И заблестит в грязи алмаз

Бедняга мог бы еще очень долго заниматься саможалением, утопая в океане скорби и горечи, если бы не подъехавший на своей новой BMW X5 последнего поколения Родион, выдернувший увлеченно разглядывавшего забор приятеля из бездны отчаяния двукратной отрывистой подачей звукового сигнала. Разминуться по пути двигавшиеся навстречу друг другу подельнички не могли ни при каких обстоятельствах – из промзоны, где находился «РандомЭкс», вела всего одна дорога, оканчивавшаяся выездом на постоянно загруженную региональную трассу, соединявшую районный и областной центры. Потому как короткого прямого пути до опушки, рядом с которой произрастала злосчастная сосна, не было, чтобы добраться до нее, друзьям надо было сделать крюк, сначала преодолев пару километров по трассе, а затем в неприметном месте повернув в лес на ухабистую проселочную грунтовку. Сапог спешно обогнул блестящую черную бэху и залез на переднее пассажирское сиденье.

– Поехали, поехали! – с ходу подстегнул шофера торопившийся пассажир, громко хлопнув дверью автомобиля. – У меня щас каждая минута на счету.

– Йе-е-е-е-еп, дура, дверью-то полайто́вей хлопай, – начав движение, выразил свое негодование Радик. – Это тебе, йеп, не на батиной «девятке» ра́йдить.

– Знал бы ты, как ты меня только что подставил на совещании! – томно вздохнув, неучтиво перевел тему Энвидий, попутно накидывая на себя ремень безопасности.

– Че? В смысле, йеп? – попросил Сапога расшифровать свои слова водитель БМВ, выполнявший крутой разворот на раздолбанной колесами большегрузов проезжей части.

– Да голосовым своим. Вот на кой хрен ты мне его отправил, когда я тебе несколько раз повторил, что я на совещании?

– Йеп, ну так кто тебя заставлял слушать? – резонно возразил Рязанов. – Так а че все-таки случилось-то экзе́ктли? – через краткое мгновение уточнил он.

Сапожников кратко поведал компаньону увлекательную историю своего публичного профессионального грехопадения в грязь лицом. Выслушав горестный рассказ, Родион во весь голос рассмеялся. Переведя дух и сложив воедино детали пазла, он серьезно спросил:

– Я ток одного так и не понял, йеп: конкретно моя вина-то в чем? Ты ж сам, по сути, лоханулся. Сам слушал на совещании голосовуху, сам не че́кнул, точно ли она закончилась. Сам не забло́чил и положил мобилу под микро́, сам не успел ее по фа́сту вырубить потом…

– А зачем ты мне шлешь голосовуху, если знаешь, что у меня нет возможности ее в данный момент прослушать?! – перебив Радика, продолжил гнуть свою линию кольнутый в глаза правдой Маркович, который в глубине души осознавал правоту слов собеседника.

– Ой, голова, иди приляг, йеп, и поспи, – тактично ушел от последующего развития конфликта корень всех сапоговских бед. – Я тебе уже сказал, что никто тебя не заставлял все бросать и аса́пом бежать слушать. Ты мог бы это сделать и после совещания, дура, йеп.

Немного повздорившие соучастники, не найдя взаимопонимания, многозначительно замолчали. Отвернув голову вправо, Энвидий уставился в боковое стекло и снова принялся рассматривать узоры из ромбов, выгравированные на проносившемся за окошком караване железобетонных ограждений. Мертвая тишина (не считая игравших на фоне композиций в жанре трэп) держалась в роскошном салоне премиального немецкого авто ровно до тех пор, пока оставшиеся при своем мнении гордые молчуны не миновали улицу разбитых подвесок и не приблизились к Т-образному перекрестку, соединявшему ее с оживленной автодорогой регионального значения. Подъехав к стоп-линии и встав на красном сигнале светофора, они узрели образовавшуюся по направлению их дальнейшего движения километровую пробку.

– А, йеп, да. Забыл предупредить из-за твоей душноты. Там, короч, авария крупная. Я ее по пути сюда видел, – после долгого затишья заговорил Амадеевич, объяснив причину возникновения лежавшего справа по курсу затора. – Так что можешь переводить минуты со своего счета, йеп. Желательно на мой бэнк экка́унт. «Ай гат ван, ту, сри, фо, файв, сыкс, сэвэн, эйт…» – с ужасным режущим уши акцентом начал напевать строчку из популярной композиции своего любимого исполнителя и по совместительству кумира юный воннаби́.

– Писе-е-е-е-е-ец, – обреченно протянул Сапог, схватившись руками за голову. – Мне точно хана. Ща мы еще тут с тобой простоим полчаса. Меня стопудово спалит Виола, что я с работы свалил. Короче, походу, уже можно смело заявление на увольнение писать.

– Не ссы, Сапожуха. Обочина будет наша, – взбодрил паникера Рязанов.

Дождавшись желтого сигнала светофора, водила до упора выкрутил руль вправо и, вместо того чтобы влиться в поток и занять свое место в автомобильной очереди, вывернул прямиком на широкую обочину, где тотчас же набрал приличную скорость и, поднимая за собой клубы пыли и окутывая ими стоявшие по соседству в пробке машины, помчал вперед.

– Повезло тебе, дуре, что у тебя я есть, – самолюбиво декларировал Радик. – А то щас стоял бы там, как дура, в пробке с такими же дятлами-терпилами, йеп.

– Во обочечник-то. Обочечник – хуже дачника! – неожиданно взбурлил Энвидий, который, казалось бы, в такой ситуации, наоборот, должен бы был обрадоваться принятому водителем экстренному решению объехать пробку по обочине и выручить друга, сэкономив таким способом последнему не только драгоценное время, но и его не менее ценные нервы.

– А че так? – огрызнулся в ответ Родион.

– Да ничего! – вдруг вскипел Эн, услышав вопрос-триггер. – По обочинам только мудаки ездят. Из-за этого пробки и образуются. Это не просто так Правилами запрещено.

– Я чет не понял. Мне камбэ́кнуться в поток, что ли? – решил пойти на блеф Радик.

Незатейливый блеф этот, несомненно, возымел свое действие, так как Сапожников, услышав кардинальное предложение шофера и устрашившись потенциальной возможности реализации его на практике, вмиг притих, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимость.

– Ваще никаких тра́блов – ща поворотник включу ток, йеп, и перестроимся снова в пробку, раз тебе так хочется в ней почи́ллить, – продолжал блефовать вошедший в азарт автолюбитель, который сам на самом деле хотел бы простаивать в пробке гораздо меньше, чем того бы хотел наш существенно более терпеливый и выносливый «законопослушник».

Непоследовательный и противоречивый поборник правопорядка, всего пять минут назад обчистивший крупнейшее в городе предприятие на круглую сумму путем совершения совместно с соисполнителем, то есть группой лиц по предварительному сговору, хищения компьютерных запчастей, несмотря на жгучее желание высказаться, не переставал хранить молчание, тщетно пытаясь удерживать на лице хорошую мину при откровенно плохой игре.

– Я, йеп, не понимаю, зачем стоять в пробке, если можно объехать, – не прекращал провоцировать замкнувшегося в себе пассажира Рязанов. – Надо быть наглее на дорогах…

Последняя озвученная троллем фраза все же смогла наконец-таки достигнуть цели и вывести Сапога из себя. До сего момента из последних усилий успешно воздерживавшийся от комментариев, он принял решение перейти от пассивной защитной реакции к активному наступательному дискутированию, прибегнув (в противовес излюбленному методу одного всем известного британского сыщика) к индуктивному методу построения умозаключений:

– Ну вот поэтому мы, россияне, и живем в говне, что друг друга не уважаем. Нет у нас среди людей взаимоуважения – что в жизни, что на улице, что на работе, что на дороге.

– Ну у нас по-другому, йеп, никак, дура.

– Вот тебя, дуру, и тебе подобных из-за этого и ненавидят все адекватные водители.

– Ну пусть хе́йтят. Ваще насрать так-то. Йеп, какая мне разница, что Петро́ в другой тачке скажет? – насмешливо фыркнул Радик. – Ну поа́грится там у себя и успокоится так же фасто́м. Я от этого, йеп, не перестану думать и делать иначе.

– Я и говорю, – повторился Сапожников, – именно поэтому мы так и живем все.

– Ну и норм, че.

– Не особо, – завершил исчерпавший себя спор ревностный защитник законности.

Сапог разочарованно замолчал и вновь отвернулся к боковому стеклу. Вообще, ему было свойственно всякий раз наивно надеяться на изменение с течением времени характера человека, а потом, наступая на одни и те же грабли, всякий раз разочаровываться из-за своей несбывшейся надежды и обижаться на людей за то, что те в очередной раз не оправдали его ожидания и оказались неисправимыми козлами, которые притом никак не хотели меняться. Открыть рот и опять ввязаться в диалог с в тысячный раз не оправдавшим возложенного на него высокого доверия Рязановым его заставила лишь внезапно осенившая важная мысль:

– Стой. Так ты же говоришь, там авария. А если менты уже приехали? А ты тут по обочине гонишь. Щас вот и будешь им объяснять и доказывать, что у нас по-другому никак.

– Йе-е-е-е-еп, голова, ну ты ваще не шаришь, – усмехнулся Радик, доставая Айкос из кармашка между сиденьями. – Во-первых, инфа о́лмост сотка, что еще не приехали. Это все-таки российские гайцы, ду нот форге́т. Во-вторых, даже если все-таки приехали, то они с головой – со своей головой в смысле, а не с тобой – будут в делах, йеп, делах. Не станут же они сто́пать оформление ДТП в середине процесса и гнаться за обочечником. В-третьих, даже если все-таки погонятся, то мы на новой «икс-пятой» бэхе, а они максимум на олдо́вом «Форд-Фокусе». Так что, йеп, шансов нас догнать по лесной дороге у них будет нот ту мач.

Изложив нешарящему свое видение, Радик затянулся паром из уже подготовленного к использованию курительного устройства и, даже не удосужившись опустить стекла авто, выдохнул порцию «значительно менее вредного, чем сигаретный дым» табачного аэрозоля прямо внутрь салона, превратив таким незамысловатым образом свой экземпляр продукции «Баварских моторных заводов» в смертоносный газенваген. Мигом заполонивший газовую камеру тошнотворный аромат вонючих носков и подгоревшей кукурузы так больно ударил Энвидию в нос, что ему на мгновение поплохело. Испытав приступ тошноты, он не мешкая потянулся к спасительной кнопке стеклоподъемника за глотком свежего уличного воздуха.

– Йеп, в-четвертых, и что самое главное, я на фулл доверии, – выпуская очередную партию отвратного пара из легких, в качестве козыря привел наисильнейший неоспоримый аргумент равнодушный оператор передвижной газовой камеры, не обращавший на мучения высунувшейся из бокового окна задыхавшейся жертвы ровным счетом никакого внимания.

– Я очень сильно надеюсь, что то, что ты сказал про погоню от ментов, было просто шуткой, – перекрикивая ветер, выразил свою веру в лучшее узник автомобиля-душегубки, который, сделав выбор из двух равнопривлекательных альтернатив, описываемых в высшей математике теоремой Эскобара, предпочел вдыхать уж лучше вздымаемые с обочины пыль и грязь, нежели скверно пахнущую смесь, от которой у него на глаза наворачивались слезы.

Ничего не ответив и лишь загадочно улыбнувшись, Родион продолжил гнать вперед по обочине, один за одним опережая простаивавших в пробке, в его терминологии, «дятлов-терпил». Интуиция его не подвела: проезжая мимо аварии, ребята увидели, что наряд ДПС на место происшествия действительно все еще не прибыл. В целости и сохранности доехав до поворота на опушку, обочечники свернули с трассы и скрылись в глубине лесной чащи. Через несколько минут они, при помощи немецкого кроссовера одержав уверенную победу над российским бездорожьем, достигли пункта назначения и запарковались на просторной лужайке неподалеку от того самого дерева, в ветвях которого застрял коптер с привязанным к нему пакетом с комплектующими, любезно одолженными из рандомэксовской кладовки.

Сообщники вышли из машины и быстро направились к одинокой сосне. Энвидий на ходу задрал голову кверху и взглянул на неуклонно надвигавшуюся на них чернющую тучу. С ужасом осознав, что в любой момент мог начаться проливной дождь, он резко обернулся и обратился к плетшемуся позади Рязанову, который, едва прекратив курить Айкос, теперь в условиях шквалистого ветра пытался прикурить зажигалкой уже обыкновенную сигарету:

– Нам надо как-то до дождя успеть. Не дай бог запчасти через пакет водой зальет.

– То есть тебя, йеп, только твои запчасти волнуют. А на то, что у меня точно так же под дождем коптер щас окажется, который, кста, скорее всего, стоит даже дороже, чем все твои железки долбаные, вместе взятые, тебе ваще похрен, – с неудовольствием воспринял реплику товарища Радик, в неравной борьбе с ветром наконец сумевший поджечь сигарету.

– А почему это железки долбаные мои? Вообще-то, если ты забыл, мы оба затеяли всю эту операцию, так что железки наши общие. Как и бабки от их продажи в последующем.

– Ah shit, here we go again[10]… – жадно затянувшись дымом, со все тем же сельским акцентом гнусаво проговорил Амадеевич и, выдохнув густое облако, развил мысль: – Вот душнила-то, йеп. К слову прицепился ванс эге́йн. Мои, твои, наши – не в этом суть, дура.

– А в чем суть, дура? – озлобленно передразнил Сапог.

– Йе-е-еп, ты тупой, что ль? В том, что коптер тож сэ́йвить от дождя надо.

– А че ему будет-то?

– Не, йеп, ну ты точно тупой, – грубо произнес хозяин дрона, с удалью заправского техасского ковбоя перекидывая сигарету из одного уголка рта в другой. – На нем в дождь нельзя летать. Если ты, голова, не в курсе, он не вотэрпру́ф, его замкнуть может, – пояснил новоявленный рандомельский Клинт Иствуд и громко раскашлялся, перебрав с затяжкой.

– Ну ты, конечно, как всегда, нашел самое подходящее время, чтобы покурить, – прокомментировал кашель друга Энвидий, все ближе и ближе подбираясь к обозначенному Родионом дереву сквозь невысокую траву. – С учетом того, что ты толком не успел Айкос изо рта вынуть. Подождать-то ведь и покурить после того, как снимем, никак нельзя было.

– Да ты прост не шаришь, йеп. Я Айкосом не накуриваюсь. И хорош, йеп, душить.

Оставив позади широкий луг, подельники вплотную подошли к сосне и посмотрели вверх. Сапожников, оценив обстановку, обнадеживающе заключил, что положение их вовсе не было таким печальным, как ему до того представлялось со слов Рязанова: квадрокоптер с пакетом висел примерно на середине длины ствола, на высоте около семи метров от земли. Не успел он обрадоваться данному обстоятельству, как на его голову сразу же приземлилась дождевая капля с подокравшейся тучи, недвусмысленно обозначив начальную фазу дождя.

– Все. Пипец, – понуро пролепетал Маркович, – дождь пошел. Давай срочно сюда телефон свой и лезь наверх. Может, еще успеем до того, как разойдется.

– В приложухе разберешься, надеюсь? Ниче эксплэ́йнить не надо? – отдавая свой айфон, поинтересовался Родион, уже успевший скинуть куртку и засучить рукава на кофте.

– Если что, подскажешь сверху, – начальническим тоном распорядился Энвидий. Заметив, что его никотинозависимый союзник все еще травит легкие и, очевидно, даже не задумывается о том, чтобы принести не до конца использованную по назначению табачную продукцию в жертву предстоящему важнейшему делу, он с тревогой и опасением в голосе полюбопытствовал: – А ты сигарету, случайно, выкинуть не хочешь перед этим? Реально зависимый, что ли? Только не говори, что так наверх собираешься лезть. Ты совсем дурак?

– Йе-е-е-е-еп, не души, – лаконично отрезал Радик, которому было банально жалко выкидывать докуренную всего до середины сигарету, и который самонадеянно рассчитывал совершить успешное восхождение на доселе никем не покоренную вершину с оною во рту.

«Господи, ты вообще какие-нибудь другие выражения знаешь? – задал вопрос сам себе Сапог, не решившийся озвучить его вслух, дабы не раздражать и так уже разозленного им напарника. – Вот заладил-то со своим "душнила", "не души". Совсем словарного запаса нет, чтобы мысли свои выразить. Что бы ни происходило, на все случаи жизни одна и та же дебильная фраза к месту и не к месту. Ситуации все разные, а у него все под одну гребенку».

Сапожников отошел в сторону и стал внимательно наблюдать за работой древесного альпиниста. Арборист поневоле, который не только не имел соответствующей подготовки, но и даже не смел догадываться о значении слова «арборист», тем не менее весьма ловко и умело, с почти обезьяньей сноровкой справлялся с ветвью за ветвью. Стихия тем временем тоже времени даром не теряла – холодный ветер с дождем усилился стократно. Поливший как из ведра дождина все же вынудил Энвидия надеть несчастливый капюшон его кожанки, делать что он до последнего отказывался из своих суеверных убеждений и предрассудков.

– Ну, теперь можешь не спешить, в принципе. Теперь нам либо повезет и пакет не намочит, либо же придется просушивать феном все, – угрюмо оповестил восходителя Эн.

– Опять ток о себе подумал, эгоист! – обозленно рявкнул Рязанов, с силой стиснув в зубах сигарету и покорив очередную высоту. – То, что над твоим пакетом еще мой дрон висит зало́ченный и мокнет, ты, походу, забыл опять, дура! Можешь не спешить, йеп! Ага!

Произнеся краткую обличительную речь, древолаз, благополучно взобравшийся уже на половину от требовавшегося, находясь на высоте приблизительно одноэтажного здания, все-таки решил последовать мудрому совету и избавиться от заметно затруднявшей процесс подъема сигареты, к тому же докуренной им к этому моменту почти до конца. Балансируя на раскачивавшемся от ветра суку, он, одной рукой держась за ствол, напоследок затянулся и поднес другую руку ко рту, чтобы затушить бычок и выкинуть его. Отвлеченный данным действием, он всего на несколько секунд утратил бдительность и ненароком ослабил свою цепкую хватку. Этого, однако, оказалось достаточно для того, чтобы налетевший следом за тем мощный порыв ветра, вкупе с мокрой древесной корой, ухудшавшей сцепление нашего три-клаймбера с деревом, заставили его потерять шаткое равновесие и накрениться телом на критический угол. Не сумев удержаться на суку и вовремя не успев ни за что зацепиться, несостоявшийся покоритель сосен, так и не взявший нужной высоты, с душераздирающим воплем кубарем полетел вниз, собирая и ломая попадавшиеся на его пути ветви. К счастью, стремительное падение его на землю было смягчено не одними лишь проверенными им на лету на прочность ветками: отсутствию серьезных травм у альпиниста в результате роковой ошибки немало поспособствовала и уже успевшая пробиться под деревом апрельская трава.

Ставший непосредственным очевидцем произошедшего ЧП, Сапожников испуганно подбежал к распластавшемуся на спине и корчившемуся от боли Родиону. Одежда его была в нескольких местах изорвана, а на руках полыхали длинные кровоточащие ссадины.

– Ты как? – обеспокоенно справился о самочувствии пострадавшего Сапог.

– Жив. Цел. Орел… – сквозь стоны еле-еле выдавил из себя Радик.

– Мозг не задет? – осведомился Энвидий, решив приправить ситуацию юмором.

– Ща я твой задену, йеп… – со сдавленным смехом устало пригрозил страдалец.

– Ага, ты только встань сначала, – с улыбкой отреагировал на угрозу Сапожников. – Ничего не сломал?.. Упал ты, конечно, красиво. Как рубль в две тысячи четырнадцатом.

– Вроде нет… Но, йеп, болит все дико…

– Ну что, накурился? – протянув Рязанову руку, издевательски спросил корешок, все это время только и дожидавшийся подходящего момента, чтобы упрекнуть соучастника в провале из-за его легкомыслия операции по вызволению коптера из лап коварной сосны.

– Йе-е-е-е-еп, ну вот ток щас не души, умоляю! – прикрикнул на приятеля Родион, горделиво не приняв поданную руку и с трудом поднявшись на ноги самостоятельно. – И так в говне по уши, а тут еще душноту твою выслушивать! Я ваще не из-за этого упал, йеп!

– Ты перестанешь называть душнотой всю ту неприятную правду, которая тебе так сильно не нравится, и которую тебе так сильно не хотелось бы слышать?

– Йе-е-е-е-еп, еще и штаны порвал к тому же! – осматривая повреждения, оставила без ответа адресованный ей вопрос жертва гравитации. – Штаны за сорок «гхривень», йеп!

– Я так понимаю, ты теперь больше никуда не полезешь во второй раз?

– Какой лезть, дура, йеп? Нет оф кос. Ты меня видел? Я еле на ногах стою.

– А как же коптер, который надо было как можно скорее снять всего минуту назад?

– Да ваще срать на него уже, – открестился от своих слов владелец дорогостоящей техники, разглядывая царапины на руках. – Самому бы, йеп, не ри́пнуться щас…

– Блин, не, ну я тоже лезть не горазд. Я, во-первых, не умею так по деревьям лазить. Потом, одежду щас запачкаю, а мне еще на работу после этого, – отмазался Эн.

– Ну тогда эмчеэс с вышкой вызывать ща будем. Че делать-то остается, йеп.

– Не-не-не, подожди. Есть идея. Ты сможешь сюда на машине подъехать?

– Йеп, куда сюда? – подняв с земли куртку, попросил конкретизировать Радик.

– Ну вот прям к дереву. До сюда же дорога по полю нормальная в целом.

– Ну смогу, наверн. А ты че задумал-то, йеп, дура? – недоверчиво спросил Родион.

– Короче, рассказываю, – с огнем в глазах задорно приступил к объяснению своего гениального плана Энвидий. – Ты щас подъезжаешь сюда на тачке. Берем у тебя твой трос из багажника. Я, кстати, хэзэ, почему ты говоришь, что сосна здоровенная и толстенная, – самая обычная сосна, относительно тонкая даже. Так вот. Цепляем ее за ствол на трос как можно повыше от уровня земли, машиной тянем назад. Так как она уже кривая сама по себе, цепляем, естественно, с той стороны, в которую она наклонена, – пытаемся наклонить еще сильнее. По идее, должна поддаться. Нам надо-то совсем немного расшатать верхние ветки, по сути. Дрон там еле держится, его чуть подтолкнуть только. Если не получится, то можно еще будет попробовать с раскачки потом: несколько раз туда-сюда подергать взад-вперед.

Заслушав доклад товарища Сапожникова, товарищ Рязанов несколько секунд молча смотрел недоумевающими выпученными глазами на выступившего, после чего соизволил дать свою неодобрительную оценку услышанным (пускай и не от самого вождя революции, но в тот же самый календарный месяц с разницей примерно в столетие) апрельским тезисам:

– Йе-е-еп. Это надо такую херню лютую прогнать. Долго думал-то, голова?

– А че тебе не нравится-то? – искренне удивился такой реакции составитель плана.

– Ты че, дура, рил думаешь, что тачкой можно так дерево стянуть, йеп?

– А почему нет? Ну хотя бы попробовать. Чем мы рискуем? – не терял веры в свою великую затею Сапог. – Не, ну если, конечно, у тебя есть варианты получше, то я слушаю.

– Йе-е-еп, и во что я ток ввязываюсь… – недовольно проворчал сдавшийся Родион, развернувшись и вяло заковыляв по направлению к автомобилю на другом краю лужайки.

Спустя десять минут и десять литров вылившихся на них с неба осадков отчаявшиеся партнеры по несчастью, осуществив все необходимые подготовительные работы, занялись непосредственным претворением в жизнь смелого предложения Сапожникова. Подъехав к сосне со стороны ее естественного наклона и через боль заставив себя повторно взобраться на нижние ветви, Амадеевич обвязал тросом ствол на, как друзьям показалось, достаточной высоте где-то около трех метров и зацепил другой его конец за вкрученный через отверстие в переднем бампере рым-болт. Сев за руль, он включил заднюю передачу и стал осторожно сдавать назад, постепенно увеличивая натяжение зацепленного им под острым углом троса.

Когда трос движением машины назад был растянут на всю его длину и выпрямился в туго натянутую струну, Радик деликатно подбавил газу. К великому изумлению Энвидия и совершенно неудивительно для любого здравомыслящего адекватного человека, упрямое и непокорное древо, ничуть не желавшее быть покоренным в том числе и в горизонтальной плоскости, едва поддалось внешнему воздействию 306 лошадиных сил и накренилось вбок лишь на смешные пару-тройку градусов, а совершенно не предназначенный для укрощения строптивой сосны автомобиль, встретив ее остервенелое сопротивление, от бессилия встал на месте и беспомощно забуксовал, разводя колесами грязь на промоченной дождем земле.

– Ну я ж тебе говорил, йеп! – через опущенное стекло прокричал несостоявшийся не только покоритель, но теперь еще и укротитель неподатливой сосны. – Это ю́злес, йеп!

– Давай еще чуток газку, оно уже поддается потихоньку! – обманывая самого себя, попытался оправдать свою безнадежную задумку и придать подельнику мотивации Сапог.

Не питая каких-либо надежд, Родион послушно надавил на педаль газа чуть сильнее прежнего. Вопреки его пессимистичным ожиданиям (да и здравому смыслу), это действие все-таки принесло свои скромные плоды: запутавшийся в ветках пепелац слегка сдвинулся со своей мертвой точки и наклонился в сторону выхода из томительного древесного плена. Тут же заметивший это и отчетливо почуявший близость успеха Энвидий, цепляясь за шанс, обрадованно подлетел к сообщнику, который с водительского места, не веря своим глазам, тоже засвидетельствовал явный прогресс в их операции по освобождению квадрокоптера:

– Во-во, не отпускай газ! Еще чуть прибавить можешь? Ща я его сбить попытаюсь!