Чтиво для сиесты. Избранные рассказы разных лет

Сидит. В толстой вязаной шапочке, пальто с чужого плеча, носом уткнулся в три мотка шерстяного драного шарфа вокруг шеи. Гипнотизирует обувную картонку у ног с мелочью в ней. Непостижимо! Неужели вести образ жизни праздного её созерцателя здесь комфортнее, чем дома в тёплой Африке? Ведь там ещё и дармовые бананы с кокосами круглый год колосятся, только руку протянуть. И виды первозданной природы куда как приятнее, чем редкие чахлые берёзки в серых каменных джунглях. Притом – без унизительной для человеческой души нужды клянчить жалкое подаяние, что бы там ни толковали знатоки про менталитет профессиональных попрошаек. Ну, как говорится, каждый сам кузнечик своего счастья…

Вообще-то в Финляндию и Данию занесло меня случайно. Как-то не лежала душа раньше к Европе северных широт, а тут командировка подвернулась, грех отказываться.

Поскольку программа служебной поездки не предусматривала пустопорожних шатаний, решил заявиться в Копенгаген за свой кошт на денёк пораньше – глянуть по-быстрому на скандинавские чудеса с красотами. Заодно решил, в познавательных же целях, переночевать разик в хостеле, а то в турпоездках всё по отелям, да по отелям, пусть и трехзвёздным, но сервис всё равно на уровне. Про хостелы был малость наслышан и начитан, мнения, как водится, разные. Учёл, прагматично выбрал хостел средней ценовой категории поближе к историческому центру и метро.

Прилетел рано утром, добрался, получил комплект прекрасного постельного белья в запаянном целлофане и номер комнаты, где, как первый туда заселяющийся, мог выбрать любое койкоместо на свой вкус. Ключа от комнаты не дали, замков в дверях не держат, но предложили ключ от персонального металлического рундука для ценных вещей, который привинчен к полу. Решил, что моё не брендовое исподнее в поклаже вряд ли кого-то искусит, отказался. Прошёлся по хостелу, обнаружил десяток дортуаров разной вместимости, в конце коридора – душ и туалеты в стиле унисекс.

В комнате было три двухъярусных кровати с занавесками. Выбрал у стены на первом ярусе, застелил постель крахмальной простынёй, вставил в пододеяльник одеяло, чтобы не мучиться вечером по возвращении на ночлег, не тревожить (святая простота!) будущих соседей. Задвинул под койку дорожную сумку, отправился гулять.

После Италии восторгнуться нечем, хотя это моё сугубо личное мнение. Чентро сторико (ит.) Копенгагена – среднее арифметическое сотен европейских городов. Оттуда вышел на какой-то широкий проспект. Дома в линеечку, фасады уже не пряничные, как в старом городе, унылое техно сплошь. Занадобилось перейти на другую сторону проспекта. Подошёл к светофору у пешеходной зебры, за которым сразу – велосипедная дорожка, затем собственно проезжая часть. Стою, жду как вкопанный, типа, реальный европеец. Загорается зелёный человечек, делаю шаг на велосипедную дорожку, и в ту же секунду периферическое зрение ловит движуху слева. Рефлекторный поворот к угрозе, «остановись мгновенье, ты прекрасно!» На меня несётся на велике деваха, смотрит в мобилу, крутит педали. Дистанция – метр, прятаться поздно…

Успеваю выставить вперёд руки, поймать руль. Толчок, «…ноги шире, три-четыре…», сажусь верхом на переднее колесо, как школяр-хлюпик на козла в спортзале. Машинально трясу правой кистью с ободранным обо что-то мизинцем, смотрю на светофор – уж не поздняя ли у меня манифестация дальтонизма? Деваха синхронно поворачивает голову к светофору. Фонтан извинений, лепет оправданий на английском. Шальную мысль о полиции задушил в зародыше, не хватало полдня потратить на протокол из-за ссадины на пальце и грязных джинсов, с неясным, в конечном счёте, исходом в плане торжества справедливости. Высказал всё, что о ней думаю на русском. Уложился в одно слово. Каюсь, в сердцах переборщил с экспрессией. Высвободил из парковки в моём паху переднее колесо её велика, поспешил на нужную мне сторону, пока не покраснел зелёный человечек…

Ох уж эти наши мифы о культуре Запада, их самодисциплине и законопослушности! На самом деле – те же суетность, скаредность и самомнение, как и всюду. Только всё это напомажено, припудрено, и белозубо напоказ улыбается. Приглядишься, а золотце-то на золотом миллиарде – сусальное, не вздумайте поскрести. Хотя архитектура местами у них – это да! Преимущественно эпох Средневековья и Возрождения, за что поклон их предкам за созидательный энтузиазм.

Иду, значит, я по Копенгагену, не отпускает меня праведное возмущение, переживаю за испачканные джинсы и поруганные гражданские права. Прогулялся, называется, и некому счёт выкатить. И тут… Вот она – награда за злоключения! На второстепенной улочке в спальном районе целый ряд художественных инсталляций в металле. Сразу заценил тщедушного человечка, несущего на подгибающихся ногах у себя на загривке громадный земной шар. Невольно пришла на память строфа великого Рильке: «Тащить всю тяжесть бытия земного, и выронить в растерянности, чтоб… сойти в уединеньи горьком в…» Полный текст стихотворения рекомендую к прочтению в переводе Константина Богатырёва, называется «Уход блудного сына».

Но поразила другая фигура. Поразила почти до ступора. В тонущей лодке стоит человек, в одной руке держит нож, в другой – самому себе отрезанную голову. В свете творящихся сегодня в западном обществе дел – провидческая композиция, на мой взгляд. Прямо-таки зауважал я копенгагенский стрит-арт, браво ваятель! браво мэр!

Стемнело. В комнате все койки оказались уже занятыми, за задёрнутыми занавесками светились гаджеты. Принял душ, устроился в своём отсеке. После дня на ногах мечталось расслабиться. Щас! В минибудуаре рядом с моим коротала ночь дама африканских кровей, трудноразличимого впотьмах возраста, размера плюс два сайза. От заката до рассвета периодически проверяла что-то в своём сундуке для ценных вещей, пыхтя, шуршала целлофановыми пакетами, в промежутках между ревизиями тыкала в кнопки смартфона, не удосужившись отключить звуковое сопровождение клавиш. Говорят, у некоторых народов практиковалась пытка – на темя связанного пленника часами капала вода. Тот самый случай. Капля за каплей (есть такие звуки в настройках смартфонов, пропади они пропадом!) влетали в мозги, сопровождая каждый тычок её пальца в экран. И ничего не поделаешь – расовая толерантность, понимаешь. Интересно, соседи взаправду дрыхнут, или тоже прикидываются? Только настойчивость моего личного Морфея, в конце концов, спасла психику от срыва.

Наутро проснулся с тяжёлой головой, с научной максимой в ней, что отрицательный результат в эксперименте тоже результат. Нет, к соотношению цена/качество в сервисе, и к санитарии мест общего пользования в хостеле – никаких претензий. Но, если вы любитель спокойного сна после дневной беготни, вам не сюда.

Что, резюмируя, можно сказать о датчанах? Похоже, слишком они далёкие потомки викингов, осибаритилась нордическая кровь, лишь сувенирные магнитики напоминают о славных временах конунгов. И водка у них картофельная, деревенский вкус. Что до Дании, то, как писал поэт Николай Заболоцкий (по другому, правда, поводу) – «И нечем ей прельстить воображенье». В общем – на любителя Европа.

Просторы

Советское время. Поздний «застой». Сдана очередная летняя сессия на лечфаке второго московского меда, предстоит врачебная практика. Мать, зав станцией скорой помощи в Туре – столице Эвенкии, подкинула идею: приехать на практику в местную ЦРБ, заодно подшабашить «длинных» рублей в семейный бюджет. Региональный коэффициент – 1,7 – соблазн, что и говорить! Родители – закоренелые южане – вот уже третий год зарабатывают по контракту северные льготы и прибавку к пенсии. Знать бы тогда, чем дело вскорости кончится, точнее, начнётся…

Легко сказать – приехать. Купейный вагон поезда Москва-Красноярск, уходящего с Казанского вокзала, вечером заполнился под завязку. Подумалось – ничего себе, популярный город Красноярск. Утром, в Казани, народ схлынул, остались вчетвером в вагоне, считая проводницу. Так и доехали. Редкие попутчики на перегон-другой не в счёт.

Из Красноярска в Туру тогда летал один рейс в день. И то – среднемагистральный Як40, другой борт просто не сел бы на короткой полосе горного аэродрома. Каким чудом удалось пробить кордон в три винта перед авиакассами – отдельный сказ. Лечу. «Под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги». Погода безоблачная, панорама – дух захватывает от бескрайности российских просторов. Раньше не доводилось путешествовать больше, чем на тысячу километров, и то – всё больше поездом. Через два часа – промежуточная посадка в Байките, затем ещё два часа лёту к полярному кругу.

Не отрываюсь от иллюминатора, пытаюсь, глядя на чёрные громадные проплешины от лесных пожаров, понять причины их возникновения в безлюдных, сверху на вид, местах. Никто тогда не толковал ни о сухих грозах с молниями (так за всю жизнь увидеть и не довелось), ни о фантастических брошенных бутылках, концентрирующих по принципу линзы солнечные лучи, да ещё прямо на готовую вспыхнуть былинку. Но термин «человеческий фактор» уже крутился на кончике языка.

С лесных пожаров мысли переключаются на конкретику. Ну и дурак же был Гитлер! Слетал бы для начала на экскурсию по России, прежде чем замахиваться. Ну, вошёл бы он в Москву, как некогда Наполеон, а дальше что? Русь вон сколько стоит, а до сих пор не все белые пятна на карте ластиком стёрты. Бешеная злобная тварь, бездушный дурак и псих. Сколько жизней загубил, скольким не дал родиться! Сколько среди них могло бы быть талантов и гениев! Сколько рабочих умелых рук на такую необъятную страну, в конце концов! Да, прореживает нас Запад с известной периодичностью, чтобы невзначай не зажили лучше них…

Сели впритирку, но всё равно при развороте в конце полосы к домику «аэровокзала» самолёт малость заехал передним шасси с бетонки на грунт. Асы северные пилоты, ничего не скажешь! Теперь – вертолётом вниз, в посёлок, что виден макетом на мысе в месте слияния Нижней Тунгуски с Кочечумом. Забегая вперёд, скажу, вода – чистый бальзам, черпай кружкой с камушка на берегу, пей.

Встреча-обнимашки. Хариус, оленина, жареные грибочки – поздний завтрак, плавно перешедший в ужин. Конец июня, в два ночи светло, как днём, звенят детские голоса за окном. Ночь и день размечаются по часам. Непривычный приполярный уклад.

Утром оформляюсь – «отбивать» дорожные затраты в оба конца. С девяти до часу – практика в отделениях ЦРБ, затем обед; с двух до пяти – разносчик телеграмм по учреждениям, затем водные процедуры – час купания в Тунгуске; с шести вечера до утра – фельдшер на скорой по скользящему графику.

Канули в Лету бумажные телеграммы. А мне пришлось побегать с доставкой, но прежде надо было прочитать метры телетайпной ленты, вклеить блоками в бланки, записать в журнал адрес, и вперёд. На второй день работы поймал себя на дежавю, что вчера такую телеграмму доставлял уже. Слово в слово: «Обратить внимание… усилить контроль… доложить…» Высказал начальнику почты недоумение. Растолковали доходчиво. Вчера КрайОНО телеграфировал РайОНО. Сегодня – РайОНО телеграфирует ГорОНО. Завтра ГорОНО спустит указявки вниз школам. Субординация. «Так они же все на соседних этажах в одном здании сидят!» Документооборот, молодой человек, понимать надо! Было, есть и будет…

Куда как интересней протекало вступление в профессиональную жизнь. И копился альбом вариаций психологических архетипов.

Однажды привожу в инфекцию пищевое отравление, в сопроводиловке пишу – жалобы на понос. Женщина зав отделением чуть не швыряет мне в лицо направление – нет слова «понос» в медицине, перепишите грамотно! Пишу – диарея, всем полегчало, кроме меня. (Что поразительно, за всю практику так и не встретился пациент с жалобами на диарею). Возвращаюсь на станцию, листаю привезённый «Справочник практикующего врача», свежайшее издание, нахожу в разделе «Инфекционные болезни» слово «понос», в неоднократном исполнении. Мать успокаивает – человек был в плохом настроении по каким-то причинам, вот и поставила заезжего недоучку во фрунт. С точки зрения семейных психологов, облаять чужака полезнее для нервов, чем спустить собак на кого-нибудь из домашних. В качестве моральной компенсации за незаслуженный наезд – лечу завтра санрейсом на дальнюю охотничью факторию, ножевое в живот, в ФАПе перевязку сделали, надо доставить в хирургию.

Поутру летим. Винты «Мишки восьмого» ворча пластают воздух, сержант-милиционер дремлет. Я про себя прокручиваю возможные алгоритмы вспомоществования, хотя понятно – раз на ноже не рухнул и ночь пережил, значит, крупные сосуды в брюшной полости не пострадали, борьба с гиповолемическим шоком от внутреннего кровотечения мне не грозит. Уже спасибо. Недостаёт ещё опыта, ясен пень, мандраж потряхивает, но вида не показываю. Впервые за мой более чем скромный медицинский стаж возникает мысль, которая так или иначе посещает молодых врачей скорой помощи: что лучше – поспешить, или всё-таки чуток опоздать? Все мы люди, все мы человеки постоянно чего-то выгадываем для себя любимых. Но совесть-то не кривой козе не объедешь…

Вот и большая поляна, по периметру – посёлок не городского типа, с полста рубленых домишек. Местная фельдшер поведала: вечером соседи стояли у штакетника, разделяющего огороды, беседовали, ничто не предвещало, вдруг один пырнул беззлобно другого в живот и пошёл пить дальше (возможно, даже чай). Не иначе, разошлись во мнениях на текущий в таёжной глуши политический момент. Перевязала, ввела анальгин, дала радиограмму в Туру. Что тут ещё сделаешь?

Принесли носилки с пострадавшим. Вяло лупает глазами, лицо серое, нос заострился, губы в струнку – facies Hippocratica, температура за 38, перитонит в ходу. Больше для проформы колю литическую смесь, на дорожку. Сержант подводит к борту «виновника торжества» с вещами, загружаемся, отрыв, ложимся на обратный курс. Убийца время от времени сквозь гул винтов пытается что-то втолковать убитому, но тот был безучастен (умер через сутки)…

Сдаю в приёмном покое подопечного дежурному хирургу. «Поздноватенько», – бесстрастно выдаёт он диагноз и прогноз в одном флаконе.

Перед заступлением в ночь дал по посёлку два «круга почёта» на персональном одиннадцатом номере с реактивной тягой, разнёс телеграммы. Плаваю в Тунгуске, развлекаюсь раздумьями. Живи человек в городе, нарвись на такое приключение – уже бы с соседями по палате бодрячком лясы точил. А тут занесла нелёгкая в пространстве и времени к чёрту на рога – вот и результат. И кто даёт «добро» вертолётчикам на ночной полёт ради человеческой жизни? И почему не дали вчера вечером? Овчинка выделки не стоит, какой-то там бич с фактории? Обстоятельства не сложились? Какие? Не все поляны в тайге посадочными огнями расцвечены? Так в войну не вертолёты, кукурузники на три партизанских костра в поле садились, и ничего. Впрочем, гадай – не гадай, наперёд судьбу кто угадал?..

Интересна поначалу всё же работа на скорой. За несколько месяцев почти весь «Справочник практикующего врача» в картинках перед глазами пройдёт. И жизнь калейдоскоп такой покажет! От анекдотов до трагедий. Чаще вперемешку.

Простенький вызов – констатация смерти. Милиционер повесился. За час до самоубийства зашёл в уличный туалет по большой нужде. Чтобы тяжёлый пистолет случайно не соскользнул с ремня куда не надо, снял кобуру, повесил на гвоздик за спиной. Сделал дело, машинально затянул ремень, отправился в участок. Вызывает его начальство, замечает недостачу во внешнем виде. Громы, молнии, топот ног… Отчётность и так на грани звездопада с погон, а тут ещё менты-раздолбаи в сортирах подарки криминалу развешивают… Дал же бог дебила в подчинение… За полярный круг сошлю, наши минус сорок тропиками покажутся!..

Тот и без того весь в порицаниях и взысканиях, бегом обратно. Забегает в кабинку – пистолета нет. Утрата боевого оружия по халатности налицо. Недолго думая – закинул брючный ремень за перекладину…

За полчаса до этого заходит в ту же кабинку гражданин хороший, видит – пистолет ничейный на гвоздике. Нужду справил, взял пистоль, принёс в милицию – тут вот из ваших, видать, кто-то забыл. Минуты не прошло – телефонный звонок в дежурку. В туалете на Кочечумской улице кто-то из ваших висит…

Что переклинивает порой головы людские, похоже, даже богу не всегда понять.

Богата на события и байки скоропомощная жизнь. Но закончилась практика, попутно и каникулы в трудах. В последний день августа принял прощальные спа-процедуры в Тунгуске. Поразительно тёплой всё лето была вода в северной реке. А первого сентября в Туре выпал первый снег.

Лечу домой. В Байките вновь промежуточная посадка. С подсадкой. Перед рулёжкой на взлётку народу в салон набивается, как в трамвай в час пик – неделю не было лётной погоды. Стоят плечом к плечу, держатся за края багажных полок. В передних рядах встаёт с кресла в рост человек с багровым лицом, подзывает стюардессу, сверкает красной «корочкой». Прокурор Байкитского района, оказывается. Так вашу мать, растак! Гробануться от перегруза хотите!? Быстро навели порядок в салоне!..

Что там у средневековых поэтов-вагантов (бродяг, по-нашему) в «Колесе Фортуны» значится? «Случай правит, случай травит нас с жестокой страстию. В его власти наше счастье, и в его – несчастие». Выходит, повезло мне лететь тем рейсом с прокурором. А то б читали вы сейчас мои мемуары.

Наверное, кому-то интересно будет узнать – сколько же я заработал? Две годовые стипендии с хвостиком. За два месяца на двух работах. Плюс почётную кличку «Тайфун» от почты России бонусом.

И в заключение. Конфуций как-то сказал: «Если хотите перемен, называйте вещи своими именами». Понятно, речь о переменах во благо общественных устоев. Следуя совету китайского мудреца, бросаю клич коллегам по перу. Давайте прекратим в жизнеописаниях олигархата тиражировать клише: «Свой первый миллиард имярек заработал…» Предлагаю более точный, всеобъемлющий и, главное, безупречно честный термин – поимел. Полагаю, 99% читателей согласятся, что оказаться в нужное время в нужном месте, в кругу нужных друзей с нужными связями, получить карт-бланш на сомнительные, с точки зрения нормального социума, схемы и поиметь на этом свой гешефт – это одно. А зарабатывать, от слова «работать» – это совсем, совсем другое.

Рациональные рассказы

Невыездной

Памяти друга

Был у меня друг по курсантской юности – Коля Ш. Окончив столичное пограничное училище, мы, молодые офицеры, разъехались по разным участкам государственной границы, он на Дальний Восток, я в Закавказье. С тех пор много воды утекло, почти весь наш тогдашний выпуск уже военные пенсионеры, кто-то майором уволился со службы, большинство стало полковниками, есть и генералы. Коля выслужил свои большие звёзды высшего офицерского состава сполна. И то сказать, пока однокашники предавались увеселениям в редкие часы досуга, он корпел над учебниками. К диплому с отличием и лейтенантским погонам добавил свидетельство стенографиста, диплом военного переводчика. Поэтому никто не удивился, когда он получил назначение в разведотдел одного из пограничных отрядов. На этом поприще и построил карьеру. Селфмэйдмэн – человек, сделавший себя сам.

Те из нас, кто, уйдя в запас, осел в Москве и поблизости, или по случаю оказался в городе, поддерживают традицию – несколько раз в году собираться в «пристрелянной» кафешке по мужским праздникам. Увы, помимо этого, всё чаще и по поводу утрат.

На посиделках, как водится, есть о чём поговорить, не исключая впечатлений от заграничных вояжей, ставших доступными в новые времена. Только Коля всё больше слушает, да за других радуется. Несколько раз получал приглашения – составить с семьёй компанию, смотаться на недельку-другую в какую-нибудь интересную страну, родного теперь капиталистического лагеря. На вероятного противника (бывшего, настоящего, и до скончания мирозданья – будущего) вживе посмотреть…

Отнекивался. Неужто генеральской пенсии на жизнь не хватало?

Но вот однажды в тесном кругу выяснилась причина такого удивительного поведения. В скупых красках и в рамках дозволенного рассказ был следующим.

Сегодняшняя молодёжь понятия не имеет, насколько была пронизана жизнь страны идеологией КПСС в совсем недавнем прошлом. И что за «зверь» такой был – партийная комиссия – в структурах учреждений советского общественного уклада. Для тех, кто не в курсе, поясним.

Секретарь партийной комиссии, несмотря на номинальную выборность должности, был, по сути, так называемым серым кардиналом. Без его подписи в личном деле никто не мог рассчитывать на успешность профессиональной карьеры, будь ты хоть мэнээсом в заштатном НИИ, хоть инженером завода, или даже колхозным комбайнёром, которого выдвинули в депутаты сельсовета. Что уже говорить о силовом ведомстве, готовящем разведчиков!

Коля как раз тогда служил в отделе кадров одного ведомственного института, руководство которого решило как-то проверить свой филиал, обучавший иностранных слушателей, на предмет пропаганды советского образа жизни. Назначили группу во главе с председателем парткомиссии Подгузовым В. М., замом сделали Колю.

Проверили. Как положено, собрали коллектив филиала для подведения итогов. Помимо мелких недочётов Подгузов отметил один, по его мнению, весьма существенный:

– Хотелось бы указать командованию части, что использование в учебных и культурно-массовых мероприятиях импортной аудиотехники отнюдь не красит нас, бросает тень на имидж страны, как экономически развитой державы. Считаю факт политически недальновидным и должен отобразить это в отчёте.

Что и говорить, неприятная для начальства филиала оценка, а из уст партийного босса такого калибра – чреватая и оргвыводами. Коля, на правах второго лица в проверяющей комиссии, в целом обязан был поддержать шефа, и поддержал, но постарался смягчить ситуацию.

– Позволю себе всё же не согласиться с мнением Владимира Михайловича. Как коммунисты, да, мы должны признавать недостатки. Техника есть техника, не секрет, что отечественная продукция пока ещё уступает, порой, в надёжности зарубежным образцам. Но хороши же мы будем, если на интернациональной встрече, в присутствии гостей, подчас, очень высокого дипломатического ранга наш магнитофон зажуёт плёнку во время воспроизведения гимна. Да не дай бог, страны-союзника. Не лучшая будет ситуация с точки зрения пропаганды. Да и для поддержания дружественных связей. Так и хочется, в шутку, спросить – вы на какую разведку работаете, Владимир Михайлович, давая такие рекомендации?

Подгузов изменился в лице, раздражённо швырнул карандаш на стол…

Начальник проверяемого филиала, провожая комиссию, улучил момент, в полголоса доверительно поблагодарил:

– Ну, спасибо, Николай Васильевич! Выручили. Сами понимаете, нам возражать Подгузову – себе дороже выйдет…

А вечером того же дня Колю срочно отправили в командировку в Тмутаракань. На месяц. Прямо из дома выдернули, прислали машину и конверт с авиабилетом в один конец. Пятнадцать минут на сборы…

Оказывается, Подгузов был уже в разработке службы внутренней безопасности ведомства, как глубоко законспирированный, суперценный двойной агент, имеющий высшую степень допуска к военным и государственным тайнам страны. Только представьте: свежеиспечённый сотрудник нашей спецслужбы направляется для работы за границу, а его досье с фото в профиль и анфас уже досконально изучили «коллеги» за кордоном. Конечно, контрразведка противника не настолько топорно работает, чтобы интересного советского гражданина брать под локоток и отводить в сторонку прямо у трапа самолёта по прибытии. Держать «под колпаком» объект, когда тот ещё только чемоданы дома пакует – неплохая фора для секретных служб. Особенно, когда рыцарь плаща и кинжала находится в простодушном неведении, что под плащом он уже давно голый, и кинжал у него бутафорский.

Но провалы разведчиков, пусть даже, на первый взгляд, случайные, не повально систематические – всё же настораживают соответствующие структуры.

Есть у контрразведчиков методы вычисления «кротов». И дело с Подгузовым шло к финалу, арест предателя был делом дней. «Вели» его деликатно, избегая ситуаций, которые могли бы его спугнуть. И вдруг он резко засуетился. Спецуправление связи поймало шифровку шпиона о почти вероятном своём раскрытии куратору в посольстве одного сильно недружественного нам государства. С фамилией сослуживца, который, возможно, что-то подозревает. И с паническим требованием незамедлительного вывода. Любым способом. Не только из игры, но и из страны.

О парадоксальном попадании в точку шутливой фразы, грозящей срывом тонкой длительной операции, доложили наверх. Упускать изменника в планы контрразведки не входило…

– Чуть было сам в разработку не попал, но быстро ребята разобрались, кто есть кто и что есть что, – рассказывал Коля. – Поэтому, на всякий случай, в ссылку на месяц и отправили с глаз долой. Чтобы Подгузов немного успокоился, не натворил чего сгоряча. Потом, когда его взяли, выяснили по своим каналам, что меня, со всей семьёй, агентство национальной безопасности нашего партнёра, как теперь принято говорить, внесло в закрытую спецкартотеку. Чёрный список. С грифом – «top secret», без истечения сроков давности. С предписанием всем странам альянса и сателлитам – при моём появлении в пределах их отечеств принимать соответствующие меры. Так и стал я, сам того не желая, пожизненно невыездным. Больно уж в туманной юности фильмом «Укол зонтиком» впечатлился. В конце концов, и при более благоприятном стечении сценарных обстоятельств, нежели в киношной комедии, просидеть остаток дней в Гуантанамо на казённых вражьих сэндвичах – та ещё перспективка. Вот уж точно, где генеральская пенсия ни к чему…