Адский поезд

– А-а-а-а.

– Не, чувак, смотри.

– Ну.

– Вот давай по пиву, и я расскажу.

– Ладно.

– Вот смотри, ― продолжил Саша, когда они сели на столик. Он ткнул пальцем за окно. ― Посмотри, какие тут пространства! Воу! Это же хит! Надо сюда обязательно приехать. Возьму свой «телевик», сделаю новую фотосессию. Здесь я видел такие клёвые места для катания на доске. Представь, чувак. Собираем team, отбрасываем сомнения и едем на поезде до первой приглянувшейся станции. Воу. А, е! Выходим. Такая продвинутая команда. Собираем местных, даем им уроки. Бум-бокс играет стрит-бит. Идж-с-с-с, иджс-с-с-с. Воу-воу-дыджтс-с-с-с. Тч-с-с-с. Тч-с-с-с-с. Тыдыц, ты-ры-ры. И все снимаем, чтобы смонтировать потом ролик.

– Ага, ― произнес Костя.

– Чо, чувак, как ты думаешь?

– Да нет. Я так.

– Слушай, а как ты относишься к эмо?

Костя пожал плечами:

– А что это?

– Ладно. Слышал: Эмо.

Эмо сука жалкие. Из-за того, что родители не пускают эмо на кладбища морозить свои жопы , бедняги тратят время на нытьё над гламурными журналами в квартирах, сидя на подоконнике . Через смазанную от слёз тушь плохо видно, что диктует журнал моды. Поэтому одеваются эмо крайне странно. Эмо палятся лишь на вопросе ― ты кто ? Обычно несформировавшаяся личность не может решить ― гот она или гламур, от чего, кривя глазом из под чёлки, давит очередную слезу.

Все это Саша читал в каком―то псевдореповом стиле, но Костя не понимал ― плакать ему или радоваться.

– Скинхеды. Скинхеды сука умные. Реально осознавая картину будущего, как и панки, эти парни пошли иным путём. Они не тратят меньше воды на себя, они тратят меньше людей для воды, тем самым уменьшая численность населения. Особенно умные скинхеды выделяются в таких местах, как черепно―мозговая , хааа! ещё бы. Палятся в основном из-за лысой, не всегда отполированной лысины. Как оно?

– Ты сочинил? ― осведомился Костя.

– Нет. Не я. Но я работаю над собой. Я тоже скоро буду сочинять хиты, чувак. Понял?

Лицо Саши светилось от какого-то счастливого напряжения, но Костя ему не завидовал. Он вообще не знал, плакать ему или радоваться.

– Посмотри в любой вагон метро, ― произнес Саша.

Это было сказано, как предложение. Костя даже попытался куда-то заглянуть, но, конечно, все самое странное было именно в Саше.

– Да, ― сказал Костя.

За окном было уже почти темно. Поезд повернул, и тонкая розовая полоска исчезла. Было видно синее небо, окаймляющее деревья и какие-то первые звезды.

– Люди едут и слушают 50 cent.

– А-а-а-а.

–Я хочу быть как русский 50 cent.

Костя сочувственно кивнул.

– Ты мне не веришь? Ладно, чувак. Встретимся года через три, и ты меня не узнаешь. Я буду ехать на крутом таче. Нет, я куплю себе мотоцикл.

– Купи в кредит, ― произнес Костя без задней мысли.

– Что ― в кредит?

– Мотоцикл.

– Шутишь, йоу! Такие тачки в кредит не берут. Давай по пиву. А ты чо, вино берешь?

– Да.

Костя отвечал сонно ― не то, чтобы он был противник общения, и даже в своих мыслях он не варился. Он был таким по закону сохранения энергии. Это было его естественное состояние. Саша же, напротив, бежал по жизни с шилом в заду. Он постоянно менял род своих занятий, и за это к нему постоянно приклеивались постоянные прозвища. В университете он учился очень неплохо. Костя же, наоборот, являлся глубоким середняком. Впрочем, никто его за это не попрекал. И, на самом деле, было странно, что Аня, у которой был крайне неуравновешенный характер, его любит. Он и сам себя иногда спрашивал.

Где-то подсознательно он был уверен, что ― рано или поздно ― это случится, и Аню перекинет взрывной волной кому-нибудь в объятия. А взрыв этот будет в голове, не его, конечно. Взрыв снаряда…..

Бум!

И до свиданья.

Они сели за столик. Народу в ресторане было много. Кругом чувствовалась праздная обстановка. Еще бы ― поезд шел на Сочи.

–Знаешь, чувак, я часто представляю себя где-нибудь…..

Он оглянулся. А потом продолжил:

– Где-нибудь в Голливуде.

У Кости не было в планах торчать в вагоне-ресторане и что-то обсуждать с Сашей Петькиным. Он собирался уйти с вином. Поэтому, он старался допить свое пиво как можно быстрее. В это время, как назло, появился камрад Буффало. Костя даже вздохнул недовольно. Лицо у Виталика было помято с правой стороны. Видимо, он спал и не переворачивался.

– Привет, братики, ― выдохнул он.

– Воу, воу! ― выкрикнул Саша Петькин.

– Хорошо вам тут. А я там парюсь. На полке ― как на нарах. Лежу на третьей полке, жёстко, кости жмет.

– На третьей? ― удивился Костя.

– Да. Судьба занесла на верхотуру.

– О-па, ― удивился Костя.

– Да что ты по ушам ездишь! ― обрадовано крикнул Саша.

– Ну, вторая, третья, не все ли одно. Внизу бабка храпит, параллельно меня лежит девушка. Представь себе смысл этих слов! Параллельно мне лежит девушка.

– Ты ее хочешь? ― спросил Саша.

– Не знаю. Ближе надо подойти. Ощупать. Обласкать. Посмотреть в глаза. Я просто так не могу. Без изучения, без прощупывания. А иначе ― как еще. Все мы немного ученые. Алхимики. А давайте водки возьмем. Просто водки возьмем. И не будем ни о чем думать, друзья мои.

Костя, было, тотчас отказался, но не сумел и рта раскрыть.

– Короче, вот еще тем, ― сказал Саша Петькин и принялся читать, ― Панки. Панки сука заботливые. Панки уже сейчас видят угрозу нехватки воды, поэтому старательно берегут её отказавшись от водных процедур. Панки палятся практически везде, ибо страшно смердят отпугивая от себя окружающих.

– Го-го-го, ― захохотал камрад Буффало, ― некисло как. Го-го-го. А я, все ж, схожу, девушку разбужу, в любви признаюсь. Такая девушка. Звезда вагона. Звезда плацкарты.

– Пойду я, ― произнес Костя.

– Ты сиди, сиди, ― властно сказал ему Виталик.

А Саша Петькин продолжал:

– Готы. Готы сука печальные. Ещё бы ! Люди, привыкшие сидеть на могильных плитах кладбищ нередко обращаются к врачам с отморожением задницы, а некоторые и с отморожением передницы. А при такой жалобе по-любому будешь печальным. Готы палятся в основном летом, так как чёрные одёжки заставляют их усиленно потеть. Наиболее истинный гот , как ещё называют ― тругот ― тот, кто даже после смерти мечтает умереть на руках солиста группы Хим.

–Го-го-го, ― еще пуще прежнего ржал камрад Буффало, ― девушка, девушка! Девушка! Нет, не вы! Водочки нам! И лимон, если можно! Что? Кто платит? А вы к нам придете! Я вам на ушко и шепну!

Ага! Да, вот этой! Столичной. Да. А есть со льдом? Да. А, что вам за это будет? Я вам отдам свою руку и сердце.

Энергия так и била из Виталика. Видимо, для этого ему был необходим сон. И вот, он поспал, точно перезагрузился, и это был уже другой, довольный всем Виталик, камрад Буффало.

Костя выглянул за окно. Затем ― прильнул к нему ближе. Человеческий глаз моментально реагирует на то, когда в окружающей картинке появляется какое-то несоответствие. Он почесал голову, не понимая, в чем дело. Было темно, и кроны деревьев, окаймленные угасшим небом, были похожи на застывшие сны. Но было что-то, более темное, чем они. Костя даже сощурился, ничего не понимая. Он даже повернулся к людям в вагоне―ресторане, однако, все шло тем же курсом. Никто ничего не замечал. Деревья в темноте отбрасывали тень, и у этой тени был красноватый оттенок.

– О, девушка! ― Виталик обрадовался, что водку принесли так оперативно.

– А вот еще стрит-спич! ― не унимался Саша Петькин. ― Металлисты. Металлисты сука мечтатели. Каждый второй металлист ― сын работника-стахановца на литейном заводе. Каждый третий мечтает отдать свою одежду терминатору вошедшему в бар с целью спасти человечество или какого-то там Джона Коннора. Но терминатор не приходит, поэтому металлисты занимают ожидание дешёвым алкоголем и громкой музыкой.

Многие металлисты мечтают закончить ПТУ и пойти работать на станках или плавить железо, но сука выучиваются и, получив высшее образование, идут работать юристами. Металлисты палятся, лишь, когда встают в разгорячённых клубах со стула в кожаных штанах.

–Ну что, братики, приступим? ― спросил Буффало.

Он открыл бутылку и разлил водку.

– Можно пить спортивно, ― заявил он.

– Спортивно? ― переспросил Костя отстраненно.

– Да. Да что ты там все смотришь? Тёлок там нет.

Костя вздрогнул. Неужели этого никто больше не видит? Что же это ― обман зрения, нарушение работы мозга.

Железная дорога шла в окружении достаточно густых насаждений, и что-то с этими деревьями было не в порядке, но Костя никак не мог понять, что же именно. Покраснение теней? Хорошо. Но откуда же сами тени. Это походило на то, как если бы ночь подкрасили маркером.

Он потер глаза, пытаясь избавиться от наваждения. Однако, ничего не помогало, и он продолжал смотреть. Спустя минуту он мог различить какие-то новые детали. Так, ему начало казаться, что за лесополосой горит свет. Конечно, никакого света там не было и быть не могло.

– Может быть, я начал видеть в темноте? ― спросил сам себя Костя.

– Ладно, давайте, ― сказал тогда Буффало, ― Кость, хватит там это, девушек среди леса искать. Или давай, что ль, нажмем стоп-кран, пойдем, пошаримся. Я не против. Может, там нас сразу пригласят на пару палок чая!

– А вот еще, ― сказал Саша Петькин, ― Байкеры. Байкеры сука добрые. Несмотря на то, что каждый четвёртый байкер даст тебе в табло гаечным ключом, каждый байкер, проезжая вам навстречу, посигналит, предупреждая, что впереди сотрудники ДПС. Байкеры не палятся.

– Выпьем, пацаны, за байкеров, ― сказал Виталик, ― а то водка греется. Уже плюс пятьдесят.

– Воу! ― воскликнул Саша. ― +1!

– Га! +1! ― ответил камрад Буффало.

Они выпили, и Костя продолжил смотреть в окно. Теперь он был уверен, что это видит только он один, потому как все в вагоне ресторане было как и раньше. За деревьями, за темно-красной тенью, горел свет. Это было однозначно. Свет был черным. Как он мог светиться, будучи черным? Это было невозможно, но это было так. Излучение шло от ламп.

Лампы!

Костя напрягся, пытаясь разобрать, в чем там было дело.

– Эх, пацанчики, ― проговорил камрад, ― а я, собрался, было, на тусу удаффкома, а тут ― то туда зовут, то сюда. И Костя все девонек ищет средь кустов. А их все нет. Все нет. Странно все это. Водка. Водка ― она друг.

Он продолжал нести околесицу, а Саша ж время от времени выбрасывал новые порции стрит―спича:

– Реперы. Реперы сука чёрные. Если Вы видите репера и он сука не чёрный ― это Эминем. Если это не Эминем, это не репер. В душе каждый чёрный репер мечтает стать Эминемом и наоборот. Реперы часто палятся на травке, джипах и красивых джипах. Если тебя застрелили под фразу "мув бек мазафака" ― тебя застрелил репер.

Айр-н-би. Айр-н-би ― это те же реперы, только без яиц. Если Вы видите айр-н-би с яйцами ― это сука Тимати. Он купил их в магазине и несёт домой вместе с остальными продуктами. Тимати можно узнать по тонированной шестёрке и Доминику Джокеру, который пытается быть похожим на Эминема, но походит только на скрещенного Шатунова с Фадеевым.

Присмотревшись к фонарям, излучающим черный свет, Костя обнаружил, что имеют место человеческие фигуры. Нет, конечно же, этого не могло быть в природе. Но Костя как―то легко с этим смирился.

– Почему бы и нет? ― думал он. ― Сегодня ― странная какая-та жара весь день была. И со всеми людьми что-то происходит. А что, если я ― экстрасенс? Я вижу то, чего другим не видят.

Итак, это были фигуры. Люди? Может ― существа? Они держали в руках квадратные, железнодорожные фонари, и эти фонари излучали черный свет, который бил сквозь деревья. Ближе к тому месту, где начинались темно-красные тени, черный свет разжижался, и были видны таинственные узоры, и узоры эти очень не понравились Косте. Они напоминали вывернутые наружу мозги. Кто-то взял много, много мозгов, расплел их, и вот, они напоминают существ. Но ― нельзя однозначно сказать ― существа это или обман воображения. Ведь иногда, когда смотришь на ковёр с вышитыми узорами, кажется, что ты видишь лица и фигуры, хотя ничего такого и в помине нет.

Тем не менее…..

– Нет, ― проговорил Костя.

– Держи, нет, ― прохохотал Буффало, ― вот ваш стакан, амиго.

С Костей же и правда творилось что-то странное, и все уже начинали замечать это.

– Скажи тост, ― проговорил камрад.

– Не знаю, ― ответил Костя вяло, ― за что ж выпить?

– Давай за Аньку твою выпьем, ― предложил Саша.

– Ладно, ― согласился Костя.

Они выпили. Водка была холодная, северная.

….Головы у существ, что держали фонари с черным светом, были непропорционально большими. Свет же пульсировал. Но так происходило далеко не со всеми фонарями. Часть из них светила ровно. В пульсациях же была некая закономерность.

– Сигналы, ― подумал Костя.

Ему и в голову не могло прийти, что за то время, как он в первый раз различил фонари, прошло уже достаточно много времени, и что для такой шеренги нужно очень и очень много людей. Впрочем, очень скоро наметилось изменение. Однако, оно было далеко не в лучшую сторону ― контуры фигур стали проступать все четче и четче, и было видно, что у людей ― необыкновенно длинные шеи. Тонкие, лебединые. Головы ― маленькие, и внутри головы что-то светится. Какое-то непонятное синее пламя.

– Надо тоже сделать ерша, ― говорил меж тем камрад.

Костя опомнился, взял свою рюмку и выпил. Пиво стояло недопитое. Он сделал несколько глотков. И тогда ― о чудо ― все пропало. За окном была нормальная июньская ночь. Отсветы от окон неслись следом за поездом, а за деревьями блестели огни далеких деревень.

– А мне нравится Тимбалэнд, ― сказал Саша Петькин, ― вот это чел.

Костя воодушевленно кивнул.

– Что, тебе тоже нравится Тимбалэнд?

–Да, ничо так.

– А мне все равно, гайз, ― сказал Виталик, ― глубоко все равно. Я порой и шансон слушаю. Вот Саша считает, что шансон ― это западло.

– Ничего я не считаю, ― отозвался Петькин.

–Ладно, проехали, ― вздохнул Буффало, ― шансон, так шансон. Хорошо сидим, амогос.

– Да, йоу! ― отозвался Саша.

– Пойду я, ― заметил Костя.

– А, иди, иди, ― ответил Виталик как―то ласково, ― тебе ж пора. Ага?

– Ага?

– Ну вот.

Вскоре Костя вернулся назад. Поезд уверенно стучал колесами. За окном ― липкая ночь. Тени бегут. То и дело из-за бугра выглядывают огни населенных пунктов. В тамбуре кто-то курит.

– Привет, ― прошептала Аня.

– Ага, ― ответил Костя как-то отстраненно.

– А где ты был?

– Да, там.

– Какой-то ты странный. А я все тебя жду, жду. Ты принес вино?

– Да.

– Тебя целый час не было.

– Да нет, не час, ― ответил Костя, ― точно ― не час. Дурь какая-та. В голову, я говорю, дурь лезет. Наверное, солнечная активность сейчас повышенная. Потому что, на кого я только не смотрю, у всех одно и то же. Все какие-то сегодня сумасшедшие. Только и делают, что сходят с ума. И камрад этот. Странный тип. То смеется, то ― ну, не плачет, но как-то ведет себя странно.

– Может, они ― наркоманы? ― предположила Аня.

– Нет, ну что ты. Хотя, на счет камрада, я точно не знаю. Все может быть. Может быть, и так. Они там все на каком-то сайте сидят, общаются, а потом ― припечет ― начинают встречаться и что-то перетирать. Даже не знаю, что об этом думать.

– Ты все преувеличиваешь. Иди ко мне.

– А Саша Петькин? Сдался мне его паркур?

– А мне нравится.

– Паркур?

– Да. И Саша ― неплохой мальчик.

Ну вот, ― подумал Костя. Вот этого и надо было бояться. Вот все, что угодно могло происходить, только не это. Паркур. Нет, черт, Саша. Я еще в прошлом году видел, как они разговаривали и держали друг друга за руки. И она гладила его по руке. А я ж себя убеждал, что все это ерунда и не имеет никакого значения. А ведь не зря говорят ― первое впечатление ― это самое верное. Подсознание никогда не врет!

Перед глазами у Костя тотчас стали возникать всякие, разные, картины. Он не был, конечно же, чистым визуалистом. Не говоря уже о внутренней, подсознательной, визуализации. Но, почему-то, перед глазами возникали какие-то крайние, обостренные вещи.

Ему тотчас привиделся акт секса. Позы. Вздохи. И ― даже самые мелкие подробности, чуть ли не из области жесткого порно.

– О чем ты думаешь? ― спросила Аня.

– Я? ― Костя вздрогнул.

– Ну…..

Она поднялась, сбросив с себя простыню. Она была молодая, голая и красивая.

– О тебе думаю, ― проговорил Костя.

– Ну вот. Видишь.

– Да.

– Ну, иди ко мне.

Костя обнял свою подругу. Все негативные мысли вылетели прочь. Ему было хорошо.

* * *

….Потом был сон. Долгая, поглощающая, ночь. Сон без образов, но ― в каком-то непонятном бреду. Голоса ― зовущие, пытающие выкрасть сердце. Среди ночи Костя проснулся. Он никогда не курил без причины, а уж чтобы ночью ― то никогда. Но здесь он не мог удержаться. Он накинул трико, вышел в тамбур и там нервно покурил.

Поезд притормозил, заранее свиснув. Мимо понеслись товарные вагоны, маневровый локомотив, цистерны, и все это ― в ярком свете прожекторов. Это была какая-та станция. Но ― ни вокзала тут не было, ни людей. Лампы дневного света горели, будто злые глаза.

Костя стоял, как завороженный. Он не мог вымолвить ни слова. Хотя ― ничего и не происходило.

Где-то вдалеке стукнули двери. Послышались невнятные голоса. Тусклый, будто сдавленный ночью, свисток. Дверь еще раз стукнула ― только где-то рядом. Костя оглянулся ― но никого не было. Он встал к окну, и тут его посетила мысль: бежать!

И он, едва было, тотчас не побежал. Однако ― остановился, и стоял так некоторое время, точно статуя. Потом ― зашел в туалет, умылся, посмотрел себе в лицо.

Что же происходит? ― спросил он сам себя.

И снова ― та же дурацкая мысль. Точно пуля. Не зря же говорят ― «пуля в голове». Видимо, так оно и есть.

Еще ― тридцать секунд. Бежать прямо сейчас! Одна половины Кости рванулась. Другая ― уцепилась за ручку двери. И так ― все эти секунды продолжался невидимый бой, пока поезд не тронулся. И тотчас что-то улыбнулось в лицо Косте. Он не понял ― конечно же, рядом никого не было. Но это было очевидно.

Он вернулся в купе. Аня мирно сопела. Ее голове тело оставалось прекрасным в свете станционных отблесков.

Завтра скажу Петькину, решил Костя. Это не шутки. Если им хорошо от того, что они добавляют в водку и пиво какую―то фигню, то пусть себе и пьют. И вообще, все это ― в его стиле. Саша способен на такое. Он, вроде, и не злодей, но как бы все это в стиле паркура. Рэп, экстрим, удаффком какой-то, камрады разные. Если ему так уж не сидится на месте, пусть придумывает что―то новое. Вообще, все это не смешно. Если у человека такое уж экстраполированное чувство юмора, пусть прыгнут с моста. Без резинки, без парашюта.

Он налил остатки вина в синюю, офисную, кружку, выпил, и тотчас наступил сон. Он лег на свое место и заснул почти моментально.

И снова ― началась все та же томная тряска. Он то ли спал, то ли нет, и в голове было полным полно голосов. И, при чем, все это были голоса не на русском языке. Это была странная речь. Слова бежали как-то странно, циклически. Когда они шли ровным строем, то, казалось, мозг способен распознать, о чем они говорят. Но ― секунда, другая, и смысл уже шел наоборот. Слова эти были наточены, точно иглы. Они кололи в больной мозг. Костя даже пытался поднять руку, чтобы защититься……

….Но защититься было невозможно…..

….Ад был повсюду.

Он горел, он был рад.

* * *

― Сколько время? ― спросила Аня.

– Не знаю, ― ответил Костя.

Он зевнул. Ему казалось, что он видел какой-то сон, хотя он вряд ли описал его. Это было чувство. Хорошее, теплое. Насыщение. Хотелось лежать так целую вечность. И, хотя что-то врывалось в этот сон, он не хотел этого слышать.

Стук…..

Те же колеса, те же стыки и болты, заставляющие тяжелые колеса вагонов подпрыгивать, извлекая из себя звуки.

– Давай спать, ― произнес он.

– Спи, ― ответила Аня.

Он не обращал внимания. Поезд продолжал шуметь. Нет, именно шуметь. Это был совершенно другой, новый, звук. Он зевнул, но сна уже не было. Захотелось разозлиться на Аню, но слов не нашлось. Он открыл глаза и сел. Вокруг была все та же темнота. Из коридора в окно влетал тусклый свет. За окном же ― Костя как будто специально не обратил на это внимание ― вообще ничего не было. Окно точно заклеили.

– Ну, ― сказал он Ане.

– Да, ― ответила она.

– Что не спишь?

– Не знаю? ― она пожала плечами.

Аня была чрезвычайно сексуальна. Она накинула футболку на голое тело и сдвинула ноги. Это был соблазнительный контраст. Но только теперь Костя ощутил ― что-то явно не так. Но ― что именно?

И что говорило ему:

– Спи!

– Не просыпайся!

– Но что же делать и зачем? ― он спросил сам себя (или кто-то ― внутри него).

– Напейся и не просыпайся.

Но это продолжалось совсем недолго. Возможно, если бы у него под рукой была бутыль вина, он бы так и сделал.

– Посмотри на часы, ― проговорила Аня.

– У меня нет часов, ― ответил Костя вяло.

– Телефон.

Он потянулся к брюкам и вытащил телефон:

– 10:30, ― проговорил он и зевнул, ― что-то с телефоном.

– Нет, ― ответила Аня.

– А ну тебя, ― он махнул рукой, ― спать надо. Сколько время? Ночь еще.

– У меня тоже на телефоне ― 10:30, ― ответила Аня, ― и посмотри, сеть какая.

– А…..

Костя не то, чтобы отмахивался от подруги. Он чувствовал себя вялым, вяленым, будто сушеная рыба.

Сеть показывала всего одно деление, зато вместо привычного MTS светилась буква H.

– Украина, наверное, ― проговорил он.

Он потянулся к окну. В этот момент поезд свистнул, и только тогда Костя явственно ощутил, что действительно ― что-то не в порядке. Во-первых, колеса не стучали. Они шипели, и, местами, это шипение переходило в свист. Впрочем, это было не главное. Как он ни напрягал зрение, в окне зияла плотная чернота.

– Кто-то заклеил окно, ― проговорил он.

Он продолжал смотреть, пытаясь найти прорехи в черной пленке, которую кто-то приклеил на окно. В этот момент Аня оделась, чтобы идти на разведку.

–Ладно тебе, ― произнес Костя, ― я сам схожу. Купить что-нибудь?

– Думаешь, сейчас что-нибудь работает?

– Посмотрим.

Он оделся и вышел в коридор. Головой правила все та же вялость. Он двинулся в сторону вагона ресторана и только шагов через десять понял, что действительно что-то не так. И по другую сторону в окнах было темно. Это не лезло ни в какие ворота. Это было не темнота. Это были просто заклеенные чем-то окна.

Добравшись до тамбура, Костя открыл дверь. В лицо ему ударил грохот колес и необычайно теплый воздух. Юг. Юг? Может быть, Ростов?

Он посмотрел вниз, чтобы увидеть, как в щелях проскакивают полоски дороги, но вновь ничего не видел.

– Черт! ― вырвалось у него.

Поезд же громыхнул, будто ответив на этот возглас, и вновь продолжил свое непонятное шипение. Костя вышел в соседний вагон, проследовал дальше, но ничего нового не увидел и не услышал, разве что, в одном из купе кто-то слышал музыку, и это был рэп.

– Рэп хренов, ― произнес он.

Костя остановился, чтобы еще раз посмотреть в окно.

– Нет, ― подумал он, ― ответ гораздо проще. Тут явно ― какой-то подвох. Иногда ты пытаешься решить головоломку, а все оказывается проще простого. А ты все мучаешься и мучаешься. Вот сейчас все и проясниться. И, при чем, все будет так банально, что стыдно будет кому-нибудь признаться.

Он сощурился. Нет, ничего не видно. Однако, это было не так. Он уже собирался двинуться дальше по вагону, когда ему стало, что он что-то видит. Нет, он не увидел не нашел прореху в черной пленке. Он смотрел сквозь пленку. И там, в этой плотной мгле, все казалось необычно четким. Важно было лишь сосредоточить зрение.

– Нет, это ерунда, ― произнес Костя.

Он стоял, смотрел, ничего не понимая. Сквозь темноту проступала даль ― обширная, с горизонтом, и там виднелось небо ― красноватое и какое-то ненастоящее, будто в калейдоскопе. Вблизи же все было так же. Костя постоял так минуть пять и уже собирался идти дальше, когда мимо поезда что―то пронеслось. Вернее ― поезд пронесся мимо чего-то. И это явно была человеческая фигура. Но вот только каких размеров!

Костя попытался проводить Это взглядом, но в за «пленкой» было сложно что-либо рассмотреть.

Он двинулся дальше.

Следующий вагон. За ним ― ресторан. И, не смотря на то, что ничего нового не происходило, он вздохнул с облегчением. Свет в ресторане горел ярко, и здесь были люди. За дальним столом сидело двое мужчин. Чуть поодаль ― молодая девушка с важным старпером. Еще ближе ― сонный, но все же такой знакомый, камрад Буффало.

– А, ― он махнул рукой.