По следам утопленниц

– А кто же видел все это? – не унималась Марфа, прижимая к себе короб.

– Люди. Люди все видели.

– И никто не помог? Никто не остановил?

– А зачем? Жизнь у жены его была собачья, а дочерей такая же судьба бы ждала. Чего останавливать то?

– Не понимаю я…

– И не надо. Не нашего это ума дело, – заключила Евдоксия и замолчала.

Молчали они так до самого дома, где их во дворе ждал Николай Феофанович, чинивший свои сапоги. Он грозно посмотрел на каждую, потом крикнув Федьку, велел ему сходить за сарай за курами, пригнать тех ближе к дому.

– А ты, жена, самовар поставь, – не поднимая глаз, приказал Николай Феофанович, – Никита скоро приедет с городу.

Тяжело вздохнув, Евдоксия прошла в сени, поставила там корзину с ягодами на скамейку и вошла в избу, чтобы исполнить волю мужа. Марфа с падчерицами, оставив свои короба там же на скамейке, накрыли их тряпками, чтобы мужчины лишний раз не лазили руками в них и не съели быстрее, чем их поедут продавать на базар.

Накрыв котомки, женщины принялись за готовку ужина. Фиса принесла воды с колодца, Фотя стала чистить картошку и резать лук, а Марфа резать капусту и морковь на щи. Сообща, в уже натопленную печь, быстро поставили чугунок со щами, а рядом чугунок с молодой картошкой.

Неожиданно в избу залетел Федя, прильнув, как ласковый котенок к матери, бормоча ей о своих сегодняшних приключениях. С улицы в этот момент протрубил злой голос Николая Феофановича:

– Федька! А ну сюда! Кто за птицей следить будет?!

Марфа глубоко вздохнула:

– Иди, сыночек, дед зовет.

– Не хочу. Целый день за ними слежу…,– чуть не плача произнес Федя.

– Иди, иди, сынок. Не зли деда.

Федя всхлипнув, нехотя оторвался от матери и с поникшей головой вышел снова на улицу, где проходя мимо Николая Феофановича, получил от него подзатыльник за свое непослушание.

– Кукла маменькая! Все у матери под юбкой бы прятаться!– грубо произнес Николай и, плюнув себе под ноги, встал со скамейки и прошел за сарай, проверить, не осталось ли там птицы.

А в доме в это время готовили уже еду для поросят и кур, кто-то подметал пол, а кто-то бежал уже в палисадник, чтобы сорвать лука на ужин.

– Жена! Яйца, собери за сараем! – кричал с улицы Николай Феофанович.

Евдоксия тут же бросилась туда, куда ей велели, прихватив на бегу миску со стола. Проходя мимо внука, Николай Феофанович, снова дал ему подзатыльник:

– Говорил тебе, следи! В следующий раз портки сниму и при всех отстегаю! Чтоб запомнил мне на всю жизнь!

На глазах Феди появились слезы, но зная нрав деда, он, молча, отвернулся, и продолжил пасти кур и цыплят, чтобы еще больше не разгневать его.

– Ничего, внучок, терпи – прошептала сама себе под нос, Евдоксия, с трудом наклоняясь, чтобы собрать в траве яйца.

Не успела она и последнее яйцо собрать, как к дому подъехала телега, на которой важно восседал Никита. Быстро положив последнее яйцо в миску, Евдоксия бросилась в дом, где ей предстояло напоить с дороги чаем внука и самого хозяина дома.

– Ну, кулёма, быстрее давай…, – злобно прошипел ей муж, когда та пробегала мимо его.

Быстро приготовив все для чаепития, Евдоксия налила как обычно первую кружку мужу и поставила её рядом с ним. Тот неожиданно решительно отодвинул от себя кружку и произнес:

– Никите первому. Он по моей просьбе в город катался. Заслужил.

Удивленная Евдоксия быстро взяла обжигающую кружку в руки и переставила её ближе к внуку. Тот деловито взял её, и громко отхлебнув из неё, поставил обратно на стол. Теперь Евдоксия бросилась наливать мужу и передав ему кружку, как обычно отошла от стола на два шага.

– Эх, хорошо выпить чаю с дороги,– довольно произнес Никита, – А в городе, дед, такое твориться. Все как с ума сошли…

Николай Феофанович вдруг громко поставил кружку на стол и грозно посмотрел на внука, заставив его замолчать:

– Жена, ягоду подготовь на завтра. Продавать поедем,– произнес он, не отрывая взгляда от внука, – И ворота сегодня хорошо запри. Времена нынче не спокойные. Поняла меня?

Он перевел взгляд на Евдоксию, в ожидании её реакции на вопрос. Получив одобрительный кивок головой, он снова взял в руки кружку и громко отхлебнул из неё чая, довольный тем, что его власть в этом доме была по-прежнему крепка.

Глава 6

6. Просьба мертвых.

Прошло семь дней, прежде чем Марфа снова встретила Ольгу Терёхину. Ехали они с Никитой из соседнего села после ярмарки. В этот день все так же стояла жара, пот скатывался по лицу и спине, постоянно приходилось бороться с жаждой. А тут по дороге из Соболевской идет девчушка в том же цветастом сарафане, да в том же платке. Марфа, привстала в телеге, и поздоровалась с ней, когда они уже поравнялись:

– Здравствуй, Ольга!

Девушка нехотя повернула к ней голову, а потом, не отрывая своего взгляда от Никиты, ответила:

– Доброго денечка. Удачно наторговали?

– Удачно. Все раскупили. Городских полно. Как с ума сошли, все раскупали, – отвечала ей Марфа.

Никита недовольно фыркнул, а сам глаз не отрывает от Ольги, все рассматривает её. Девушка вдруг засмущалась, отвернулась и пошла дальше:

– Некогда мне, пойду. Обещала Степановым с их дитем посидеть.

– Это, каким Степановым? – спросил вдруг Никита её, – Не из Сомова ли?

– Из Сомова…– подтвердила Ольга, украдкой снова взглянув на парня.

– Ну, так это по пути. Садись, довезу до развилки то!

Ольга замешкалась, но все-таки забралась на телегу и села возле Марфы.

– А что это, Степановская баба уже и с дитем своим посидеть не может? – не поворачиваясь, спросил Никита Ольгу.

– На сносях она, что-то плоха стала. Степан Силуяныч попросил меня, боится за женку.

– Ишь чего, боязливый какой. Не хрустальная, чай, баба.

– А тебе чего? – возмутилась вдруг Ольга – Баб не жалко? Тебя-то не в капусте же нашли?

Никита фыркнул:

– Тебя еще не спрашивали…

– Твоя мать тоже в муках рожала…

– Мать мою не трогай, не доросла! – грозно прикрикнул Никита.

Ольга неожиданно прямо на ходу встала и спрыгнула с телеги.

– Ты чего, безумная! – закричал ошеломленный Никита, привстав и оглядываясь назад.

– Больно умный извозчик попался! Езжай, давай, сама дойду! – отряхивая подол сарафана, в ответ прокричала Ольга.

– Дурында! Ведь убиться могла!

– Езжай, давай!– махнула она ему вслед и, свернув с дороги, пошла в Сомово через поле.

Весь остаток дороги они ехали в неловком молчании. Марфа даже заподозрила, что парень впервые получив отпор, был ошеломлен странной девушкой. "Уж не влюбился ли он в неё?": подумала она про себя и ухмыльнулась.

Из дум её вырвал голос Николая Феофановича:

– Лошадь загнали, ироды… Никитка! Чего лошадь такая замученная?

Вздрогнув, парень опустил глаза, и хотел было только оправдаться, как голос деда его прервал:

– По такой жаре лошадь гонишь! Совсем совесть потерял, животину мучить? Куда спешил так? Эээй… – он махнул на него рукой и, взяв со скамейки молоток и гвозди, продолжив чинить рейки на воротах.

Никита поднял глаза и посмотрел ему в спину.

– Лошадь, лошадь… Мы весь товар продали, а ему и дела нет… ,– тихо прошипел он.

Уже вечером на исходе дня, Марфа, уставшая от домашних забот, вышла на скамейку в палисадник. Подставив лицо вечерней прохладе, она слушала очаровательную песнь соловья. Нежный ветер игрался в зеленых кустах сирени за забором, как будто шепчась о великой тайне с невидимым другом.

Внезапно в тех самых кустах послышался шорох и Марфа, подумав что, это, скорее всего курицы, копошащиеся в поисках насекомых, и решила не отвлекаться, продолжив о чем-то мечтать. Но через мгновение снова донесся отчетливый шорох, и зашелестела листва на сирени. Марфа резко открыла глаза и внимательно посмотрела в ту сторону, откуда доносились звуки. Снова шуршание и между ветвями неожиданно мелькнул женский силуэт. Марфа резко встала со скамейки и быстрым шагом направилась к забору, но подойдя, уже ничего не увидела. Тогда она решила выйти из палисадника и проверить кусты лично. Нагнувшись, Марфа нырнула под ветки сирени и, убедившись, что тут никого нет, решила, было уже уйти, как краем глаза заметила, что-то на земле. Присмотревшись, она различила в этом предмете женский гребень с причудливым вырезанным узором на нём. Протянув руку, Марфа подобрала гребень и поднесла поближе к глазам, чтобы подробнее его рассмотреть. Он оказался необычной красоты и был изготовлен из кости, а вырезанные фигуры были никем иным, как головы двух коней и загадочный женский профиль посередине. Марфа была им очарована, но никак не могла понять, кто мог его тут обронить. Выйдя из кустов с гребнем в руках, она посмотрела по обе стороны дороги, но повсюду не было ни души. Осторожно сжав его в руке, она прошла в баню и положила его на верхнюю полку под тряпицу в предбаннике, чтобы никто не нашел.

Всю ночь Марфа ворочалась, думала о гребне. Никак не могла она понять, как он там оказался и был ли кто-то там, в кустах или же ей просто показалось. Сон так и не шел к ней, поэтому повалявшись еще немного, Марфа тихонько встала с постели и, одев чуни, осторожно вышла в сени, предварительно убедившись, не проснулся ли кто-то в избе. Закрыв за собой дверь в избу, она вдохнула пряный аромат сушенных полевых трав и лесной ягоды, и только после этого смело вышла во двор. На улице все вокруг ярко освещал желтоватый свет луны на небе. На какое-то мгновение Марфе представилось, как над её головой пролетает ведьма на своей метле и злорадно ей хохочет. Отойдя от видения, Марфа стала гнать эти мысли прочь и быстро пошла в сторону бани.

Отворив осторожно дверь в предбанник, она внимательно огляделась вокруг, нет ли за ней наблюдающих, и только после этого вошла во внутрь. Подойдя к полочке, Марфа протянула руку и, нащупав ту самую тряпицу, ухватила её и, прижав к груди, вышла из бани. Под ярким светом луны, она развернула тряпицу и, подняв перед собой гребень, стала с восхищением его рассматривать. И возможно она бы так стояла долго, пока за углом бани не услышала шорох, а потом и тихое женское хихиканье. Марфа сразу же прижала к себе гребень и посмотрела в ту сторону.

– Кто тут? – тихо спросила она, и, вглядываясь в темноту, пыталась разглядеть хоть какой-нибудь силуэт.

Сердце у Марфы быстро забилось от страха в груди, но оторвать взгляда она не могла, тем более, снова послушался отчетливый шепот из-за угла бани.

– Что за шутки? Выходи! – не выдержала Марфа, прижав еще сильнее к себе гребень.

Из-за угла медленно стала проясняться женская фигура, а когда лунный свет озарил её, то Марфа смогла рассмотреть молодую девушку в длинной белой сорочке с длинными рукавами, а на голове у девушки был венок из полевых цветов. Она загадочно улыбалась, медленно подходя, протянула руку вперед, как будто что-то прося.

– Кто ты? – не унималась Марфа, отступив на шаг назад от незнакомки.

Девушка по-прежнему улыбалась и тянула к ней руку. По приближению можно было заметить, что подол у сорочки был весь мокрый и грязный от ила, как и её русые длинные волосы под венком.

– Отдай мне. Это моё… ,– еле шевеля губами, произнесла незнакомка.

Марфа сделала еще шаг назад и крепче сжала в руке гребень.

– Отдай. Это моё…,– повторила девушка.

– Я тебя не знаю! Уходи! – прикрикнула Марфа, снова делая шаг назад к дому.

– Знаешь, Марфа, знаешь…,– девушка остановилась.

Марфа присмотрелась, внимательно изучала её лицо, но не могла понять кто перед ней, да и было ли это человеком вовсе.

– Не узнаю! Уходи! – повторила Марфа, делая еще шаг назад.

– Отдай мне мой гребень, – ласково произнесла незнакомка, – И я помогу тебе избавиться от твоего проклятия. Ты ведь этого всем сердцем желаешь, не правда ли?

Марфа застыла на месте, все так же разглядывая в озаренное лунным светом лицо девушки, и чем дольше она её разглядывала, тем больше понимала, что перед ней строговская утопленница. Кровь в жилах от страха застыла, Марфу как будто всю сковало:

– Тебя нет… ты мертвая… – тихо проговорила Марфа.

– Марфа, вот стою перед тобой. Кровь во мне уже не течет, среди живых не числюсь, а маюсь на земле. Отдай гребень, мой он. Материн он был. Единственное, что от неё осталось.

– Так это ты его подбросила? Зачем?

– Много нас. Маемся мы, уйти не можем. Мучаемся. Помоги нам, Марфа.

Утопленница стояла уже на расстояние вытянутой руки и смотрела прямо в глаза Марфы. Глаза девушки совсем не моргали и были блеклые, словно рыбьи. Она тихонько дотронулась до руки Марфы, и без труда разжав её пальцы, забрала себе гребень. Утопленница довольно улыбнулась и произнесла:

– Приходи завтра в полночь на болото, мы будем тебя ждать.

С этими словами она резко обернулась назад, как будто кто-то незримый позвал её и, не попрощавшись, быстро побежала за баню, а там и огородами в сторону леса, оставив Марфу одну.

Марфа еще с минуту стояла, как вкопанная на месте, не смея шевельнуться от страха. Немного придя в себя, она посмотрела наверх, на луну и только после этого медленно побрела в дом. Вернувшись, Марфа заметила, что никто так и не просыпался и, тихонько нырнув под одеяло, она быстро заснула, проспав так до самого утра.

Утром её разбудила Евдоксия, которая, потормошив ту за плечо, шепотом попросила натаскать воды. С трудом встав с постели, накинув на себя одежду, она вышла из дома. Уже, подходя к бане, Марфа с ужасом поняла, что забыла ночью её запереть. Как же хорошо, что никто из домашних не успел этого заметить! Быстро взяв коромысло и ведра, Марфа быстро пошла к колодцу, размышляя, как ей быть: ходить ночью на болото или нет. Не видя ничего перед собой, она думала об этом, не заметив, что у колодца стоит Степан Силантьев. Заметив её, он, пряча руки в карманах брюк, улыбался ей:

– Здравствуй, Марфа. Раненько ты встала…

Марфа подняла на него свои глаза и остановилась: