«Неудачники» – команда мечты

Учитель молчал, лишь иногда для приличия чуть кивал. В конце концов, что тут скажешь? Понимал: надо человеку выговориться. И чтобы его кто-то послушал.

– Ну, как ведь говорится… Если есть такие клюшки, значит, это зачем-то ведь нужно, – придумал, что ответить, учитель. – И вообще некоторые считают, что в жизни все закономерно. Никакой случайности…

Мокрый озадаченно посмотрел на Перова, потом опять покрутил в руках клюшку-крюк и вздохнул. В конце концов, дареному коню, как известно, в зубы не смотрят. Даже если это круглые клюшки.

– Ладно, пошел я. – Перов встал из-за стола. – А то все-таки Первое сентября. Дети уж, наверное, ждут. Но я потом зайду…

И он вышел из кабинета, опять промолчав про заявление. Решил, что в таком состоянии мэр его все равно не отпустит. Да и не хотел добивать человека.

Мокрый посмотрел ему вслед. Потом – на клюшки. И в сердцах произнес:

– Вот же русский хоккей!

То ли из-за этих новостей, то ли из-за непогоды День знаний вышел каким-то смазанным. Это вчера над поселком светило солнце, а сегодня лил дождь и море уже не казалось таким приветливым, как накануне. Но Петя подумал, что так, может быть, даже и лучше: учитель-то их уходит. Какая тут может быть радость? В двенадцать лет такое воспринимается особенно остро.

Но и взрослым было явно не до учебы. Они то прятали учеников от непогоды, то на повышенных тонах объясняли друг другу, как надо правильно преподавать, и передавали из рук в руки какую-то бумагу с грозным словом «Заявление», которую Перов все хотел кому-то отдать, но ни директор, ни завуч, ни канцелярия брать ее не хотели. То говорили про все тот же непостроенный завод. И как-то так выходило, что не находилось у взрослых ничего из того, что им было нужно для счастья. В конце концов все окончательно разругались друг с другом, успокоились и взялись за детей и уроки.

В общем, учебный год начался. Хотя для взрослых он, похоже, и не заканчивался. Ведь это в детстве кажется, что от непонятных уроков и нерешенных задач можно уйти на каникулы. Во взрослой жизни с ними приходится жить, пока не найдешь верный ответ. Что-то такое Петя чувствовал, когда во время занятий смотрел в окно на холодный дождь и прилетевший из Арктики ветер. Он потому и садился всегда у окна, чтобы можно было смотреть куда-то туда и о чем-то мечтать. Обычно его за это ругали, но только не тезка – не Петр Петрович Перов.

Глядя в окно, Петя вспомнил, как они с учителем первый раз пришли на урок. Для него он был первым в средней школе, для Перова – первым в самостоятельной учительской жизни. Оба умудрились тогда опоздать. У Пети перед самым выходом из дома на рубашке оторвалась пуговица, а у Перова в его каморке заклинил замок. Так и пришли они с виноватыми лицами в класс, где их ждали ученики и директор, который собирался представить нового педагога. Директор осуждающе покачал головой, но тему развивать не стал. Только чуть картинно вздохнул и произнес, подчеркивая рифму:

– Вот, пожалуйста… Петр Большой и Петр Меньшой… Как говорится, два сапога пара… Ну что ж, проходите…

После уроков Перов еще спросил у своего товарища по обстоятельствам:

– А ты чего опоздал?

– Пуговица, – искренне произнес мальчик и почесал всклокоченные волосы.

– А у меня – ключ, – улыбнулся молодой учитель и повертел его в руке. А потом подмигнул. – Не переживай, в конце концов, каждый в этой жизни когда-нибудь и куда-нибудь да опаздывал.

В общем, с тех пор их так иногда и звали – Петр Большой и Петр Меньшой.

В такие моменты, когда судьба выходит на новый вираж, тот, кто находится рядом, на долгие годы становится для тебя товарищем по обстоятельствам. Даже если один – учитель, а другой – ученик. И вот сейчас, глядя на Перова, Петя понимал, что, наверное, это их последнее общее Первое сентября.

Сразу после уроков неожиданно вышло солнце. На севере смена погоды – обычное дело. И на душе сразу стало как-то полегче. Дети высыпали на старый стадион рядом со школой, где началась обычная детская беготня: после уроков – любимое дело.

– Жалко будет, если уволится, – произнес Пузырь, забравшись на самый верх железной лестницы рядом с турниками. Оттуда можно было много чего разглядеть. Например, сквозь окно соседней со стадионом администрации – что происходило в кабинете у мэра.

А там вновь сидели друг напротив друга учитель и мэр. То просто так друг на друга смотрели, то перебрасывали через стол какой-то листок.

– Заявление отдал, – доложил Мишка, поднеся к глазам отцовский бинокль.

– А Мокрый? – спросила Синица.

– Отбросил обратно. Типа, не хочет брать! – энергично пояснял наблюдатель, словно комментировал спортивный матч.

– Подглядывать нехорошо, – произнес сидевший рядом Солнце.

– Я не подглядываю, а выясняю ситуацию. Надо ведь понимать, к чему стоит готовиться, – ничуть не смутившись, ответил Пузырь.

– И как? Понял? – ни на что особо не рассчитывая, уточнил Петя.

– Кажется, да, – бодро доложил наблюдатель. Он всегда во всем был уверен. – Что никуда Три Пэ от нас не уедет.

– Это почему? – поинтересовался приятель.

– Потому что никакое заявление у него не взяли… Ой! Мокрый схватился за клюшку!

– Что? Подерутся на клюшках? – наклонив голову набок и сощурившись от солнца, спросила Синица.

Мишка чуть нахмурил брови, выждал несколько секунд, а потом покачал головой:

– Нет, просто вручил ему их, всю охапку!

Старый маяк

Как и следовало ожидать, Перова никуда не отпустили. Как на такое вообще можно было рассчитывать, тем более в начале учебного года, фыркали у него за спиной коллеги. Тут каждый учитель на вес золота, а уж если он тянет кучу предметов, так и вовсе – брильянтов. Жаль, правда, что ни золота, ни брильянтов самим учителям из поселка не видать, скорее всего, никогда.

Чего-то такого Перов, в общем, и ожидал, но все равно загрустил, когда на себе ощутил, что от судьбы никуда не деться. Или все-таки деться можно? Но так запросто из колеи не выбраться. А рвать по живому он пока не хотел. Все надеялся как-то договориться. Но вот не получалось.

В школе его, с одной стороны, понимали. Сами были в таком же положении. Но с другой стороны, если Перов бы ушел, то остальным пришлось бы взять его большую нагрузку. Кто ж на такое согласится?

Вот тут и подоспел день здоровья. Его всегда объявляют в начале учебного года – как правило, в первую субботу сентября, пока позволяет погода. На пару часов школьники с учителями уходят в окрестные сопки, там жарят сосиски, а после, уставшие, но довольные, приходят домой.

– Помните, год назад вы обещали сходить с нами на старый маяк? – подошел к Перову Солнце накануне похода.

Перов поднял голову.

– Точно ведь, обещал… – произнес он не столько своему тезке, сколько себе самому. Выпрямился и посмотрел в сторону моря.

Старый маяк, о котором вспомнил Петя, находился неблизко. К нему надо было идти от поселка по побережью километров пятнадцать. Плюс обратный путь. Одним днем не обернуться.

– На маяк пойдет только тот, кто готов, – строго предупредил учитель.

По факту вышло, что готов был весь класс. Взяли палатки, рюкзаки и провизию на два дня. Рано утром отправились в путь. Обогнули залив и песчаную отмель, за нею – старинный погост с видом на море, потом вышли на побитую временем грунтовку. Было солнечно и тепло. И вновь только красно-зелено-желтый ковер ягеля, трав и низких кустов напоминал про осень.

– Хорошо, что нет дождя, – произнес учитель шагавшему рядом Солнцу. – Иначе было б тоскливо.

Петя кивнул в знак согласия. Рядом с ним шли Мишка, Синица, ребята из класса. Поначалу шумные, уже через пару километров они стали тише и спокойнее. Может, и не надо было идти, подумал Перов, глядя на своих подопечных. Но те сосредоточенно шагали вперед и даже не думали о том, чтобы поворачивать обратно. А потом эта грунтовка, которой было как минимум лет сто, и вовсе захватила их внимание, чувства и мысли, которые всегда приходят к людям в дороге, – о верном пути, его цели, о том, кто идет с тобой рядом. Но потом и они исчезают. Все эти мысли дорога забирает себе. И человек размышляет о том, не натирает ли обувь и не надо ли снять свитер под курткой.

Часа через три вышли к морской биостанции. Она стояла на побережье у самого выхода из залива, километрах в десяти от его устья. Когда-то давно здесь текла научная жизнь, спокойная и тихая. Станция была одной из лучших в стране. Море и скалы, сопки и птичьи базары, множество бухт в изрезанной еще ледниками прибрежной черте – самое место, чтоб исследовать грань между морем и сушей. И то и другое здесь можно было потрогать рукой. Сейчас, в принципе, тоже. Только кому это в наши дни нужно?

На станции сделали привал. Спустились ближе к морю, достали термосы и бутерброды. Петя сидел на камне и, как всегда, думал о чем-то своем. Те мысли, которые у него на время забрала дорога, теперь возвращались с новой силой, словно прибой, но были уже чуть другими. Потому что даже за те три часа, что Петя шел по дороге, он уже изменился. Пусть немного, но уже был другим человеком.

– А вот интересно, – произнес Петя, держа в руках крышку от термоса, наполненную чаем, – говорят, что нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Про море же такого не скажешь. Оно ведь не течет, как река. Оно – цель этой самой реки. И морю уже торопиться некуда. И получается, что в море войти дважды вполне даже можно.

Синица прыснула и засмеялась. Перов тоже улыбнулся. Следом зашевелился весь класс.

Пузырь, как всегда, зашумел.

– Ну ты даешь, Солнце! – воскликнул он. – Опять за свое! Что там у тебя в голове творится?! Этого ж никто не знает! Тебе точно надо философом становиться. В нашей деревне их еще не было. Ты станешь первым.

Петя пожал плечами и отставил термос.

– А еще у меня, кажется, натерлись мозоли, – так же серьезно добавил потенциальный философ, не очень понимая, что такого смешного сказал. А не понимал, потому что такие мысли для него были в порядке вещей.

– Дать тебе лейкопластырь? – спросил учитель и достал из рюкзака аптечку. – Помощь нужна?

– Нет, спасибо. Вроде бы справлюсь, – ответил Солнце и намотал лейкопластырь на палец.

В словах «старый маяк» было что-то неправильное. Ну как такое может быть, говорил сам себе Солнце, когда они огибали мыс, который скрывал станцию, и по камням направлялись дальше вдоль берега. Дорога здесь уже не читалась совсем.

Так вот, может ли маяк быть старым? Твоя главная задача – светить на сотни километров вокруг, помогать искать верный путь и защищать корабли от его опасных изгибов. А тут ты уже стал старым, ненужным, забытым людьми? Получается, что теперь они обходятся без тебя. У них ведь есть всякие джи-пи-эс и прочие электронные штучки. Но что делать старому маяку? Просто стоять и разрушаться? Печальная перспектива.

К маяку подошли уже ближе к вечеру, часов около четырех. Солнце начало клониться к горизонту и с каждой минутой становилось оранжевым, ярким, густым.

Учитель и дети несколько раз обошли вокруг основания маяка, то задирая головы на макушку, то оглядываясь на солнечную дорожку, которая бежала по волнам. Потом Перов долго проверял, можно ли войти внутрь башни, потому что, естественно, всем захотелось подняться наверх – туда, где должен быть свет.

Первым это сделал учитель. Осторожно поднимаясь по винтовой лестнице и держась за перила, он все время говорил себе, что вот сейчас все будет окончательно плохо или пойдет наперекосяк. Он был готов к тому, что обрушатся лестница и поручни, а он сорвется и потом всю обратную дорогу дети будут тащить его или оставят на станции до приезда скорой помощи, если она вообще сможет добраться сюда через несколько дней.

Но реальность не подкачала и мрачных ожиданий не оправдала. Перов благополучно забрался на смотровую площадку, выдохнул и огляделся. Где-то внизу, у скал, плескалось море, солнце открыто светило в лицо, а все земные проблемы казались далекими и не такими уж важными.

– Поднимайтесь наверх! – крикнул учитель детям. Те нетерпеливо толпились у подножия маяка и с готовностью затопали наверх. – Только будьте осторожней! За что-нибудь обязательно держитесь!

Потом добавил специально для Пети:

– Солнце, не только за свои мысли! – И все засмеялись.

Потом дети говорили, что тот вечер был одним из лучших в году. Не часто ведь получается сходить на маяк и провожать солнце. Оранжевое, оно опускалось в океан, чтобы взойти где-то с другой стороны земли. Оно бросало густые яркие краски на скалы, камни и лица ребят, которые смотрели вдаль с самой макушки старого маяка.

На станцию вернулись уже в темноте. К тому времени там уже горел костер и почти был готов ужин – вареная картошка и жареная треска. Это все, пока дети были на маяке, приготовил единственный сотрудник станции, смотритель, которого все звали Андреич. Тут же разбили палатки, путаясь в дугах и ловя непокорные полотнища. А потом быстро раскидали резиновые коврики и, забравшись в спальники, молниеносно уснули.

– О как умотались! – улыбнулся Андреич, когда над походным лагерем воцарилась тишина. А потом они с молодым учителем еще долго сидели у костра под куполом синего неба, на котором россыпью сверкали то ли далекие, то ли близкие звезды, и ярче всех самая главная – Полярная. Ее видно везде и всегда, если, конечно, не мешают туман и городская застройка.

А на следующий день на побережье выпал снег. И мгновенно все вокруг стало белым и чистым. Весь мусор, оставленный человеком, осенняя слякоть и грязь исчезли, словно их и не было никогда. И небо над головой прояснилось: стало легким, прозрачно-лазоревым, чистым. Лишь иногда в нем мелькали невесомые облака, которые практически сразу исчезали в порывах свежего ветра.

– Все-таки в странном месте мы тут живем, – произнес Петя, глядя на то, как за одну ночь изменился весь мир.

– Да чего тут странного?! – махнул рукой Мишка. – Так всегда. Нормально!

А Вера и одноклассники ничего не сказали. Просто стояли и смотрели на море, подставив лица холодному солнечному океанскому ветру.

После завтрака засобирались возвращаться в поселок. Пешком это все же не близко. Но учитель сказал, что сейчас за ними должна прийти лодка, она подвезет.

– Так что можете пока не торопиться. Я вас позову, – сказал им Перов.

– Круто! – закричали дети и, получив еще час-полтора вольной жизни, с радостью принялись лепить снеговиков из первого снега, что еще не успел растаять на скалах.

Перед самым отъездом Андреич подошел к детворе:

– Пойдемте, кое-что вам покажу…

Дети с готовностью отправились за ним.

– Будьте осторожны, скалы мокрые, можно поскользнуться и подвернуть ногу… – предупредил он.

Пройдя метров пятьдесят вниз от станции, он вывел их к скалам у самой воды.

– Вот! – с гордостью произнес он, остановившись под одним из каменных навесов. Школяры вопросительно смотрели на своего проводника:

– Что – вот?

– Ну разве вы не видите? – удивился он. – Смотрите!

Он зажег фонарь и начал в полутьме водить лучом по скале.

– Вот, смотрите: наскальный рисунок. Здесь – линия океана. Над ним – круг. Это точно солнце. А вот эти галочки – птицы, которые летят над водой.

Дети принялись молча вглядываться в скалу.

– Разве вы не видите? – развел руками старый сторож. – Это же наш пейзаж!

Ребята осторожно подошли ближе, потом чуть отошли. При известной доле фантазии эти разводы действительно можно было принять за картину неизвестного художника по камню.

– Да… Вроде бы действительно солнце… – робко произнесла Синица. – Что-то такое есть.

– А я вам что говорил! Этот рисунок – мое научное открытие! – подмигнул им старик.

Когда катер пришвартовался к полуобрушенному причалу и дети с шумом высыпались на палубу, Перов подошел к смотрителю.

– Все время хотел спросить: а вы в этих краях – как давно?

Андреич в ответ замотал головой:

– Да считай, что всю жизнь! Всю жизнь тут колупаюсь!

– И никогда не хотелось уехать?

– Да понимаешь, все время что-то мешало! – махнул он рукой. – То работа, то семья, то надо было что-то еще заработать… А так-то я был не против. Мир посмотреть – это ведь просто отлично! И найти где-то там свое место. У каждого оно – свое. И что, кроме него, еще нужно для счастья?

И он подмигнул Перову.

Чемодан без ручки

После возвращения с маяка Солнце ждала еще одна неприятность. Археологи, с которыми он успел подружиться, засобирались домой и снимались со своего рабочего места. В принципе, оно и понятно. После закрытия завода необходимость в их работе отпала. То есть она, конечно, была, но кто же ее поддержит просто ради любви к науке? В обычной жизни на поиски непонятно чего деньги найти не так-то просто. В общем, свернули они свои тенты, собрали черепки, что-то раздарили местным мальчишкам – тем, кто болтался рядом с ними все лето, – и потянулись в свои столичные институты. О возвращении в эти края в следующем сезоне никто уже и не думал.

– А если я вдруг что-то найду? – спрашивал Петя знакомых ученых. – Что-нибудь важное и интересное? Что мне тогда нужно сделать?

– Пиши нам, – успокоили его археологи. – Поможем, подскажем, направим на правильный путь. Во имя науки и мирового прогресса!

С научными открытиями Петя решил не тянуть. Чуть ли не на следующий день отправился туда, где, по его мнению, шансы были особенно высоки.

– Куда это ты засобирался? – спросил у него встревоженный Мишка, когда они выходили из класса после занятий. По поведению приятеля он сразу прикинул, что тот что-то задумал.

Солнце тайн не любил, тем более от друзей, и все ему рассказал: что отправляется на поиски научных открытий, зарытых в земле.

– Ученые-то уехали. А дела не закончили, вот на нас все и осталось, – пояснил он.

Объяснение показалось Мишке в целом логичным, хотя некоторые вопросы все же требовали уточнения.

– То есть мы будем землю копать? – чуть озадаченно спросил он. – Но тогда где конкретно?

– Есть вариант, – спокойно ответил приятелю Солнце и добавил: – В заброшке!

– Где-где? – откуда-то сверху раздался голос Синицы. Стоявшие на школьной лестнице между этажами юные следопыты от неожиданности подняли головы. Они уж точно не могли предположить, что их научные планы так быстро станут известны общественности.

– Ну, в заброшке… – сглотнув, произнес Мишка, задрав голову.

– А вы вообще в курсе, что детям в заброшку нельзя? – четко проговаривая слова, произнесла Синица, спустившись на один лестничный пролет. Чуть повернув голову набок, она обошла ребят, а те внимательно смотрели на нее, словно прикидывая, чего она хочет на самом деле. – Вот если провалитесь там куда-то, кто вас тогда пойдет спасать?..

– Ну, мы же это… Хотели предупредить, когда пойдем… – не очень уверенно произнес Мишка.

Но девочка была непреклонна:

– Чтобы вас сразу никуда не пустили?.. Ну да, ну да…

Мишка интуитивно чувствовал, что верный путь к разрешению ситуации был где-то рядом. И он уже собирался осторожно намекнуть, что предупреждать они собирались совсем не взрослых, а надежных друзей. А уж кого надежней Синицы можно найти? Но не успел. Солнце решительно выпрямился и произнес:

– Знаешь что… Ты права! Пойдем с нами. Как раз друг друга и подстрахуем.

И Синица, ничего не ответив, с гордо поднятой головой продолжила спускаться по лестнице вниз. Мишка и Солнце, переглянувшись, зашагали за ней.

Найти в поселке заброшку особого труда не составляло. Ее тут – море, в какую сторону ни посмотри. Вот недостроенный новый военный городок, который бросили, когда он был почти готов. Тогда решили всё сокращать и по городку прошлись в числе первых. Справа от него – развалины фермы, в которой еще лет пятьдесят назад, как говорили местные старики, молоко было лучшим в мире. А можно было забраться на старый баркас, выброшенный на берег еще при царе Горохе. Или пойти на старый рыбозавод. В общем, вариантов было много, но ни один из них не устраивал Солнце, который возглавил научный совет охотников за историческими сокровищами.

– Ну смотрите, практически везде мы уже были. И не только мы. А с учетом этого – какие мы там найдем артефакты? К тому же вот в той же части – там все современное, а потому не очень-то интересное. Или на рыбозаводе – ничего, кроме старых рыбьих хвостов, не найти. Да и на ферме – разве что журнал по учету надоев молока… Это не то, что хочется найти в нашей жизни.

– Но у тебя ведь был план? – с надеждой посмотрел Мишка на Солнце. – Ты же не зря познакомился с археологами?

– Да, может, и зря, – пожал плечами Солнце. – Научные открытия ведь по заказу не происходят…

– Может, и так, – согласилась Синица. – Но только идти-то куда?

И они с Мишкой посмотрели на Петю. А он в этот момент повернулся в сторону главной заброшки поселка – старого дома норвежского рыбака.

Звание главной заброшки поселка этому дому присвоили не случайно, потому что стоял он тут лет сто, а то и двести. И чего в нем только не размещалось – даже типография маленькой местной газеты, которая выходила в поселке когда-то давно. И простоял он каким-то чудом все эти годы – и не разрушился. Хотя поводов для этого всегда было более чем достаточно.

– Может, потому что построен хорошо? – предположил как-то Перов в то время, когда мечтал увлечь своих подопечных местной историей. И вопрос этот интересовал очень многих. Перов даже хотел провести там научное изыскание – о том, как это его смогли так хорошо построить. Но в тот момент дети наотрез отказались идти в старый дом, и пришлось изыскания завершить, даже не приступив к ним. А все потому, что в поселке говорили, будто живут в нем бомжи и привидения. И хотя привидений никто никогда не видел, лишний раз идти неизвестно куда ребята не хотели.

Было это года полтора назад. С тех пор детвора заметно повзрослела. Банальными привидениями ее просто так уже не испугать.

– Это всё взрослые напридумывали, чтобы мы туда не ходили… – рассуждал повзрослевший Пузырь, когда они шагали в сторону дома. – Пугают детей всякими сказками. Их послушать, такие дома с привидениями есть чуть ли не в каждом поселке. А в городе, наверное, даже по два.

– А если это не сказки? – прищурилась в сторону Мишки Синица. Он в ответ промолчал. Вступать в прямой спор по поводу старого дома все равно как-то не очень хотелось.

Норвежский дом стоял чуть в стороне от поселка, на возвышении, и был он по местным меркам большим, основательным, в два этажа. И крепким, надежным. Весомость ему придавала скала, которая начинала карабкаться вверх как раз сразу за домом.

История его первого хозяина, если верить Перову, была почти как у Ромео с Джульеттой. Ребята про них уже слышали. Большая любовь и все такое. Может, только у норвежца – немного счастливей. А может, и вообще – просто счастливая. Такое ведь тоже, как говорят, где-то бывает.

В общем, лет сто – сто тридцать назад жил один норвежский торговец. Ходил он в русский поселок за рыбой и привозил уйму всяких товаров. Раньше ведь здесь границ никаких не было. Хочешь – сюда, хочешь – туда. Никто ничего и не спросит. Лишь бы лодка была надежной.

Вот пришел он как-то сюда и увидел красивую девушку. Ну и влюбился в нее на всю жизнь. Да так и остался здесь жить. Женился, дом построил надежный. Детей нарожали они. В общем, были счастливы и довольны. А что было потом, Перов в тот момент не рассказал.

– Надо будет спросить или самим покопаться в книгах и интернете, – сказал Петя, когда они подошли к дому.

В этот момент уже начало смеркаться. Солнце постепенно клонилось к океанскому горизонту и оттуда едва освещало смотревший на море фасад дома.

– Может, в другой раз? – вполне даже разумно подумал Пузырь, да так и сказал. – Мы вон уже сколько прошли. А солнце садится. Хуже момента лезть в дом и не придумать. Может, утром, чтобы световой день был подольше?

– А как же сокровища и артефакты? – произнес Петя. Запрокинув голову, он разглядывал черные окна. Они зияли во всех стенах старинного дома. – Что-то я не помню, чтобы их находили, когда вокруг все светло и спокойно.

– А ты хоть фонарь-то взял? – спросила его Синица.

В ответ Петя достал телефон и включил тоненький луч света.

– Не густо, – отметил Пузырь. – Может, все же уйдем?

Петя вздохнул. Доля истины в этом предложении все же была. Столько лет избегать норвежского дома, чтобы прийти к нему, когда солнце вот-вот зайдет за горизонт. Но и совсем отступать ему не хотелось.

– Давайте хотя бы начнем, сделаем пару шагов. Осмотримся хоть немного… А завтра… Завтра продолжим.

Пузырь неохотно выдохнул и пожал плечами.

– Но только немного. И давай так: ты впереди.

Солнце решил не затягивать с первым шагом. Тем более что с каждой минутой сумерки становились все более плотными и тяжелыми. Он посмотрел на светящийся телефон и шагнул в темный проем.