Закон бумеранга

Но нашлись и такие, кто поддержал Влада и мою мать.

– А если это любовь? – вопрошали они.

И в эту версию можно было тоже легко поверить. Мама была по-настоящему красивой женщиной. Она от природы имела такую внешность, что ей не нужно было корректировать её у косметолога. Всё в ней было натуральное – пышная грудь, чёрные длинные ресницы, точёный нос, правильный овал лица и глаза цвета зелёного винограда. Поэтому поступок Влада вполне можно было объяснить тем, что он влюбился в неё.

– Если это любовь, то пусть женятся! – говорили те, кто осуждал этот роман.

Короче, общественность с нетерпением ждала, чем эта история завершится. Ещё бы! Это же было так интересно заглянуть в чужую спальню, чтобы покопаться в нижнем белье ближнего своего!

– Мы любим друг друга! – когда уж очень сильно стали докучать парочке особо любопытствующие, уверяла мама, – и обязательно поженимся, как только получим возможность это сделать.

Естественно, что после такого заявления, вернуть любовникам добрую репутацию мог только, заключённый по всем правилам брак, который подтвердил бы, что не грязная похоть их сбила с прямого пути, а истинное, всепоглощающее чувство. Поэтому вскоре мама во всеуслышание объявила о приближающейся свадьбе.

«Эх! – посетовал Влад накануне неё, – я всего-ничего побыл холостяком. И теперь опять – двадцать пять»!

Но делать было нечего. Повздыхал-повздыхал наш горе-принц да и поплёлся под венец в назначенный день вслед за моей безобразно-счастливой матерью, которую эта история подняла высоко над остальными одинокими сверстницами и дала повод в их глазах выглядеть роковой женщиной, ради которой женатый мужчина смог решиться на развод.

Правда, пребывая на седьмом небе от счастья, она начисто забыла о том, как совсем ещё недавно рыдала, клятвенно обещая, что совесть ей никогда не позволит увести мужа у законной жены.

Но, как известно, в любви и на войне, все средства хороши. Желая любой ценой получить почётный статус законной супруги, мама решительно наступив на горло собственной совести, пришла к выводу: чтобы стать счастливой, ни с кем не нужно считаться, а гнуть свою линию даже в ущерб другим людям. Так поступив, она с успехом добилась того, к чему стремилась. Вот и докажите мне после этого, что на чужом несчастье счастья не построишь. Моя мать полностью опровергла этот, известный всем, постулат. И теперь она стала победительницей.

Правда её избранник, напротив, не создавал впечатление человека, одержавшего блестящую победу на личном фронте. Накануне свадьбы он сильно напился. Поэтому в день бракосочетания его мучил похмельный синдром. Чтобы заглушить жестокий сушняк, он прямо на пороге ЗАГСА с жадностью опорожнил бутылку пива, приобретённую на сэкономленные от покупки свадебного букета деньги, после того как предварительно поторговался с цветочницей. Правда моя мать совсем не замечала унылого настроения жениха. Ведь её саму сильно тошнило от выпитой накануне водки в компании будущего мужа. Она то и дело судорожно сглатывала слюну, стараясь сдержать подкатывающий к горлу ком. В самый торжественный момент, когда сотрудница ЗАГСА открыла рот, чтобы объявить их мужем и женой, моя мать страдальчески закатив глаза и зажав рот ладонью, выбежала на улицу, где её вырвало на глазах прохожих. Опорожнив желудок, невеста вернулась назад, где её поджидали растерявшиеся свидетели. Смущённо вытерев рот носовым платочком, она жалобно поглядела на них, ища сочувствия. На этом, с грехом пополам, брачная церемония завершилась.

18 глава

Понимая, что вечно снимать квартиру нельзя, Сергей решил отсудить у бывшей жены часть жилой площади. Поделив общий лицевой счёт, он прописал меня в одну из комнат в трёхкомнатной квартире, которую они когда-то совместно приобрели. Конечно, жить бок обок там с его первой супругой и дочерью я не собиралась. Это было против моих правил. Мы так же продолжали обитать с Сергеем в съёмной квартире, и для меня всё как было, так и осталось. Поэтому я очень удивилась, когда в один прекрасный день муж торжественно объявил мне, вручив мне мой паспорт с красноречивым штампом в нём:

– Поздравляю, душа моя, ты теперь стала москвичкой!

В ответ я только недоумённо пожала плечами.

– А я думал, ты мне скажешь спасибо за то, что я тебя прописал, – разочарованно протянул он.

– Знаешь, Серёжа, – ответила я ему, – для меня никогда не имело никакого значения, какой штамп стоит в моём паспорте, потому что я всегда была уверена в том, что его наличие или отсутствие никогда не сделает меня счастливой или несчастной.

– А ты неблагодарной оказалась, – обиделся Сергей.

– Прости, – извинилась я, – но мне непонятно, за что я должна тебя благодарить?

– Сколько людей мечтают обосноваться в Москве любой ценой! – вскипел он, – а я тебе лишь за твои красивые глаза дал такой редкий шанс, за который любая бросилась бы мне ноги целовать.

– Извини, но мне никогда не было понятно, почему все так носятся с этой самой столичной пропиской, – снова пожала я плечами, – ведь она не гарантирует крепкие семейные отношения.

После моих слов Сергей оторопело уставился на меня.

– Где бы я ни жила, – между тем, сказала я, – обещаю тебе, Серёжа, приложить максимум усилий, чтобы свить добротное семейное гнездо для нас с тобой, независимо от прописки.

– Спасибо, – вдруг поблагодарил он меня и тепло улыбнулся.

– За что? – не поняла я.

– За то, что ты так любишь меня, – смущённо ответил Сергей.

Он и впрямь был мне очень дорог. Часто, наблюдая за тем, как он спит, я не могла налюбоваться на него. Сергей в этот момент был таким трогательным, словно маленький мальчик. Зажав сложенные ладони между согнутыми коленями, он выглядел таким милым. Мне иногда казалось, что он есть то самое главное, что должно быть в моей жизни.

Вскоре я решила поменять работу.

«Для того, чтобы сделать мужа счастливым, мне и самой нужно тоже немного постараться», – подумала я и устроилась в престижную больницу.

Осуществить такой замысел мне уже ничего не мешало. Столичная прописка теперь у меня имелась, и меня без звука приняли в отделение гепатологии на ставку медсестры в процедурный кабинет.

Работа эта была не из лёгких да и в какой-то степени опасная. Я брала кровь из вены у разных больных, в том числе и у тех, кто болел гепатитом. Но это было всё же лучше, чем ставить по двадцать пять клизм каждый день. Да и от дома эта больница располагалась недалеко, всего в двух автобусных остановках. Кроме того на новом месте я стала зарабатывать намного больше, чем на прежнем, потому что там полагались надбавки за вредность. А это было очень важно. Ведь Сергею предстояло ещё какое-то время платить алименты да ко всему прочему продолжать вносить деньги за съёмное жильё. Поэтому я решила включить строгий режим экономии. Я перестала ездить на общественном транспорте до места новой работы. Топая ранним утром вдоль шоссе, по которому мчались переполненные людьми автобусы, я даже мысленно радовалась тому, что меня среди них в салоне нет. А возвращаясь домой после трудового дня, я снова радовалась.

«Вечерняя прогулка – это гарантия моей стройности», – бодро шагая по тротуару, думала я.

А ещё я взяла подработку по субботам. Так в итоге к концу месяца у меня набиралась определённая сумма, к которой прибавлялось не купленное мороженое и несъеденная, обожаемая мной, сдоба. Это тоже в моём представлении помогало сохранить фигуру и приумножить наши общие с Серёжей финансы.

19 глава.

Не успела я оглянуться, как наступила весна. Сергей всё это время практически не пил и превратился в идеального мужа. Видя, каким он стал, я решила всерьёз задуматься о потомстве. Правда, Сергей, в отличие от меня, не проявлял особого энтузиазма на этот счёт.

– Я не хочу плодить нищету! – убеждал он меня, когда я начинала заводить речь о ребёнке, и добавлял в качестве аргумента, – у меня уже есть дочь, и мне её вполне достаточно.

«Что значит, есть дочь? – мысленно возмущалась я, отказываясь принимать доводы мужа, – Ведь у меня-то никого нет»!

А вскоре инстинкт продолжения рода мне настолько стал сносить крышу, что любые аргументы против него были бессильны, так мне хотелось родить ребёнка.

Таким образом промчалось лето и наступила очередная осень. В конце сентября Сергею удалось окончательно решить жилищный вопрос, разъехаться с бывшей женой и купить однокомнатную квартиру. Это было очень скромное жильё, располагавшееся на первом этаже двенадцатиэтажного дома, с крошечной прихожей и совмещённым санузлом. Одна из стен квартиры была общей с подъездной стеной. Поэтому в гостиной, которая одновременно являлась спальней, постоянно слышался грохот, бьющейся об эту стену, входной двери. Ещё там, под окном с утра до поздней ночи отирались местные алкоголики, отоварившиеся в винном магазине за углом. Они постоянно устраивались на лавочке в тени кустов сирени, растущей у подъезда, чтобы отметить традиционный «день гранёного стакана». Обсуждения, которые велись ими, были всегда слышны в квартире во всех подробностях.

Но, несмотря на это, мне моё новое жильё, казалось роскошным дворцом, в котором я чувствовала себя полновластной хозяйкой. Ко всему прочему до работы теперь мне было рукой подать – всего десять минут ходьбы от дома. Поэтому я пребывала на седьмом небе от счастья.

«Отныне я смогу свить своё гнездо», – ликовала я, разместив нехитрую утварь, состоящую из одной сковородки и двух кастрюль на маленькой двух конфорочной газовой плите, стоящей возле стены в пустой кухне.

С такого скромного бытового арсенала я решила начать вести собственное хозяйство.

«Самое главное – теперь у меня есть свои стены. Остальное, – не сомневалась я, – мы заработаем и купим».

Ведь сейчас ничего этому не мешало. Но без детей я не представляла полноценного семейного счастья. Поэтому мне хотелось, чтобы наш первенец поскорее родился.

Мечтая стать матерью, я в тайне от мужа перестала предохраняться. И хотя я отлично знала, что Сергей категорически против рождения младенца, я решила его не послушаться.

«Муж просто боится ответственности, вот и говорит, что ребёнок ему не нужен, – решила я, – а когда малыш появится на свет, он непременно полюбит его. Ведь зачем же он тогда на мне женился? Ну не о погоде же рассуждать»!

Так минула пара месяцев. Сергей не сразу спохватился и понял мою женскую хитрость. Но, когда до него дошло, в чём дело, он насторожился.

– Ты ничего не задумала, душа моя, в смысле беременности? – с опаской спросил он.

– Нет, – глядя на него честными глазами, соврала я.

Правда, зачатие у меня наступило не сразу. Мне нужно было изрядно постараться, чтобы осуществить мой план. Но однажды, под Новый год, мы с Сергеем отправились загород в пансионат, туда, где проводили медовый месяц, чтобы от души повеселиться в этот замечательный праздник. Всю новогоднюю ночь мы не выпускали друг друга из объятий. Это в итоге принесло ожидаемый результат.

В конце января я обнаружила, что у меня появились странные пристрастия в еде и стало подташнивать по утрам. Надеясь, что я наконец-то забеременела, я отправилась к гинекологу, чтобы убедиться, что моя мечта о долгожданном ребёнке, сбывается.

– Семь недель, – сообщила мне пожилая врачиха, осмотрев меня.

Услышав её вердикт, я заплакала.

– Милочка, вам рожать в самый раз! Вы, что же, аборт задумали сделать? – увидев, что я реву в три ручья, укорила меня она, деловито поправив очки на носу.

– Что Вы, доктор! – подняв на неё счастливые глаза, ответила я, – это слёзы радости. Я так давно мечтаю о ребёнке, что узнав, что он теперь у меня будет, от счастья плачу.

20 глава

Домой я примчалась, словно на крыльях. Отворив мне дверь, Сергей настороженно спросил, увидев моё сияющее лицо:

– Что это ты сегодня такая довольная, душа моя?

– У меня потрясающая новость! – ответила я, радостно улыбаясь.

Муж непонимающе воззрился на меня.

– Я беременна, Серёжа! – чуть не задохнувшись от счастья, сообщила я, повиснув у него на шее.

После моего сообщения Сергей помрачнел так, что мне показалось, что в комнате стало намного темнее, чем прежде.

– Ну, вот! Ещё восемнадцать лет придётся работать на алименты! – процедил он сердитым голосом и расцепил мои руки у себя на шее.

«Алименты? – мысленно ахнула я, продолжая глупо улыбаться, – какие алименты? Сергей что, не собирается жить со мной и вместе растить нашего ребёнка»?

Подобной реакции с его стороны я не ожидала. Я думала, что после полученного известия о беременности, муж испытает щенячий восторг, оттого что скоро станет отцом. А потом схватит меня на руки и закружит по комнате. То есть поведёт себя точно так же, как в многочисленных мелодрамах, которые я обожала смотреть по телевизору. Поэтому я была обескуражена тем, что он разозлился и вместо того, чтобы обрадоваться, хлопнул дверью и демонстративно ушёл на кухню, показав таким образом, свой протест против будущего отцовства.

Услышав этот грохот, я вздрогнула. Счастливая улыбка медленно сползла с моего лица. Тяжело опустившись на сетку старой кровати, жалобно взвизгнувшей подо мной, которую с барского плеча отдала нам свекровь, я почувствовала себя такой одинокой, словно кроме меня больше нет никого на свете. А потом я зарыдала, уронив лицо в ладони. Но Сергей и ухом не повёл. Он закрылся на кухне и на полную мощность включил там телевизор, чтобы не слышать мой плач.

Правда, спустя какое-то время, немного успокоившись, я подумала: «Нет! Серёжа просто не готов переварить сразу эту новость. Для этого ему нужно немного времени. Рано или поздно он образумится и порадуется тому, что скоро станет отцом».

Но муж и не подумал образумиться. Вместо этого он объявил мне жестокий бойкот. А затем снова запил, да так, словно пытался наверстать упущенное, за то время, пока воздерживался от спиртного. Всем своим видом он стал показывать мне, что ему на меня глубоко наплевать и на мою беременность тоже. А меня постоянно тошнило, я неважно себя чувствовала и зачастую нуждалась в простой заботе.

– Не притворяйся, симулянтка! – презрительно говорил Сергей, глядя, как я бледная, словно мел, лежу в кровати, – Как бы ты ни старалась, всё равно не добьёшься от меня жалости!

Сжав кулаки так, что костяшки на них становились белыми, он злобно цедил сквозь зубы:

– Запомни: мне не нужен твой спиногрыз, и ты с ним в придачу тоже! Даже не пытайся вызвать во мне отцовские чувства дешёвым спектаклем, который ты передо мной всё время разыгрываешь!

– Я ничего не разыгрываю, – еле слышно отвечала я, – просто мне очень плохо сейчас.

– Плохо ей! – передразнивал меня Сергей, а потом приказывал, – хватит валяться без дела! Я жрать хочу! Иди и приготовь чего-нибудь. Да уберись в квартире. А то захламила её, жить невозможно!

– У меня нет сил, – в ответ шептала я, – разогрей обед сам, а мне чайку принеси. Сладенького.

– Сейчас! Разбежался! – огрызался Сергей, а потом презрительно бросал, – я тебе не прислуга.

– Серёжа! Опомнись! – еле ворочая языком, пыталась образумить я мужа, – я же твоя жена!

– Да пошла ты в баню! Жена! – отвесив мне звонкую оплеуху, посылал потом меня к известной всем матери Сергей.

Затем, хлопнув дверью, он уходил к собутыльникам. Опасаясь, лишний раз нарваться на очередную грубость, я вскоре перестала просить мужа о чём-либо, поняв, что мне в нём опору и поддержку никогда не найти. В конце концов, почти задохнувшись от непомерного груза проблем, я позвонила свекрови, надеясь, что она повлияет на сына, и воззовёт к его совести. Но та в ответ на мои жалобы заявила:

– Заварила кашу, вот теперь сама и расхлёбывай! А Сергея не трогай. Он уже стал один раз отцом. Поэтому твоя беременность – только твоя забота.

– Но ведь это будет и его сын тоже! – потрясённо воскликнула я.

– И что? – удивилась она, – он тебе говорил, что больше иметь детей не хочет. Ты не послушалась. Вот и получай, что хотела.

– Но мой ребёнок Вам тоже не чужой, – пробормотала я, – он будет Вашим внуком.

– Я уже вырастила сына! – осекла меня свекровь, – не вздумай мне подкинуть своего младенца!

Ей в унисон вторила моя мать. Узнав о моей беременности, она пришла в ужас.

– Ты соображаешь, что делаешь?! Владик может бросить меня из-за того, что ты вздумала рожать! – возмутилась она.

– С какой такой стати? – удивилась я.

– Узнав, что ты беременна, он сказал, что не захочет спать с «бабушкой», – отрезала она.

Слушая их, я не верила в реальность происходящего.

«Господи! – потрясённо думала я, – что же это такое творится? Мало того, что мне родного мужа пришлось подловить хитростью, чтобы забеременеть, а тут ещё и мама со свекровью хором отказались от моего ещё не родившегося сына».

– Да успокойтесь, вы ради Бога! – наконец, трезво оценив ситуацию, успокоила я не в меру разнервничавшихся родственниц, – я никого никому не собираюсь подкидывать! Я рожаю ребёнка исключительно для себя! И это право я ни с кем не хочу делить!

А сама подумала: «Меня никто не любит. Я никому не нужна».

Но, ощутив очередной приступ тошноты, я поняла, что в корне неправа.

«Нет! Это не так! Во мне растёт новый человечек, и я ему необходима», – утешила я себя.

Отныне, когда мне становилось одиноко, я начинала шёпотом разговаривать с моим будущим сыном, нежно гладя себя по округлившемуся животу ладонью, или тихо напевать ему песенки. А потом я пыталась представить, каким он будет, когда родится. Моё воображение рисовало милого румяного ангелочка с вьющимися золотистыми волосами и ясными глазами, обрамлёнными длинными чёрными, как у меня, ресницами.

Всю свою любовь, на которую была способна, я хотела отдать в этот миг только ему. Ведь я не могла жить иначе. Я не могла не любить и не отдавать эту любовь другим.

21 глава

Так прошло полгода. Наступила осень. Протанцевав прощальный стриптиз на холодном ветру, она, скинув пёстрый наряд из яркой листвы, обронила его на землю. А потом, стыдливо согнув обнажённые ветки деревьев, застенчиво попыталась прикрыть ими наготу.

Однажды, ночью я проснулась от резкой боли.

«По-моему, это – схватки», – подумала я.

Широко распахнув глаза, я немного полежала в темноте, решив убедиться в том, что это не ложный сигнал. Ведь я не хотела будить Сергея напрасно, помня, что утром ему нужно будет идти на работу. Но когда острые кинжалы боли ткнули меня в живот еще раз, я толкнула мужа в бок.

– Серёжа, вызывай Скорую, по-моему, началось, – испуганно сказала я.

Он мигом выскочил из-под одеяла и с закрытыми глазами бросился к телефону. А пока он объяснял дежурному диспетчеру причину вызова, схватки у меня усилились.

Конечно же, я была в курсе, что роды – это очень больно. Но я даже не могла себе вообразить, насколько. Мечась в кровати, я не знала, как мне лечь, чтобы немного ослабить эту боль.

– Серёжа! – позвала я мужа, обнаружив, что его нет рядом, – ты где?

Услышав мой зов, он выскочил из кухни.

– Я здесь! – успокоил он меня, – Варю для тебя кофе.

– Кофе? – удивилась я, – Зачем?!

– А вдруг ты заснёшь и проспишь роды? – совершенно серьёзным голосом ответил Сергей.

– Что? – поразилась я, не зная, плакать мне или смеяться после такого заявления.

В этот момент в дверь позвонили. Скорая оказалась по-настоящему скорой: ровно через пять минут, после того, как муж вызвал её, она уже стояла возле нашего подъезда. Приседая, и охая от боли, я вышла на улицу, опираясь на руку Сергея. Устроив меня в салоне неотложки, он вызвался поехать со мной. Ему было благосклонно разрешено это сделать.

Когда карета Скорой помощи наконец доехала до места, сама идти я могла уже с большим трудом. Осторожно поддерживая под локоть, Сергей проводил меня до входа в роддом. Он сунулся было пройти вместе со мной в Приёмный покой, но его туда не впустили, вежливо попросив удалиться, и ему пришлось повиноваться. Но перед тем, как уйти, Сергей взял меня за плечи и сказал:

– Дай, я на тебя посмотрю, душа моя.

А потом торопливо сбежал вниз по ступенькам, ведущим в Приёмный покой.

«И чего там было смотреть»? – не поняла я, глядя как его силуэт растворяется в ночи.

Между тем меня начали готовить для отправки в отделение. После определённых процедур и оформления документов меня отвели в огромную палату. Всё это время, пока мне не предоставили место, я молча изнемогала от страшной боли, ютясь на хлипком стульчике в углу плохо освещённого помещения. Рухнув на кровать, я эту жуткую боль уже терпеть не могла и так закричала во всю глотку, что перепугала бездомных собак на улице, которые откликнулись на мой душераздирающий вопль дружным лаем.

Так я и орала несколько часов подряд. В итоге я своими воплями настолько извела дежурный персонал, что одна из медсестёр, подойдя ко мне, злобно пригрозила:

– Если ты сейчас же не заткнёшься, я сама тебя заткну.

Но я ничего не могла с собой поделать. Боль была такой чудовищной, что я не могла сдержать свой крик. Каждый раз перед новой схваткой, я мысленно давала себе обещание, что не буду так орать. Но боль была такой страшной, что мне казалось, если я не закричу, то тут же умру от неё.

Так я промучилась до утра. А утром ночная бригада сдала смену и меня в придачу, обессилевшую от невыносимой боли, и доведённую собственным криком до последней стадии изнеможения.

После пересменки ко мне подошла приятная, молодая акушерка.

– Чего кричим? – приветливо спросила она.

Я умоляюще посмотрела на неё и виноватым голосом ответила:

– Доктор, мне правда, очень больно. Если бы это было не так, я бы не кричала, честное слово!

Она улыбнулась и мягко сказала:

– Так! Давай-ка посмотрим, что там у тебя.

После осмотра, она изменилась в лице.

– Быстро в родовую! – крикнула она, – тут воды уже отошли! Головка младенца показалась!

После её приказа меня мгновенно переложили на каталку и стремительно помчали по коридору. А я с перепугу даже вопить перестала.

Находясь в родовой палате, я послушно стала выполнять всё, что мне говорили делать. Я дышала как надо и лежала как положено. К моему изумлению после этих мер нещадная боль вдруг куда-то ушла. Я мигом заткнулась, следуя советам медиков, и теперь старалась изо всех сил, чтобы мой малыш без проблем появился на свет Божий. А как только он выскользнул из меня, я тут же почувствовала, какая тишина разлилась в моём измученном теле. Оно показалось мне вдруг невесомым. Мне почудилось, что я парю над землёй. Все предметы вокруг меня, словно потеряли чёткое очертание и засветились волшебным светом. Я ощутила такое блаженство, с которым ничто в мире не могло сравниться.

– Эй! Мамаша! Смотри сюда! Говори, кто у тебя родился, мальчик или девочка, – сквозь необыкновенное ощущение парения, долетел откуда-то издалека до меня резкий женский голос.

После этого окрика моё зрение сразу же прояснилось. Я стала глазами искать акушерку, которая окликнула меня. Сфокусировав взгляд, я увидела, что она стоит прямо передо мной и держит на вытянутых руках моего ребёнка. Ещё я увидела, что это мальчик.

«Он! Это он! Именно таким я его и представляла»! – восторженно подумала я, впервые наяву увидев своего сына как две капли воды похожего на маленького ангела.

А вслух, вымученно улыбнувшись, ответила:

– Мальчик! Коля…

А потом я напрягла слух в надежде услышать первый крик сына. Но ничего не услышала. Мой малыш почему-то молчал. Его личико нахмурилось, словно в тяжёлом раздумье.

– Почему он молчит? – обеспокоенно спросила я акушерку.

Вместо ответа она звонко шлёпнула сына по упругой попке. После чего, он баском закричал, сделав первый вдох в своей жизни.

22 глава.

Через пять дней меня выписали домой. А дома меня ждал сюрприз. Сергей в честь рождения наследника устроил торжественный ужин. А перед тем, как мы приступили к нему, подарил необыкновенной красоты серебряное кольцо со вставкой в виде капли в стиле фаворитки султана Османской империи. Только вместо изумруда в него был вставлен сапфир. Но носить его я пока не имела возможности. Я не могла готовить и стирать с этим изумительным кольцом на руке. Поэтому я положила его в шкатулку и убрала на полочку в шкаф до лучших времён.

С этого момента вся моя жизнь подчинилась уходу за маленьким ребёнком. Сутки разделились на части по времени, которое соответствовало грудному вскармливанию. В паузах я с раннего утра и до поздней ночи занималась повседневными бытовыми делами, которые имели особенность никогда не заканчиваться. Когда мне выпадали небольшие периоды отдыха, я проводила своё время на кухне. Благо, она была просторная, целых десять метров. Если не считать газовой плиты да раковины с мойкой в углу у входа, она вполне могла сойти за небольшую комнату. Здесь даже было вполне уютно: возле стены стоял односпальный диван, рядом с ним – тумбочка, на которой как на почётном пьедестале стоял маленький телевизор. А на обеденном столе в изголовье дивана ярким пятном алел симпатичный ночник с красивым красным абажуром, украшенным золотистой бахромой.