Оксюморон

В тыльной стороне спальни с супружеским ложем, вполне способным предоставить ночлег четырем нехуденьким людям, располагалась дверь, одновременно служащая зеркалом. Легким движением руки Лёха отодвинул ее в сторону. За ней оказалась каморка, где можно было, при необходимости и раскладушку поставить. Лёха щелкнул выключателем и они вошли. Здесь на многочисленных полках стояли коробки с катушками для домашнего кинопроектора, альбомы с фотографиями, какие-то инструменты и вообще всякая всячина, нужная в хозяйстве, но не выставляемая напоказ; имелось и кресло-качалка, укрытое пледом. Лёха встал на табуретку, вытянулся на цыпочках, запустил руку в глубину верхней полки, где примостились стопки журналов «Вокруг света», подшивки «Юного натуралиста» и газет «За рубежом», и вытащил оттуда небольшую мягкую коробочку тёмно-синего цвета. Судя по размеру и форме, в неё могли уместиться игральные карты или сигареты.

– Ты что, в картишки решил перекинуться?

– Смотри, балда! – сказал Лёха с укоризной. – Только сразу в обморок не падай.

Он не сразу понял ЧТО именно демонстрирует ему друг. А когда осознал, его слегка качнуло. Порнография, порно, порнуха… Таки слова он слышал, и не раз. Но и представить не мог, насколько там все откровенно показано. Какое там кино «детям до шестнадцати», на которое иногда удавалось попасть и за пять секунд попытаться разглядеть обнаженную женскую грудь! На цветных фото запечатлелось буйство разврата в мельчайших деталях. Присутствовали сцены, которые фантазия тринадцатилетнего пацана не могла нарисовать в силу тотального недостатка информации. Покров с тайн женского тела сброшен раз и навсегда. К тому же, теперь ясно что с этим телом можно вытворять.

Запретный плод действительно сладок, и он, не моргая, просмотрел все пятьдесят четыре фотографии. Это действительно оказались игральные карты, на «рубашке» которых красовалось изображение то ли сатира, то ли просто чёрта с торчащим саблевидным пенисом, достававшим до козлиной бороды. Интересно, если такие карты в школу принести и предложить кому-нибудь сыграть, сразу расстреляют или чуть погодя?

– Ты где это взял? – наконец выдохнул он.

– Да тут и нашёл… Папаня, скорей всего, из загранки приволок. Ну а… он не человек, что ли?! Там такого добра – сколько хочешь. Ладно, хорош. Пошли гулять!

Эту ночь он провел в беспокойстве. Похабные картинки всплывали перед глазами, как только подступала дремота. Отсутствием фантазии он никогда не страдал, а потому фотографии оживали и начинали двигаться. Как может выглядеть его возлюбленная совсем без одежды он теперь знал, и она послушно явилась ему. Но как бы отстранённо. Не в общем потоке голых телес показывала себя, и уж тем более не с кем-нибудь из тех самцов с хоботами между ног, а словно находилась выше их, в потоке чистого света, струившегося непонятно откуда и будто покрывавшего её наготу лёгкой-лёгкой вуалью. То есть, он видел у нее всё, что хотел видеть, но не настолько ярко как разверстые гениталии бабищ на тех чёртовых картах.

Недели через две после лицезрения всей голой правды о неизвестной до сей поры стороны человеческой жизни они прогуливались с Лехой после уроков по набережной. Раннеапрельское солнце расщедрилось на тепло, подсушило соскучившийся по его лучам асфальт и в воздухе запахло настоящей весной, уверенной, а не ведущей себя как разведчик на вражеской территории; не хотелось сразу тащиться домой при такой чудной погоде. Мутные воды Москвы-реки несли последние серые льдины, прихваченные где-то в Подмосковье.

– Слушай, – сказал Лёха, резко остановившись, – ты ведь в Варьку втюхался до беспамятства? Да не крути, все уже догадываются! В зеркало на себя посмотри, когда к ней подходишь. Вообще-то, мог и поделиться с другом. Хотя бы для того, чтобы дорожки не пересеклись.

      Он почувствовал, как пунцовеют щеки. С Лёхой они друзья, как не крути, но всерьез на такие темы никогда не общались. Болтали шутейно, мне, мол, вон та нравится, а мне эта. И не более того. А он еще про какие-то дорожки балакает.

– Нет! – ответил громко, чуть ли не в крик, будто вопрос содержал в себе нечто обидное. – Не втюхался… Не то слово. Я влюбился! Люблю ее, понимаешь?!

– Да уж, большая разница. Где уж мне понять, бестолковому? – Леха не пытался скрыть своего ехидства. – Это ведь только ты у нас любить способен. А я так, погулять вышел. Мне только втюхиваться дано.

– Перестань, я же серьёзно…

– Так и я не шучу. Я вот тебя почему про Варьку спросил… Тебе порнушка понравилась?

– Да при чем тут… – он едва не поперхнулся от неожиданности и неуместности вопроса и оперся обеими руками на парапет, устремив взгляд в воду, пахнущую тиной и нефтью.

– При том при самом, недогадливый ты мой! Ты хотел бы с Варькой так же… Ну… Как на тех картишках. Признавайся! Во сне, небось, и так и этак…

Он замер, словно положил в рот шоколадку, а ему сказали, что в ней цианистый калий. Что он говорит?! Шутит? Но так шутить нельзя! Невозможно! Он отвернулся от воды и посмотрел на Лёху испепеляющим и в тоже время уничижительным взглядом. Никогда и никого он еще не ненавидел в жизни так, как сейчас лучшего друга.

Они сцепились мгновенно, как кошка с собакой, и не разберешь, кто первым бросился в схватку. И покатились клубком по пыльному асфальту, не сразу выпустив из рук портфели. Лёха сперва оказался внизу, и его ярко-красная болоньевая куртка, недавно привезённая родителями из Чехословакии, треснула на спине, не выдержав грубого натиска, жалобно выпустив солидный клок поролона. Ростом он был ниже, но ловкостью и силой пылкому влюбленному не уступал, а потому быстро вывернулся из захвата и оседлал соперника. Но и его верх оказался скоротечным. Так и менялись они местами, елозя по асфальту, нередко вываливаясь ногами на проезжую часть. Вспышка праведного, как казалось, гнева прошла так же внезапно, как случилась, а потому и удары наносились щадящие, по плечам, да по спине. Ляхов это почувствовал, и ответных не наносил вовсе. Вот только из клинча никто не решался выйти первым, и их схватка стала походить на шуточную борьбу нанайский мальчиков. В азарте дурацкой и бессмысленной свалки они не услышали, как проезжавший мимо мусоровоз остановился неподалёку от них, из него вылез усатый дядька габаритами не уступавший вожаку стаи горилл, и вразвалочку направился к ним. Вдруг неведомая сила оторвала их друг от друга, приподняла над землёй и поставила на ноги. Пыхтя, трепыхаясь и сумасшедше выкатывая глаза парни пытались освободиться, но железная хватка держала за шкирки и не давала ни единого шанса.

– Чего не поделили, щеглы? – громовой бас раздался откуда-то сверху. Задрав головы, они поняли всю тщетность своего сопротивления. С богатырем тягаться бесполезно. – Я жду ответа!

– Да этот лопух, – выпалил Лёха, – за «Спартак» болеет, а я за ЦСКА. Вот и поспорили.

– Ясно, – глухо, как в пустую бочку, хохотнул миротворец. – А я за «Торпедо». Значит, имею полное моральное право накостылять вам обоим. Так? Или не так?

Оба пацана смиренно затихли и замерли, готовясь к худшей участи.

– Ладно, – сказал здоровяк добродушно. – Сегодня прощаю. Собирайте свои манатки! Вон, из портфелей все потроха повыскакивали. И по домам! Или какие претензии друг к другу остались? Тогда вернемся к вопросу: кто за кого болеет?

– Не надо! – ответил нестройный дуэт. – Мы лучше по домам.

– Лады. Уговорили.

Он отпустил их, и вразвалочку пошел к своему невкусно пахнувшему монстру. Выплюнув пару клубов черного дыма, МАЗ покатил дальше, в сторону стадиона «Торпедо».

– Ну ты и дурак, Сырник! – Лёха осматривал свою изгвазданную и порванную обнову. – Мне мать теперь за куртку голову оторвёт. Чего кинулся? Я ведь только так, прикольнуться. Не понял, что ли?

– Приколист хренов! – дышал он уже ровно, но остатки злобы ещё не спрятались в потаенные уголки души. – Про меня можешь как угодно трепаться, разберемся. А про нее даже не вякай. Понял?

– Да чего я такого сказал?! Все люди это делают. И не только ради заведения детей. И ты будешь. Это жизнь, Сырник! Ты не знал?

– Ничего ты не понял! Можно как на твоих картах, а можно… – он запнулся, не зная, как точнее сформулировать свою мысль.

– Ну как, как? Расскажи мне, бестолковому.

– Да иди ты! – он махнул рукой, и они принялись собирать тетради и учебники, в жалком виде валявшиеся на асфальте.

…Ходить или не ходить? Все-таки нужно, нужно явиться на эту долбанную встречу выпускников. Как он ни давил в себе это желание, как не топтал его, как не пытался загнать куда подальше, все оказалось бесполезно. Отказать себе в возможности еще раз увидеть Варвару был не в состоянии. Силы воли не хватало! Конечно, обмануть себя любимого – пустяковое дело, миллион раз испробованное на личном опыте, но сейчас не получилось. Не вышло, и ничего с этим не поделаешь.

С младых ногтей шумные сборища не жаловал, а теперь и вовсе считал их крайне пустым занятием. В одиночестве казалось лучше, вольготней и спокойнее. Для выпивки и рассуждений о смысле жизни ему давно не нужны были собутыльники и собеседники. Чтобы посетить предстоящую сходку тех, кто решил за одним столом впасть в трепетное состояние ностальгии по навсегда ушедшему беззаботному времени, ему, безусловно предстояло переступить через себя. Ничего, осилит, превозмогёт. Вот еще какая пренеприятная мыслишка пришла на ум… Ляхов прямо сказал, что ресторан принадлежит одному из одноклассников или одноклассниц… Забыл уже! Да и не в том суть. Наверняка кто-то еще из великовозрастных дядей и тетей, в детстве считавших кроссовки и джинсы верхом благосостояния, преуспел по жизни и машины, выпускаемые в столице Баварии, считает удобным и даже необходимым средством передвижения, а не показателем собственной крутизны. Кем он будет выглядеть на их фоне? Неудачником, лохом, лузером, не сумевшим ничегошеньки добиться в жизни, столько возможности давшим смелым, хватким, предприимчивым да нахальным. А черта вам лысого! Чем он хуже их? Ну, солидного банковского счета не нажил, лавровым венком не увенчан, торчит всё в той же квартире, а не в престижном пентхаусе или коттеджном поселке, на джипе не разъезжает, на Багамах никогда не отдыхал. И что с того? Он живет в свое удовольствие, между прочим. У него есть всё, что ему нужно. Не испытывает ненависти к будильнику (вообще его не имеет!), не сидит в офисе от зари до зари в ожидании пятницы, когда можно-таки расслабиться, чтобы потом два дня приходить в себя, и в понедельник – снова в бой, покой нам только снится. Пятницу он может себе устроить в любой день недели и продлить ее на любой срок. Да, машины (хоть люксовой, хоть уровня металлолома) у него нет. Да и желания ее приобрести никакого. А оно ему надо? Все магазины под боком, такси – только телефон в руки возьми. Расслабон под пальмами? Ему и дома отлично отдыхается. Однако ему удалось то, что выпадает далеко не всем толстосумам и не всем везунчикам по жизни: он осуществил свою детскую мечту. Мечтал стать писателем и стал им. Кормит ли его любимое занятие? Да, представьте себе, кормит (о сдаче квартиры в наём упоминать не стоит). Черную икру ложками не ест, конечно, но с голоду не умирает точно. В Союзе писателей не состоит, это верно. Так ведь и не стремился туда никогда. Достоевский тоже никогда не был членом этой организации, как резонно заметил Коровьев, но сей факт не мешает оставаться ему великим в веках. Да и сам Булгаков не дожил до издания своего главного романа. Старина Хэм говаривал: писатель должен писать. Так именно этим он и занимается, не растрачиваясь на литературные тусовки и встречи с читателями. В толстых журналах печатается регулярно, а теперь вот ещё и кино. Нет, дорогие однокласснички, мне есть что предъявить вам без ложной гордости, чтобы вы потом говорили друзьям и знакомым: а вот я в одном классе учился (училась) с писателем, скоро фильм по его рассказу выйдет. Не плохая реклама, между прочим.

Смотреться в зеркало надоело, он вышел из ванной и сразу направился на кухню. Краткосрочное реанимационное действие бутылки пива заканчивалось, и нужно было что-то предпринимать для дальнейшего спасения организма. Пива в холодильнике больше не оказалось, но кухонный стол порадовал бутылкой Red Label ноль-седьмого калибра, заполненной на треть. Надо же, не осилил вчера… Но это и к лучшему – не нужно в магазин переться. Большой глоток прямо из горлышка приятно воспламенил внутренности, влил в мозг солидную порцию оптимизма, придал миру веселых красок. Надо к встрече смотрибельную форму набрать. Сегодня еще чуть-чуть – и в завязку. Прогулки на свежем воздухе, кефир, мюсли и гантели. По крайней мере, можно вернуть здоровый цвет лица и убрать мешки под глазами.

…Желание стать писателем приобрело постоянную прописку в его мыслях и душе в пятом классе. Именно тогда он сделал первый шаг в нужном направлении. Взял перьевую ручку (не банальную же шариковую использовать для столь важного дела) толстую тетрадь в клетку (в линейку тетради с таким листажом просто не нашлось) и на первой странице начертал большими печатными буквами: «Прилёт пришельцев. Том первый».

К тому времени он прослезился над смертью мушкетеров, наскакался по прерии вместе с благородным мустангером, блуждал в океанских глубинах с капитаном Немо, путешествовал на уэллсовской машине времени, участвовал в рыцарских турнирах вместе с Айвенго, искал сокровища старины Флинта, а также осуществил веселое и опасное путешествие в далекий космос с пятеркой подростков, неосмотрительно угнавших звездолёт. Всех приключенческих и фантастических книг из библиотеки собственной, лёхиной, а также из библиотеки Дворца Культуры ЗиЛ прочитано уже было немало. В каждой из них он присутствовал наблюдателем, не способным вмешиваться в события, но видящим, слышащим, чувствующим абсолютно всё описываемое в произведениях. Исчезали буквы, слова, строчки, знаки препинания. Он словно и не читал вовсе, а смотрел в волшебное окно, за которым все и происходило. А вот большинство книг, необходимых к прочтению для школьной программы, не вызывали у него и сотой доли таких ощущений. Казались неинтересными, порой и вовсе скучными. Прочитывал их поскорее, скоренько пробегая по страницам, чтобы отложить в сторону и вновь вернуться к любимым героям. Разумеется, мощная литературная подкачка не могла не дать результата, она требовала выхода, буквально тащила за письменный стол, чтобы самому написать нечто такое, отчего книголюбы сойдут с ума, начнут выстраиваться в очереди у книжных магазинов, станут томиться в ожидании, пока им достанется зачитанный до дыр библиотечный экземпляр.

Устно сочинять он начал несколько раньше, после того как буквально проглотил «Приключения Петьки Промокашкина». Книга читалась легко и захватывала с первых страниц. В ней добрый, немного раздолбаистый двенадцатилетний ученик средней школы, нередко хватавший «двойки» за невыученные уроки, в сопровождении своего лучшего друга по прозвищу Кочан постоянно попадал в смешные, удивительные, нелепые, а порой и совершенно фантастические истории. К примеру, тайным образом попав в один научно-исследовательский институт, друзья забрались в машину времени, не прошедшую окончательных испытаний, и принялись давить на все кнопки подряд и щелкать тумблерами. Конечно же сорванцы оказались в опасном месте, а именно в деревне, занятой белогвардейцами. События там стали разворачиваться так, что шалопаям грозила полная крышка. Однако ученые вовремя заметили пропажу своего детища и вернули отважных путешественников с помощью центрального пульта управления. Продолжения у столь популярной и интересной книги, как ни странно, не было. Будущий писатель решил самостоятельно устранить столь очевидную и вопиющую несправедливость. Он стал сам выдумывать и рассказывать истории про Промокашкина и его друга. Чаще всего это был экспромт и сюжет менялся по ходу изложения. Первым слушателем, естественно, оказался Лёха. Внимательно выслушав первую порцию сочинялок, он восхитился и спросил:

– Ты где эту книгу взял? Почему раньше на похвастался? Дай почитать!

Похвала елеем разлилась по душе, но и смутила, поставив в тупик. Врать другу казалось делом постыдным, а сказать правду и вовсе невозможным: не поверит или расхохочется. Первое оказалось сделать легче, и он начал юлить, на ходу придумывая правдоподобную небылицу:

– По радио слышал… Читали, прямо по ролям. Сказали, продолжение…

– Как программа называется? – доискивался истины дружок.

Да откуда ему знать?! Пока обедал, радио включил на кухне, а передача уже идет.

Истина, как ей и положено, вскоре всплыла. Лёха обратился с претензией к родителям: как так? Вышло продолжение его любимой книги, а вы ни сном, ни духом. Хоть из-под земли, а достаньте мне. Не нужно подарков на Новый год и День рождения – только эта книга. Она такая интересная – закачаешься! Мне дружок отрывки рассказывал. Отец по своим связям обещал отыскать свежее издание. Вот тут и выяснилось, что никакого продолжения в природе не существует. И вообще, писатель Ухов давно отошёл от детской литературы и ваял вещи серьёзные, прославляющие строительные, производственные и сельскохозяйственные подвиги советского народа. Лёха, мягко говоря, обалдел. Он никак не подозревал в Сырнике таких способностей к фантазии и гладкому изложению придуманного. Но совершенно не обиделся на враньё друга.

– А чего сразу-то не сказал? Застеснялся? – на перемене в школе они стояли у окна, и за гулом разновозрастной ребятни, выплёскивающей энергию перед очередным сорокапятиминутным сидением, их разговора никто не слышал. За окном плясали снежинки, и бородатый дворник дядя Федя, опустив у кроличьей шапки уши, усердно скрёб внутренний школьный двор.

– Если честно, то да. Думал, не поверишь, что я сам…

– Ну и дурак! Такими способностями пользоваться надо!

– Думаешь?

– А то! Валяй, придумывай дальше. Ещё кому-нибудь расскажи. Станешь всеобщим любимчиком. Промокашкина все читали и все любят.

– Только… – он умоляюще посмотрел на Ляхова. – Ты никому не говори, что я… Ну, что это моё…

– Землю есть не надо? Не скажу, не боись. Только ты зря это. Они Уховым будут восхищаться, а не тобой. Балда ты, Сырник!

Воспользоваться лёхиным советом он так и не решился.

«Прилет пришельцев» застопорился примерно на половине тетради. Детство, что поделаешь… Есть дела поважней и поинтересней, чем сочинение романов. Времени впереди сколько угодно, еще успеется. Однако в самом конце седьмого учебного года ему довелось впервые испытать творческий успех. Крохотный, конечно, и многим неприметный, но все равно приятно щекочущий душу. Учительница литературы, полная и добрая Валентина Михайловна, постоянно поправлявшая очки, берясь указательным и большим пальцами за оправу правой линзы (хотя они никуда не слезали), задала на дом сочинение на тему «Мой любимый литературный герой» и любезно разрешила выйти за рамки школьной программы. Полная свобода в описании: хоть Мцыри, хоть Морис Джеральд. Не страшно, если одного и того же героя выберут сразу несколько человек. Главное, написать по-своему, изложить собственные мысли своими же словами, а не фразами из хрестоматии. Цитаты из произведений допускаются, но в разумном количестве. Срок три дня. Объявила условия и удалилась куда-то на пятнадцать минут. Класс зашушукался. Два-три пацана оказались в ступоре, так как ничего не читали в принципе; кто-то решил не отступать от канонов или просто сугодничать и доказательно убедить учительницу в любви к Дубровскому или Маше Мироновой; некоторые, не до конца уверовав в вольницу, полагали обратиться к списку внеклассного чтения. Они же с Лёхой решили вовсю воспользоваться предоставленным карт-бланшем и взяться за «Трех мушкетеров».

Однако тут не обошлось без спора. Оба хотели воспеть в своих строках Д`Артаньяна и только его. Кого же еще-то, в конце концов?! Так можно же вдвоем над одним работать! Добро же получено. Но Лёха встал на дыбы. Ты, мол, сочиняешь лучше меня, и твой гасконец выйдет куда привлекательней. Такой аргумент грел душу, но вопроса не решал. Разыграли на «камень-ножницы-бумага». Удача улыбнулась Лёхе и тот, окрыленный, умчался домой, подбодрив его напоследок:

– Не хнычь! Ты же будущий писатель! Ты и Атоса, и Портоса запросто осилишь. Воспоёшь как надо!

Конечно опишет, он и не сомневался. В конце концов, там вся четверка – шикарные образы. И не только они. Но хотел-то он именно отчаянного, хитрого, храброго и удачливого Д`Артаньяна.

Посидел-посидел за письменным столом, тупо глядя в чистые тетрадные листы, и вдруг осенило: да и ладно! Раз такое дело, он и вовсе обойдется без мушкетеров. Мрачный Эдмон Дантес ничуть не хуже развеселого искателя опасных приключений. Вряд ли кто-то еще из класса решится писать о главном герое «Графа Монте-Кристо». Лёха, тут и к бабке ходить не нужно, может воспротивиться его выбору, ведь договаривались-то о другом. Но до поры, до времени его можно не информировать о своем решении. Да и дорогу он ему не перейдет. Так что, всё нормально.

      Удивлялся как легко рождались слова, как ловко они складывались в предложения, как абзацы логично и правильно выстраивались один за другим. Цитату из книги взял только одну, описывающую внешность невинно осужденного после долгих лет заточения в зловещем замке Иф. Лёха, на удивление, ни разу не поинтересовался, кого он выбрал вместо скуластого уроженца солнечной Гаскони.

Валентина Михайловна объявляла результаты проверки сочинений как всегда бархатным и ровным голосом. Сразу успокоила всех, что неудовлетворительных оценок не ставила. Хотя некоторым и стоило бы. Комментарии делала редко, в исключительных случаях. Поставив «удовлетворительно» одному оболтусу, поправила очки и, не меняя тона, произнесла:

– Вообще-то, это «тройка» с двумя жирными минусами. Куча ошибок, текст выстроен безграмотно. Но я рада, что хоть один книжный герой тебе известен. Правда, должна уточнить, Антон, одну немаловажную деталь. Павка Корчагин тяжелую травму получил не вовремя Сталинградской битвы. Он умер значительно раньше, и в ней участвовать не мог.

Вышеозначенный Антон не понял дружного хохота одноклассников, но неожиданному «тройбану» несказанно обрадовался. Следующего комментария удостоилась лучшая ученица класса, постоянная отличница, редкие, как капли дождя в пустыне Атакама, «четверки» встречавшая слезами и нервным стрессом.

– У тебя, Ирочка, все отлично. Как всегда, – вновь касание очков. – Однако я надеялась, что ты расскажешь нам не про Гринёва, а выберешь какой-нибудь другой, не всем известный персонаж. На будущее учти. Но всё рано, безусловная «пятерка».

Ляхов получил «хорошо» и недовольно поморщился. В его понимании сам выбор заслуживал исключительно высшего бала.

Услышав свою фамилию и оценку «пять», возликовал! Хорошие оценки за сочинения он получал регулярно, а вот отлично довольно редко. Оказалось, что писать без диктата темы ему приятней и проще, а главное – результат на лицо.

Лёха пожал другу руку, поздравил искренне и спросил:

– Ты про кого писал-то?

Ответить не успел. Валентина Михайловна закончила вынесение приговора, окинула всех медленным взором добрых и чуть печальных, как у старой собаки, глаз, привычно подвинула очки вверх и произнесла, добавив голосу толику ноток торжественности:

– А сейчас, ребята, я хочу вам прочитать выдержки из одной очень понравившейся мне работы.

Такое случалось впервые. Бывало, конечно, она хвалила некоторые сочинения. Особенно той самой Иры, но чтобы зачитывать из них куски… Такого еще не случалось.

Учительница встала из-за стола, раскрыла одну из тетрадей, провела ритуал с очками и, прохаживаясь перед классом, принялась читать.

Сначала не поверил услышанному, а потом в душе затанцевали эльфы. Она читала его сочинение! Не монотонно, а с выражением, как обычно цитировала классу знаменитых писателей.

Закрыв тетрадь, она смотрела уже только на него.

– Молодец, Никита! Живо, увлекательно, толково, цитата к месту. Чувствуется, что персонаж, о котором ты пишешь, тебе полностью понятен, ты ему симпатизируешь, буквально влезаешь в его шкуру. Еще раз – молодец! Остальным всем советую прочесть роман «Граф Монте-Кристо». Не пожалеете.

Вернувшись за стол, добавила:

– После урока, Сырцов, останься, пожалуйста. Надолго я не задержу.

Класс сидел притихший, а Лёха смотрел на друга вытаращенными глазами, показывая два кулака с оттопыренными вверх большими пальцами.

Урок литературы стоял сегодня последним в школьном расписании, и после звонка одноклассники быстренько разбежались по своим делам. Он переместился за первую парту, сев прямо напротив Валентины Михайловны. Внутри играли фанфары и звонкоголосые хоры пели ему дифирамбы. Сейчас скупая на похвалу учительница захлопает в ладоши и начнет восторгаться его несомненным писательским даром.

– Оказывается, у тебя есть способности к сочинительству, – начала она. Как ни странно, от восхищения она не заикалась, а говорила как всегда спокойно, даже с пониженным градусом эмоциональности. – Так всё замечательно изложил: легко, непринуждённо, интересно, почти без ошибок. Приятно читать, честное слово. Не ожидала, не ожидала. Отсюда вопрос: почему раньше, в других сочинениях ты так себя не проявлял? За сочинение по «Капитанской дочке», к примеру, я хотела поставить тебе «трояк». Едва удержалась. Сухо, заштамповано, как из-под палки. Словно вымучивал каждое предложение. Читаешь и думаешь: да когда-же эта тягомотина закончится?!