Врата тайны

Через зеркало заднего вида я видела лицо человека за рулем. Он не выглядел в чем-то замешанным. Но, возможно, только не выглядел. Может быть, и английский он неплохо знал, просто притворялся, что не знает. В этой сфере мне уже встречались такие мошеннические схемы, которые бы и сам черт не придумал, такие подлоги, которые даже гению не пришли бы в голову. Меня бы уже не удивило, если бы человек, которого я считала самым честным на земле, на самом деле оказался самым страшным обманщиком.

Чтобы ничем не выдать себя Меннану, я дала Саймону самый непрозрачный из всех возможных ответов:

– Не волнуйся, я в курсе, сделаю что надо.

– О’кей, я отправил тебе допсоглашение по электронной почте. Будет неплохо, если ты взглянешь на него перед завтрашним собранием… И еще. Насчет двух официантов, погибших в пожаре. О них пишут турецкие газеты. Журналисты считают, что это был не несчастный случай, а преднамеренное убийство. Газетчики, конечно, любят преувеличивать, но тебе стоит почитать про это.

– Хорошо, обязательно почитаю.

– Тогда до свидания. Если что-то произойдет, звони немедленно! Неважно даже, в котором часу. Я никогда не выключаю мобильный, помнишь?

– Договорились.

Завершив разговор, я стала убирать телефон обратно в сумку и тут почувствовала на себе тяжелый взгляд. Я подняла голову и заметила, что через зеркало заднего вида на меня внимательно смотрят суженные зеленые глаза Меннана. В ответ я кое-как слепила на своем лице улыбку, но этого явно не хватило нашему уполномоченному агенту в Конье.

– Из Лондона звонили? – спросил он заинтересованно.

Мне была известна эта особенность турок – за очень короткий срок сходиться с абсолютно незнакомыми людьми. Если бы не звонок Саймона, то вопрос можно было посчитать проявлением упомянутой особенности, но речь все же шла о компенсации в три миллиона фунтов стерлингов.

– Да, один приятель из Лондона… – постаралась я закрыть тему, но Меннан был весьма настойчив.

– А я был в Лондоне в прошлом году, – он явно хотел продолжить разговор, – мы с друзьями из Коньи туда большой группой поехали… Как туристы… Темза, Биг-Бен, Гайд-парк… И еще тот музей, в котором статуи знаменитостей, сделанные из восковых свечек…

– Музей мадам Тюссо, – подсказала я ему.

– Ага, он. К левостороннему движению мы не успели привыкнуть, но Лондон нам очень понравился. Зеленый очень, не то что здесь… Но вот солнца мало.

Этот разговор нагнал на меня тоску, и я снова стала смотреть в окно, надеясь увидеть дом с садом, полным надгробий с навершиями в виде чалмы. Это должно было быть место где-то в центре города. С автовокзала мы поехали туда на такси, ехали по узким улочкам… Мне смутно вспомнилась каменная мечеть с низким минаретом. А еще площадь… Широкая площадь, на которой были расставлены базарные прилавки, полные разноцветных фруктов. Дом находился неподалеку от площади. Мы вошли в него через большую одностворчатую дверь. Внутри нас встретил старик. Мой отец наклонился и поцеловал ему руку. Я подумала, что это какой-то наш родственник, например, дядя. Хотя папа никогда не рассказывал нам ни о каких своих родственниках, но почему-то тогда, когда он целовал руку незнакомому старику, я подумала, что это незнакомый мне дядя. Самое странное, что потом старик поцеловал руку моему отцу. Я знала, что у турок принято целовать руки старшим, но чтобы старик целовал руку кому-то младше себя…

– Вы ищите что-то, мисс Карен?

Я вздрогнула. Зеленые глаза Меннана вновь смотрели на меня.

– Да, я ищу один дом, – я немного поколебалась, раздумывая, стоит ли говорить о себе, но потом решила, что крупица сведений о личной жизни положения не испортит, и продолжила: – Старый дом с большим садом, где полно надгробных камней с навершиями в виде чалмы.

– Вы его в журнале видели? Дом этот? В журнале туристическом?

Я не смогла заставить себя соврать ему:

– Нет, я раньше уже бывала в Конье…

Глаза Меннана захлестнула новая волна любопытства:

– Правда? А когда?

– Очень давно, в детстве… Нас тогда отвезли в один старый дом… Даже не дом, какое-то религиозное сооружение.

– Мечеть?

– Нет, не мечеть, там жили какие-то люди.

– Наверное, дервишеская обитель, – предположил он. – А с кем вы сюда приезжали?

Я хотела сказать, что с отцом, но вовремя одернула себя.

– Со знакомым. Мы в Лондоне жили по соседству.

В зеркало заднего вида я заметила, как Меннан наморщил лоб, словно столкнулся со сложной проблемой.

– Мисс Карен, простите, но таких мест очень много… Даже интересно, какое именно, – тут его глаза загорелись. – А давайте поедем проулками! Наш городок не очень большой, вдруг что узнаете.

Он даже не дал мне слова возразить, сразу свернул на первую попавшуюся улочку. Эта маленькая улочка, на которой вряд ли бы смогли разъехаться две машины, начиналась с пары страшных многоквартирных зданий, но сразу за ними ее фактура менялась: по обе стороны теснились симпатичные двухэтажные домики из саманного кирпича. Они, казалось, меняли и время, нас окружавшее, – будто переносили на пару сотен лет назад. Могли ли мы когда-то ходить с отцом здесь? Видела ли я раньше эти двухэтажные дома с резными дверьми и зарешеченными окнами? Может быть… Но чем дольше я всматривалась в столетний проулок, тем меньше становилась моя уверенность. Скоро я уже не могла бы уверенно сказать, видела я это все раньше или нет. Впрочем, через несколько сотен метров милые домишки закончились, и наша машина выскочила на небольшой проспект, протянувшийся между новыми зданиями.

– Ну, что скажете? Напомнило места, где вы бывали?

– Я не уверена…

Прядь волос сползла мне на лоб, пришлось откинуть ее назад.

– Тогда я была ребенком, да и все вокруг должно было измениться…

Мы проезжали мимо парка с небольшой мечетью. Нет, я никогда не видела этого раньше. Ни этот парк, ни эту маленькую мечеть. Я всмотрелась внимательнее в мечеть. Похоже, она была построена очень давно. Я пыталась на ходу разобрать, что написано на фронтоне здания, но тут Меннан резко нажал на тормоза.

– Черт подери…

Когда машина, вздрогнув, остановилась, Меннан обернулся ко мне с озабоченным лицом.

– Прошу прощения… – он показал на правый бок автомобиля. – Колесо… Переднее правое колесо пробило…

«Ну этого еще не хватало», – подумала я, но Меннан не дал мне ничего сказать и продолжил:

– Не волнуйтесь, я сейчас же вызову такси, и вас довезут до отеля.

Такси? Вытаскивать чемодан из машины, снова укладывать его в багажник… Это, конечно, не так сложно, но…

Меннан заметил мои колебания и поспешил объяснить:

– Замена колеса займет время…

– Неважно, – решительно ответила я ему, – я подожду.

Он посмотрел на меня, пытаясь оценить мою уверенность.

– Займитесь своим делом. Все равно мы едем в отель, какая разница, будем мы там раньше или позже?

– Хорошо, – ответил Меннан и стал снимать пиджак. – Я постараюсь сделать все как можно быстрее.

Он вылез из машины и направился к багажнику. Пока он там рылся, я принялась рассматривать людей в парке, погруженном в вечернюю полумглу.

В фонтанчике перед мечетью двое полицейских в форме совершали омовение. Мое внимание привлекли огромные пистолеты у них на поясах. Я не смогла разглядеть их лица, но знала, что скоро они будут возносить молитвы и просить прощения у Бога. Момент отпущения грехов был чем-то абсолютно противоположным оружию в их кобурах. Обращаться к Творцу, повелевшему «Не убий!», когда на поясе у тебя пистолет, созданный для убийства… Я смутно вспомнила, как отец разговаривал с Шахом Несимом на эту тему. В тот день они не закрылись в комнате, а сидели в гостиной и пили чай, пока я рисовала. Не помню, как они пришли к этой теме, но отец сказал: «Я не верю в то, что Бог карает. Бог полон жалости и сострадания. В нем нет гнева». Несим некоторое время молча смотрел на отца своими желтыми глазами, потом сказал: «Ты ошибаешься, – и легонько качнул головой. – Бог значительно выше жалости и сострадания. Но и гнева и кары тоже. В Нем есть все, в Нем все едино. Быть единым – значит, собрать многое в одном образе, но это не значит, что должны быть стерты все различия, что все должно быть подведено под один знаменатель, уравнено друг с другом. Потому у всего сущего есть смысл, причина существования. Вопрос чаще не в том, чем является Бог, а в том, что мы в Нем видим. Полные любви видят в Нем сострадание, полные жестокости – гнев. Мудрецы, приверженные разуму, принимают знания, глупцы, слепо верящие, видят лишь чудеса…»

Грохот, с которым Меннан уронил на землю вытащенное из багажника колесо, прервал течение моих мыслей. Я оглянулась и увидела, как он катит запаску к капоту. У Меннана будто улучшилось настроение, он даже улыбнулся мне, проходя мимо задней двери. Докатив колесо, он вернулся к багажнику за домкратом, а после принялся за работу. Я почувствовала, как домкрат медленно поднимает машину. И в этот самый момент в опустившейся на парк темноте раздался звук, которого я не слышала уже очень давно. Из мечети зазвучал азан.

Мой отец читал азан очень красиво. Словно это были не священные слова, а песня любви, идущая из самого сердца. Шах Несим, будучи пакистанским мусульманином, не совершал намаз ровно пять раз в день, а время от времени уединялся в комнате, где падал ниц и долго оставался в таком положении. Служение моего отца не ограничивалось только молитвами: иногда он сидел ночи напролет без малейшего движения, иногда долго шепотом разговаривал сам с собой, иногда просто играл на нее [2]. Когда он выходил из своей молитвенной комнаты, в его огромных черных глазах стояли слезы, а на лице было выражение странного глубокого покоя. Я слышала, как Шах Несим как-то сказал моему отцу: «Перед тем как умирать, нужно умереть». Меня очень напугали его слова. Подумав, что папа умрет, я в слезах убежала в свою комнату. Отец услышал мой плач и зашел ко мне. Я обняла его за шею и спросила: «Папа, ты умрешь?» Он совершенно не ожидал такого вопроса: «С чего ты это взяла?» Я рассказала ему, что слышала, а он только рассмеялся. «Нет, не умру, дочка. Дядя Несим совсем не говорил, что мне нужно умереть. В его словах есть скрытый смысл. Ты поймешь его, когда вырастешь. А пока я просто скажу, что слова Несима никак не связаны со смертью». Я очень обрадовалась этому и еще в детстве разгадала значение испугавшего меня выражения: оно было о тихом покое в глазах отца. Возможно, для кого-то другого оно имело иной смысл, но я всегда связывала его с глубоким покоем в глазах отца, никогда не терявших, однако, тени постоянной тоски. Когда бы я ни думала об этом выражении, мне представлялся тихий, спокойный, уходящий в бесконечную даль океан. Большой, сильный, невероятный, но одновременно совершенно спокойный, необъятный и покладистый. Такое же выражение лица, как у отца, я видела только у моей одноклассницы Джанет после припадка. У нее была эпилепсия, что делало ее самым несчастным ребенком в классе. Иногда приступ накатывал на нее прямо на уроке, она вся тряслась, как маленький листик во время урагана, но, когда приступ кончался, в ее глазах цвета пепла возникало такое же выражение вселенского покоя, как в глазах моего отца. Вся мягкость тишины отражалась на лице человека, прошедшего через великое напряжение. Успокоение, приходящее после страшной бури, отрывающей буйное сердце от самого человеческого естества…

Вот в таком душевном состоянии мне хотелось пребывать прямо сейчас. Вот такое душевное состояние было сейчас от меня дальше всего. На меня снова накатило кошмарное беспокойство. Оно настолько охватило меня, что в какой-то момент я даже не смогла сделать вдох. Я толкнула от себя дверь и вышла из машины на улицу.

Меннан с беспокойством посмотрел на меня, но я не дала ему задать вопроса и сказала:

– Со мной все в порядке. Занимайтесь колесом.

Он вернулся к работе, я же встала с другой стороны машины и, чтобы успокоиться, начала разглядывать парк.

Ночная темнота растворила в себе очертания минарета – теперь от него остался один только высокий тонкий силуэт. Кроме голоса ходжи, читающего азан, на площади не было слышно ни звука. Я не слышала ни идущих мимо людей, ни гуляющего в кронах деревьев ветра, ни целого города, беспрестанно движущегося, – словно тишина окутала всех и вся. Внезапно я почувствовала себя совершенно одинокой… Не знаю, что было тому причиной: то ли отражающийся эхом в центре парка азан, то ли кружащиеся в небе над нами птицы, то ли тяжело опустившийся на землю вечер. Словно все, кого я любила, оставили меня одну в этом городе, ушли прочь.

Мне снова стало не по себе. Я подумала, что лучше было бы совсем не вылезать из машины, но тут услышала голос Меннана:

– Вы курите? В машине на торпеде лежит пачка сигарет.

– Нет, спасибо, я не курю.

– Я тоже. Бросил, – сказал он, сидя на корточках, – а пачка еще с тех пор лежит.

Потом умолк и продолжил заниматься колесом.

Нет, так нельзя. Надо собраться… Кроме опустившейся вместе с ночью тоски, чувства одиночества и отчужденности в этой далекой от дома стране во мне больше ничего не было. Такая вот разновидность меланхолии… Но ей бы пора закончиться. Она не покидала меня с тех пор, как я села в самолет в аэропорту Хитроу, и мне следовало бы уже с ней справиться. А почему бы не пойти к фонтанчику у мечети и не вымыть лицо? Это была неплохая идея. Обрадовавшись свежей мысли, я повернулась. И увидела ровно перед собой его. Одет с ног до головы в черное. Худой, высокого роста. Лицо заросло бородой. Он так тихо появился передо мной, что если бы я не была застигнута врасплох, то закричала бы. Но теперь из меня вырвался лишь короткий вздох «Ах!».

– Не бойся, – прошептал он.

Его голос был спокойным, как вода, мягким, как касающийся кожи шелк, и внушающим удивительное и свежее чувство покоя.

– Не бойся, я не собираюсь делать ничего плохого.

Мой взгляд скользнул на его будто с рождения подведенные сурьмой глаза, окаймленные длинными ресницами. В них не было ни угрозы, ни лукавства, ни страха. Он словно просил у меня помощи. Я стояла перед ним как завороженная, не представляя, что сказать. Он приблизился ко мне, хотя я даже не почувствовала, что он шагает. Я не заметила, чтобы он шевелился, но он оказался совсем рядом. Он не шел, он летел – как ночь, как ветер, как тишина. Левой рукой он обхватил кисть моей правой руки, мягко раскрыл мою ладонь. Его руки были такими же горячими, как у Найджела. Будь на его месте кто-то другой, я бы тут же отдернула руку, да и вообще давно бы с руганью прогнала этого человека, выглядящего как попрошайка. Но я не прогнала, я не смогла. Я, как заколдованная, продолжала смотреть в его подсурьмленные глаза.

Он что-то вложил мне в ладонь, а потом сомкнул мои пальцы.

– Я принес то, что принадлежит тебе.

Все это походило на сон… Под пальцами правой руки я ощущала что-то твердое. Я раскрыла ладонь и с интересом посмотрела на то, что в ней оказалось. В сумраке не очень хорошо было видно, поэтому я приблизила ладонь к лицу. Там лежало кольцо. Серебряное кольцо с коричневым камнем. Как только я увидела это кольцо – тут же в него буквально влюбилась… Как только я его увидела – оно сразу согрело мне душу… Хорошо, но почему он мне его дал? Наверное, хочет продать. Этот таинственный человек, появившийся из ночи, просто-напросто продавец. Я подняла голову, чтобы спросить, поговорить с ним, но передо мной была пустота. Как это? Как он мог исчезнуть, хотя несколько секунд назад стоял совсем рядом? Я суетливо оглянулась по сторонам, но нет! Высокий мужчина в черной одежде пропал где-то в ночи.

– Где? – воскликнула я. – Куда он ушел?

– Извините? – вмешался Меннан. – Вы что-то сказали?

Я показала туда, где недавно стоял человек в черном.

– Здесь… Был один…

Меннан нахмурился, покрепче перехватил баллонный ключ и подошел ко мне.

– Мужчина? Он к вам приставал?

Я покачала головой, не в силах объяснить, что именно случилось.

– Нет, не приставал. Но куда-то исчез…

– Пропал?

Меннан огляделся по сторонам, но никого не увидел.

– Убежал, скорее всего. Сумка, кошелек у вас на месте?

Вот об этом я совсем не подумала. Да, точно, он вполне мог оказаться вором! Отвлек меня кольцом, а сам схватил сумку и был таков. Я открыла дверь автомобиля, но все было на месте: и сумка, и кошелек, и ноутбук. Все по-прежнему лежало на заднем сиденье машины.

– Нет, – пробормотала я, – он ничего не украл. Да и не был вообще похож на вора. К тому же дал мне кольцо.

Я показала Меннану кольцо на моей ладони. Он не сильно им заинтересовался, но обрадовался, что произошедшее меня не расстроило, и поспешил скорее закрыть тему.

– Это подарок, – сказал он. – Красиво, носите на здоровье.

Но его слова ничуть не уменьшили моего удивления.

– Но я же не знаю этого человека. Зачем ему вообще давать мне кольцо?!

Меннан весело улыбнулся:

– Ну, у нас тут много странных людей живет. Могут ни с того ни с сего сделать что-то хорошее. Вот увидел, что вы иностранка, и решил подарок сделать.

– Допустим. Но почему потом сразу убежал?

Меннан тут же нашелся с ответом:

– Застеснялся. Местные стесняются иностранцев.

Его слова меня ни в чем не убедили. Я еще раз огляделась. Ощупала глазами весь парк, самые темные его углы, но там не было никого похожего на моего высокого незнакомца. Кем же он все-таки был? И тут, словно небо решило дать мне подсказку, над входом в мечеть замигала и зажглась лампочка. Свет ее осветил металлическую табличку над входом, на которой было написано: «Мечеть и мавзолей Шамса Тебризи».

5

Возможность касаться сердец других людей

Отель оказался лучше, чем я думала. Очень простой и чистый, он все же не был безликим туристическим местом. Удивительно тихий, хотя и находился в самом центре города. Стойку администратора освещала мягкая, не бьющая по глазам лампа. Меннан проворно выхватил у меня паспорт и направился к портье. Я не пошла вслед за ним, а принялась разглядывать холл отеля. В углу в широких креслах сидели два молодых человека. Они с интересом пялились на меня с того момента, как я вошла. Такие настойчивые, голодные мужские взгляды чрезвычайно раздражали меня всегда, их обладателей можно было встретить как в Лондоне, так и в любом другом городе мира.

Я отвернулась и смотрела в окно на уже полностью поглощенную ночным мраком улицу. Прямо за асфальтированной дорогой, проходившей перед отелем, стояла подсвечиваемая в темноте старая мечеть. Рядом с ней был устроен шадырван[3]. Видела ли я его раньше? К нему ли мы ходили с отцом? Шадырван из моих воспоминаний был очень похож на этот. Мы пили из него воду в полуденное время. Я хорошо помню, что рядом с каждым желтым краном висело по жестяной кружке. Мне стало не по себе, когда я представила, сколько губ уже касались этой посуды. Я набирала воду в ладони и пила из них. Отец же совершенно не задумывался о том, были кружки грязными или чистыми. Он просто взял одну и пил из нее большими глотками. Интересно, тот ли это шадырван? Я хотела уже спросить Меннана, но тут услышала: «Кимья… Госпожа Кимья…»

Я все еще смотрела на подсвеченный тусклыми огнями шадырван. На меня накатило то же волнение, что я испытывала в самолете. Что происходит? Я обернулась туда, откуда шел голос, и увидела, что это портье зовет меня с улыбкой.

– Госпожа Кимья… Госпожа Кимья, подойдите, пожалуйста.

Интересно, откуда он узнал мое второе имя? Меннан вывел меня из замешательства.

– Госпожа Карен… Госпожа Карен… – позвал он меня. – Распишитесь, пожалуйста, на регистрационной карточке.

Я наконец-то поняла, откуда он узнал мое второе имя. У него же был мой паспорт! Я подошла к стойке.

– Где расписываться?

– Вот здесь, пожалуйста, – портье протянул бумагу и показал, где мне надо поставить подпись. – Простите меня за любопытство, но тут вот написано, что вас зовут Карен Кимья Гринвуд…

– Да! – ответила я, не поднимая головы.

Наверное, это прозвучало немного грубо. Портье словно немного смутился, но интереса своего не умерил, а продолжил:

– Я про ваше второе имя говорю, Кимья… Оно же не очень английское… Ваши родители турки?

Привычка быть вежливой, к сожалению, не позволила мне спросить, какое ему до этого вообще дело, и поэтому я просто постаралась закончить разговор:

– Нет, я чистокровная англичанка.

Меннан заметил, что мне не очень нравится настырность портье, и стал кидать на паренька гневные взгляды, но тот, как ни в чем не бывало, улыбнулся мне и забрал подписанный бланк.

– Спасибо, мисс Карен, – сказал он, специально сделав ударение на «Карен», и протянул мне ключи: – Вы будете жить в номере сто тридцать один. Его окна выходят прямо на мечеть султана Селима, а с балкона вы можете увидеть мавзолей Мевляны.

Мавзолей Мевляны [4]… Да, мы были там с отцом. Похожее на церковь здание с множеством куполов, окруженное странными могильными камнями с надписями арабицей. Наверное, портье много мог бы мне о нем рассказать, но я совершенно не хотела ничего спрашивать у этого излишне любопытного молодого человека. Да и больше всего хотелось сейчас подняться в комнату и поскорее принять горячий душ.

Однако у Меннана на мой счет были другие планы.

– Где вы хотите поужинать? У нас много хороших ресторанов, где готовят блюда местной кухни.

Очевидно, он пытался показать мне свое гостеприимство. Отказать было бы грубо, но мне совершенно не хотелось в полузнакомом городе ужинать вместе с совсем неизвестным мне человеком.

– А нельзя поесть прямо в отеле?

Круглое, как луна, лицо Меннана на секунду помрачнело, но он не был намерен сдаваться:

– Вы зачем так говорите? Из-за алкоголя, да?

Я опешила, но он быстро разобрал выражение недоумения на моем лице и поспешил пояснить:

– Вам, скорее всего, сказали, что у нас в Конье в ресторанах не подают алкоголь. Во многих, но не во всех. Там, куда мы пойдем, с алкоголем никаких проблем нет. К тому же там вас за это никто не осудит.

Я не смогла сдержаться и рассмеялась. Внезапно во мне возникла симпатия к Меннану.

– Да нет, дело совсем не в алкоголе! Я очень устала. Скорее всего, просто поем в номере. Очень хочется отдохнуть, завтра будет долгий день, надо к нему приготовиться.

– Понятно, – он мягко качнул головой. – Да, вам следует отдохнуть… А завтра увидите, как у нас принято принимать гостей.

– Хорошо, значит, завтра вечером. А теперь я, пожалуй, поднимусь к себе.

Я протянула ему руку.

– Спасибо вам за помощь, Меннан-бей.

Пожимая мне руку, он спрятал глаза и покраснел, как юная девица:

– Ну что вы, мисс Карен, это моя работа. Доброй ночи…

– Доброй ночи!

Оставив Меннана в холле, я пошла вслед за коридорным, который уже тащил мой чемодан к лифту. И в тот момент, когда я подошла к лифту, зазвонил телефон. Как только я увидела на экране, от кого звонок, сердце тут же застучало чаще. Это был Найджел. Я забыла обо всем: открытой двери лифта, ожидающем меня коридорном, Меннане, решившем оставаться в холле до тех пор, пока я не поднимусь к себе наверх.

– Найджел… Алло, Найджел, котенок!

Найджел же, судя по голосу, был, как обычно, весел и уверен в себе:

– Привет, зая… Как там в Турции?

Я хотела рассказать ему сразу же обо всем, что со мной случилось, обо всем, о чем сегодня думала и что чувствовала. Но я поймала на себе взгляды коридорного и Меннана и решила немного с этим погодить.

– Все хорошо, – сказала я быстро, – можешь повисеть секундочку? – Обратилась к коридорному: – Отнесите чемодан ко мне в номер, я поднимусь по лестнице.

Коридорный уехал, а я помахала рукой Меннану и пошла вверх по ступенькам.

– Найджел, я так рада, что ты мне позвонил!

Голос его утратил легкомысленность:

– Карен, ты в порядке?

Я всхлипнула. Еле сдержалась, чтобы не заплакать. Почувствовала себя совершенно запутавшейся. Хотя Найджел ни капли не был ответственен за мою поездку сюда, мне хотелось прокричать в трубку: «Как? Зачем ты вообще меня сюда отпустил?» Господи, что со мной… Разве мне есть в чем его упрекать? Ко мне никто не приставал, никто меня не оскорблял, я не оказалась одна в совершенно незнакомом городе. Но нет, я была одержима беспокойством! Оно проникло мне в мозг, в сердце, в матку. Более того, это произошло не в Конье, а еще в Лондоне, даже до того, как я села в самолет.

Найджел не дождался моего ответа и переспросил:

– Карен, что происходит? У тебя все хорошо?

– Да, да, все в порядке, – сказала я, утирая рукавом с лица слезы, – все хорошо, я в отеле. Милое местечко…

Найджел не поверил моим словам – дрожащий голос выдавал меня.

– Ты какая-то расстроенная.

– Я не знаю, Найджел…

Чтобы он не понял, что я плачу, прикрыла микрофон и шмыгнула носом.

– Да, наверное, немножко расстроена.