Мизеус

– А в России? В России были?

– Нет, там бывать не приходилось. Так вы русская?! Как я сразу не догадался! Загадочная и глубокая русская душа!

Русская душа промолчала, подумав, что этот Бруно, наверное, дурак. Одновременно она увидела, что взгляд его скользит по ее телу, и взгляд этот мужской совсем не двусмысленнен. Она с удивлением уставилась на этого такого откровенного и привлекательного в его молодости мужчину, глядящего с нежным, вопросительным вниманием и тут же глаза закрыла. Кубарем скатившись с горы, Анна бесшумно ушла под воду, секунды забвения, и вдруг вынырнула, услышав, как оглушительно хлопнула дверь. Кто-то вошел в салон, стуча каблуками. Открыв глаза, Анна приподняла голову.

Она увидела высокую женщину лет тридцати пяти, с роскошными золотисто-рыжими волосами, стянутыми в тугой конский хвост. Облегающий крой брючного костюма подчеркивал царственную стать ее фигуры, хотя бледно-розовый цвет ткани впечатление скрадывал. К огненным волосам просилось что-нибудь поэффектнее.

Пробормотав Анне «простите», Бруно устремился вошедшей навстречу.

Он был бы одного с ней роста, если бы не ее десятисантиметровые каблуки. На них она возвышалась и смотрела на него сверху вниз. Без церемоний, она принялась снимать гробы на айпад.

– Я к вам на днях заходила, помните?

Голос был низким и даже грубым, непонятно, как обладательница подобного голоса могла иметь такие по-девичьи нежные черты лица.

– Я не мог бы вас забыть, даже если бы захотел.

Анну передернуло от такой грубой лести.

– Я отправляю фото бабушке. У нее экстравагантный вкус, – объяснила посетительница, не переставая энергично щелкать.

Пока она, фотографируя, проходила через зал, Бруно читал панегирики качеству красок и нахваливал ткани. Боже, как он старался! Из кожи вон лез. Вот-вот выпрыгнет из штанов. А взгляд! Словно ждал сто лет, очевидно, дождался, но никак не поверит небывалому счастью.

У гроба с Анной рыжая остановилась.

– Добрый день! – сказала Анна, приподнявшись на локти.

Эти два слова произвели сногсшибательный эффект – дама оглушительно завизжала и отскочила на метр.

– О Господи! Простите, простите, мы не хотели вас напугать, – Бруно и сам опешил от такого неожиданного кульбита.

– Я так испугалась! Я думала, это манекен.

Рыжая нервно засмеялась, вцепившись гробовщику в запястье.

Успокоившись, она сфотографировала Анну в гробу и через несколько секунд с апломбом сообщила, что бабушка гроб с иконами одобрила.

– Вы могли бы лечь вон в тот? – попросила она Анну. – Бабушке еще понравился тот, с лотосами.

– Простите?!

– Вас не затруднит лечь в тот гроб? – закричала рыжая, словно разговаривала с глухой. – Чтобы бабушка сравнила. Она такая же миниатюрная, как и вы.

– Затруднит, – колким тоном ответила Анна.

Посетительница вдруг широко улыбнулась.

– Вы знаете, этот гроб вам очень идет, – сказала она. – Вы похожи на мою старшую сестру.

И снова заглянула в планшет:

– Ах, ну вот, вечно она так. Ей нравятся оба.

Отошла в сторону, закричала в микрофон:

– Бабуля, я не могу купить два! Ты должна выбрать…начинается…ты должна выбрать… Ах, вот как! Хорошо! Хо-ро-шо!

Вернулась.

– Сказала, чтобы я выбирала. Доверяет мне. Так-так. Какой же лучше? Пожалуй, тот лучше. Да, определенно, тот лучше. Или нет?

Приложила палец к губам.

– Так. Надо сосредоточиться, надо выбрать. От лотосов веет вечной жизнью. Но от икон веет больше. Да. Веет гораздо сильнее. Я прямо чувствую. Значит, решено. Все. Окончательно. Беру с иконами. Вы чувствуете, как веет? Я чувствую. Можете вылезать!

Анна села, положив на колени руки. Что эта дамочка себе позволяет? И даже не спросила цену! Но не это возмутительно. Дылда собиралась купить ее иконы… пусть и не совсем иконы! Как случилось, что они стали ее, Анна объяснить не могла. С негодованием наблюдая за вдохновенным фуэте гробовщика, она лишь понимала, что лишается чего-то ценного! Ее обошли, ее гнусно использовали, ее облапошили! А этот предатель совершенно о ней забыл. Она им, что, манекен? Он не имеет права продавать ее гроб!

– Как вы можете продавать мой гроб?! – закричала она.

– Ваш гроб?!

Вылупился!

– Да, мой!