Таинственные психические силы

Камиль Фламмарион

Таинственные психические силы

Предисловие

Предмет, рассматриваемый на следующих страницах, достиг большого прогресса в течение сорока лет. Теперь то, что нас интересует в психических исследованиях, всегда является неизвестными силами, и эти силы должны принадлежать к естественному порядку, поскольку природа охватывает всю вселенную, и поэтому все находится под властью ее скипетра.

Я не скрываю от себя, однако, что настоящая работа вызовет дискуссию и вызовет законные возражения и удовлетворит только независимых и беспристрастных исследователей. Но нет ничего более редкого на нашей планете, чем независимый и абсолютно свободный ум, как нет ничего более редкого, чем истинный научный дух исследования, свободный от всякого личного интереса. Большинство читателей скажут: «Что же такого в этих исследованиях, в конце концов? Поднятие столов, перемещение различных предметов мебели, перемещение кресел, подъем и падение пианино, колыхание занавесок, таинственные постукивания, ответы на мысленные вопросы, диктовка предложений в обратном порядке, видения рук, голов или призрачных фигур – все это лишь банальные мелочи или дешевые мистификации, недостойные того, чтобы занимать внимание ученого или исследователя. И что бы все это доказало, даже если бы было правдой? Такие вещи нас не интересуют».

Что ж, есть люди, на головы которых небо может рухнуть, не вызвав у них никаких необычных эмоций.

Но я отвечаю: что? разве это ничего не значит – знать, доказывать, видеть своими глазами, что вокруг нас действуют неведомые силы? Разве это ничего не значит – изучать нашу собственную природу и наши собственные способности? Разве таинственные проблемы нашего бытия не достойны того, чтобы быть включенными в программу нашего исследования и посвятить им кропотливые ночи и дни? Конечно, независимый искатель не получает благодарности от кого-либо за свой труд. Но что из этого? Мы работаем ради удовольствия от работы, от постижения тайн природы и от самопознания. Когда, изучая двойные звезды в Парижской обсерватории и каталогизируя этих небесных близнецов, я впервые установил естественную классификацию этих далеких сфер; когда я открыл звездные системы, состоящие из нескольких звезд, увлекаемых вперед сквозь необъятность одним общим импульсом; когда я изучал планету Марс и сравнивал все наблюдения, сделанные за двести лет, чтобы получить одновременно анализ и синтез этого нашего ближайшего соседа среди планет; когда, исследуя действие солнечной радиации, я создал новую отрасль физики, которой было дано название «радиокультура», и вызвал изменения самого радикального и широкого характера в размерах, формах и окраске некоторых растений; когда я обнаружил, что кузнечик, выпотрошенный и содержащийся в соломе, не умирает, и что эти насекомые могут жить в течение двух недель после того, как им отрубили голову; когда я посадил в оранжерее Музея естественной истории в Париже один из обычных дубов наших лесов ( quercus robur ), думая, что, если его убрать из смены времен года, он всегда будет иметь зеленые листья (что может доказать каждый), – когда я делал все это, я работал для своего личного удовольствия; но это не причина, по которой эти исследования не были полезны для развития науки, и не причина, по которой они не были допущены в сферу практической работы специалистов.

То же самое и с нашими психическими исследованиями; только с ними связано немного больше страсти и предрассудков. С одной стороны, скептики крепко держатся за свои отрицания, убежденные, что они знают все силы природы, что все медиумы – обманщики, а все экспериментаторы – идиоты. С другой стороны, есть доверчивые спиритуалисты, которые воображают, что у них всегда есть духи на побегушках за центральным столом, которые с величайшим хладнокровием вызывают духов Платона, Зороастра, Иисуса Христа, Святого Августина, Карла Великого, Шекспира, Ньютона или Наполеона и которые в десятый или двадцатый раз собираются побить меня камнями, утверждая, что я продался Институту из-за глубоко укоренившегося и упрямого честолюбия, и что я не смею заявить о своей поддержке идентичности духов из страха раздражать моих прославленных друзей. Представители этого класса так же отказываются от удовлетворения, как и представители первого класса.

Тем хуже для них! Я настаиваю на том, чтобы говорить только то, что я знаю; но я говорю это.

И если то, что я знаю, неприятно, тем хуже для предрассудков, всеобщего невежества и воспитанности этих знатных господ, в глазах которых максимум счастья заключается в увеличении их состояния, погоне за прибыльными должностями, чувственными удовольствиями, автомобильными гонками, ложей в Опере или пятичасовым чаем в фешенебельном ресторане и чья жизнь растрачивается по путям, никогда не пересекающимся с путями увлеченного идеалиста, и которые никогда не знают чистого удовлетворения своего ума и сердца или удовольствий мысли и чувства.

Что касается меня, скромного исследователя огромной проблемы вселенной, я всего лишь искатель. Кто мы? Мы едва ли пролили луч света на этот вопрос больше, чем в то время, когда Сократ изложил в качестве принципа максиму: «Познай самого себя», – несмотря на то, что мы измерили расстояния до звезд, проанализировали солнце и взвесили миры пространства. Разве разумно, что знание самих себя должно интересовать нас меньше, чем знание макрокосма, внешнего мира? Это неправдоподобно. Поэтому давайте учиться, убежденные, что все искренние исследования будут способствовать прогрессу человечества.

Обсерватория Жювизи, декабрь 1906 г.

Введение

Еще в 1865 году я опубликовал под названием «Неизвестные силы природы» небольшую монографию в сто пятьдесят страниц, которая до сих пор иногда встречается в книжных магазинах, но не переиздавалась. Я перепечатываю здесь (стр. xiii–xxiii) то, что я тогда написал в этом критическом исследовании «по поводу феноменов, производимых братьями Дэвенпорт и медиумами вообще». Оно было опубликовано издательством Didier & Co., книготорговцами Академии, которые уже выпустили мои первые две работы: «Множественность обитаемых миров» и «Мнимые и реальные миры».

«Франция только что была вовлечена в захватывающий спор, в котором звук голосов утонул в огромном шуме, и из которого не появилось никакого вывода. Спор, скорее шумный, чем разумный, бушевал вокруг целой группы необъясненных фактов и настолько запутал проблему, что вместо того, чтобы прояснить ее, спор лишь послужил тому, чтобы окутать ее еще более глубокой тьмой.

«Во время обсуждения часто слышалось странное замечание о том, что громче всех в этом суде кричали те, кто был наименее информирован по этому вопросу. Забавное зрелище было видеть этих людей в смертельной схватке с простыми призраками. Сам Панург посмеялся бы над этим.

«В результате сегодня о предмете спора известно меньше, чем в начале дебатов.

«Тем временем на соседних высотах сидели несколько превосходных стариков, которые наблюдали за приказами об аресте, выданными наиболее яростным участникам схватки, но по большей части оставались серьезными и молчаливыми, хотя иногда улыбались и при этом много размышляли.

«Я собираюсь заявить, какой вес следует придавать мнению тех из нас, кто не станет опрометчиво утверждать невозможность фактов, ныне поставленных под запрет, и кто не присоединит свой голос к доминирующей ноте оппозиции.

«Я не скрываю от себя последствий такой искренности. Требуется немало смелости, чтобы настаивать на утверждении, во имя позитивной науки, возможности этих явлений (неправильно именуемых сверхъестественными), и выставлять себя защитником дела, по-видимому, нелепого, абсурдного и опасного, зная в то же время, что признанные приверженцы указанного дела имеют мало авторитета в науке, и что даже его выдающиеся сторонники осмеливаются говорить о своем одобрении его только затаив дыхание. Однако, поскольку этот вопрос только что был кратко рассмотрен в беглых записях группой журналистов, чей требовательный труд полностью запрещает изучение психических и физических сил; и поскольку из всего этого множества писателей большая часть только нагромождала ошибку на ошибку, ребячество на экстравагантность; и поскольку с каждой написанной ими страницы становится ясно (надеюсь, они меня простят), что они не только не знают самих a, b, c предмета, который они так фантастически трактовались, но их мнения об этом классе фактов не основываются ни на чем, – поэтому я подумал, что было бы полезно, если бы я оставил в качестве сувенира о долгой ссоре часть сочинения, более обоснованную и подкрепленную, чем труды вышеупомянутых джентльменов. Как любитель истины, я готов выслушать тысячу упреков. Да будет ясно, что я ни на минуту не считаю, что мое суждение выше суждений моих собратьев, некоторые из которых в других отношениях весьма одарены. Простой факт заключается в том, что они не знакомы с этим предметом, но блуждают в нем наугад, блуждая по незнакомой области. Они неправильно понимают саму терминологию и воображают, что факты, давно и хорошо подтвержденные, невозможны. В качестве контраста, автор этих строк заявит, что в течение нескольких лет он был занят дискуссиями и экспериментами по этому предмету. (Я не говорю об исторических исследованиях.)

«Более того, хотя старая поговорка заставляет нас верить, что «не всегда желательно говорить правду», все же, говоря откровенно, я настолько возмущен самонадеянностью некоторых полемических оппонентов и желчью, которую они внесли в спор, что я не колеблясь встаю и указываю обманутой публике, что, без единого исключения , все аргументы, выдвинутые этими писателями и на которых они смело водружают свое знамя победы, абсолютно ничего не доказывают против возможной истинности вещей, которые они, в ярости своего отрицания, так извратили. Такой клубок мнений необходимо проанализировать. Короче говоря, истинное должно быть распутано от ложного. Veritas, veritas!»

«Я спешу предвосхитить критику со стороны моих читателей, уведомив их, в преддверии этого обращения, что я не собираюсь рассматривать братьев Дэвенпорт в качестве своего предмета, а только как мнимый мотив или предлог обсуждения, – каковыми они были, если на то пошло, большинства обсуждений. На этих страницах я буду рассматривать факты, вновь выведенные на поверхность этими двумя американцами, – факты необъяснимые (которые они вывели на сцену в Герц-холле здесь, в Париже, но которые, тем не менее, существовали до этой мизансцены , и которые, тем не менее, будут существовать, даже если представления братьев Дэвенпорт окажутся поддельными), – вещи, которые другие уже продемонстрировали и все еще демонстрируют с такой же легкостью и в гораздо лучших условиях; короче говоря, явления, которые составляют область неизвестных сил, которым были даны, одно за другим, пять или шесть названий, ничего не объясняющих. Эти силы, заметьте, столь же реальны, как притяжение гравитации, и столь же невидимы. Я здесь беспокоюсь о фактах. Пусть их вытащат на свет Петр или Пол, нас это мало касается; пусть их подражает Сози1 или пародирует Арлекин, нас это еще меньше касается. Вопрос в том, существуют ли эти факты и входят ли они в категорию известных физических сил?

«Меня поражает всякий раз, когда я об этом думаю, насколько большинство людей невежественны в отношении рассматриваемых психических явлений, принимая во внимание тот факт, что они уже давно известны, изучены, оценены и зафиксированы всеми, кто беспристрастно следил за движением мысли в течение последних нескольких лет.

«Я не только не разделяю мнения братьев Дэвенпорт, но должен еще добавить, что считаю их поставленными в весьма компрометирующее положение. Излагая сверхъестественные факты в оккультной натурфилософии, которые имеют сносное сходство с подвигами фокусников, они кажутся любопытной публике добавляющими обман к наглости. Устанавливая финансовую стоимость своих талантов, они кажутся моралисту, который исследует все еще необъяснимые явления, помещающими себя на уровень шарлатанов. Как бы вы на них ни смотрели, они виноваты. Соответственно, я осуждаю одновременно и их серьезную ошибку, заключающуюся в том, что они предполагают свое превосходство над силами, инструментами которых они являются, и корыстную выгоду, которую они извлекают из сил, которыми они не владеют и обладание которыми не является их заслугой. По моему мнению, преувеличением является делать выводы из этих несчастных подобий истины; и это означает отказ от права личного суждения, чтобы сделать себя, но эхо вульгарного стада, которое шипит и кричит до хрипоты перед тем, как поднимается занавес. Нет, я не защитник двух братьев, ни их личных притязаний. Для меня отдельные люди не существуют. То, что я защищаю, – это превосходство природы над нами; то, против чего я борюсь, – это тщеславная глупость некоторых людей.

«Вы, господа сатирики, надеюсь, будете откровенны и признаетесь мне, что различные доводы, которые вы приводите для объяснения этих проблем, не столь весомы, как кажутся. Поскольку вы ничего не обнаружили, давайте признаем между собой, что ваши объяснения ничего не объясняют.

«Я не сомневаюсь, что в тот момент дискуссии, которого мы достигли, вы захотите поменяться со мной ролями и, остановив меня здесь, сами по очереди выступить в роли моих допрашивающих.

«Но я спешу предвосхитить ваше предложение. Что касается меня, господа, я недостаточно хорошо информирован, чтобы объяснить эти тайны. Я провожу свою жизнь в уединенном саду, принадлежащем одной из девяти Муз, и моя привязанность к этому прекрасному созданию такова, что я почти никогда не покидал подступов к ее храму. Только в перерывах, в минуты отдыха или любопытства, я позволял своим глазам время от времени блуждать по окружающим его ландшафтам. Поэтому не спрашивайте меня ни о чем. Я делаю искреннее признание. Я ничего не знаю о причине этих явлений.

«Вы видите, какой я скромный. Все, чего я хотел, проводя это обследование, – это иметь возможность сказать следующее:

«Вы ничего об этом не знаете.

"И я нет.

«Если вы это признаете, мы можем пожать друг другу руки. И если вы сговорчивы, я открою вам маленький секрет.

«В июне 1776 года (мало кто из нас помнит это) молодой человек двадцати пяти лет по имени Жуффруа совершал пробную поездку по реке Ду на новом пароходе длиной сорок футов и шириной шесть футов. В течение двух лет он привлекал внимание научных авторитетов к своему изобретению; в течение двух лет он решительно утверждал, что в паре есть мощная скрытая энергия – в то время пренебрегаемое достояние. Все уши были глухи к его словам. Его единственной наградой было полное одиночество и пренебрежение. Когда он проходил по улицам Бом-ле-Дам, его появление было сигналом для бесчисленных шуток. Его прозвали «Жуффруа, паровой человек» («Jouffroy-la-Pompe»). Десять лет спустя, построив пироскоп [буквально, пожарный катер], который поднялся по Соне от Лиона до острова Барб, он подал прошение Калонну, контролеру финансов и Академии наук. Они не захотели смотреть на его изобретение!

«9 августа 1803 года Фултон отправился вверх по Сене на новом пароходе со скоростью около четырех миль в час. На мероприятии присутствовали члены Академии наук, а также правительственные чиновники. На следующий день они обо всем забыли, и Фултон отправился сколачивать состояние американцев.

«В 1791 году в Болонье итальянец по имени Гальвани, повесив на железные перила за окном несколько освежеванных лягушек, которые использовались для приготовления бульона для его жены, заметил, что они двигались автоматически, хотя их убили еще накануне вечером. Это было невероятно, поэтому все, кому он это рассказывал, возражали против его заявления. Здравомыслящие люди посчитали бы ниже своего достоинства утруждать себя проверкой истории, настолько они были убеждены в ее невозможности. Но Гальвани заметил, что максимальный эффект был достигнут, когда он соединил поясничные нервы и концы лап лягушки металлической дугой из олова и меди. Затем мышцы лягушки конвульсивно дернулись. Он считал, что это из-за нервной жидкости, и поэтому потерял плоды своих исследований. Открытие электричества было зарезервировано для Вольты.

«И сегодня земной шар пронизан сетью поездов, влекомых огнедышащими драконами. Расстояния исчезли, уничтоженные усовершенствованиями локомотива. Гений человека сократил размеры земли; самые длинные путешествия – это всего лишь экскурсии по определенным линиям (извилистым путям «океанских путей»); самые гигантские задачи выполняются неутомимой и могущественной рукой этой неведомой силы. Телеграфное сообщение в мгновение ока перелетает с одного континента на другой; человек может поговорить с жителем Лондона или Санкт-Петербурга, не вставая с кресла. И эти чудеса не привлекают особого внимания. Мы мало задумываемся, через какие борьбы, горькие разочарования и преследования они появились на свет! Мы забываем, что невозможное вчерашнего дня – это свершившийся факт сегодняшнего дня. Вот почему мы все еще находим людей, которые приходят к нам и говорят: «Остановитесь, маленькие люди! Мы вас не понимаем, поэтому вы не знаете, о чем говорите».

«Очень хорошо, господа. Как бы узки ни были ваши взгляды, нет никаких оснований полагать, что ваша близорукость распространится по всему миру. Настоящим вам сообщается, что, несмотря на вас и несмотря на ваш мракобесие и тактику обструкции, машина человеческого прогресса будет катиться дальше и продолжать свое триумфальное шествие и завоевание новых сил и могущества. Как и в случае с лягушкой Гальвани, смехотворные события, в которые вы отказываетесь верить, открывают существование новых неизвестных сил. Нет следствия без причины. Человек – наименее изученное из всех существ. Мы научились измерять солнце, пересекать глубины космоса, анализировать свет звезд, и все же не бросили отвес в наши собственные души. Человек двойственен, – homo duplex; и эта двойственная природа остается для него загадкой. Мы думаем: что такое мысль? Никто не может сказать. Мы ходим: что это за органический акт? Никто не знает. Моя воля – нематериальная сила; все способности моей души нематериальны. Тем не менее, если я захочу двинуть своим рука, моя воля движет материей. Как она действует? Что является посредником между разумом и мускулом? Пока никто не может сказать. Расскажите мне, как зрительный нерв передает в мыслящий мозг восприятие внешних объектов. Расскажите мне, как рождается мысль, где она пребывает, какова природа мозговой деятельности. Расскажите мне – но нет, господа: я мог бы допрашивать вас десять лет подряд, и самые выдающиеся из вас не смогли бы ответить ни на один из моих вопросов.

«Здесь, как и в предыдущих случаях, мы имеем неизвестный элемент в проблеме. Я далек от утверждения, что сила, которая вступает в игру в этих явлениях, может быть когда-нибудь финансово использована, как в случае с электричеством и паром. Такая идея не представляет для меня ни малейшего интереса. Но, хотя она существенно отличается от этих сил, таинственная психическая сила тем не менее существует.

«В ходе долгих и кропотливых исследований, которым я посвятил много ночей, в качестве отвлечения или побочной игры в более важной работе, я всегда наблюдал в этих явлениях действие силы, свойства которой нам неизвестны. Иногда она казалась мне аналогичной той, которая погружает в сон намагниченного субъекта по воле гипнотизера (реальность, которой также пренебрегают даже люди науки). Опять же, при других обстоятельствах, она казалась мне аналогичной любопытным причудам молнии. Тем не менее, я полагаю, что могу утверждать, что это сила, отличная от всего, что мы знаем, и которая больше, чем какая-либо другая, напоминает интеллект.

«Один знакомый мне ученый, г-н Фреми из Института, недавно представил Академии наук по поводу самопроизвольного зарождения субстанции, которые он назвал полуорганическими. Я полагаю, что не прибегаю к более смелому неологизму, когда говорю, что сила, о которой я говорю, кажется мне принадлежащей к полуинтеллектуальной плоскости.

«Несколько лет назад я дал этим силам название экстрасенсорных. Это название может быть оправдано.

«Но слова – ничто. Они часто напоминают кирасы, скрывая реальное впечатление, которое идеи должны производить на нас. Вот почему, возможно, лучше не называть вещи, которые мы еще не можем определить. Если бы мы это сделали, мы бы впоследствии оказались настолько скованными, что не имели бы полной свободы в своих выводах. В истории часто наблюдалось, как преждевременная гипотеза останавливала прогресс науки, говорит Гроув: «Когда природные явления наблюдаются впервые, немедленно возникает тенденция соотносить их с чем-то уже известным. Новое явление может быть весьма далеким от идей, с которыми его можно было бы сравнить. Оно может принадлежать к другому порядку аналогий. Но это различие невозможно уловить, поскольку отсутствуют необходимые данные или координаты». Теория, первоначально объявленная, вскоре принимается публикой; и когда случается, что последующие факты, отличные от предыдущих, не вписываются в шаблон, трудно расширить его, не сломав его, и люди часто предпочитают отказаться от теории, которая теперь оказалась ошибочной, и молчаливо игнорировать непреодолимые факты. Что касается особых явлений, рассматриваемых в этом небольшом томе, я нахожу их неявно воплощенными в трех словах, произнесенных почти двадцать веков назад, – mens agitat molem (разум, воздействующий на материю, дает ей жизнь и движение); и я оставляю явления, заключенные в этих словах, как огонь в кремне. Я не буду бить по нему сталью, ибо искра все еще опасна. «Periculosum est credere et non credere » («Опасно верить и не верить»), – говорит древний баснописец Федр. Отрицать факты a priori – просто тщеславие и идиотизм. Принимать их без исследования – слабость и глупость. Зачем пытаться так рьяно и преждевременно продвигаться в области, к которым наши бедные силы не могут пока достичь? Путь полон ловушек и бездонных ям. Явления, которые мы рассматриваем на этих страницах, возможно, не проливают новый свет на решение великой проблемы бессмертия, но они призывают нас вспомнить, что в человеке есть элементы, которые нужно изучать, определять, анализировать, – элементы, которые еще не объяснены и которые принадлежат к психической сфере.

«В связи с этими явлениями было много разговоров о спиритуализме. Некоторые из его защитников думали укрепить его, поддерживая его на столь слабой основе. Насмешники думали, что они могут положительно разрушить кредо экстрасенсов и, сбросив его с основания, похоронить его под упавшим шкафом (l'éboulement d'une armoire).2 Теперь первые из них скорее скомпрометировали, чем помогли делу: другие в конце концов не опрокинули его. Даже если бы было доказано, что спиритуализм состоит только из трюков фокусников, вера в существование душ, отдельных от тела, не пострадала бы ни в малейшей степени. Кроме того, обманы медиумов не доказывают, что они всегда хитры. Они только настораживают и побуждают нас сурово следить за ними.

«Что касается психологического вопроса души и анализа духовных сил, то мы находимся там же, где была химия во времена Альберта Великого: мы не знаем.

«Разве мы не можем соблюсти золотую середину между отрицанием, которое отрицает все, и доверчивостью, которая принимает все? Разумно ли отрицать все, что мы не можем понять, или, наоборот, верить всем глупостям, которые порождает болезненное воображение, одну за другой? Разве мы не можем обладать одновременно смирением, которое становится слабым, и достоинством, которое становится сильным?

«Я заканчиваю это обращение, как и начал его, заявляя, что не ради братьев Дэвенпорт, или какой-либо секты, или какой-либо группы, или, короче говоря, какого-либо лица я вступил в списки спора, но исключительно ради фактов, реальность которых я установил несколько лет назад, не обнаружив их причины. Однако у меня нет причин опасаться, что те, кто меня не знает, возьмут на себя смелость извратить мои мысли; и я думаю, что те, кто знаком со мной, знают, что я не привык размахивать кадилом в чью-либо честь. Я повторяю в последний раз: меня не интересуют личности. Мой разум ищет истину и узнает ее везде, где находит. ' Gallus escam quærens margaritam reperit. '» 3

Определенное число моих читателей уже некоторое время любезно выражают желание о новом издании этой ранней книги. Но, строго говоря, я не мог этого сделать, не расширив значительно свой первоначальный план и не составив совершенно новую работу. Повседневная рутина моих астрономических трудов постоянно мешала мне посвятить себя этой задаче. Звездное небо – это обширное и поглощающее поле деятельности, и трудно отвлечься (даже ради отдыха, который сам по себе является научным) от требовательных требований науки, которая продолжает развиваться непрестанно с самой чудовищной скоростью.