсковую казну. Потом вспоминают о постановлении Терского войскового круга, дающего право атаману сдавать в аренду войсковую собственность на территории области. Так они сдали в аренду часть Грозненских нефтепромыслов ловкому предпринимателю Шадинову из Парижа.

Всё было по-честному. Шадинов перевёл казакам 2 миллиона франков, а те подписали договор о том, что как только советская власть падёт и будет восстановлен законный порядок на Северном Кавказе, господин предприниматель может эксплуатировать промыслы и сказочно обогащаться. Мало кто тогда верил в сколько-нибудь долгую судьбу большевиков. Да и сейчас мы знаем, что они не навсегда.

Когда предприниматель из Парижа понял, что процесс возвращения казачьему войску его земель и имущества бессовестно затягивается, расторгать договор было поздно. Казаки – народ хозяйственный, денег у них уже не было. Войско обзавелось крупной хлеботорговой фирмой в Сербии, роскошной виллой на берегу Адриатического моря, большим имением под Софией и много ещё чем… Видите: никакого мошенничества. Просто, часто бывает, что хорошая идея – это явление, очень даже материальное…

При очередной смене блюд Барков спросил Никиту, куда он путь держит.

– В Берлин.

Капитан широко улыбнулся.

– Хороший выбор. Мне всегда нравился этот город. Сейчас, говорят, он населён сплошь миллионерами и миллиардерами. В магазинах цены меняются по нескольку раз в сутки. Зарплату выдают два раза в день. Вместо обеда получаешь первую часть жалования и бежишь в ближайший магазин, пока деньги не обесценились.

Показывали мне купюру в 50 миллиардов марок, прикурить от которой было бы совсем недорого. Доллар в Германии недавно стоил более трех триллионов марок…

– Семён, а триллион – это сколько нулей? – оживился Павлик.

– Не засоряй свою светлую голову, – отмахнулся Сцепура. – Позже попробуем нарисовать и посчитать.

– В остальном, – продолжил Барков – Берлин по-прежнему хорош. Архитектура величественна и прекрасна. Ходишь и искренне любуешься. Может быть, за фасадами красивых домов часто холодно и голодно – так этого с улицы этого не видно.

Нашего брата, эмигранта, в Берлине много. Возможно, более полумиллиона. На русском выходит полусотня газет, огромное число книг. Издательское дело там очень прибыльно, оттого русских книг там издаются больше чем в Москве или в Петрограде, поставляют их затем в Советскую Россию.

Никита оживился и всех удивил: «По данным немецкой статистики за 1922 год, годовая продукция книг на русском языке в Германии превысила количество изданий, выпущенных в стране для немцев.

В текущем году в Германии работают 3 русских театра, выпускаются 87 русских газет и журналов.»

В кают-компании наступила тишина. Потом Сцепура спросил: «Никита Андреевич, откуда вам это известно?»

– Я же трудился в порту, господа. Много транзитных пассажиров. Легко встретить интересных собеседников, а потом попросить милостыню газетами, журналами и даже книгами. Книги после прочтения, относил букинистам. Там то я умел торговаться. Выручку – в общий котёл…

– Есть ещё интересный факт о Германии, – сказал Сцепура. – Отношение немцев к беженцам из России пока преимущественно доброжелательное. Казалось бы, в Великую войну, наотмашь друг друга били. Первейшие враги. Совсем немного времени – и всё переменилось.

Поднялся с бокалом командир гвардейцев:

– Тост за то, что сохранилась, слава Богу, часть свободной и светлой Руси. Сохранилась и на нашей Родине, и за её границами. Это значит, не просто будем ждать «весеннего похода», а будем активно готовиться к нему. Так и победим.

Все встали. Прозвенели Бокалы. Застолье продолжилось.

– Вы уверены, что поход состоится? – спросила одна из дам.

– Безусловно. Иначе нет большого смысла ни в этом корабле, ни в наших островах. Приключениями, деньгами или ещё какими благами не заслониться от воспоминаний о России. Тем более, что со временем, о Родине всё больше хорошего вспоминаешь. Там осталась большая часть твоей жизни, на сегодняшний день – лучшая её часть.

Никита рассеяно слушал командира гвардейцев. В России осталась Ольга, а значит вся его жизнь.

Он поднялся. Извинился, что рано покидает милое общество и, сгорбившись, вышел из кают-компании.

Вновь воцарилась тишина. Застолье как-то сразу потеряло энергию. Кто меланхолично ковырялся вилкой в тарелке, кто рассматривал цветочные узоры белой скатерти.

Сцепура предложил прогуляться по верхней палубе, воздухом подышать: кому – чистым, кому – сигарным. Встал из-за стола первым и покинул кают-компанию вместе с Арсеньевым и Луниным.

Павлику сразу не понравился царящий на палубе ветер, его порывы казались недобрыми. В своей каюте было гораздо тише и теплее, туда он и засобирался.

– Отдохну, ответил Лунин на вопросительный взгляд Сцепуры. – Плотно покушали. Перезнакомились. Выпили за всех, кто на борту, кто за бортом – напьются сами.

Сцепура пожал плечами и обратился к Арсеньеву:

– Говоришь, не первый год странствуешь. Чем зарабатывал, кроме как грузчиком?

– Личным водителем одного англичанина, мойщиком паровозов.

– Не хотелось бы сразу тебя расстраивать, но у нас проблемы с грязными паровозами. На островах вообще нет железных дорог.

– Может у вас и такси нет? – улыбнулся Николай Эмильевич.

– Ни одного.

– Господи, в какую же дыру я собрался.

– Многие специалисты остались бы у нас без любимого дела: ростовщики, рантье, дрессировщики слонов, швейцары, продавцы дверных замков. Был бы ты театральным критиком – мог бы радовать народ статьями о любительских спектаклях. Но мы уважаем пристрастия любой личности – можешь остаться грузчиком. Тяжестей организуем, сколько осилишь. В работе по душе и кроется радость жизни.

– Есть такая радость. Но есть и посильнее: наслаждение чувством возвращения в свою стаю. Всем ты понятен, всё тебе ясно. Надоело существовать нищим чужестранцем, изначально в чём-то ущербным в любой стране. По прибытию на острова, Семён, попрошу тебя, для начала, угостить меня рыбной ловлей…

Никита вернулся в свою каюту, прилёг, но долго не мог заснуть – мысли приняли такой разбег, что разгоняли накопившуюся усталость.

Восторг, от того, что встретил своих и сможет скоро вызволить Ольгу, неожиданно испарялся от страха: не опоздать бы.

Нет, он будет вовремя! Отчаянная надежда сильнее страха. Рядом много прекрасных сильных людей, готовых помочь. Вместе справятся!

И вновь голова начинала кружится от глубокого чувства обречённости: красных несравненно больше. Они сильнее…

Очнулся Никита в тёмной каюте. Выходит, усталость от впечатлений всё же свалила в сон до ночи… Потом он ощутил себя бредущим по коридору. Надо было что-то предпринять – всё равно уже не уснуть…

Какие-то ступеньки. Верхняя палуба. Леера. Уходить от страхов и сомнений уже некуда. Дальше – море. Бездонные беспросветные глубины.

Он повернул лицо навстречу прохладному ветру. Луна была удивительно яркой. Будто кто накрыл мир светонепроницаемой крышкой, а затем просверлил в ней отверстие, через которое струился свет, напоминающий, что мрак не вечен, можно его пережить.

Никита улыбнулся: он видит отражённый от луны свет солнца. Сейчас оно согревает и освещает другую часть земли, но напоминает, что никуда не делось. Скоро вернётся. Принесёт тепло и краски. Так всегда было и будет.

Он стал успокаиваться. Остатки страхов и сомнений остудил ветер. Мысли о вечном усилили веру – всё хорошо будет. Он справится…

Неожиданно, с острым стыдом, вспомнил о больном капитане Дальневосточной армии, которого на носилках доставили из барака в корабельный лазарет «Бродяги». Никита так и не нашёл времени навестить его… Подлец Никита. Он решительно направился составить больному компанию – остаток ночи всё равно будет бессонным. Если ему повезёт – спать захочется только к утру.

Капитан в лазарете бодрствовал, узнал Никиту, улыбнулся. Сказал, что сегодня счастливый день: бесконечные боли отступили и друг пришёл.

Никита из всех сил старался не показать, как испугался. Все полагали, что недуг капитана был неизлечим и, если так внезапно отступил – веры подлой болезни нет. Чего ждать?

Они держали друг друга за руку. Больше молчали. Иногда шептали друг другу, каждый о своём.

К утру капитан сказал, что стало совсем хорошо. Забыл уже, когда последний раз в жизни его не колотило то ознобом, то жаром. Пропала из груди вечно скребущая боль. Даже провалился ненадолго в сон и вынырнул из него с удовольствием. Здорово! Только полежит с закрытыми глазами ещё чуть, чтобы повторить это волшебное пробуждение.

Около девяти утра он умер. Легко, во сне, чему-то улыбаясь…

Никита не понимал, а затем не слышал, как доктор несколько раз объяснял ему, что капитан уже покинул этот мир.

Медсестра молча рассоединила их руки.

Никита продолжал сидеть у койки, совершенно бессильный понять, что делать дальше.

Какой-то случайный свидетель происходящего, пациент лазарета с седой бородой, попытался «утешить». Положил Никите руку на плечо и проникновенно так, со знанием дела, сказал, что для большинства людей жизнь будет не просто коротка – она будет значительно, ошеломляюще короче, чем людям всегда это представлялось.

Медсестра с решительным неодобрением посмотрела прямо в глаза умника и тихим голосом отчеканила: «Бог над несчастным сжалился, к себе позвал…»

Глава пятая. Тяньцзинь

После завтрака Борис и Анастасия вышли на верхнюю палубу прогуляться. Скоро на горизонте должен был появиться большой китайский город Тяньцзинь. Остановиться в нём планировали дня на три-четыре и ожидали встретить большую общину соотечественников. Рассказывали, что они добротно обосновались и организовали в городе многочисленные русские заведения: от благотворительного общества, госпиталя, библиотеки, до школы верховой езды и салона модных дамских шляпок.