Рождённая на стыке веков

Я аж привстала со стула.

– О, Аллах! Это же Мирза! – воскликнула я.

– Он не назвал себя. Такой видный, симпатичный, был в военной форме, поэтому меня это и насторожило. Испугалась я, – ответила Хадича.

– Это муж Бахрихон опа, на войну тогда ушёл, я думала, он погиб. Где же он столько лет пропадал? Значит… он пришёл в двадцать шестом году? – опять сев на стул, спросила я.

– Да, говорю же, через месяц после того, как тебя увели, – ответила Хадича.

– Где же его искать? – растерянно пробормотала я.

– А зачем искать? На заводе он работает, я его однажды там и видела. Правда… я сама уже пять лет там не работаю, не знаю, там ли он ещё, – сказала Хадича.

– Конечно, как я сразу не догадалась. Он же без завода не прожил бы. Мне идти нужно, – сказала я, опять поднявшись со стула.

Хадича тут же взяла сумку из материи и положила в неё хлеб, колбасу, банку сгущённого молока, тушёнки, печенье, сахар и даже соль и кусок мыла, отдельно, завернув его в старую газету.

– Что Вы делаете? Я не возьму, – воскликнула я, когда она сунула мне сумку в руку.

– Я никогда не забуду, что ты для меня сделала, Хадича, когда я, голодная, металась на улице. Сама не будешь есть, сына накормишь. Не откажи, прошу тебя, – схватив меня за руку, сказала Хадича.

Мы вместе с ней вышливо двор.

– Я обязательно поговорю о тебе с Колей и жилье для тебя. Он поможет, я уверена. В этой комнате, меня прописали, Коля постарался и Солиху тоже прописали. А для тебя, он попросит отдельную комнату, обещаю, – сказала Хадича.

– Хорошо, я ещё зайду на днях. До свидания. Пойдём, Абдулла, – сказала я, взяв сына за руку.

– Значит, в честь отца сына назвала? Очень на него похож, – сказала Хадича.

Ничего не ответив ей, я пошла по тропинке в сторону завода, совсем забыв, что должна была идти к участковому.

– Мирза… значит он вернулся… эх, Бахрихон опа… была бы ты жива сейчас, – бормотала я себе под нос.

Дойдя до завода, я увидела, что на проходной стоит совсем другой человек.

– Ну да, столько лет прошло. Жив ли Пулат акя… – подумала я, подходя ближе.

– Тебе чего, дочка? – спросил мужчина, лет шестидесяти, с седыми, но ещё густыми волосами, с крупным носом, с широким подбородком, краснощёкий, с добрым взглядом карих глаз и с усами, над узкими губами.

– Здравствуйте. Я… мне Мирзу, я к нему пришла, – сказала я.

Мужчина вышел из-за перегородки проходной и подошёл ко мне. Потом взглянул на Абдуллу.

– А это кто? Такой большой и сладкий? А от деда сахарок примешь? – нагнувшись над ребёнком и протягивая ему кусок сахара, улыбаясь, спросил мужчина.

Абдулла взял сахар и тут же сунул его в рот.

– У меня дома такой же сорванец, внучок. Твоему сколько? Годков пять, шесть? – спросил мужчина.

– Шесть лет, седьмой пошёл, – ответила я, с любовью посмотрев на сына, который, причмокивая, сосал сладость.

– А Мирза тебе зачем? Или родственник твой? – спросил мужчина.

– Угадали. Родственник, дальний, – ответила я.

– Через двадцать минут, рабочие пойдут в столовую на обед, ты подожди, дочка, я его кликну, когда через двор идти будет, – сказал мужчина.

– Спасибо Вам. Можно спросить, где Пулат акя, он работал здесь на проходной, правда, много лет прошло… – сказала я.

– Пулат акя? Прошлым годом похоронили его. Внезапно умер. А ты его откуда знала? Или работала тут, на нашем заводе? – спросил мужчина.

– Да, работала, укладчицей, семь лет назад, – ответила я.

– Что же ушла? Не понравилось? – спросил словоохотливый мужчина.

– Нравилось, работа, как работа. Обстоятельства вынудили уйти, – ответила я.

То ли мужчина понял, что я прибыла "оттуда", то ли не хотел меня тревожить, но посмотрев на часы на руках, он прошёл за перегородку и сел на табурет. Я отошла в сторону и стала смотреть через открытую дверь во двор.

Через пятнадцать минут, раздался гудок и ещё через пять минут, из цехов стали выходить рабочие. Сторож вышел из-за перегородки и подошёл к двери. Он вынул очки из кармана чёрного рабочего халата и внимательно стал смотреть на рабочих, которые, разговаривая между собой, шли в сторону столовой. Сердце тоскливо защемило, я вспомнила, как точно так же, в обеденный перерыв, вместе с Бахрихон опа и Мирзой, каждый день ходила обедать. Мои мысли прервал громкий голос сторожа.

– Эй! Мирза! Поди сюда!

Из толпы отделился знакомый силуэт мужчины и направился к проходной.

– Чё, дядь Миш? Звал меня? – я узнала голос Мирзы.

– Звал, тут до тебя пришла женщина с ребёнком. Выйди-ка к ней, – сказал дядя Миша, указывая на меня рукой.

– Да? И кто же это? – с удивлением произнёс Мирза.

– Это я, Мирза, я… Халида, – мой голос дрожал.

Мирза подошёл ближе и внимательнее, ошалело посмотрел на меня.

– Халида? Ты откуда? Мне сказали, что ты в свой кишлак вернулась?

– Долго рассказывать. Нам бы поговорить. Но Вы же до шести на работе, – сказала я, невольно заплакав.

– Дядя Миша, пропусти, а? Я хоть накормлю их. А это кто такой? Не бойся, малыш, иди ко мне, – сказал Мирза, протягивая руки к Абдулле.

То ли ласковый голос, то ли доброе лицо расположили сына, но он спокойно подошёл к Мирзе.

– Это мой сын, Абдулла, – сказала я.

– Мирза, ты же знаешь, я без разрешения начальства не могу пропускать посторонних на территорию завода, да ещё с детьми, – сказал дядя Миша.

– Тут недалеко, есть общественная столовая, пошли туда, – сказал Мирза, проходя через проходную на улицу.

Он крепко держал Абдуллу за руку и тот послушно шёл за ним. Попрощавшись со сторожем, я пошла за ними. Мы прошли с километр и за углом здания, я увидела столовую, куда быстро шёл Мирза. Войдя в помещение, он усадил меня и сына за стол.

– Я сам всё принесу, посидите, – сказал он и быстро пошёл к стойке.

Он заметно изменился, волосы поседели, появились морщины на лбу, осанка стала твёрже, но особенно, меня поразил взгляд Мирзы. Взгляд стал более жёсткий, прямой, даже дерзкий. Конечно, он воевал, видел смерть рядом, думал, вернётся к любимой жене, но ни жены, ни дома.

– Как же жизнь жестока, – подумала я.

Мирза пришёл с подносом в руках и переложил на стол тарелки, рисовый суп с овощами, гречка с котлетой, нарезанные огурцы и помидоры, компот в граненных стаканах и три кусочка хлеба. Царский обед, по тем временам, я почувствовала голод.

– Можно было только суп взять, Мирза. Или второе. Зачем столько? Нам с Абдуллой бы хватило тарелку на двоих, – смущаясь, сказала я.

– Парень расти должен, а значит, много есть. Верно, Абдулла? – спросил Мирза, погладив сына по голове.

Тот деловито кивнул и взял в ручку ложку.

– Ешьте. Я поднос отнесу, – сказал Мирза.

Вернувшись, он сел за стол и принялся за еду.

– Сейчас нам поговорить не удастся, времени мало, а разговор, как я понял, будет долгим. Где тебя найти можно? Я бы после работы зашёл, – спросил Мирза, с аппетитом отправляя в рот ложку с супом.

– Где найти? Может встретимся… ну хотя бы тут, недалеко, во сколько Вы с работы выйдете? – спросила я, помогая сыну есть.

– В шесть. Ладно, напротив завода небольшой магазин, подходи туда к шести. Ты прости, но мне пора, сама понимаешь, опаздывать нельзя. Да… меня же начальником цеха назначили, – как бы между прочим, сказал Мирза.

– Здорово! Поздравляю. Я буду ждать Вас, – сказала я.

– Спасибо. Да, договорились, – доедая второе и допивая компот, ответил Мирза.

Потом он поднялся и сложив свою уже пустую посуду, отнёс к стойке.

– За обед я заплатил. До встречи. Вы не торопитесь, отдохните. Я пошёл. – сказал Мирза, намереваясь уйти.

– Мирза? – окликнула я его.

Он повернулся и посмотрел на меня.

– Я очень рада, что Вы живым вернулись с войны, – сказала я, с грустью улыбнувшись.

– Я тоже, – тихо ответил он и тут же ушёл.

Мы с сыном поели, я собрала посуду и отнесла к стойке. Взяв сумку с продуктами, которые мне дала Хадича, взяв сына за руку, мы пошли к выходу. Я всё же решила найти участкового и отметиться, чтобы потом не было недоразумений. Пройдя пешком, благо дело, участковый, как оказалось, находился недалеко от дома, где я раньше проживала, я дошла до соседнего дома, в котором находился кабинет участкового. Он оказался на месте. Постучавшись, я вошла.

– Здравствуйте. Можно? – спросила я.

За столом сидел тучный мужчина, узбек. С круглым, серьёзным, даже сосредоточенным лицом. Я оробела, не смея подойти к столу. Мужчина был в форме и от жары, постоянно вытирал лицо и шею платком.

– Входи, дочка, что у тебя? Ты садись, говори, – спросил участковый на узбекском языке.

Я подала свой паспорт, который приготовила заранее.

– Меня освободили. Вот, пришла к Вам, сказали, так полагается, – голос мой дрожал.

Мужчина внимательно посмотрел на меня, просмотрел данные паспорта. Потом взглянул на Абдуллу, который просто засыпал, прислонившись ко мне. Мужчина вдруг встал из-за стола и подняв ребёнка, положил на диван.

– Что же ты, дочка, с ребёнком по жаре ходишь? Заболеет ещё. Да и обувку ему нужно, кто же сейчас ботинки носит? – говорил он, поглаживая ребёнка по голове.

– Я знаю, надо купить. Вот на работу устроюсь и конечно куплю, – сказала я.

– Знаешь что? Пошли. А ребёнок пусть тут поспит. Я скажу помощнику, он присмотрит за твоим сыном, – вдруг сказал участковый, напугав меня этим.

Видимо, он увидел мой испуг в глазах.

– Не бойся, дочка, я живу тут недалеко, в махалле. У меня младший сынишка вырос из своих вещей, а твоему, в самый раз будет. Вещи-то ещё хорошие. Пошли. Гайрат? – крикнул он, открыв дверь.

На зов прибежал молодой парень.

– Слушаю, товарищ майор! – отдавая честь, громко сказал парень.

– Слушай, сержант, я отойду ненадолго, а ты за мальцом присмотри. Проснётся, займи его, чтобы не испугался. Я быстро. Пошли, дочка, – сказал участковый.

Я была поражена. При таком суровом лице, этот человек проявлял доброту по отношению ко мне. Что ж, я пошла за ним. Мы вышли на улицу и перешли дорогу. Потом завернули в переулок и вышли к махалле, которую за домами не было видно. Пройдя до конца улицы, мы подошли к дому. Видимо, дом был построен давно, но добротно. Войдя в открытые ворота, мужчина остановился и огляделся.

– Мухаббат? Нигора? Где вы? – крикнул он.

Из дома тут же вышли две женщины, одна постарше, видимо жена участкового, вторая или дочь, или невестка. Молодая была с длинными косами, в узбекском широком платье и каушах.

– Что-то Вы сегодня рано, отец? Случилось что? – поправляя платок, покосившийся на голове и подбегая к мужу, спросила женщина постарше.

– Что может случиться, жена? Нигора? Дочка? Вынеси вещи Акбара, из которых он вырос. Ты их ещё в узел сложила и за сундук убрала, чтобы в область родственникам отдать, – сказал участковый, обращаясь к молодой девушке.

– Ну что, Халида Рахматова… это вот моя супруга, а эта красавица – наша невестка. Сын на работе, может есть хочешь? – вдруг спросил участковый.

Я опешила и смутилась. И так чувствовала себя неуютно, совсем не ожидала, что так всё обернётся.

– Спасибо. Мы только что с сыном в столовой пообедали, – ответила я.

– Мухаббат? Ты же вроде тесто на лепёшки вчера с вечера ставила, напекла? – спросил участковый.

– Да, ещё рано утром испекла, Равшан акя. Вынести? – спросила Мухаббат.

– Да, вынеси четыре штуки. Нигора? Дочка? Яблок в саду нарви и вишни, – говорил Равшан акя, отдавая распоряжения.

Я понимала, что он хочет это всё дать мне, но я словно застыла, не зная, как себя вести и что сказать. Из дома вышла Нигора и подала свёкру довольно большой узел. Потом побежала за дом и через несколько минут вынесла в чашке яблоки и вишню.

– Ладно, мы пошли, на работу идти надо, – сказал Равшан акя, ничего не объясняя женщинам, которые с удивлением смотрели на него и на меня.

Я шла за участковым, в душе было смятение. В кабинете, Абдулла ещё крепко спал, а Гайрат стоял в дверях, почему-то держа перед собой винтовку.

– А это ещё зачем? Эээ… ладно, иди, – махнув рукой, сказал Равшан акя.

– Слушаюсь, товарищ майор! – опять подняв руку под козырёк, громко сказал парень.

– Тише ты! Ребёнка разбудишь. Чего орёшь? – сказал Равшан акя.

– По уставу положено, товарищ майор, – чуть тише, ответил Гайрат.

– Вольно! Свободен, – сказал участковый.

Парень тут же ушёл.

– Бездарь. Устав, видите ли. А просто, по-человечески? Ладно, ты садись, дочка, поговорим, – сказал участковый, сев за свой стол.

– Я ведь отметиться пришла, а Вы… спасибо Вам, даже и не знаю, что сказать, – пробормотала я, сев на край стула.

– Думаешь все, кто сидел и вышел, виноваты? Да я по твоему лицу вижу, кто ты и что. Время такое, ну ладно, значит, пришла отметиться? Понимаешь, какое дело? В паспорте у тебя стоит прописка, да, но из домовой тебя выписали. А это значит, что прописки ни у тебя, ни у сына нет. Для начала, тебе прописаться надо, потом приходи отметиться. Я запишу твои данные. Не торопись, спросят, отвечу, как полагается. Есть где жить? – спросил участковый.

– Да, я у подруги пока поживу, на работу устроюсь, там видно будет, – ответила я.

– Может помощь нужна? – спросил Равшан акя.

– Спасибо Вам, Вы и так столько сделали. Мне, правда… неловко, – ответила я.

– Все мы люди, дочка. Со всяким может беда случится. Если понадобится помощь, ты заходи. Чем смогу, помогу, – сказал Равшан акя.

Я поднялась и подошла к сыну, который сладко спал.

– Как работать будешь? С кем ребёнка оставлять намерена? Сколько ему лет? – спросил участковый.

– Пока не знаю, ему шесть лет, – ответила я.

Равшан акя взял лист бумаги и что-то быстро написал, обмакивая в чернила деревянную ручку с металлическим пером. Потом передал бумагу мне.

– Здесь недалеко детский сад. Покажешь заведующей эту бумагу, она моя двоюродная сестра по матери, сына в садик примет. До школы там побудет и ты спокойна, и ребёнок сытый, под присмотром будет, – сказал Равшан акя.

– Как мне благодарить Вас, гражданин майор? – растроганно спросила я, чуть не заплакав.

– Товарищ майор, дочка, а можно просто, Равшан акя, – сказал участковый.

Я улыбнулась, не зная что ответить. Подойдя к сыну, я разбудила его.

– Вставай, сыночек, нам пора идти, – целуя сына в щёчку, ласково сказала я.

Ещё раз поблагодарив Равшан акя, взяв сына за руку, взяв в руки сумку, которую дала мне Хадича, узел и бумажный пакет с фруктами, я пошла к выходу.

Решила сначала идти домой к Даше. Если она дома, оставить ей Абдуллу и сходить в детский сад, потом пойти и на встречу с Мирзой. Даша оказалась дома, когда я хотела постучать в дверь, она оказалась открытой. Дашу я нашла в ванной, она стирала занавески и скатерть.

– Даша? Ты поела? – спросила я.

– Нет. Пришла, наконец? Я вас ждала, думала, вместе поедим. На оставшиеся деньги, я на базаре продукты купила, картошку, лук, морковь, крупы немного взяла, макароны и рис. Масло удалось достать, думала, на тушёнку хватит, но денег не осталось, – сказала Даша, мыльной рукой убирая со лба прядь волос, непослушно падавшую на лицо.

Я подошла к ней и сняв с головы платок, повязала ей на голову, убрав волосы под платок.

– Мой руки, кормить тебя буду. Ужин позже приготовим. У меня много новостей. Пошли, – сказала я, возвращаясь в комнату, где оставила на столе всё, что принесла с собой, бросив узел с вещами на диван.

– Правда? По лицу вижу, новости хорошие, – сказала Даша, ополаскивая руки и вытирая их.

– Очень хорошие. Сама не ожидала. Ой… прости. А у тебя что? В школу ходила? Что тебе сказали? Примут на работу? – спросила я, вспомнив, что и Даша должна была устраиваться на работу.

– Давай за столом поговорим, я очень есть хочу, – сказала Даша, заглядывая в сумку.

– Ого! Ты что, магазин ограбила? Откуда столько всего? Сыр… колбаса? Ммм… тушёнка? Ой и сгущёнка, ну ты даёшь! Лепёшки… мечта! Халида? Откуда это богатство? – Даша была крайне удивлена.

– Ты же сказала, за столом поговорим, – ответила я, подморгнув ей.

Быстро приготовив на стол, мы наконец сели. Абдулла есть отказался, взяв свою деревянную лошадку, он сидел на полу и игрался. Я подробно рассказала Даше, что произошло за сегодняшний день, а она с аппетитом ела и слушала, часто удивлённо поднимая брови. А когда я ей рассказала об участковом, она даже есть перестала.

– На него посмотришь… ни за что не подумаешь, что человек такой добрый окажется. Они вещи сыну моему дал. Его сыну маленькие уже. Давай посмотрим, – сказала я, вставая из-за стола.

Взяв с дивана узел, я занесла его на кухню и уже хотела развязать, но Даша остановила меня.

– Не нужно на кухне, пошли в комнату. Я поела, поверишь, семь лет не ела такой вкуснятины. Вечером, можно тушёнку с макаронами пожарить, – сказала она, вытирая рот и руки маленьким полотенцем.

Я понесла узел обратно в комнату и положив на диван, наконец развязала.

– Охххо! Да Абдулле этого на пару лет хватит. Сколько здесь всего. Сандалики совсем ещё не поношенные, даже игрушки есть. Абдулла? Смотри? – Даша показала ребёнку матрёшку, мишку и пару машинок.

Абдулла, обернувшись, оторопело смотрел на игрушки. Потом вскочил с пола и схватил матрёшку, в разноцветном костюмчике и колпаке с бубончиком.

– Это мне? – осторожно спросил Абдулла.

Мы с Дашей улыбались.

– Тебе, малыш. На вот и это возьми, – отдавая мишку и машинки ребёнку, сказала Даша.

Через две минуты, Абдулла восторженно разглядывал своё богатство.

– Смотри! Матросский костюмчик. Абдулла? Иди ко мне, радость моя, – позвала я сына.

Он нехотя оставил игрушки и подошёл к нам. Я быстро сняла с него рубашку, похожую на пижаму, зашитую в нескольких местах и вельветовые штанишки. Надела на него матроску с шортиками на лямках и даже сандалики. Абдулла довольно смотрел на свои ножки.

– Как хорошо, а то ведь и денег не осталось, чтобы вещи ребёнку купить. Прости, но я подумала, что нужны продукты, особенно Абдулле, – сказала Даша.

– Нам очень повезло, Даша. Равшан акя оказался добрейшим человеком. Даже с садиком для Абдуллы помог, представляешь? Теперь я могу спокойно устроиться на работу. А у тебя что? Рассказывай, – спросила я.

– У меня, к сожалению, не так весело, как у тебя. Директора школы поменяли, сейчас там мымра сидит, такая, вся из себя. Она и слушать меня не стала. Ни мой диплом, ни то, что я в той школе проработала столько лет, её не интересовали. Когда вышла из её кабинета, встретила своих коллег. Поверишь? Они мимо прошли, будто и не знали меня никогда. А когда я окликнула, как я думала, близкую подругу, она даже не обернулась, пошла быстрее. И я ушла, не солоно хлебавши. В общем, с учительской деятельностью, кажется, покончено. Что делать, я не знаю. А этот… участковый, он дал мне год испытательного срока, сказал, что я буду под наблюдением, мальчишка. Самовлюблённый осёл, –  расстроено рассказывала Даша.

– Потерпи, дорогая, всё утрясётся, мы же только приехали, нужно время. А пока, мы устроимся на завод, вместе будем работать. Мирза нам поможет. Там и платят больше, – обняв Дашу за плечи, сказала я.

– Знаешь, Халида… я только и делаю, что жду и терплю. Устала. Но ты права, прости. На заводе тоже можно работать. Завтра с утра и пойдём. Во сколько тебя Мирза ждёт? – спросила Даша, посмотрев на настенные часы, которые после того, как она их завела, к нашему удивлению, пошли.

– В шесть часов, – ответила я, с любовью взглянув на сына, который сосредоточено старался посадить матрёшку на деревянную лошадку. А игрушка упрямо, растопырив тряпочные руки, с цветными фонариками на руках, постоянно падала.

– Так чего ты сидишь? Половина шестого уже, собирайся и иди. Я с ребёнком посижу. Надень другое платье, у меня и босоножки есть, надо тебе волосы поправить. Давай мы их заколем шпильками на затылке, так красивее будет, – беспрерывно говорила Даша, открывая шкаф.

Она достала вешалку и сняла голубое платье в мелкий цветочек, такого фасона, как был на Хадиче, потом с дна шкафа достала коробку, открыла её и взяла босоножки светло-коричневого цвета. Потом опять с головой залезла в шкаф и вытащила сумочку.

– Вот, ридикюль, – с радостью сказала Даша.

– Да мне и положить в него нечего, зачем, не нужно, – сказала я.

– Это для солидности, держи и возражения не принимаются, – сказала Даша.

Пришлось взять, чтобы не обидеть подругу.

– Я буду похожа на ту матрёшку Абдуллы, – засмеялась я.

– И поверь мне, очень красивую матрёшку, – засмеялась следом Даша.

– Даша! Я иду просто поговорить с Мирзой, а ты меня словно на свидание отправляешь. Что он может подумать? – сказала я, став серьёзной.

– Подумает, что к нему пришла красивая, молодая женщина, а не неопрятная кулёма. Быстро надевай, – твёрдо сказала она.

Пришлось подчиниться. Потом она посадила меня на табурет и занялась моими волосами, расплела косы и скрутив их, собрала на затылке.

– У тебя роскошные волосы! Такие густые. И ни одной седой волосинки. Надо же, столько в жизни испытать и ничего. Ну вот… теперь можно и идти, – сказала Даша.

Непослушные кудряшки, падали на лоб и виски. Я всё время поправляла их.

– Нужно платок надеть, – сказала я, потянувшись за платком.

– Даже не вздумай! Прятать под платком такую красоту! Ты и правда очень красивая, Халида, – с восхищением оглядывая меня, сказала Даша.

Я взглянула в небольшое зеркало на стене и улыбнулась, довольная своим отражением.

– Вот бы ещё губки подкрасить, да нечем. Ладно, иди, опоздаешь, – подтолкнув меня к выходу, сказала Даша.

Я оглянулась на Абдуллу, он с удивлением смотрел на меня, словно не узнавал.

– Мама красивая, – произнёс он.

Я нагнулась и расцеловала его.

– Мужчина говорит. Беги! – улыбнувшись, сказала Даша.

И я побежала. Сначала вниз по лестнице, потом по дороге, в сторону завода. В сад я, за разговорами с Дашей, опоздала, поэтому решила пойти туда завтра, с утра.

Мирза уже стоял в условленном месте и ждал меня. Но когда я подошла, он мельком взглянул на меня и отвернулся. Я опешила.

– Мирза? Это я, Вы не узнали меня? – спросила я.

Мирза резко повернулся и внимательно посмотрел на меня.

– Ничего себе! Да ты красавица, Халида. Я и правда не узнал тебя, – воскликнул он.

Я очень смутилась и стыдливо опустила голову. Мне таких слов никто не говорил. Только может Турсун бай… но тогда я по сути была ребёнком.

– Скажете тоже… – пробормотала я.

Мирза несколько минут молча смотрел на меня.

– Давай пройдёмся до центра. Там парк, можно посидеть и отдохнуть. Я очень устал. Пошли, – сказал он и вдруг взял меня под руку.

Меня словно током прошибло, давно до меня мужчина не дотрагивался, в последний раз, это было грубое насилие и издевательство двух негодяев. Но руку я не отняла и пошла рядом с Мирзой.

До центрального парка было довольно далеко, но расстояния я не замечала, мы медленно шли и разговаривали.

– Рассказывай всё, всё что произошло после того, как я ушёл на войну. Потом и я расскажу, почему сразу не мог вернуться домой, – сказал Мирза.

– Да, конечно. Вы вправе всё знать. Когда мы Вас проводили, Бахрихон опа затосковала. Потеряв сначала сына, потом проводив Вас, она словно и сама умерла. Она говорила, что больше никогда Вас не увидит… удивительная была женщина, светлая ей память. Ей почти сразу стало плохо, высокая температура, бред… я тогда очень испугалась. Зашёл сосед, Вы его должны помнить… Григорий. Он и помог, вызвал знакомого доктора, тот увёз Бахрихон опа в больницу, сказал, что у неё истощение организма и воспаление лёгких. Надеялись, что лекарства и уход врачей помогут. Утром нужно было идти на работу, а вечером пришёл Григорий и мы поспешили в больницу. Но вышел доктор и сказал, что Бахрихон опа умерла.

Вскоре… вскоре меня арестовали, каким-то образом узнали, что в прошлом я жила в доме Турсун бая и принадлежала ему. В общем, меня и слушать никто не стал, когда я пыталась объяснить. Семь лет лагерей, недавно меня освободили. Вот и всё, – не поднимая головы, рассказывала я.