Умирают только короли

– Как же, – фыркнул Нищий. – Жди от них помощи. Будут они печься о жизнях наших солдат? Они толкнут нас в самую мясорубку, и не для того, чтобы победить, а чтоб уменьшить численность армии Императора. Сколько при том сложит голову гралийцев, никто считать не будет.

– Ни наш любимый Генрад не хочет этой войны, – заметила Торговка, – ни Император Ялагр. Ригорон никогда не воевал с Гралицией. Что нам с ними делить?

– И кочевники, чуть не сложится, – поддержал её Лотошник, – сразу в Степь убегут, а Ригорону скажут, дескать, не прав был наш князь, мы его голову на кол посадили, у нас теперь новый князь, он не хочет войны с Ригороном.

– Бедный, бедный Генрад, – стенала женщина. – Кто бы снял с него это проклятие. Нашёлся бы такой кудесник.

– Снять его не могут, – поднял палец Нищий, – ни святоши, что всем богам молятся; ни знахари, что все болезни знают; ни языческие ведуны, что заговорами к тёмным силам обращаются. Говорят, даже агаронские магистраты сделать ничего не смогли. Неведомое зло поселилось в королевском дворце, нет нашему Королю от него никакого избавления.

– Отчего принц Загард проклятия не боится? – удивилась Торговка.

– Тройное оно, – со знанием дела продолжал бродяга. – Трёх королей заберёт, и Генрад из них последний.

Аяна слушала вполуха и недоверчиво хмыкала. Как пекутся о короле его подданные! В их глазах он – настоящий миротворец. Отец не верит в его миролюбие. Король Генрад наполовину агаронец и слушает Северных царей, как богов. Они толкают его к войне с Ригороном, и он бы пошёл. Но останавливает его вовсе не мистическое проклятие, и не семейный недуг, а ригоронский флот, что стоит в Гредене, крепости вдоль всего ригоронского побережья и армия, готовая встретить гралийцев копьями и щитами. В одиночку ему никогда не одолеть Империю, потому он сидит в своём логове и ждёт время.

Лучше бы Генрад разобрался с мародёрами, что наводнили Море течений, да с работорговлей нечистых на руку дельцов. Или ему выгодны оба дела, и казна получает большой доход от грязной торговли? В Пирлене открыто сбывают рабов кочевникам, все знают о том и нисколько не беспокоятся. Женщины второй день в сарае без окон, не выходят, едят и мочатся в одном месте. Среди них могут быть больные и беременные, они ждут покупателя в условиях самых ужасных.

Она задумала их вызволить. Безумство, не иначе, Аяна сама себя не понимала, но не могла перестать думать об этом. Среди них половина ригоронок, не меньше, они захвачены мародёрами и навсегда лишились родины и свободы, и участь их незавидна. Кто может их спасти? Ни один гралиец не сделает этого, для них это привычное течение жизни. У работорговцев своя собственная армия и высокое покровительство, их остановит только воля короля. Или другая воля.

Сил у неё немного, только один меч вкупе с непреодолимым желанием вмешаться и спасти несчастных. Чтобы отвлечь стражу, вывести полтора десятка пленниц, довести незамеченными до пристани и посадить на судно, нужен целый отряд, или одно чудо. А у неё нет даже лодки, Герд задерживается, она ищет его в суетливой толпе, волнуется и всё больше сомневается в своём помощнике. Тот в свою очередь ни о чём не волнуется, танцующей походкой идёт к ней и мальчишески улыбается.

– Вот это корыто ты называешь судном, способным переплыть море? – зло процедила она, когда гралиец подвёл её к своей находке.

Герд нарочито оскорбился и наконец скрыл самодовольный оскал.

– Ты, как моряк моряку, или тебе цвет к сапожкам не подходит?

– А ты моряк? – огрызалась та.

– А ты? – упёр он руки в бока.

– Это лучшее, что можно подобрать?

– Я даже больше тебе скажу. Это единственное!

– Герд, оно точно может переплыть море? – отступила Аяна и просительно посмотрела на помощника.

Гралиец ещё раз придирчиво оценил товар. Лодка была шире рыбацкой, она торговая, по размеру чуть больше, устойчивая, объёмная, с трюмом. Посудина преклонного возраста, но она выдержит и шторм, и течения, и полтора десятка женщин. И даже одну привередливую алесцийку, которая так умело пользуется своими красивыми зелёными глазами, что он теряется.

– Давай так, либо это корыто, и гони задаток, – Герд собрал волю в кулак и ответил с напускной суровостью, – либо жди, когда на торг выйдет то, что придётся тебе по вкусу.

– Никакого задатка. Деньги по факту выполнения сделки. Когда я и женщины взойдём на палубу, ты получишь своё золото, – отмахивалась чужеземка.

– А если у тебя его нет, и ты вышвырнешь меня, как того мальчишку? Голого, со свежей дыркой в корме, – выпучил глаза парень.

– Оно у меня.

– Где? Покажи.

Аяна нетерпеливо вздохнула и залезла под тунику. У Герда заинтересованно блеснули глаза.

– Это то, что я подумал?

Алесцийка вытащила роскошный перстень и сунула ему в нос. У парня сошлись в одной точке глаза и оттопырилась нижняя губа.

– Сколько там алмазов, пересчитаешь позже. Не волнуйся, если всякий раз число будет разным. Это нормально, так и задумано.

– Что это? – ошарашено спросил он.

– Фамильная реликвия, можно сказать, – девушка снова запустила руку под тунику, чтобы спрятать сокровище. – Ригоронский перстень, принадлежащий ранее семье Императора Ригорона.

– Ты отдашь его мне? – оторопел он. – За эту лодку? Что значит, по факту сделки?

Аяна кивнула ему в сторону города, и они отошли от пристани. Она шла знакомым путём к его дому, он, как счастливый домашний пёс, бежал следом и слушал чужеземку.

– В смысле, переодеться алесцийкой? – возмутился он и встал посреди толпы.

– Ты отвлечешь на себя стражников. Они разыскивают алесцийку, пусть гонятся за ней. Точнее, за тобой, – Алесцийка подхватила его под руку и поволокла дальше.

Герд от возмущения открыл рот, но не мог сложить междометия в полноценные фразы возмущения.

– Что тебя не устраивает? – с напускной беспечностью рассуждала она. – Приоденем тебя, грудь побольше воткнём, волосы распустишь, мукой их присыплем, чтобы казались светлее. Махнёшь своим самым длинным ножом, вильнёшь бёдрами, по темени они признают в тебе настоящую алесцийку. Твоё дело бежать, но не слишком быстро, чтоб не сразу бросили погоню. А я тем временем освобожу невольниц и отведу на судно.

Герд выпучил глаза так, что даже не моргал.

– А перстень ты мне голубями передашь?

– Тебя беспокоит только это?

– Как сказать, – огрызался он, выпрямился во весь рост и распрямил плечи. – Ещё немного грудь беспокоит. Вдруг выпадет не ко времени.

– По пути я спрячу перстень в условном месте. После придёшь, заберёшь.

Герд недовольно пыхтел, но продолжал идти рядом.

– Ты можешь просто гм… заняться со мной любовью, сесть на ту проклятую посудину, отдать мне перстень и уплыть в свою Алесцию? Без пленниц и накладной груди. Я добрый, можно и без посудины, только любовь и перстень.

– Не могу, – искренне призналась она. – Весь день думала. Герд, не могу. Люди страдают. Помоги мне, пожалуйста.

– А если они меня поймают?

– Сойдешь извращенцем, – отмахнулась она. – Звезды на тебя так действуют, хочется переодеться алесцийкой. При этом спасёшь полтора десятка невинных жизней. Подумай об этом, может ты родился ровно для этого случая, провидение, заговор богов.

Герд едва сдерживал смех и возмущение одновременно.

– А можно, ты будешь алесцийкой? У тебя и с грудью проблем не будет. Давай так, план такой: ты и я прямо сейчас, внесешь, так сказать, предоплату. Затем ты и стражники. Под конец я затолкаю этих дурёх в лодку и буду ждать свой перстень. Как тебе такой заговор?

– А если они меня поймают? Сойти извращенцем не получится. К тому же я не знаю город, а ты знаешь.

– Пока неубедительно, – остановился он и сложил руки на груди. – У тебя меч при себе. Если все, что я знаю об алесцийках верно, стражники погонятся за тобой, ночью ты их по одному перережешь в подворотнях.

– Женщины с тобой никуда не пойдут, – со знанием дела рассуждала она. – Представь, ночью к ним ворвётся такое откровенно бандитское рыло и предложит с ним бежать. В лучшем случае тебе плюнут в рожу, в худшем получишь коленом промеж ног.

Герд задумчиво почесал многодневную щетину и оттопырил нижнюю губу.

– Рыло моё не подходит. А изображать алесцийку щетина не мешает?

– Побреем. Кто знает, как выглядят алесцийки? Может у них в моде усы и мужские плечи.

Герд шумно втянул воздух в ноздри.

– Какие лихие бесы толкнули меня к тебе подойти? – ругнулся он.

– Это называется провидение.

– Я хотел развлечься с алесцийкой на своих тюках, а не изображать её подружку. И учти, я всё ещё хочу первого и не согласен со вторым.

– Ты перстень хочешь или нет? – взбеленилась она.

– Я бы хотел его ещё больше, если бы сам достал у тебя с груди, – плотоядно улыбнулся он.

– Извращенец!

– Да, я такой, – улыбнулся он самой обезоруживающей улыбкой и ногой толкнул дверь в свою халупу. – Не сдал тебя за вознаграждение, слушаю полный бред, уже меняю планы на вечер и прикидываю из чего будем делать грудь. Только извращенец на такое способен.

– Что, серьёзные были планы?

Аяна оглянулась по сторонам, всё на прежнем месте, и тюки, и хлам на полах и стенах.

– Н сомневайся, – важно заявил он. – Пошататься по пристани, зайти в пару злачных мест, перетереть с местной братией, может, какая работёнка привалит. Ты рушишь все мои благие начинания и лишаешь завтрашнего ужина.

– Завтра у тебя будет перстень, – она наклонилась к тряпью, чтобы подобрать костюм ночной алесцийки.

– Я не так уверен в этом, – спорил он. – Но даже если так, мне ещё нужно найти покупателя, сговориться, не продешевить, а заодно и головы не лишиться за него. Перстень непростой, дорогой.

Резон в этом есть, дорогая вещица в руках этого оборванца может стать причиной неприятностей, но это его проблемы, не ее.

– Раздевайся, – швырнула она в его сторону пару несвежих тряпиц.

– Наконец, я дождался стоящего предложения, – радостно пропел тот и скинул рубаху.

– У тебя что, нет нижнего белья? – возмутилась девушка.

Герд стянул штаны и блеснул подтянутыми ягодицами. Гралиец оказался худой, но жилистый, местами волосатый, что только усиливало общее впечатление. Он интересный, тело поджарое, мужественное, развитое. Герд не отказывался ни от какой работы, жил в порту, грузил трюмы, выходил в море, на нем только кости да жилы. Алесцийка из него получится, прямо сказать, на любителя.

– Ты ещё спроси, есть ли у меня постельное бельё. Его нет. Где будем крепить грудь? – крутился он, предлагая рассмотреть себя полностью.

– Я думаю, спереди будет правильнее, – задумчиво пробурчала она.

Сложнее всего вышло даже не с грудью. С ней промучились, но только потому, что Герд настаивал на заметном размере, а Аяна корректировала его на удобный для бегства. Трудно вышло с бёдрами, которые не получались убедительными. При ходьбе бутафория съезжала, при беге может помешать так, что запутается в ногах и станет помехой.

С лицом преображение получилось много лучше. Щетину убрали, остались кровавые отметины от притупленного ножа, но издали и в ночи их не рассмотреть. Волосы помыли дважды, стало только хуже, гралиец распушился, как напуганный кот, и сетовал на смытую красоту. Присыпка из муки подействовала на лицо и волосы, но имела временный эффект, отчего Герду запретили любую активность. Он сидел в единственном разбитом кресле и томно вздыхал.

– За такой красоткой и я бы погнался. Заметь, я нынче смотрюсь лучше тебя.

– Угу, рубашку застегни, волосы между грудей торчат, – хмыкнула алесцийка. – Давай ещё раз проговорим порядок действий.

– Давай ещё раз проговорим, где ты оставишь мой перстень, – огрызнулся он и в очередной раз и облапил свою грудь. – Но так, чтобы нашел только я. Весело мне будет задолжать за лодку и остаться ни с чем. С перерезанным горлом.

– Герд, а где твой брат? – неожиданно спросила девушка.

– Гм… Нет его, – нехотя буркнул он и всем своим видом показывал, что тема разговора ему не нравится.

– В смысле…?

– Не знаю я, в каком смысле, – разозлился он еще больше. – Ты уводишь тему в сторону от перстня?

– Я могу отдать его прямо сейчас, если так проще. Расскажи про брата.

Герд недовольно поморщился и тяжело вздохнул.

– Лет двенадцать ему было, когда он пропал. Мы уже тогда одни были, родители давно померли. Жили, где придётся, воровали, что плохо лежит, работали в порту. А в один день он не вернулся. Слухи ходили, что работорговцы его взяли. Они такую мелкоту отлавливают для своих целей. Я искал его, да так и не нашёл.

– Это потому ты помог мне? – тихо спросила она.

– Связываться с ними не хотел. А про награду они сообщат нужным людям, те всей бандой ночью нагрянут. Прибьют ещё, они же мародёры.

– А ты почему в мародёры не пошёл?

Герд неожиданно серьёзно подобрался и не сразу ответил.

– Мы с братом мечтали учиться пойти, деньги откладывали, недоедали. Уважаемыми людьми хотели стать, богатыми. Отобрали у нас деньги. Плохое это дело, у беззащитных отнимать деньги и жизни. Не моё это.

– Что же, ты так всю жизнь прожил сиротой? Ни семьи, ни брата? – с сочувствием произнесла она.

– Никак не пойму, ты либо что-то хочешь от меня, либо решила пожалеть меня, – встрепенулся Герд. – Второе лучше, пожалей меня, готов снять штаны, но только по-быстрому, не испорти прическу.

– Герд, если все пройдет хорошо, я помогу тебе, – серьезно ответила девушка. – И брата найдем. Обещаю, твоя жизнь изменится. У меня есть для того все возможности. Помоги мне.

Ей было легко с ним, неожиданно легко общаться с гралийцем, вороватым парнем из грязных трущоб провинциального гралийского порта. Его желания просты и незатейливы, он просто хочет выжить в мире, где таких тысячи, где каждый ужин уже праздник, где приходится браться за любую работу, где порой рискуешь жизнью за пару монет, где всё, что у тебя есть, это молодость и здоровье, которые ты размениваешь за право дожить до зрелости, не до старости.

Она с радостью отдаст ему перстень, и даже больше, будет счастлива, если это позволит ему что-то изменить, пойти учиться и стать тем самым уважаемым человеком, завести дом и семью, прожить интересную жизнь, и не умереть раньше срока где-нибудь с проломленной головой за пару мелких монет.

Они вышли, когда полностью стемнело. До заката Герд отказывался даже нос из дома высовывать, заметят свои, позора не оберёшься. До барака добирались перебежками, сторонясь прохожих и теней. Аяна боялась, что женщин уведут из барака раньше срока, и ей не удастся ничем помочь. Это сродни помощи сестре, она не могла вернуться в тот день и освободить её из плена мохнатого гралийца, но может помочь другим, они тоже чьи-то дочери и сёстры. Ей их жалко.

Стража у барака та же, пять человек тихо переговариваются меж собой. На них неожиданно выскочил парнишка и не своим голосом завопил:

– Алесцийка! Там! Лови! С мечом!

Аяна кричала короткие фразы, чтобы не выдать чужеземного говора. Стражники напряглись и уставились на место, куда указывал паникёр. Там стояла тень «настоящей» южной женщины! Большая грудь, распущенные светлые волосы, голые руки и плечи, оттопыренный зад и короткий меч в руке, больше похожий на нож. Алесцийка, размахивала оружием, томно раскачивалась и принимала самые призывные позы. Мужчины сорвались с места, «женщина» рванула впереди.

На посту остался только один, он загляделся на погоню. Аяна осталась незамеченной и ударила рукоятью в затылок. Тот осел бездыханным телом на земь.

В бараке тихо, алесцийка вошла с высоко поднятым факелом и осветила помещение. В нос ударил запах немытых тел и испражнений. Невольницы спросонья поднимали головы и растерянно таращились на вошедшего человека. Они не связаны, могут перемещаться по бараку, но даже не помышляют о побеге. Покорно ждут своей участи, тихо переговариваются и жалуются на горькую долю.

– Живо собирайтесь и на выход, – раздался громкий голос.

Аяна засомневалась, она говорила на ригоронском, но здесь есть и гралийки, они испугаются чужой речи. С другой стороны, это их право. Она пришла за ригоронками.

– Я убрала стражников, у меня лодка и провиант, места всем хватит, – продолжала она на ригоронском.

Женщины испуганно переглядывались и ничего не понимали.

– Вы можете бежать отсюда, вернуться домой. Скорее, у нас не так много времени. Стражники вернутся, от всех я не отобьюсь.

Невольницы будто не разбирались в происходящем, вместо того, чтобы броситься к спасительным дверям, плотнее сбивались в кучу, кто-то уже захныкал, кто-то читал молитвы на мало понятном языке диких кочевых народов.

– Что же вы сидите? Говорю же, я подготовила нам лодку. Скорее на пристань, вы станете свободными, мы уйдём в море, где нас никто не достанет.

– Алесцийка, – наконец донеслось до её ушей и женщины в священном трепете отпрянули ещё дальше в барак.

– Да, алесцийка! Такая же женщина, как вы. Живо за мной, я вам помогу. Вставайте скорее, времени совсем нет.

Она продолжала говорить, потому что не могла остановиться, она кричала и требовала, чтобы те поднялись и вышли из барака, но минуты текли, время уходило, а невольницы так и не покинули свою темницу. От обиды и бессилия она готова была разорвать этих запуганных гусынь, они цеплялись за привычную неволю, упуская возможность вернуть себе свободу. Это помешательство самое настоящее, они алесцийку боятся больше, чём своих угнетателей.

– Никуда они с тобой не пойдут, – неожиданно раздался твёрдый голос в ответ.

Из толпы невольниц поднялась высокая темноволосая девушка.

– Что?

– Алесцийка, – в ужасе выли ригоронские женщины.

– Никто с тобой не пойдёт. Здесь нет того, кто оценит твоё благородство, – девушка приблизилась и резко вытолкнула ночную гостью в дверной проём.

Аяна вылетела из барака и оказалась в плотном кольце набежавшей стражи. Она едва успела взмахнуть мечом и поцарапать одного противника, её схватили за плечи и руки и скрутили к самой земле. Алесцийка забилась загнанным зверем, отбивалась ногами, рвала зубами чужую плоть и ревела нечеловеческим голосом. Она не пойдёт в этот барак, она лучше умрёт, чём смирится с такой участью. Её скручивали всё сильнее, но женщина не сдавалась, извивалась и брыкалась всем телом, вопила гневные проклятия, плевалась и бодалась головой, пока полностью не выбилась из сил и не осипла. Тело стянули верёвками и поволокли куда-то в ночь.

Глава 5

Аяна устало прислонилась к стене и считала капли, стекающие с потолка. Бестолковое занятие, но успокаивает, учитывая прошедшую ночь. Алесцийку отнесли в подземелье, застегнули на шее ошейник, приковали цепью к стене и оставили одну. Она долго бесновалась, вопила гневные проклятия на своём варварском языке, но стражники оставили её сразу, как замки ошейника щёлкнули, а цепь звякнула от её прыжка. Слушали чужеземку только стены, пока она не устала, свалилась от бессилия на холодный земляной пол.

Она в большой комнате, одна стена решетчатая, за ней через проход видно вторую комнату с такой же решёткой. Туда уже утром завели остальных женщин. Они покорно прошли в свою темницу, приметили соседку, тихо шепчутся меж собой и даже боятся смотреть в сторону алесцийки. Ее заперли, будто дикого зверя, цепь не позволит приблизиться к решётке, к ней боятся подходить даже стражники. Она устроила настоящий переполох, звуки её борьбы слышал весь барак.

По утру узницам принесли по миске каши. Осмотрительный стражник просунул алесцийке завтрак так, что она едва сможет дотянуться рукой. Но она не заинтересовалась такой возможностью, осталась на месте и прикрыла глаза. От отчаяния хотелось плакать, но устала так, что даже на слёзы не осталось сил. Она сама завела себя в ловушку, и от того на душе тошно. Герд просил её просто уплыть, но она искренне верила, что кому-то требуется её помощь, и поступила по-своему.

И проиграла.

Даже смотреть в их комнату противно. Глупые, запуганные гусыни, ни одна не пожелала рискнуть и расстаться с неволей. Им проще жаться друг к другу и тихо скулить, чем бороться за свою свободу. А за неё нужно бороться, нельзя сдаваться, нельзя покорно опускать голову. Всегда найдётся выход, нужно только ждать и видеть его, и как только дверь барака откроется, сразу действовать. Не медлить.

– Ты должна есть! – одна из них подсела к решётке и указала на остывшее варево.

Это та самая невольница, что вытолкнула её из барака, но поздно. Она самая высокая из них, стройная, толкнула с такой силой, что Аяна вылетела в дверь. Девушка молодая, темноволосая, темноглазая, со светлой кожей и длинной шеей. Она удивительно хороша, такая необычная красота, броская, яркая, даже немного грубая, но по-своему интересная и запоминающаяся. Она свободно говорит на ригоронском языке, как на родном.

– Не будешь есть, они станут бить и кормить насильно.

Алесцийка молчала. Пусть только попробуют приблизиться, она им в глотку вцепится. Они даже на цепь её посадили, так боятся.

– Не думай, что ты лучше других. Ослабеешь, им это только и нужно.

Аяна не чувствовала голода от обиды и усталости, но услышала её слова. Ей нужны силы, чтобы бороться дальше, она должна есть. Алесцийка встала, цепь не позволила ей подойти к миске, она опустилась на колени, но, всё равно, не смогла приблизиться. Девушка легла на пол и ногой подвинула к себе плошку. Темноволосая наблюдала за ней с едва заметной усмешкой.

К миске не полагалась ложка, есть пришлось руками, каша холодная и пресная. Аяна съела быстро и в ярости зашвырнула миской в решётку, чтобы вышел грохот погромче. Невольницы испуганно зашептались, Темноволосая снисходительно хмыкнула.

Только сейчас Аяна заметила, что на ней остались одежды алесцийки, все верхние вещи от Герда сбились и порвались во время пленения. С головы сорвалась парусина, волосы растрепались и теперь светлыми паклями торчали повсюду. Они тем воспользовались, удерживали её голову, когда цепляли ошейник. Она потрогала его, железо прочное, толстый обод, который не снять.

На груди осталась верёвка с мешочком и перстнем. Герд не получил заслуженную награду, и благо, если ушёл невредимым, теперь и не узнать о том. В схватке мешочек с перстнем не нашли и не сорвали. Это единственная хорошая новость, фамильный перстень всё ещё при ней, она всё ещё может вернуться домой.

– Наслышана я об алесцийках, – рассмеялась девушка. – Признаться, ты меня не разочаровала. Почему не ушла на своей лодке одна? Почему решила прийти за нами?

Аяна не хотела отвечать, нет никакого желания объяснять такие простые вещи. Ужас не в том, что Герд и эта девица правы, а в том, что представься ей ещё раз такая возможность, она снова зашла бы в тот барак и постаралась уволочь силой хотя бы двух несчастных женщин.

– Моё имя Нианна, – представилась Темноволосая. – Как твоё?

Голос у неё низкий, глубокий, бархатный. Она также непохожа на своих соседок, как непохожа Аяна. Возможно, этому есть объяснение, но ей неинтересно. Не до новых знакомых и разговоров. Она хочет спать, две ночи подряд без сна давали о себе знать, ей нужен отдых пока не вернулись стражники.

– Хочешь, я попрошу, чтобы меня перевели к тебе? Не нужно будет тянуться за миской. Я буду будить тебя, когда придёт стража. Меня ты не тронешь, спасти как-никак хотела.

Аяна ничего не ответила, просто закрыла глаза. Не хочется думать о том, что будет завтра, и в чём она ошиблась. Она ни в чём не ошиблась, всё было сделано правильно. Просто её возвращение домой чуть откладывается, перстень при ней, она ещё может выкупить лодку. Как она это сделает, решит позже.

Аяна вздрогнула и проснулась. Уснула сидя, у самого её носа макушка тёмных волос и чьи-то руки касаются её груди. Левой. Нианна с улыбкой отпрянула, но бежать от алесцийки не стала.

– Проверила, есть ли у тебя грудь. Вдруг ты такая же, как я? – смеялась девушка.

Нианна охотно поднялась и покружилась, показывая себя во всей красе. Девушка высокая, с алесцийку ростом, стройная, красивая, почти идеальная.

– Все в этом теле божественно, – смеялась Нианна, – один недостаток, маленькая грудь. Она такая маленькая, что я бы отдала полжизни хотя бы за половину твоей груди.

Она всё же напросилась в её комнату, и за то время пока алесцийка спала, успела убедить всех, что так будет удобно. Лучше бы она убедила невольниц покинуть барак, когда двери были открыты, когда до пристани рукой подать, а на волнах уже качается лодка, готовая к отплытию. Аяна зло смотрела на эту егозу и не сумела скрыть своих чувств. Они столь явно отпечатались на её лице, что Нианна остановилась и сложила руки на груди.

– Не смотри на меня так. Бежать с тобой я не собиралась. Не хочу. Мне этого не нужно. Может кому-то из них и нужно, – кивнула она в сторону остальных девушек, – но не мне.

Аяна откинула голову на стену и глубоко вдохнула.