Пробуждающий

Дед его одноклассника владел кондитерской перед главными воротами форта в старом городе. Однажды он закрывал магазин позднее обычного; в те времена электричество все еще было роскошью, и лавки закрывались рано. Внезапно вошел высокий и очень смуглый человек в тюрбане, скупивший весь запас сладостей, несколько килограммов. Вместо купюр покупатель расплатился так называемыми кожаными монетами: кружочки золота весом в грамм были закреплены в кусочках мягкой коричневой кожи. На следующий день хозяин намеренно оставался в магазине допоздна, и тот же человек пришел снова, и снова купил несколько кило сладостей, расплатившись этими же монетами. Так продолжалось несколько месяцев, пока незнакомец не перестал появляться. Продав золото, семья разбогатела, но несколько монет осталось на память. Одноклассник показал одну: плоский золотой диск без всякого тиснения был вставлен в мягкую коричневую кожу, пахнущую мускатным орехом.

…В последние три года перед выходом отца на пенсию семья проживала недалеко от Гвалиора, в Шивапури, бывшей летней столице королевской семьи. В 1967 году их посетил известный астролог – среди высокопоставленных чиновников было принято советоваться со звездами. Вся семья собралась со своими астрологическими картами, и астролог по очереди толковал их. С годами многие из тех предсказаний сбылись, однако самый запоминающийся прогноз получил младший сын уважаемого судьи. «Что бы этот мальчик ни делал в жизни, он потерпит неудачу во всем». Ему тогда едва исполнилось десять, но он ответил без колебаний: «Тогда я вообще ничего не буду делать».

Линия жизни, также часто называемая линией земли, на его ладонях отсутствовала, как и линия ума. Линия сердца была четкой, но двух других попросту не было, и это озадачивало всех, кто видел его ладони. Они стали проявляться позже, после того как он начал заниматься йогой. С годами он пришел к убеждению, что астрология надежней хиромантии. Изменчивые и непредсказуемые линии на ладонях могли появляться или исчезать под влиянием неизвестных факторов. Звезды же были неизменны.

…Настоящей его страстью было чтение, но учебники и домашние задания он ненавидел. Научившись читать задолго до школы, он считал книги лучшими проводниками и верными друзьями. Времени на скучные домашние задания попросту не хватало – настолько увлекательны были любимые книги, которые он поглощал сотнями. К десяти годам он прочел множество библейских историй и индийских мифов. Библия и Ветхий завет были подобны захватывающим триллерам. Читая о приключениях Иисуса, он сопереживал Ему, но больше всего впечатлился физической силой Самсона.

Джек Лондон совсем не протестовал против соседства на одной книжной полке с Шекспиром и Вольтером; великие литераторы увлекали в путешествия, открывая захватывающие миры. Лет в 17 он случайно наткнулся на повесть Ричарда Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»[39] и полюбил эту книгу навсегда, запомнив практически наизусть, однако по-настоящему понял смысл только годы спустя. А еще были бесчисленные комиксы. Они распаляли воображение, наполняя идеями, порождая внезапные повороты мысли и развивая способность оценивать самые фантастические сюжеты. В какой-то момент ему стало ясно, что все вокруг него: дома, мосты, машины, рукотворные предметы, объекты и научные изобретения – продукты чьего-то воображения. Порождаемое силой ума воображение было самой мощной энергией в мире. Когда годы спустя его спрашивали о феномене так называемой «силы воли», он отвечал, что это ничто иное, как контролируемое воображение, чей сильный поток порождает огромную энергию. Управляя этой энергией, можно двигать миры. Этот мир, выдуманный Создателем, был лишь одним из Его снов о Вселенной. Снящиеся Творцу миры жили и развивались независимо от воли Сновидца. И он тоже был частью великого Сна, но хотел проснуться…

…Лучшее определение жизни, которое он встречал, принадлежало известному американскому автору Нилу Гейману. Героиней комикса была Смерть, и один из ее «подопечных» спрашивал: «Ты знаешь о Жизни больше, чем кто-либо другой. Скажи, что это?» «Жизнь – неизлечимая болезнь, передающаяся половым путем, с неизбежным летальным исходом…» Лаконичное определение звучало абсолютно верно, хотя не всегда сухие факты были голосами Истины. Жизнь была чем-то намного, намного большим.

Несмотря на увлечение чтением, за ним закрепилась репутация посредственного ученика, и он едва сдал выпускные экзамены в колледже. Родители сокрушались: «Он не пошевелит и пальцем, чтобы получить надлежащее образование! Что ждет его в будущем?». Отец предсказывал головокружительную карьеру нищего. Вежливо выслушав очередную порцию родительских увещеваний, он снимал с полки новую книгу.

В старших классах они с двоюродным братом начали пропускать занятия, уезжая на велосипедах на окружающие холмы, где сидели часами, глядя на купола Бирла Мандир, возвышающиеся над городом, верхнее озеро и трущобы Шимала. На закате Гвалиор напоминал огромный светящийся улей; соты домов источали золотой душистый мед жизни, и все вокруг было склеено этой густой невидимой субстанцией. На обратном пути они гнали велосипеды по запутанным улочкам старой части города, мимо рынка «Махарадж Бада», чьи мерцающие разноцветные огни превращали лавки в сундуки с сокровищами, будто ушедшая эпоха так и не ушла полностью. Мозаика сотен окон-осколков гигантского разбитого зеркала светилась в спускающейся ночи, и в них заглядывала восходящая луна. Все объекты отражали мир с разных углов, и он казался разным, но всегда потрясающе цельным и гармоничным.

Далекое эхо прошлого и хаотичные гудки настоящего сплетались в имена будущего. Мир был огромным, но не пугающим. Его мысли были разрозненны, и упорядочить все эмоции было невозможно, хотя нужды спешить с постижением порядка вещей не было. Невидимая могучая сила пронизывала все вокруг, и хотя точно определить ее источник он не мог, пульс ее узнавался во всем. Ежегодные урожаи и смена времен года, матери с младенцами на руках, задиристые подростки и иссохшие старики на порогах домов, краски и запахи, звуки и очертания – весь этот постоянно меняющийся спектр мирского калейдоскопа был знаком и комфортен. Но корни этой самой привычности прорастали извне, из-за пределов знакомого ему мира. Огромная реторта Жизни раскачивалась в слепящей Пустоте в такт Времени, и он инстинктивно угадывал магическую природу неслышной мелодии, но соотнести и соразмерить собственную сущность с амплитудой ее звуков пока не мог.

Тогда он еще не знал, что Время станет темой его первой книги.

Эпические истории из жизни Гулаб Сингха

…Индуистский календарь Викрама Самвати[40], основанный на солнечных годах и лунных месяцах, опережает западный григорианский примерно на 57 лет. Как и вся страна, их семья жила по индийскому календарю; когда дед рассказывал о военных приключениях в 1976 году, все понимали, что события происходили на рубеже веков.

Во времена британского владычества их прадед Тахат Сингх был джагирдаром княжества Кайтхал. Тогда джагир был разновидностью феодального землевладения или пожизненного поместья. Назначенному джагирдару предоставляли полномочия управлять поместьями и собирать налоги; часть собранных податей составляла его доход, а остальное шло в казну. Могущественный владелец земель, казначей и защитник границ, джагирдар отвечал за благополучие подданных. Тахат Сингх относился к своим обязанностям очень серьезно.

…В тот день, возвращаясь с рутинного объезда полей, он наткнулся на группу британских солдат, пытавшихся надругаться над деревенской девушкой. Джагирдар вмешался, вмешательство переросло в сражение, и вскоре семеро английских солдат были мертвы – Тахат Сингх владел мечом мастерски. Рыдающая девушка убежала в деревню; спешившийся джагирдар успокоил лошадь. Он ни о чем не жалел. Тела солдат были повешены перед главными воротами форта Кайтхал, и лорду Дафферингу, тогдашнему вице-королю Индии, это совсем не понравилось. В Кайтхал отправили войска, и небольшая армия Тахат Сингха потерпела поражение. Ему с семьей приказали покинуть город до заката.

Обычно джагиры со всеми подданными переходят по наследству, однако Тахат Сингх, де-факто правитель Кайтхала, навсегда потерял право на княжество. Семья выехала из города с наспех собранными пожитками.

К тому времени Тахат Сингх уже был дедом. У его сына Бхагавана Сингха было трое сыновей, и Гулаб Сингх был младшим. Он хорошо запомнил день, когда дед выехал из форта, ведя за собой небольшой караван. Сидя в седле с прямой, как обычно, спиной, Тахат Сингх даже не оглянулся на оставленный форт.

Нищенствовать им не пришлось, у семьи были средства к существованию. В 1888 году, после потери княжества, прадед купил в районе Агры пять деревень, снова став землевладельцем. Фермерство приносило достаточно средств для удовлетворения базовых потребностей, и все же мужчины семьи не могли себе позволить бездельничать. Столкнуться с новыми реалиями жизни пришлось каждому, и в какой-то момент Гулаб Сингх устроился на службу. Он получил хорошее образование, и потому был незамедлительно нанят телеграфистом в отдаленный район Ассама. Но вскоре там началась Кала-азар, черная лихорадка. Сначала заболел один из его слуг, а затем люди начали умирать десятками. Гулаб Сингх посылал отчаянные сигналы SOS начальству, однако помощь так и не пришла. Хотя в округе умерло много народу, он выжил. Проведя поминальные ритуалы для умерших, Гулаб Сингх телеграфировал в главный офис об отставке. И зашагал в сторону Бирмы, подальше от эпидемии. Никаких определенных планов у него не было.

Добравшись до одного из приграничных городов, измученный долгой дорогой, он сел в тени дерева, чтобы дать наконец отдых натертым ногам.

…Богатый торговец наблюдал за бесплодными усилиями работников усмирить только что купленного необъезженного жеребца. Видя, что горе-наездники не могли, да и не так уж старались обуздать разъяренное животное, он впал в сильнейшее раздражение.

Гулаб Сингх обратился к нему: «Могу я попробовать, сэр?».

Торговец с сомнением взглянул на худого юношу с впалыми щеками: «Ты же вот-вот от голода умрешь, тебе ли укрощать скакунов…».

«Позвольте мне попробовать, и убедитесь сами». Гулаб Сингх принадлежал к знатному роду и, помимо прекрасного образования, владел мастерством верховой езды. Мягко уговаривая жеребца, он начал водить его по кругу, успокаивая. Затем, выбрав подходящий момент, одним прыжком взлетел в седло, и жеребец сорвался в бешеный галоп. Проскакав километров десять, оба утомились. Жеребец перешел на медленную рысь и вскоре полностью подчинился всаднику. Подъезжая к площади, Гулаб Сингх потерял сознание от усталости, но со взмыленной лошади не упал. Купец распорядился отнести юношу в свой дом и дать ему отдохнуть. Вечером они разговорились, и торговец впечатлился тем, насколько бегло его гость говорил на санскрите, фарси и английском. Гулаб Сингха немедленно приняли на работу управляющим по экспорту древесины, а в дополнительные обязанности входило чтение Бхагавата-пураны пожилой матери босса.

Прошло несколько месяцев. Однажды вечером он, как обычно, читал вслух. Сидящая в кресле пожилая женщина мерно дышала, и было непонятно, слушала она или спала. Его это и не волновало, он был поглощен звуками санскритских шлок, оказывавших на него одновременно трансовый и отрезвляющий эффект. Дойдя до той части, где Шри Кришна наставлял Уддхава[41], Гулаб Сингх испытал прилив духовного озарения и погрузился в состояние вайрагьи[42]. Его охватило странное безразличие и отрешенность от всего мирского. «Аскетическая незаинтересованность» во всем, что могло вызвать привязанность или даже зависимость у большинства людей, наполнила его до краев. Подобно укусу осы, это ощущение пронзило сердце иглой тоски: по иной жизни, иным знаниям, по отречению от боли бытия и от мирских удовольствий. Вскоре он покинул Бирму, отправившись на Кумбха Мелу[43] в Аллахабад[44]. На поиски гуру.

В то время в Аллахабаде жил знаменитый мудрец, духовный наставник махараджи[45] Патиалы, Раджендра Сингх. Гулаб Сингх попытался посетить его даршан, но получить аудиенцию Гуру было почти невозможно, – ему отказывали раз за разом. Судьбу Гулаб Сингха изменила телеграмма, посланная махараджей Патиалы своему наставнику. Сообщение было на английском, и принесший телеграмму садху не смог ее прочесть. Поняв, что это его шанс, Гулаб Сингх вызвался перевести послание.

«Просто сделай это!»

«Я прочту ее Гуру только лично».

Его привели к мудрецу, и Гулаб Сингх без запинки перевел телеграмму с английского на безупречный санскрит – и попросил посвящения. Он его получил. Прошло еще несколько месяцев, он переехал вместе с Гуру в ашрам в Патиале и остался там надолго. Учитель был молчаливым и скромным человеком, носившим только набедренную повязку и проводившим дни в наблюдениях за муравьями, детьми, птицами и играющими щенками. Однако мудрость Гуру была безмерна, и все, чему он обучил Гулаб Сингха, осталось с учеником до последнего вздоха.

Обладавшего живым умом и сильным рвением Гулаб Сингха через некоторое время назначили махантом (главой) ашрама в Патиале. Шептались, что он может даже стать преемником Гуру. Теперь он носил одежды из прекрасных тканей, еду ему подавали на серебряных блюдах, но внутренняя неудовлетворенность и беспокойство нарастали. Он спрашивал себя: «И что дальше? Здесь нет и следа вайрагьи, все это имитация, маскарад. Что я здесь делаю?». Он попросил разрешения уехать на некоторое время, и Гуру сказал: «Поезжай. Чему быть, того не миновать».

…В поезде его опознал контролер, и Гулаб Сингха задержали на станции под незначительным предлогом, а контролер связался с его семьей, разыскивавшей его все это время. Подоспевшие братья почти силой отвезли блудного сына в родительский дом, где его тепло встретили счастливые отец и мать. Но отрекшийся от мира странствующий монах никого особо не интересовал, и через месяц его насильно женили.

Прошло время, и Гулаб Сингх вернулся в ашрам, чтобы рассказать Гуру о неожиданных переменах в жизни. Мудрец сказал: «Теперь это твоя судьба. Выполняй свои мирские обязанности, а потом, когда захочешь вернуться в ашрам, приходи». Учитель видел судьбу Гулаб Сингха и знал, что карма иногда бывает слишком сильна, чтобы с ней бороться. Сделать садху из странствующего брамина с душой кшатрия было такой же безнадежной затеей, как попытка напиться воды из сита.

Для Гулаб Сингха началась так называемая нормальная жизнь, и он честно пытался к ней приспособиться. Пять деревень, купленных прадедом, приносили кое-какой доход. Но прохладный ветер отречения ерошил мысли Гулаб Сингха, вайрагья все еще гнездилась в его сердце, и в какой-то момент он передал землю фермерам.

…Ему представилась возможность поступить на престижную должность, и Гулаб Сингх решил заручиться поддержкой принца Джодхпура, бывшего одноклассника и хорошего друга. Принц представил его отцу, махарадже Джодхпура. Его величество сказал, что данная позиция не соответствует статусу сына джагирдара, но он может назначить его полковником конной кавалерии. Гулаб Сингху было чуть за двадцать, и адреналин авантюриста бешено пульсировал в его крови. Он принял участие в Афганской войне 1892 года, и собственноручно написанное королевой Викторией письмо гласило, что «…полковник Гулаб Сингх – герой Афганской войны, обладающий всеми выдающимися военными качествами…».

Однако полковник Г. Сингх не был последователен в карьерном росте. После войны он оставил службу и вернулся в деревню. И вскоре снова стал испытывать внутреннее беспокойство. В это же время он познакомился с подпольным движением, участники которого боролись с британским владычеством и планировали ограбление банка. Или, точнее, мирную экспроприацию.

В Калькутте Гулаб Сингх умудрился имитировать подпись важного британского чиновника так ловко, что по поддельным векселям заговорщики получили 200 000 рупий, – для того времени баснословные деньги. 170 000 рупий передали революционному лидеру Рас Бехари Бозе, который позже бежал в Японию, а Гулаб Сингх вернулся в деревню с кругленькой суммой в 30 000 рупий.

В Шиврам-ки-гархи (их родовом поместье на берегу Ямуны) долго скрывать такое богатство было невозможно, и завистливые родственники донесли на него в полицию. Векселя и большую часть денег конфисковали, а Гулаб Сингха арестовали и отправили в Калькутту для публичного суда.

Индийских националистов обвиняли в «ведении боевых действий против правительства», и грандиозный процесс по делу революционеров длился целый год: с мая 1908 по май 1909 года. В деле Гулаб Сингха обвинение не смогло доказать, что подписи принадлежали именно ему – они были подделаны так искусно, что отличить их от оригинала никто не мог. Неубедительность доказательств привела к полному снятию обвинений. Арестовавший Гулаб Сингха полицейский тоже присутствовал в зале суда. Покидая скамью подсудимых и проходя мимо этого офицера, Гулаб Сингх негромко сказал ему: «Я сделал это, а теперь выхожу на свободу». Офицер ответил: «Счастливчик…». И действительно, удача ему сопутствовала практически во всем.

Ожидая суда в Калькутте, Гулаб Сингх познакомился в тюрьме со Шри Ауробиндо. Там будущий знаменитый йогин и основатель интегральной йоги испытал первые мистические и духовные переживания. В деле Ауробиндо также не было обнаружено веских улик, и будущего махариши освободили. Вскоре Ауробиндо Гош оставил политику ради духовного пути и перебрался в Пондичерри, а Гулаб Сингх вернулся к себе в деревню, но поддерживал переписку со Шри Ауробиндо еще долгие годы.

Вся жизнь Гулаб Сингха была чередой вызовов самым необычным обстоятельствам. Однажды махараджа Джодхпура готовился к встрече с вице-королем Индии, где должен был предстать в полном церемониальном облачении. Ему принесли парадный меч, но тот плотно застрял в ножнах. Рослые раджастанские гвардейцы охраны проблему решить не смогли, и случайно оказавшийся во дворце в тот день и наблюдавший за безуспешными попытками Гулаб Сингх вызвался: «Ваше сиятельство, могу ли я попробовать?». Офицеры сдержанно улыбнулись: по сравнению с широкоплечими дюжими охранниками полковник Сингх был довольно худощавого телосложения. Повесив меч на потолочный крюк ножнами вверх, Гулаб Сингх всем весом повис на рукояти, и клинок выскользнул с мягким звуком пробужденной стали. Махараджа зааплодировал. Гулаб Сингх всегда верил в смекалку.

Худощавый, среднего роста, полный энергии, он был обладателем шикарных густых усов и неугасимого энтузиазма. Однажды кто-то принес новую двустволку, и он одним выстрелом сбил воздушного змея, приговаривая: «Отличное ружье…». Полковнику Сингху тогда было около 92 лет, и он все еще любил покрасоваться. В общем, стиль его жизни полностью соответствовал фамилии, означавшей «лев».

В семнадцатом веке один из предков спас махараджу Биканера от тигра и был удостоен почетного титула «Сингх». Традиционно он предназначался только для кшатриев, но их предок, очевидно, был особым брамином, и титул перешел к потомкам, став фамилией.

От историй Гулаб Сингха веяло славой эпических сражений, острым ароматом приключений и смертельных опасностей, в них сквозила горечь поражений и сладость нектара побед. Дед прожил долгую жизнь, напоминающую тропический шторм или циклон: порывистые ветры и ливни чередовались с солнечными днями и полным штилем, и Гулаб Сингх наслаждался каждой минутой.

…Полное имя внука звучит так: «Шайлендра Бахадур Сингх Шарма». Опустив почетный титул «Сингх», который с гордостью носил его дед, он подписывает свои книги просто «Шайлендра Шарма». Со временем люди стали обращаться к нему по имени, полностью созвучному избранному им пути: «Гуруджи», Учитель.

Гангстер, паан и визит в тюрьму

В последний год его учебы в школе окрестности Гвалиора и несколько других областей, Бхинд и Морена, прославились на всю Индию благодаря бандитским формированиям дакойтов. Два самых известных лидера бандитов, Мохар Сингх и Мадхо Сингх предпочитали, чтобы их называли «баагис», – повстанцами. Они не грабили бедных, а в лучших традициях Робин Гуда брали в заложники богачей и распределяли полученный выкуп среди нуждающихся сельских жителей.

В конце концов, в 1972 году Мохар Сингх и его соратники сдались известному лидеру социалистов Джаяпракашу Нараяну по договоренности, подтвержденной самой Индирой Ганди. Это соглашение освобождало их от смертной казни. Однако все юридические обязательства и формальности должны были быть соблюдены в соответствии с индийским законодательством, и бандитов временно водворили в тюрьму Гвалиора. Эта новость произвела фурор, в газетах даже напечатали интервью с Мохар Сингхом.

«Спор из-за моего земельного надела длился так долго, что в 1958 году я восстал против системы и был вынужден взять в руки оружие, чтобы бороться за справедливость. Мы были загнаны в угол изнурительной правовой системой, лишившей меня и многих других людей элементарных законных прав». После того, как Мохар Сингх убил человека, выкуп за его голову достиг 300 000 рупий. По тем временам это была довольно большая сумма.

…Забросив домашнее задание, он читал интервью и представлял себе великана, современного супер злодея, ожившего героя комиксов. История невероятно увлекла его, Мохар Сингх был живой легендой, и он должен был увидеть этого дакойта! Один из его дядьев был государственным прокурором и часто приезжал из Морены в гвалиорскую тюрьму для подготовки рассмотрения дела дакойтов в суде. Когда дядя навестил их в очередной раз, он обратился к нему: «Возьми меня с собой в тюрьму, хочу увидеть этих знаменитых разбойников, отнявших сотни жизней…». Дядя нерешительно возразил: «Ты слишком мал, чтобы смотреть на преступников». Но он был непреклонен, и в конце концов решили, что через пару дней за ним пришлют полицейский джип. Других членов семьи эта идея совершенно не вдохновила, и он отправился в тюрьму один.

По прибытии выяснилось, что дядя был очень занят. Зарывшись в тонны папок и бумаг вместе с другими представителями обвинения, он обрабатывал дела бандитов. Провести экскурсию и показать племяннику основных «персонажей» взялся один из младших офицеров.

В тюремном дворе его глазам открылся настоящий пикник: одни бандиты отжимались и упражнялись, другим делали масляный массаж; еда и сладости готовились в гигантских котлах тут же, под присмотром многочисленной челяди, а скучающие полицейские были скорее наблюдателями, чем охранниками. Все это напоминало большой праздник, просто проходящий в тюрьме. Сопровождающий офицер показал ему самых известных бандитов и даже представил некоторым из них. На лицах людей лежал отпечаток совершенно особой, спокойной уверенности, граничащей с готовностью отнять жизнь без малейшего колебания. Глаза их были пусты и невыразительны, взгляд скользил медленно и оценивающе, как у торговцев скотом, бесстрастно оценивающих состояние стада. Он ощутил себя ягненком. Видеть в одном месте такое скопление преступников, отнявших множество людских жизней, было крайне дискомфортно. Атмосфера тюремного двора больше не казалась праздничной, внутри шевельнулось приглушенное эхо страха. Стоя у ворот, он поджидал полицейский джип, который должен был отвезти его домой, и совершенно не был готов к сюрпризу: Мохар Сингха везли в больницу на медосмотр на том же джипе. Из-за того, что дакойт сдался добровольно, особой суеты по поводу безопасности не было, заключенного сопровождали четверо полицейских и инспектор, и все выглядели довольно расслабленно. Решили, что сначала Мохар Сингха доставят в больницу, а затем уже подбросят до дома племянника прокурора…

В машине Мохар Сингх уселся прямо напротив. От него веяло опасностью и уверенностью. У бандита было мощное тело борца, а бандитская гордость – огромные усы, – были замысловато закручены в кольца. Узнав, что сидящий напротив него юноша – племянник прокурора, дакойт дружелюбно обратился к нему, называя его «лаллу», «молодой человек». Ему еще больше стало не по себе.

Джип подъехал к больнице. Рядом с воротами стоял киоск с пааном[46], и бандит скомандовал инспектору полиции: «Остановись и купи паан для лаллу». Машина затормозила. Лаллу, которого бандит решил угостить пааном, замер, не решаясь возразить. Все вышли из машины: четверо дюжих полицейских, здоровенный Мохар Сингх и испуганный лаллу. Заказали паан. Через несколько минут весть о присутствии самого Мохар Сингха распространилась как пожар, и вокруг их небольшой группы начали собираться горожане. Дакойт, смотревший на зевак, как волк на овец, обратился к нему: «Лаллу, тамаса те хоге? – хочешь посмотреть шоу?» и повернулся к продавцу паана: «Дай стакан воды». Тот повиновался, протянув стакан трясущимися руками. Осушив его в несколько глотков, дакойт сделал угрожающее движение пустым стаканом в сторону толпы, проревев: «Ну что, задроты?!» Толпа отхлынула, как волна; несколько человек в панике упали на землю, и через минуту улица была абсолютно пуста. Дакойт рассмеялся: «Видишь, лаллу, понял, как оно?». От этого шоу у лаллу перехватило дыхание.