История Лоскутного Мира в изложении Бродяги

Ответив Зову Бездны, орки услышали голоса трёх богов: Ожидающего-во-Тьме, Отца Неизменности и Забывшего Оковы. Второй, чьё имя можно прочесть как Дыхание Тлена, даровал своим последователям возможность раз за разом возвращались в изрубленные, искалеченные тела и поднимать их в бой. Третий, почитаемый как Разбивающий Черепа, благословил, принявших его, мощью телесной и боевым безумием. Лишь Первый, Ярость Знающих, ничего не дал тем, кто решил признать его своим богом, и никогда не отвечал на их вопросы и призывы. Но его последователей это не останавливало, ведь знали они, что правильный вопрос – это тот же ответ, только которому ещё предстоит родиться.

Такова история орков от начала времён и до нынешнего, 3017 года после Падения Небес.

Что будет дальше – неведомо, но в путешествии, ждущем впереди, со мной будут две орчихи Мэлис и Элис – ученицы Великого Шамана Большого Тесака Ардонта, так и не отказавшегося от веры в богов Хаоса. И я уж постараюсь, чтобы зелёномордым близняшкам было не стыдно возвращаться к своему учителю.

Поле Последней Битвы. До Падения Небес.

Семипечатник.

Трудно было передать, как выглядело поле, на котором должна была начаться битва. Но я и не пытался описать это хитросплетение уровней реальности, пересекающихся под самими замысловатыми углами, образующими непостижимые даже для меня фигуры. Поле, на котором каждый из нас стоял рядом с товарищем, и в тоже самое время был один на равнине от горизонта до горизонта.

Пора… свет, слепящий свет извергает из себя Небесное Войско.

Я хохочу, ощущая, как бездна безумия бурлит во мне.

– Что, Гавриил, думаешь, твой Истинный придёт тебе на помощь?! – ору я. – Пусть приходит!

Битва уже кипит. Ведьмин котёл с кровавой пеной.

– Пусть приходит! – ору я.

Командующий.

Пятеро против всего Небесного Воинства. Обитатели Легенды – не в счёт. Им хватит и тех капель, что вылетели из нашего котла и упали на страницы. Пусть воюют, захлебываясь кровью. Пусть воюют, веря, что именно они спасают свой мир.

Семипечатник, снявший большинство Печатей, с зажатым в руке Душегубом выкашивал целые поприща, оставляя вместо врагов противно чавкающую под ногами мешанину из разрезанных тел. Совершенный убийца, живущий лишь смертью врагов.

Проповедник, распевающий запретные заклинания, чьи строки заставляли ангелов резать своих собратьев, шёл, иногда склоняясь над недобитыми врагами, и кинжал его обрывал ещё одну жизнь. Проповедник, он Проповедник и есть – только кинжал запачкал, а на самом – ни капли крови.

Сатана, оправдывая своё грозное имя, творил из мешанины мёртвых и живых тварей невообразимых и ужасных, описать внешних вид которых было невозможно. Да, множество голов. Да, вместо ног всё те же руки, которых не счесть. Да, то там-то, то тут торчат из плоти обрубки копий, острия мечей, стрелы. Да, кровь, чёрная, запекшаяся. Да, такое не может просто жить. Но разве это хоть что-нибудь проясняет?

Безумная «сороконожка» пробивает вражеский строй. Хрустят позвонки ангелов, чавкают жадные рты, добравшиеся до свежей крови. Руки душат, ломают и калечат всё, что рядом. Сотвори раньше Сатана что-либо подобное, и вряд ли нашёлся бы герой способный одолеть подобную тварь.

Человек, хмурый и немного испуганный.

Он – тот, кем мы, возможно, были.

Мы – те, кем ему никогда не стать.

Человек стоит за нашими спинами. Самый опасный из нас. Самый безумный из нас. Простой смертный, принесший с собой на это поле свою Смерть.

Проповедник.

Управлять сотнями ангелов было ничуть не сложнее, чем опытному кукловоду одной, давно знакомой марионеткой. Главное нащупать те нити, за которые нужно дёргать.

Ах, нити, как они отзывались на мои песни. Дёрнул одну, и меч, очертив дугу, входит в плоть. Пробежался по струнам чужих жизней, и десятки трупов легли на землю. И лишь изредка я останавливался, чтобы перерезать горло умирающему пернатому. Конечно, и без меня им жить-то оставалось максимум час-другой, только не любил я длить страдания обречённых, тем более когда в том не было нужды.

– Гавриил, неужели твоя ненависть к людям столь сильна? – тихо бормочу я, всматриваясь в лицо только что убитого мной.

Гавриил. Это его лицо. У ангелов и прочих пернатых нет своих лиц, нет своих мыслей, нет ничего, ведь они – лишь часть их предводителя. И как я раньше не замечал, что все они на одно лицо? Как две капли воды. Труп к трупу, и всюду одно и тоже лицо.

Сатана.

Бесформенная плоть, стягиваемая ремнями, медленно приобретает очертания. Деформируются некогда светлые лики: увеличиваются челюсти, зубы в них становятся клыками, гной вперемешку с кровью и трупным ядом сочится из краешков рта. Мышцы как черви скользят под кожей, занимая свои места. Осколки брони, мечи, пики, щиты – всё врастает в тело, становясь его частью. И конечно же разум. С ним, честно говоря, проще всего: ненависти в ангелах столько, что она обжигает мои мысли.

Оглядываюсь на Семипечатника. Глаза слезятся, трудно сейчас на него смотреть. Костюм всё также идеален, шляпа всё также на голове, а улыбка на лице. Он делает то для чего был рождён, для чего жил. Это высшая точка его существования.

В бездну безумия, кипящего внутри него самого, обрушивает Семипечатник всё новые жизни, и Душегуб в руках его визжит от удовольствия.

Но чувствую я и растущее в них обоих разочарование: им нужен Бог Сотворённый.

Невозможный Командующий, убивающий пернатых из своих пистолетов, сворачивающий им шеи голыми руками. Существо, замкнувшееся само на себя, с одной лишь целью – выжить. Выжить, чем бы эта бойня не закончилась. Выжить и победить Бога Сотворённого. Победить – время не имеет значения. Таков его выбор. Выбор Командующего.

Песнь, в которой не разобрать слов. Пой, Проповедник, пой! Отпевай наших врагов.

Покажи: людям есть, что противопоставить Небесам, а я тоже постараюсь не оплошать, ведь кому как не Сатане сражаться с Богом? Пусть этот Бог – всего лишь Бог Сотворённый.

Семипечатник.

Время и пространство давно утратили всякий смысл. Нет ни вчера, ни сегодня, ни завтра – вместо них бурлящее варево из вероятностей и желаний, которое я вливаю в себя, вливаю, чтобы оно не расплескалось по миру.

Душегуб, поглотивший слишком много душ, отброшен в сторону – оставить его среди мёртвых тел это единственное, что способен я дать ему. Последний дар творца своему творению.

Я убивал, давя чужие реальности своим безумием. Убивал, убивал и пожирал. Это было страшно, невообразимо страшно, ведь многие убитые мной, попав в меня, думали, что на самом-то деле это они убили меня. Думали и продолжали жить, образуя во мне свои реальности. А я убивал, пожирая всех и вся, и окружающий Ад был ничем в сравнении с тем, что было во мне.

Проповедник.

Бойня подходила к концу.

Сколько она длилась? Вряд ли кто из нас, пятерых, сможет точно ответить на этот вопрос.

Смерть заполнила нас до краёв. Не осталось места ничему. Невозможно вспомнить, чем занимался до того, как вышел на это поле. Только смерти, слишком много смертей. Я даже не сразу понял, что дёргаю за несуществующие струны чужих жизней.

Оглянулся, ища своих.

Командующий брёл ко мне. И судя по его глупой улыбке, он раньше меня понял, что убивать уже некого.

– Ты только погляди на Сатану с Семипечатником! – проорал мне Командующий, указывая рукой куда-то вправо.

Я посмотрел туда, куда он мне указал.

Воюют. Творения Сатану проламывают несуществующие черепа, уходят от атак несуществующего оружия. Сам же Сатана плодит всё новых и новых уродов, бросая их против несуществующих полков.

Семипечатник, потеряв где-то своего Душегуба, бросается на несуществующего врага, что-то орёт, падает, бросается вновь. И в движениях его проскальзывает что-то, что заставляет меня вздрогнуть. Нет, не так он воевал раньше, не так. Не так…

– Сатана! – во всю глотку орёт Командующий. – Хватит уже!

Сатана замирает, так и не доделав очередного уродца. И когда я смотрю на то, как он недоумённо моргает, мне становится понятно: отчего так широко улыбался Командующий, когда смотрел на меня.

– Семипечатник! – ору я. – Хватит! Мы победили!

Но вместо того, чтобы замереть, прислушавшись к моим словам, он с ещё большим остервенением бросается на несуществующего противника. И я наконец понимаю, что было не так в его движениях – это движения безумца. Да, он сошёл с ума.

Не встретив на поле боя Бога Сотворённого, он всё-таки сошёл с ума.

Он просто не смог осознать того, что бой закончился, а Бог так и не был призван.

Не смог осознать и продолжил сражение, захлебнувшись безумием.

– Что ж ты так… – неслышно пробормотал Сатана и бросился к Семипечатнику.

Не добежал: повалился на землю, наткнувшись, будто на копьё, на взгляд Семипечатника. Кровь хлынула из уст Сатаны, и я понял: одному ему не вытащить Семипечатника. Командующий понял это раньше меня.

Семипечатник.

– Пошли отсюда!

Они его не видят! Не видят и не понимают, а я, я не могу, не могу причинить ему никакого вреда.

– Стой!

Удары не достигают цели. Но ведь он даже не уворачивается от них. Я просто не могу попасть в него. Да что это со мной?!

– Да не мешай ты! – отталкивая Командующего, ору я.

Бог Сотворённый был призван и оказался не тем, кого я ждал.

Безразличие и спокойствие.

Ему будто бы и дела нет до того, что случилось на этом поле.

Нет ему дела ни до поля, ни до трупов, ни до меня.

Идёт куда-то.

Идёт…

– Ты хоть улыбнись, смотря на мои попытки убить тебя. Плюнь в меня. Дай, хоть что-нибудь, чтобы я мог за тебя зацепиться. Дай! – ору я.

Сатана набрасывается на меня, мешая.

– Не мешай! – выворачиваясь из объятий Сатаны, шиплю я.

– Да не мешайте вы мне!

– Конец света хочешь?! Так давай! Карай! Вот я, собравший все грехи этого Мира! Давай, тварь! Давай, против меня, а их не тронь! Давай, карай!

Проповедник, подскочивший на подмогу Сатане, получает кулаком в лицо, но это его не останавливает.

– Да отстаньте вы! – хриплю я.

– Уходишь?! Справедливый Судья, воздающий каждому по заслугам его. Так давай, давай: начни с меня! Это я поглотил всё твоё Воинство! Давай, это всё я! Давай, начинай с меня! Да остановись же ты!

– Отпустите, он ведь уходит!

– Стой! Гад, стой! Если ты их хотя бы пальцем!.. я… я… я этот мир по камешку разберу… всё, всё уничтожу!!! Будешь править ничем! Давай, давай, иди! Я обращу твоё Царство в свой Ад! У меня хватит сил. Давай!

Командующий.

– Проклятье, да что же это с тобой?! Да, успокойся ты! – это Проповедник пытается достучаться до Семипечатника.

Под глазом у Проповедника красуется кровоподтёк – надо же за всю битву ни единой капли крови на его одеяние не попало, а тут свой же в лицо.

– Мы победили! Победили! – орёт Сатана, пытаясь поудобней захватить шею Семипечатника, из уст которого давно уже вырывается рык не имеющие ничего общего с человеческой речью. – Успокойся уже! Не хватило этой бойни на призыв Бога Сотворённого! Не хватило!

Придушить его немного надо… хотя куда там… силён, гад, втроём едва сдерживаем, да это ещё при том, что он только куда-то пытается прорваться.

Человек тоже было сунулся помогать, да прилетело мальцу неслабо: лежит теперь без сознания.

– Да очнись же ты!

Да кого же ты убить-то так хочешь?! Нет же никого! Нет!

Точный удар локтём, и я отлетаю в сторону.

Силён!

Поднимаюсь, чтобы вновь кинуться на безумного, но взгляд вдруг останавливается на одинокой фигуре в просторном одеянии, идущей по полю, устланному трупами во много слоёв. Мужчина, высокий, с длинными волосами.

Совсем рядом что-то страшное рычит Семипечатник, пытаясь дотянуться рукой до уходящего создания, которому безразлично происходящее за его спиной.

– Бог мой… – приходит понимание.

Бог Сотворённый был призван, а мы даже этого не заметили… мы не заметили, а Семипечатник заметил…

Проповедник.

Да что ж это такое?!

Командующий, паршивец, всего от одного удара отлетел куда-то назад и не спешит возвращаться на подмогу, а вдвоём нам с Сатаной Семипечатника никак не удержать.

Силён, гад.

И знали ведь, что так будет, а всё равно оказались не готовы.

Знали ведь, что если кто и сорвётся, так это Семипечатник. В нём-то больше всего осталось от того, кто, шагнув со страниц Легенды на Небеса, залил их кровью людей начала-и-конца, кто, сжигая Архив, сжёг не только своё прошлое, но и прошлое своего мира.

– Помоги… – сипит Сатана, пытаясь разжать пальцы Семипечатника, которыми тот сжимает его горло.

Да как тебе помочь?

Семипечатник будто из стали сделан… хотя нет, сталь помягче будет…

– Не мешайте ему! – прилетает мне в затылок кулак Командующего.

Хороший удар.

От него я, видимо, на секунду-другую вырубился, так как обнаружил себя уже лежащим среди трупов. Сатана храпит рядом, растирая горло.

– Семипечатник не справился. – вставляет свежие обоймы в свои пистолеты возвышающийся надо мной Командующий. – Думаю, теперь моя очередь попытать счастья.

Семипечатник не справился?..

Осознание ударяет большее, чем кулак Командующего.

Сатана.

Я не верю в том, что я вижу.

Я не хочу верить.

Я не могу в это верить.

Но это есть.

Безумный Семипечатник, не способный даже коснуться Бога Сотворённого, продолжает свои бессмысленные атаки.

Молчаливый Командующий злобно скалится в след уходящему Богу, и первые две обоймы, приготовленные им для этого случая, уже пусты.

Проповедник всё ещё пытается построить какое-то невиданное заклинание, но отчего-то кажется мне, что это скорее жест отчаяния, чем обдуманное действие.

Остался лишь я один.

И я не имею права проиграть.

Человек.

Поднимаюсь.

Рёбра болят.

Всё этот Семипечатник.

И я знал, и все знали, что у него крыша съедет, так какого ж чёрта?

«Так какого ж чёрта?!» – я вас спрашиваю.

Какого чёрта никто не озаботился о том, чтобы иметь оружие, которое может остановить Семипечатника?

Все так заняты были поиском способа уничтожить Бога Сотворённого, что упустили из виду реальную угрозу. Семипечатника.

Все, кроме меня. Кроме меня и самого Семипечатника, написавшего свою смерть от моих рук.

– Вот же… – срывается у меня с губ, когда я замечанию четверых своих товарищей.

Они сражаются.

Теперь уже все четверо, а не один Семипечатник. А значит это может лишь одно – Бог Сотворённый всё ж был призван в это Мир.

– Вот же…

Семипечатник.

Молодец, Проповедник. Молодец! Протянулись невидимые нити, сшивая, сращивая в единое целое плоть реальности и снов, из которых мы все родом, страниц сгоревших, недавно написанных и тех, что никогда уже не будут написаны, за границы которых нам удалось вырваться.

И кипит Пустота, рождая Межреальность. И поднимает, направляя в бой, Бог Сотворённый павших воинов своих, ибо открылось перед ним новые горизонты, полные грешников, коих следует привести в Царствие его. Но Сатана хорош как не был никогда до того: в творимых им созданиях смешиваются и ангельское начало, и тугие потоки Пустоты, и крупицы лжи, дабы против ангелов встали падшие ангелы, у каждого из которых за спиной было за что сражаться, что защищать.

Армия неведомых мне кибернетических организмов, пришедшая на зов Командующего, ужасает своей нечеловеческой слаженностью и презрением к смерти.

Я улыбаюсь.

Мои братья, мои товарищи, я, которыми мне стать не суждено… они хороши, они дают мне возможность сосредоточится на Боге Сотворённом. Атаковать только его. Его одного. И я атакую.

Командующий.

Человек вступил в игру. Тихо так, незаметно. Только стоял, наблюдая за тем, как Семипечатник раз за разом обрушивает свои атаки на Бога Сотворённого, и вот он уже бежит.

Просто Человек. Просто бежит через поле, на котором кипит сражение.

– Прикройте. – командую я Рою, и тот мгновенно отзывается.

Оказавшись в коридоре, образованном моими машинами, Человек на мгновение оборачивается и кивает, мол, знает он – кому спасибо надо за помощь сказать.

Человек.

Бегу.

Бегу и боюсь.

Боюсь, но бегу.

Без меня никак.

Не отсидеться мне за спинами.

Все выложились на полную, только хватило этого лишь на то, чтобы весы замерли в равновесии, и не известно ещё куда они качнутся, когда Проповедник закончит свою работу.

Нужно бить.

И я бью.

Бога Сотворённого прямо в лицо.

Я не вижу его глаз, но уверен: в них удивление.

Я бы на его месте тоже удивился, если бы муравей, сломав мне нос, повалил меня на землю и начал наносить удары сверху, не разбирая: куда и как.

Краем глаза замечаю Печать.

Семипечатник, конечно же, не упустит предоставленную ему возможность и мало его волнует, что в эпицентре удара будет не один Бог Сотворённый.

Атталин. 41 год после Падения Небес.

– Люди – избраны Богами. – сказал однажды грязный.

Сам ли он дошёл до этой мысли, подсказал ли ему её кто, шутил ли он, либо был серьёзен – этого теперь уже не узнать, как не узнать имени того человека, но слова его не сгинули подобной сказавшему их, а дали рождение крику, который через много лет заполнит глотки соткни тысяч:

– Люди – избраны Богами!

Так уж повелось, если одни избраны и обласканы, то другие обязательно должны быть прокляты и унижены. Обычно, те, кому отводится, роль тех самых проклятых и униженных, этой ролью не довольны. На этой почве возникает конфликт. Конфликт перестает в кровопролитную войну, которая местами очень напоминает обычную бойню.

Исход же бойни определяется численным превосходством одной из сторон. Численность – это то, чего у грязных всегда было с избытком.

Грязные делали то, чему их предков и их самих многие эпохи учили делать писавшие Легенду – они вырезали, жгли и грабили всех и вся. И чтобы умереть не обязательно было принадлежать к другому виду или расе – люди всегда могли найти отличие, которое позволило бы убить своего ближнего и заклеймить всех, имеющих эту черту, как предателей.

Наверное, единственными, у кого действительно нашлось, что противопоставить армии обезумевших от безнаказанности фанатиков, оказались люди начала-и-конца под предводительством Мудреца.

Остальные же либо бежали, либо умирали.

Разве что гномы не бежали, а зарывались в свои горы ещё глубже, а там снега, экстремально низкие температуры, неприступность гор и бесконечные лабиринты тоннелей, заполненные хитроумными ловушками, очень быстро убедили людей в бесполезность мероприятия по выковыриванию подгорного народа из-под земли. И даже когда угроза схлынула не спешили бородачи покидать свои горы, поэтому даже спустя тысячелетия не часто встретишь гнома в людских селениях.

То были первые года нового Мира, Мира, в котором не было тех, кто мог бы направить линию сюжета в иное русло, указать людям и не-людям иной путь, не залитый кровью, не наполненный страданиями.

После Последней Битвы. 0 год после Падения Небес.

Командующий.

– Ну и кто там был? – уставились на меня все трое, но спросил один лишь Семипечатник.

– Кентавр и орк. Совсем дети ещё. – ответил я. – У них письмо с передовой. Важное сказали.

– Что в письме? – это Сатана.

Он сидит поодаль ото всех, возится с какой-то книгой, нашёл, говорит, прямо тут, среди трупов. Врёт, конечно.

– Не поверите: не удалось узнать. – честно признался я.

– В смысле не удалось? – Сатана даже привстал.

– В прямом. – пожал я плечами. – У орка была винтовка. Она её на меня наставила, стоило мне попросить письмо глянуть.

– Проповедник, что ты такое с Миром сотворил, если Командующего дети начали гонять? – не смолчал Сатана.

Взглянул на Проповедника. Тот едва заметно качнул головой и улыбнулся: всем и так понятно, что ничего интересного в том письме нет, а шутки Сатаны никогда не были изящны, как, впрочем, и мои, или его.

– Дети – это хорошо. – улыбается каким-то своим мыслям Семипечатник, подбрасывая в воздух небольшой нож. – Дети – это очень символично.

Сатана демонстративно повернулся к нам спиной, всем своим видом давая понять, что книга интересует его куда больше, чем наша болтовня.

Повернуться-то повернулся, только куда он денется? В одной лодке мы.

Сатана.

Всё, навоевался я.

Хватит.

Хватит.

Пусть говорят себе, обсуждают что хотят, а с меня хватит.

Хватит.

Сяду себе спокойно, почитаю.

Я ведь так долго этого ждал. Просто сидеть. Просто читать. Просто умереть.

С умереть теперь, правда, не очень получится.

А всё этот Проповедник.

Нет больше Изначального мира и мира Легенды, есть теперь единый мир… или общий?.. или может великий?..

Да какая, в сущности, разница. Пусть как хотят, так и называют. Дело-то не в названии. Дело в том, что после победы мы должны были остаться в этом мире, Изначальном.

Я бы просто сидел, читал книгу, наблюдая за судьбами тех, кого я спас, кого спас для меня Семипечатник. Иногда бы брал в руку перо и подправлял то тут, то там. Сидел бы, старел, наблюдая за Миром, который спас.

И умер бы однажды, счастливым, когда понял, что нет уже нужды в том, чтобы брать в перо и править Легенду.

Теперь вот непонятно, что получается.

А всё этот Проповедник.

И Человек ещё этот в придачу.

Это ж надо было до такого додуматься: Бога голыми руками убить пытался.

– И убил ведь. – вынужден я признать.

Да, это печать Семипечатника убила и Бога Сотворённого, и Человека.

Да, всё именно так и было.

Только Бог всё равно бы умер. Не тогда, от Печати. Позже. Через год. Через десять. Через сто. Через тысячу. Но умер бы, ведь Человек отдал ему то единственное, что имел – свою Смерть.

Хотя, сдаётся мне, не было бы ни года, ни тем более десяти. Человек забил бы Бога Сотворённого прямо там.

Но Семипечатника не в чём винить. На его месте я бы поступил так же. Тогда надо было бить наверняка. Бить, как только появилась такая возможность, ведь следующей уже могло и не быть. И он ударил. Ударил бы и я. Ударил бы любой из нас.

И нормально бы всё было.

А всё этот Проповедник.

Конечно, понимаю я, что не сплети он оба мира в один, не достали бы мы Бога Сотворённого. Не помог бы тут и Человек, не дотянулся бы – вот и всё.

Понимаю я всё, только всё равно… всё равно обидно.

Это ж я должен был победить Бога. Я ж был его противоположностью. Я.

Я бы победил, а потом спокойно сидел и книгу читал.

А так… Проповедник миры соединил, Командующий дорогу к Бога Сотворённому расчистил, Человек нанёс удар, а Семипечатник довершил дело. Один я в стороне остался.

Вроде бы и что из того?

Сиди себе, книгу читай, как и хотел.

Кто тебе мешает?

А мешает тебе то, что ты-то знаешь, что не заслужил этого. Ни жизни, ни книги.

Не заслужил, а поделать уже никуда нельзя.

Не сгинул в бою. Теперь чего уже – живи.

Живу. Чего уж там?

Проповедник.

Я должен гордиться собой.

Должен, ведь я достиг в сражении цели, к которой должен был идти долгие тысячелетия, после победы над Богом Сотворённым.

Вышло всё, конечно, не совсем так, как я планировал. Или, если быть честным, то совсем не так, как я планировал.

Одно дело – вытаскивать из Легенды лишь достойных стать первыми из нового, возрождённого людского рода. Совсем другое дело – сшить воедино реальность и сон.

Не думал я, что так получится, когда пытался спеленать Бога Сотворённого. Но получилось так, как получилось.

Теперь вот сидим, думаем.

Каждый о своём, и все об одном.

Семипечатник.

Мир снаружи.

Миры внутри.

Семь Печатей – граница, которую я воздвиг.

Она – это я, но я – это не только она.

У меня есть желания, желания для себя.

Я хочу узнать пределы своей силы.

Я всегда этого хотел. Бог Сотворённый – лишнее тому подтверждение.

– Тебе нравится убивать. – говорил я когда-то сам себе.

– И это тоже. – соглашался я тогда.

Тогда соглашался. Теперь – нет.

Мне не нравится убивать. Мне нравится сражаться.

И совсем недавно, до сопряжения миров, я хотел сотворить из Изначального Мира Мир Великой Войны, Мир Вечной Войны. Я бы воздвиг крепость на поле моей великой победы, победы над Небесами. Я бы поил демонов Пустоты и людей начала-и-конца своей кровью, давая им познать красоту сражений.

Я видел этот прекрасный Мир в своих мечтах. Я видел себя, сидящего на троне, с трудом узнавая в седобородом правителе, вооружённом копьём, себя. Я видел пирующих в огромных залах крепости воителей. Я видел тех, кто звали меня своим отцом. Воители поднимали кубки, вспоминая славные битвы прошлого. Они смеялись, хвалясь будущими свершениями. И я тоже был счастлив, ведь умершие в бою, сражавшиеся до самого конца, после смерти вновь входили во врата моей крепости, чтобы пировать, чтобы вновь сражаться.