Полная версия
Тоже Sapiens
Вопреки моим ожиданиям, вставать с места водителя и следить он не собирался. Сокоординатор-два открыл люк и очень ловко вылез через него наверх.
Я уже почти отогрелся, не чувствовал только пальцев. Пытался смотреть в люк, но было неудобно. Тогда я перевёл взгляд на экран. Протянул руку и навёл изображение на примата. Тот медленно брёл через снежную ночь, непонятно, куда и зачем.
– А если вторым выстрелом симбионта… – послышался сверху крик, – …то дашь четыре?
– Три! – согласился матрос-два.
– Ну всё, готовь… – сказал сокоординатор-два и затих.
Я посмотрел на экран. Примат словно услышал долетевшие до него слова, а может, просто совпало так, что крутанул головой. В любом случае, он не останавливался, так и шёл медленно-медленно через снежную пустыню.
Какое-то время тихий ход примата был единственным, что происходило в ночи, а потом из светлого силуэта во все стороны брызнуло и абориген упал.
– Гандон, – с восхищением прокомментировал матрос-два.
Я опустил глаза. Мне было неприятно, но присутствовал в происходящем и повод для радости.
– Ну, гандон! – с ещё большим восхищением сказал матрос-два.
Видимо, и из симбионта брызнуло.
– А то! – Довольный сокоординатор-два спустился и небрежно бросил винтовку на заднее сиденье. – Я ж говорил: почётный член Лиги охотников на Юбилейной.
Мне показалось, что матрос-два отмолчится, но он сказал:
– Два сегодня отдам на корабле. А третий… сука… Выменяю в течение недели.
Стрелок вечера довольно усмехнулся, уселся рядом со мной и ответил:
– А, хер с ним, двух хватит. Трогай давай, этих тоже подберём. Ветеринар от радости кончит.
– Сокоординатор-два? – обратился я осторожно.
– Да?
– Ты его так пристрелил… Получается, добыли живые образцы?
Он фыркнул с весёлым презрением:
– Пф… Три примата и три симбионта. Почти неповреждённые. Так что да… скоро тебе курс домой прокладывать. – Он вдруг потрепал меня по скафандру. – Скоооорррооооо!
Я не успел обрадоваться. Матрос-два, не оборачиваясь, вдруг бросил:
– Ну, как добыли… поменяли скорее. С сокоординаторшей если брать – то один к одному, не считая симбионтов.
Довольное лицо сокоординатора-два помрачнело. Он ничего не сказал, но этого и не нужно было. Я только уточнил:
– Убитые?
– Нет. Только раненные… тяжело. В медотсеке насмотришься.
2
Молчание наше затянулось. Бодрый в глайдере, здесь, возле кровати коллеги, сокоординатор-два был мрачен и немногословен. Он смотрел на лежащую в коме сокоординатора-один, и хорошо чувствовалось, что он хочет прикоснуться к ней, но защитное стекло медкапсулы не давало, поэтому он смотрел на неё, а в его взгляде читалось одновременно и «как же так?», и «попадёт мне, когда домой вернёмся».
От такого странного общения двух коллег мне стало неловко, я почувствовал себя лишним, но покидать модуль мне пока запрещали. Собственно, верно было и обратное: сокоординатору-два здесь находиться нельзя было, но врач разрешила, а я возразить не смог.
– А ты знаешь, где в наших глайдерах ракетницы? – вдруг спросил сокоординатор-два, все ещё глядя на коллегу.
– Нет.
– И чему вас там только учат… – он посмотрел на меня. – Ящики такие небольшие выступающие по оба борта, прямоугольные. Открываются и изнутри, и снаружи.
– На торговых и военных моделях они на корме. Почти в любом положении доступны.
– Да, у нас в компании свои… стандарты. – Сокоординатор-два ещё раз посмотрел на коллегу. – Я это к тому, что от снежника можно было попробовать отстреливаться из ракетницы. Это так, на всякий… Хотя, уже скоро лететь.
– Утверждена дата?
Он прикрыл глаза и отрицательно махнул рукой:
– Сегодня вечером на собрании.
Потом отошёл, словно устав, от капсулы и сел на пустующую кровать. Достал из кармана пузырёк с каплями:
– Не возражаешь?
– Конечно, капай.
Сокоординатор-два открыл крышечку и протянул флакончик мне, предлагая.
– Спасибо, я не буду…
Он запрокинул голову и закапал глаза. Потом зажмурился и поёжился от удовольствия.
– Оооохххх, хороши… – Стал закрывать пузырёк. – Чё, как думаешь, сколько лететь будем? А то капли уже в дефиците, как в тюрьме. Нехороший признак для экспедиции…
Скорее всего, вопрос был риторический, но я стал прикидывать длительность полёта. Больше даже для себя: хотелось уже домой. Примерно я и так знал, но теперь можно было сказать точнее, если повезёт – то до дня. Но посчитать я не успел, меня прервали новые посетители.
Дверь распахнулась без уведомления: это пришла капитан с боцманом. Мы встали с кроватей: я вскочил сразу, как в академии при преподах, а сокоординатор-два неохотно, но всё же тоже поднялся.
– О, бля… вот он где. Красавец наш. Мы его по всему кораблю ищем, а он тут… В медотсеке закрытом, – сказал боцман, глядя на сокоординатора-два. Потом посмотрел на меня, поморщился и добавил почти одними губами: – Да ты-то сиди…
– Врач разрешение дала, – спокойно пояснила капитан и огляделась.
Температура тут была выше средней, чтобы мы отогревались, и в кителе было жарковато. Капитан сразу стала расстёгивать воротник. Сокоординатор-два при этом, наоборот, начал застёгиваться.
– Дала, – тихо повторил боцман. – Душа у врача мягкая, как говно.
Сокоординатор-два наконец застегнулся и требовательным тоном сказал:
– Боцман, я прошу в таком тоне со мной…
– Хуёне! – перебил тот. – Просит он, говна кусок… Какого хуя твоя коллега делала вне корабля? В день проведения операции по изъятию приматов. Ты понимаешь, мудак, что вы своими делишками угробили глайдер и чуть не прибили навигатора? Лететь мы как должны были бы? По вашим корпоративным уставам ебучим? Долбоёбы, блядь, нашли водителя… Почему не уведомляли высших офицеров, опёздолы? Чё молчишь? Хуём подавился?
– Да что вы… Да как вы… – Сокоординатор-два непривычно для него, по-детски обиженно посмотрел на капитана в поисках поддержки.
Та спокойно развела руками:
– Не смотрите на меня, сокоординатор-два. Вы слышали претензии экипаж-мастера.
– Экипаж-мааааастера… – протянул понимающе он. – Какое повышение в должности… Временное, я так понимаю?
– От этого не менее легитимное, – парировала капитан.
Сокоординатор-два помолчал. Потом сказал, стараясь быть спокойным:
– Я смотрю, вы стали вольно трактовать устав…
– Это ты нам про устав затираешь, долбоёбина? – рявкнул боцман, но капитан его остановила движением руки.
– Не вольнее, чем вы, когда стали проводить необязательные вылазки без согласования с капитаном судна, – сказала она.
– Это наш глайдер, глайдер компании которую я представляю. И которая вас всех… – сокоординатор-два обвёл помещение пальцем, – …наняла.
– И наш штурман-навигатор. Сотрудник, который подчиняется мне напрямую. – Она ткнула пальцем себе в грудь. – Мне одной. Даже не высшему офицерскому составу.
– В полёте – да, но не на планете… На планете у него двойное подчинение. Чем мы и воспользовались…
Капитан устало качнула головой, давая боцману разрешение:
– Это неколонизированная планета, еблан. Очень хуёво, что вы таких вещей не знаете, туррристы хуевы. Я тебя, сука, в карцер затолкаю на неделю. А потом до конца полёта будешь сидеть в каюте вашего сраного прицепа и оттуда координировать. А твоя коллега пизданутая…
– Боцман! – рявкнула уже на него капитан и сразу поправила себя. – Экипаж-мастер! – Потом добавила спокойно: – Санкции и к нему, и к пострадавшей соокординатору-один мы обсудим потом, – она многозначительно посмотрела на медкапсулу. – Вдвоём.
Перебила боцмана она вовремя. Сокоординатор-два аж закипел весь, ещё чуть-чуть – и подрались бы, как курсанты. А так он глубоко подышал, сжав зубы, и сказал:
– Этот наш «сраный прицеп» оплачивает вам зарплаты. А ещё напомню, что такой тон… Вы… – он демонстративно смотрел только на капитана, – …наверняка должны знать, почему в полёте строго запрещены клички и имена, и обращение осуществляется исключительно по должности.
– Помню. И как капитан я в этом правиле заинтересована, и соблюдаю его неукоснительно. Можете спросить любого члена экипажа. – Она посмотрела на меня и добавила: – Любого.
Я почувствовал, что у меня начинают гореть уши.
– Вы наверняка захотите по прибытии сообщить об инциденте… Что же. Я готов, – говорил сокоординатор-два. – Но учтите, что всё можно трактовать двояко. Например, что в аварию попал глайдер компании под управлением вашего навигатора – это для кого минус?
«Ах ты, сука», – подумал я. Это было неожиданно.
– Да и необходимость вылазки была обусловлена вашими, капитан, действиями и распоряжениями, не забывайте. Мы настаивали на ней очень долго. А вы… – Сокоординатор-два не стал заканчивать. – Ну, и тон вашего… – он издевательски проговорил должность, – экипаж-мастера… Об этом я доложу особо, это уже в любом случае.
Капитан улыбнулась:
– У нас у всех друг на друга найдётся компроматик за время экспедиции. Мы обсудим всё лично… сегодня, после малого совещания. Вечером. Но учтите: от претензий, высказанных экипаж-мастером, я отказываться не буду. А теперь… Покиньте помещение. Я аннулирую разрешение врача… как капитан.
– Всегда пожалуйста, – стараясь выглядеть равнодушным, сказал сокоординатор-два и вышел.
По пути он прошёл совсем близко к боцману. Я даже подумал, что плечом его специально заденет… но нет. Видимо, просто показал, что не боится.
Капитан с боцманом дождались, когда закроется дверь, и посмотрели на меня.
– Теперь ты, – сказал боцман и подошёл ближе. – Какого хуя согласился на вылазку?
– Я… они объяснили, по сути, то же, что тут обсуждали: двойное подчинение экипажа при напланетном размещении корабля… И…
Я машинально попытался встать, но боцман жестом остановил. Больше того: присел напротив и посмотрел прямо в глаза:
– Вон там… – он указал большим пальцем назад, на капитана, – твой командир. Полный и безоговорочный. Прокладывать курс, участвовать в вылазках… есть, спать, срать, ссать, дрочить – всё должен делать только с её ведома и разрешения. Как мои матросы у меня… Ты же знаешь, как у нас с матросами выстроены отношения, да? Экипаж-то маленький… так вот, всё – с её ведома и только так. И никакие наниматели, которые летают только как пассажиры, тебе не указ. Ты меня понял?
– Я просто даже не думал, что они могут без согласования…
– Ты… Меня… Понял? – слишком спокойно повторил боцман.
– Да.
– Да…
– Да, понял… экипаж-мастер.
– Вот так. – Он говорил очень тихо, но лучше бы орал. – А то, что ты не знаешь о разнице иерархии сводных экипажей на планетах населённых и вновь открытых – это вопрос к преподавателям твоей академии, их вина… Наверное. Может, с ними и связаться? Ну, как прибудем. А? Ты же знаешь, что я боцман второй категории, да? Знаешь, что я могу официально, сам, даже без отмашки капитана делать публичные запросы в академию по поводу бывших кадетов? Мне сделать такой запрос, как думаешь?
У меня аж сердце обмерло. А боцман продолжал:
– Как думаешь, хорошо это повлияет на твою карьеру? А?
Я молчал. Он смотрел мне прямо в глаза и ждал, но я молчал.
– Навигатор… я задал вопрос. Такой запрос хорошо повлияет на твою карьеру?
– Нет, – с трудом выдавил я.
Было гадко. Боцман встал и похлопал меня по плечу:
– Именно, блядь. Так что подумай об этом, пацан. Хорошо подумай. И готовься прокладывать курс. – Он повернулся к капитану. – Могу быть свободен?
– Да, спасибо… боцман. Идите.
Я не поднимал глаз, мне было стыдно. Только по звуку двери я понял, что он вышел. Капитан медленно прошла ко мне и села рядом. Помолчала.
– Ты, наверное, потом будешь думать, почему мы так наехали на сокоординатора-два, если его с вами даже не было… По регламенту они должны о таких вылазках принимать совместное решение. Они же со-! …координаторы… Так что, он или одобрил, или был не в курсе – что ещё хуже…
Я молчал. Капитан тоже. Потом она добавила:
– А если тебе его жалко… То вспомни, как он перед уходом тобой прикрывался.
Опять молчание. Капитан вздохнула и погладила меня по спине:
– И боцман ничего не сделает. Я попросила его тебя чуть прижать… Потому что волнуюсь. – Её рука поднялась выше, погладила меня по шее и затылку. – Что бы я делала, если бы мой мальчик разбился? А? Не сердись, милый. Я просто очень переживаю за тебя. Без навигатора нам можно. Но без тебя мне – как?
Она уже гладила меня и второй рукой, по груди. Её лицо приблизилось ко мне, она потёрлась о мою шею, а потом поцеловала меня чуть повыше уха.
Я почувствовал, что возбуждаюсь, но всё же сказал:
– Капитан… тут…
– Она всё равно в коме, мой хороший. Ничего страшного…
И мягко развернула меня к себе лицом…
3
Запрос матроса-три на посещение я заметил не сразу. Тут же дал разрешение, и дверь, не та, через которую приходили капитан и боцман, а противоположная, из другого медмодуля, издала короткое тихое шипение, и на замке загорелся красный сигнал: открыто.
Я думал, что ждать матроса-три придётся долго: подал запрос он уже давненько, но мужчина зашёл почти сразу.
– Скучаешь? – спросил он с порога и прошёл ко мне поздороваться.
Я чуть приподнялся, просто из вежливости, и предложил сесть.
– Да-да, спасибо. Я только… – Матрос-три прошёл к капсуле сокоординатора-один, за несколько шагов до неё замедлился, а потом и вовсе остановился, чуть не дойдя. Посмотрел на защитное стекло, чуть приподнялся, чтобы лучше было видно лежащую под ним женщину.
– Она слышит нас? – спросил он громким шёпотом.
– Она не спит. Она в коме.
– А… – Матрос-три снова стал говорить обычным голосом. – Младший инженер тоже. – Он подошёл ближе к капсуле и наклонился. – Голова и шея?
– Ага. Чуть спинной мозг не порвался.
– Прогнозы не знаешь?
– Дома могут и подлатать. А на этом оборудовании…
– Да уж… – Он выпрямился и повернулся ко мне. – Говорят, вы об снежника разбились?
Я вспомнил, как всё было, и меня чуть передёрнуло.
– Об ходячее дерево. Выбежало наперерез…
– Это кто? А, ветвистенький?
– Ага. Здоровенный такой, только без веток почему-то… может, ударом отломило всё, а может, такой и есть. Хер их поймешь, здешних тварей…
– Это да, – задумчиво согласился матрос-три и наконец сел на свободную койку. – Меня боцманы всегда дрючили, чтобы пристёгивался. Не зря, получается…
Он чуть опомнился. Посмотрел на меня и наконец немного виновато спросил то, зачем пришёл:
– У тебя капли есть?
Я улыбнулся:
– Да, сейчас… – И полез в тумбочку, потому что убрал их в самый низ. Чтобы не повисало пауз, спросил: – А что там младший инженер? Как его примат смог поломать?
– Блядь, да мы их… Их же парализаторы не берут, ну и придумали – сетями. Надо бы специальными, но что есть… А один из этих ублюдков, у него то ли что-то было, то ли просто лапами… Короче, порвал он сеть… пару ячеек всего, но хватило. Смог…
Тут я достал и протянул матросу-три пузырёк:
– Оооо, спасибо! – моментально отвлёкся он и привстал, чтобы взять капли. – А то понимаешь, мы ж там лежим… Запечатанная? – Он удивился и искренне предложил: – Слушай, может, тогда…
– Капай-капай, не стесняйся.
Мои слова его не убедили, поэтому я поднялся и взял пузырёк у него из рук. Сам отломил защитный колпачок, снял крышку и протянул ему обратно.
– Спасибо, навигатор, – сказал матрос-три тихо, откинулся на спину и закапал себе глаза.
– Оооооох, сука… какие же охуенные, – сказал он лёжа. Потом резко поднялся, отряхнулся с удовольствием и добавил: – Кайф!
Он часто моргал и широко мотал головой, а на лице проклёвывалась радость.
– Спасибо, мужик, прям… удружил. Мы-то уже месяца два только разбавленные и капаем. А тут…
Он протянул мне флакончик, бережно, держа двумя пальцами, и повторил:
– Спасибо…
– Да не за что. – Я забрал пузырёк и стал закрывать. – Я сам не капаюсь, но… Меня в академии преподаватель учил, что в полёт надо всегда брать хотя бы коробочку. И подарок, и валюта… – Я усмехнулся. – И взятка.
Матрос-три меня неправильно понял. Он смутился и сказал:
– Да я просто… Первый наш же лежит, ходить не может, да и не хочет… А вот глаза закапать просит… А я – как ему откажешь? Вот и…
Он замолчал. Я не стал ничего говорить; я думал, как сделать, чтобы не выглядело показушно или ещё каким-то другим образом неправильно… Ничего не придумал и просто протянул ему резко пузырёк:
– Держи. Дарю!
Матрос-три запротестовал, но я настаивал:
– Держи-держи, не это… не принимаю отказа. Бери. – Я подумал и добавил: – Это вообще не тебе. Это вам с вашим первым на двоих.
Матрос-три притих, чуть весь сжался и сказал тихо, забирая капли:
– Спасибо. Я ему закапаю разок-другой так, а потом разбавлю…
Я не стал ничего советовать, только подумал, что надо ещё пару пузырьков будет дать… когда доберусь до каюты. А вслух спросил:
– А что там у него? Говорят, ногу спасли.
Матрос-три помрачнел:
– Нет. Они… В смысле, пока она есть, но приживётся ли… Оборудование – говно.
– Как примат это сделал?
– Не он, симбионт… Хотя, может, и он… я не понимаю их отношений, кем они друг другу приходятся… То ли домашнее животное, как у нас. То ли симбионт, то ли система парная… – Матрос-три махнул рукой. – Посрать. Симбионты присмирели, когда приматов в сеть закутали. Мы и расслабились… А потом самец, тот, который помладше, как-то порвал сеть… Младший инженер стоял рядом, самец дотянулся, притянул к себе… Лапой схватил вот так, – матрос-три взял сам себя за плечо. – Дёрнул – сустав к херам порвал. Кулаком перебил рёбра все, лёгкое – в клочья, ещё в голову стукнул раз или два – череп не треснул, но мозги он инженеру отбил, шею сломал… – Матрос-три замолчал и задышал зло, но быстро подуспокоился и продолжил: – Воооот… Как не умер сразу – непонятно… А я кинулся помогать, мне вот, – он ткнул ладонью сперва в бок живота, потом в лицо. – Тоже два ребра сломали, костяной этой хуйней в бок ткнули, ну и рожу когтями расцарапали… Я, честно говоря, не помню, что там как, всё быстро… Только помню, крик сзади, симбионты их орут, ну, по-своему, это их, слышал, нет? Такое, как выстрелы, порциями… А потом вдруг глухо так – это первый симбионт в ногу матросу-один вцепился, второй – руку разгрыз моментально… – Он замолчал, зло мотнул головой и почти выплюнул следующие слова: – Суки! Надо было их сразу ёбнуть, но подумали… один-то симбионт у нас был, без хозяина. А тут… ещё два и три примата. Думаем, ну вот как раз… три этих, три тех… Пожадничали… блядь.
Он ненадолго замолчал, а потом взорвался:
– Сука, блядь! Мы с оружием – а они лапами и зубами пятерых… Ну, те-то двое легко, хорошо, кто-то начал током этих блядей ебашить. Мне тоже… повезло. А вот младшему инженеру с матросом-один…
Он замолчал и закрыл лицо руками. Не от горя, не от боли, не от плача, не от страха. Просто устало… а ещё – словно воспоминания стали слишком живыми, и он попытался закрыть от них глаза.
Я смотрел на него и не знал, что делать. Хотелось как боцман или сокоординатор-два: сесть рядом, похлопать по спине, сказать что-нибудь успокаивающее… По крайней мере, именно так я и представлял их действия в такой ситуации. Но мне для этого не хватало какой-то уверенности, что ли. Поэтому я просто сидел и смотрел на мужчину, сгорая от неловкости.
А потом матрос-три меня удивил. Он поднял лицо, глянул на меня и спросил:
– А хочешь – сходим на них посмотреть?
4
Идти в оранжерею, по-хорошему, надо было бы из моего с сокоординаторшей модуля: он был крайним в медотсеке. Но матрос-три предложил заглянуть сперва к нему, оставить первому капли. Так я и оказался у них.
Матрос-один был в кровати, полулежал, полусидел с мрачным видом и смотрел отсутствующим взглядом в стену. Под лёгким одеялом угадывалась регенерационная капсула, надетая на ногу, а правый рукав пижамы был наполовину пуст.
Я слышал, что его покалечили, но увидев своими глазами – растерялся, ощутил то ли неловкость, то ли вину и замер в дверях. Матрос-три этого не заметил. Он направился сразу к товарищу, на ходу говоря:
– Смотри, что навигатор нам подарил! Неразбавленные, хочешь? – При этом он поднял пузырёк над головой и слегка покачал им, зажав двумя пальцами.
Первый, услышав третьего, чуть дёрнулся и повернул голову в нашу сторону. Присмотрелся, грустно улыбнулся:
– Привет, навигатор. Спасибо, королевский подарок. Да ты проходи.
Матрос-три повернулся и, увидев, что я всё ещё в дверях, тоже поманил рукой.
– Давай-давай, проходи, чего как неродной. Мы тут сейчас чего-нибудь… – Он стал оглядываться, потом вспомнил и оживился ещё больше: – О, слушай! У нас же эти есть, которые на хлебе… Вкусные.
Он прошёл к своей койке и продолжил, понизив голос:
– Боцман с коком договорился, для нас сварганил. Прикинь, отлично готовит мужик.
– Батя, – согласился матрос-один.
– Да я не хочу, – попытался я отказаться.
– Ты не скромничай, – мягко сказал матрос-один, даже чуть поморщившись. – Ты вон какой здоровенный, тебе рубать надо за двоих.– Он чуть помолчал и закончил задумчиво: – Тело надо любить и лелеять.
Я смутился ещё сильнее и сдался:
– Ну, хорошо, давайте… Спасибо. – Третий неспешно доставал из мини-холодильника и открывал судки с едой. Чтобы не стоять, как дурак, я предложил первому: – Хочешь… капли-то?
Он молча, грустно очень, показал, что нет. Я испытал лёгкое облегчение.
А потом увидел работающую реанимационную капсулу младшего инженера. Такую же, как в нашем модуле. И меня непонятно почему потянуло к ней. Я дёрнулся было подойти, но остановился.
– Подойди-подойди, – одобрил матрос-один, заметив это.
Я почувствовал, как горят уши, и пошёл. Матрос-три как раз закончил возиться с угощением и тоже направился к капсуле. В руках у него были какие-то румяные зажаренные бутерброды. Остановившись, он первым делом вопросительно показал один товарищу. Тот поморщился в том смысле, что не хочет.
– Держи, – предложил тогда матрос-три мне.
Я взял из вежливости, но есть не стал. Я смотрел в капсулу.
Под защитным стеклом лежал голый младший инженер. Вернее, на нём не было одежды, но бёдра его как шортами были закрыты эластичным подгузником с выводящими трубками, а грудь и плечевой сустав были туго стянуты бандажами. Грудь дополнительно покрывал тонкий светло-синий каркас, видимо, из-за сломанных рёбер. Такой же каркас, только с ячейками поменьше, оплетал и его шею неестественного из-за гематомы цвета. Голова тоже была перевязана, просто чистыми бинтами. Скорее всего, ему пришлось делать трепанацию. А лицо парня накрывала маска, тоже с трубками: для подачи питания – тёмно-синяя, а кислородная гофрированная – прозрачная, почти невидимая.
Я вдруг понял, что эти пару дней мне не давало покоя, когда я смотрел на сокоординаторшу в такой же капсуле: то же самое было и в облике младшего инженера. Они оба не выглядели мёртвыми, нет. Вполне здоровый, парадоксально для их положения, но всё же здоровый цвет лица и вообще кожи. Они не были похожи на мёртвых. Но они не были похожи и на спящих. Что-то неуловимое, совсем-совсем слабое, я сам не мог понять, что именно, но что-то отличало их кому от обычного сна. И это очень тонкое, слабо осязаемое, непривычное состояние вызывало какое-то неуловимое беспокойство, растерянность. Зависшие даже не между жизнью и смертью, но между сном и смертью…
– Голыми лапами уработал… – тихо и задумчиво сказал матрос-три. – А ведь у них простейшие орудия есть… – И откусил смачно от своего бутерброда.
Я есть не мог. Не потому что было противно: тело младшего инженера не выглядело отталкивающе изувеченным. Но перекусывать прямо перед ним казалось кощунственным.
Я отвернулся и поискал глазами подходящий столик:
– Я… на обратном пути съем, парни.
– С непривычки, – понимающе ответил матрос-три. – Давай. – Он забрал угощение.
– Идёте куда-то? – спросил матрос-один.
– Да, в оранжерею… Хотим посмотреть на ублюдков.
– Я б тоже… посмотрел, – мрачно ответил покалеченный мужчина. – Тогда знаешь… закапай мне глаза. И дай бутерброд.
Я дождался, когда матрос-три поможет первому со всем, и мы вдвоём прошли через пустующие, тихие и тёмные модули к проходу. В переходах было тоже темно и пусто, очень пусто. Здесь, в буксируемой части, рассчитанной на сотни отдыхающих, было слишком, пугающе стерильно. Нехватка жизни, снующей, работающей или отдыхающей – неважно, ощущалась особенно остро. Помещения, которые должны были быть полны народу, но сейчас пустующие, казались признаком чего-то ужасного, трагичного. Необитаемость воспринималась как неправильность, причём жуткая, ужасающая. Я даже поёжился слегка.
Спасало немного, как ни странно, что света было мало. Если бы эти залы и переходы были ещё и хорошо освещены, неправильность ощущалась бы острее.