Ты, я и никого больше

– Да я ж говорю, – встал я со стула и пересел на место рядом с одноклассницей, – Папа попросил. Хочет удостовериться, что я тут хорошо провожу время.

– М-м-м, ясно. Крутой у тебя папа, – непонятно промямлила она.

– А то, – я завёл телефон наверх фронтальной камерой на себя. Взглянув на экран, можно было понять, что нормальной фотографии не получится. Слишком темно, а телефон слишком дешёвый для таких фото. Помимо технической проблемы была ещё и, скажем, психологическая. Для красивого кадра нужно было бы обнять «сокамерницу» (типа, камера нас обоих снимает, ну вы поняли, поняли, да?). Но я на такое готов не был и по итогу между нами было метра два-три расстояния, примерно. Может, чуть ближе. Я не знал, какое скорчить лицо и смотрел с каким-то максимально уродским покер-фейсом. Ева выглядело смущенной, но милой, типа. Фото было сделано. Я посмотрел. Неприятно удивился своим операторским навыкам и отсутствию у меня фотогеничности, но переделывать или удалять не стал.

И чё, мол, валить можно?

Было бы круто. Меня постигло редкое чувство достижения цели, после которой уже и не знаешь, что делать дальше. Ведь весь смысл жизни только что был потерян.

– Покажешь? – неожиданно заговорила Ева со мной.

– А? – настал мой черед переспрашивать. Я слышал, но захотел, чтоб она повторилась.

– Как я получилась?

– Да нормально, лучше, чем я, – я отдал телефон в её мелкие руки.

– Не скажи.

– Скажу. Смотри, какая милаха.

– Ой, спасибо, – замурчала Ева, тыкая указательными пальцами друг о дружку. Это такой жест умиления. Мне снесло башню. Это я что, комплимент сделал? Может, мне тоже как-нибудь начнут делать…

– Да ладно, не за что, – я нереально осмелел, – Может выпьешь всё-таки? – я показал на рядом стоящую бутылку. Вся девичья милота сникла, как и не было. Она отрицательно покачала головой, и снова уткнулась в телефон. Я из чистого любопытства глянул, что она там делает и очень удивился, когда увидел на экране сплошной текст. По крайней мере, он там был, когда я заглянул.

– Ого, что читаешь? – я почувствовал себя своим отцом, который тоже меня такие вещи спрашивал, когда я в телефон посреди ужина втыкался. И вообще он у меня всё, что можно было спрашивать, спрашивал. Я же сейчас точно так же поступаю. Господи, я превратился в своего родителя.

– Да-а-а, фанфик один, – смущенно дала обратную связь Ева.

– Ну ни хрена себе, балбесина. Фанфики – это же… Это же не литература! Я был о тебе более высокого мнения, Ева. Ладно, «Фонк» слушаешь, но это… Ага, по какому фандому? – без тени гадкого презрения задал вопрос я. Она, конечно же, назвала ту китайскую игру, в которую все играют и от упоминания которой у меня волосы на всех местах дыбом встают.

– Понятно, не играл, – я обиделся. Уже не было причин оставаться здесь. Как я могу находиться в одном помещении с дамочкой, с которой у нас общий неудачный жизненный опыт во взаимодействиях с другими людьми, но такие разные интересы? Фу. Надо найти ту, с которой можно будет всё-всё обсудить и вместе провести досуг. А я ведь почти проникся к Еве симпатией…

– Чего сидите такие тихие? – резко вломился в наши жизни Темыч и уселся напротив.

– Да мы разговариваем, – уверил я.

– Уже пил? – меня проигнорировали.

– Только пиво.

– А ты? – голова собеседника метнулась к Еве. Та отрицательно кивнула.

– Ну вы чё? Весь кайф обламываете. Давайте. За воссоединение, – тонкие мошеннические руки аккуратно разлили какую-то желтого вида гадость по бокалам.

– Что это?

– Егер.

– А, – я специально согласился, чтобы совсем дураком не выглядеть. Егер, так егер. Не яд, небось.

– Ну давайте, – нам подали бокалы.

– Не, спасибо.

– Ну ты чё, дружище? Все свои, расслабься. Или зассал, щенок?

Я посмотрел на предложенный напиток и на Темыча.

– А сам не будешь?

– А мне уже хватит. Может, попозже, – плут убедил, – Я хочу, чтобы ты попробовал. Интересно твое мнение.

– Вот как, – такая тупая лесть очень взбудоражила меня, – Ну раз тебе моё мнение важно.

– Ева, давай присоединяйся, – бокал к ней пододвинули на пару сантиметров, как бы, искушая. Я посмотрел на неё и увидел какую-то еле заметную тень улыбки и молчаливое согласие в глазах. Крохотные пальчики без маникюра взялись за ножку сосуда.

– Ах, курва. Если бы не ты, то плеснул бы эту херню в лицо сраному алкособлазнителю. Выбора мне не оставляешь, да?

Я поспешил схватится за бокал и опрокинуть в себя содержимое. Быстро сделав глоток, я ощутил, как горькое пойло потекло в пищевод, который явно был не готов к такому экстриму. Я закашлялся. Сквозь мои захлебывания мне удалось уловить, как Ева, морщась прокомментировала: «Ой».

– Полностью тебя понимаю и уже в третий раз.

В глазах перестало быть темно и восприятие вернулось.

– Ну как тебе?

– Ядрёно, – прижимая кулак к губам, отозвался я, – Весьма недурно.

– Рад, что тебе понравилось, развлекайтесь, алкаши, ха-ха-ха!

И он ушёл.

– Тебе как, Ев? – зачем-то сказал я, зная, что мне ответят.

– Горько, – выбор этого слова показался мне особенно в этот момент подходящим. Захотелось целовать всех в губы и распускать руки.

– Ага.

Мы молча сидели и даже не хотели достать телефоны из карманов. Все плыло перед глазами, голову клонило на стол.

– Может ещё? – спросил я, наливая по обоим бокалам.

– Не, не надо, – прикрыв лицо руками, – отказывала Ева.

Я уже не помню, как, но мне удалось уговорить Еву, и мы сделали ещё глоток. Мне захотелось пройтись осмотреться, и я понял, что не могу встать. Моё тело начало повторять собой Пизанскую башню и его аккуратно подхватили рядом стоящие пацаны. Всё это время они не уходили и без конца обсуждали какую-то ерунду. Я даже не хотел вслушиваться. Они же, наверное, подхватили и Еву. Туман становился гуще и гуще. Воспоминания не хотели сохраняться. Очевидно, нам было плохо, но не настолько, чтобы вызывать скорую. Нас куда-то положили на кровать и дали проспаться.

Охеренно потусил.

Самое классное началось, когда меня начал одолевать сон.

Я очнулся в большой и очень знакомой мне комнате. Здесь я провел какие-то счастливые минуты детства, но где именно мне осознать не удалось. Я вышел из неё и увидел какую-то адскую хтоническую срань. В нескольких метрах от меня стоял человек (?). У него была голова, ноги и руки, но они выглядели ужасно старыми, дряблыми и болезненно бледными. Шея была не на правильном месте, а торчала из грудной клетки. Как будто бы у этого существа было какое-то подобие горба. Одето оно тоже было крайне… Противно. Тело покрывала какая-то грязная ткань. Наверное, когда-то это была ночнушка или просто продырявленная простыня. Сейчас на ней было много заплаток и дыр, из которых можно было увидеть старческую, покрытую какими-то волдырями и наростами кожу. Самое прелестное – взгляд. На меня очень пристально смотрело вполне себе человеческое лицо. Почти изучало. Нельзя было понять, принадлежит ли оно мужчине или женщине. Под глазами были черные круги, кожа вытянутая, а изо рта стекала слюна, похожая консистенцией и цветом на нефть. Глазищи этой сволочи не моргали и становились шире. Капилляры росли и глазные яблоки становились красными. Я заметил, как тяжело дышит представшая предо мной тварь. Ещё чуть-чуть и она ляжет на пол, судорожно трогая сердце, надеясь, что оно ещё немного побьется. До меня резко дошёл тошнотворный запах, который явно исходил от этого чудовища. Этот взгляд… Так смотрят бездомные, клянчащие денег. Есть в них что-то одинаково убогое и пугающее. Да, я видел это лицо. Сумев оторвать внимание от блестящих при ярком солнце зенок, я увидел торчащий в руках у этого горбатого топор. На лезвие была спекшаяся кровь. Топорище держали морщинистые и костлявые культи, которые едва бы могли разжаться. Этот урод не моргал. И смотрел. Смотрел. Смотрел в меня. Очень тупо, удивленно и как-то назидательно. Он хотел найти во мне что-то, за что я провинился. Он хотел казнить меня. Но не мог. Я ведь невиновен.

Не дыша, я спиной уходил в сторону, боковым зрением пытаясь найти выход. Горбатый понял мое намерение и, хромая, начал меня преследовать, не отрывая бдительных глаз. Я понял, что притворяться бесполезно и просто рванул как бешеный, куда глаза глядят. Оказавшись на улице, я начал бежать по какой-то грунтовой дороге вдоль заборов, за которым торчали крыши небольших частных домов. Я не переставал оглядываться, хотя уже давным-давно потерял из виду мерзкую гниду. На сердце отлегло. Я знал, что нахожусь в безопасности. Перейдя на шаг, я начал идти по каким-то садам и паркам. Было хорошо.

Свинцовое облако ютилось в голове и постепенно вытекало куда-то наружу. Паршивая действительность возвращалась в мои глаза и отпечатывалась на органах осязания. Я чувствовал, что лежу на боку и мне в рожу светит сентябрьское солнце, проникающее через незакрытые жёлтые шторы. Развернувшись на другую сторону, я удивился, увидев перед собой чьи-то золотистые волосы. Я долго пытался понять, чьи они.

Евы?

Я быстро начал трезветь от осознания того, что пролежал всю ночь с настоящей девчонкой. Было очень смешно и неуместно, но забавляться у меня как-то не получалось. Я продолжил спать. Торопиться всё равно некуда. Внутренний демон, однако, решил дать о себе знать и пробудился.

– Обними её.

– Дурак, а если она не спит?

– Скажи, что не хотел. И вообще у тебя девушка есть, и ты привык так просыпаться.

– Не поверит.

– Это ей потом не поверят, что у тебя яиц хватило к ней приставать. Да возьми её там за что-нибудь.

Обстановка и правда напоминала чем-то один из многочисленных фильмов, которые так я любил смотреть. Знаете, когда по сюжету недобросовестный пасынок или сводный брат заходит к спящей мачехе или сестре после чего решает воспользоваться максимальной беспомощностью оных. А они, как правило, и не против.

Интересно, бывает ли так в жизни?

Если такого рода кинематограф можно назвать искусством, то тут, скорее, жизнь изображает искусство, а не наоборот. У меня некоторое время в голове была цитата какого-то писателя про это самое подражание или вдохновение. Кто и как это именно сказал?

В душе возникло необъяснимое желание добиться истины и прояснить вопрос об авторстве. Не оборачиваясь на другой бок, я ловко достал телефон и уже запустил было свою цепкую лапу в мировую сеть, но меня обломали. Сеть кто-то скоммуниздил. Ни «3G», ни «Н», ни «Е» – ничего не было. Я расстроился, но несильно. Попрошу потом, чтобы закинули мне денег на телефон.

Всё не мог оторваться от прелестной картины. У меня перед носом макушка милой девчонки с пышными копнами волос, а где-то внизу видна её крохотная фигурка, закутанные в серые джинсы аккуратные ножки, обрамленные носками с «хелоу кити». Реально, бери, пока дают.

Я отогнал страшные мысли прочь и аккуратно встал, пытаясь бесшумно выйти из комнаты. Меня несколько радовала мысль о том, что я проснулся самым первым. Сейчас я буду ходить и оценивать чудовищные масштабы прошедшей тусовки, тихо хихикая и фиксируя на телефон.

Почувствовав себя героем видеоигры про наемных убийц, я, крадучись, зашелестел по коридору. Выйдя в прихожую, я увидел два ряда кроссовок и сандалий, которыми ещё вчера успел тихо удивиться.

– Значит, никто не ушёл, – наступил долгожданный момент уединения, и я смог поговорить с умным человеком. С самим собой. Удивительно, насколько разным я себя проявляю, когда я один и когда нет. Прошу, удивляйтесь.

Заглянув на кухню и соединенный с ней зал, я никого там не увидел. Поджав губы, я пошёл смотреть в остальные комнаты. Там тоже никого не было. Странность происходящего заставляла мои брови хмуриться всё сильнее и сильнее. Я, уже топая, как медведь, снова зашёл в гардероб и внимательно посмотрел на ряды обуви. Даже нашёл там свои горе-кроссы.

– Ну они же не ушли босиком. Дебилы в основном, но не настолько же, да?

Посоображав минуты две, я забил на отсутствие одноклассников. Ушли и ушли. Значит были на то свои причины. Можно пользоваться пустой квартирой, как своей.

Меня начало беспокоить урчание в животе. Обычно мама готовит завтраки. Даже если она встает на три часа позже меня, я всё равно дожидаюсь и ем, что она приготовит. Она, типо, ругала меня, взывала к самостоятельности, но я не слушал. Я же знал, что мне по итогу всегда приготовят.

Сейчас мамы не было и пришлось, как в первобытные времена, заниматься добычей пищи самостоятельно. Выйти на охоту. Вернувшись на кухню, я обнаружил там нетронутую еду. В коробках лежала пицца. В контейнерах – шашлык. Очень некрасиво с их стороны было это не доедать и не положить в холодильник, ну да ладно.

Мне было дико неловко и очень боялся трогать то, что мне не принадлежит, но потом я вспомнил чуткие слова старосты, мол: «Кушай, лялечка» – я взял один кусочек «четырёх сыров», отыскал чистую тарелку, положил блюдо в микроволновку и с предвкушением взвел таймер.

Ничего не произошло.

Я что-то потыкал, открыл и снова закрыл. Ничего не изменилось. Заметив отсутствие цифр на соответствующей панели, я бросил затею с микроволновкой.

– Вроде богатые люди, да? А техника бытовая не в строю. Беднее, чем я, живут, получается. Ха-ха-ха.

Захомячив холодную пиццу и запив её соком, я по привычке достал телефон, чтобы позалипать в соцсети, но, недовольно крякнув, положил его обратно. Куда все делись-то?

Завершив трапезу, я подошёл к окошку. Оно как раз выходило на двор, с которого я вчера зашёл внутрь. Там никого не было. Это показалось мне немного странным, но потом я попытался вспомнить, как часто я вообще смотрю в окно. Я ведь никогда этого не делал в сознательном возрасте. Я попытался вспомнить, какой сегодня день недели.

– Воскресенье… Люди выходят утром на улицу в воскресенье? Я – нет. Я – человек вообще?… А сколько времени?

Телефон показывал красивые «11:11». Был бы я какой-нибудь «эзотерик бимбо», то я бы загадал желание. Вместо этого я просто обматерил суеверных и продолжил смотреть на улицу. Не добившись никакого результата, я подключил к процессу свои нечищеные от серы уши. У меня в квартире обычно слышно, как гудят проезжающие рядом тачки. Так понятно, что всё в порядке. Жизнь в городе идет полным ходом. А ещё иногда я слышу, как под моим окном громко по телефону не на русском языке разговаривают всякие утырки – гордые представители стран ближнего Востока. Если бы там были англичане, французы, даже, прости Господи, американцы, то я бы думать плохо про них не посмел, но эти…

Ничего слышно не было. С одной стороны, а может и не должно? Больших дорог нет рядом. С другой, беспокойство усиливалось сильнее и заставляло голову роиться разными вопросами о происходящем.

– Лебедь! – тревожность била в колокола и заставляла произносить нехорошие словечки. На столе также стоял «Егер». В нём было столько же жидкости, сколько оставил вчера Темыч, – Набухался, ёлки-сосалки. Попал в алкогольную кому. Или сразу в «лимбо». Чё происходит?

Я, зачем-то, подошёл к выключателю и подергал его туда-сюда. Дорогущая хрустальная люстра в золоте, под которой недавно дрыгались малолетние шлюхандзе, отказывалась включаться, заставляя чувствовать меня придурком, который хочет добыть свет крайне варварским способом.

– Электричества нет… Еда-а-ать.

Апокалиптичная картинка, как пазл, начала постепенно вырисовываться в единое полотно. Мне тут же захотелось удостовериться, на месте ли Ева. Вдруг там лежал её труп или искусно сделанное чучело. Я ведь даже на лицо её не посмотрел, когда уходил. Я пошуршал до спальни и успокоился. На той же кровати, в тоже беспечной и прелестной позе лежала моя спящая некрасавица. Я прошёл мимо неё и уставился в здешнее окно. За ним было так же безлюдно и у меня возникла конченая хотелка – открыть окно и заорать, чтобы кто-нибудь отреагировал и приказал мне успокоиться. Был бы я один, то сделал бы так, конечно, но позади меня безмятежным сном спала не заслуживающая такого пробуждения милая девчушка.

Как ей сказать-то? «Ева, просыпайся. Все куда-то уехали», – кто эти «все»? Куда уехали? Да знал бы сам. Хотя так получилось бы весьма лаконично и правдиво, полагаю. Был бы я по-настоящему конченым, то для драматического эффекта начал бы трясти её за плечи, истерично вопя: «НАС БРОСИЛИ ОДНИХ, ЕВА. МЫ ВСЕ УМРЁМ! А Я ТАК ХОТЕЛ ПОЖИТЬ ПОДОЛЬШЕ».

Или просто дождаться, чтобы она проснулась, а там уже видно будет?

Я сел на край кровати и начал любоваться спящей. В светлой дымке она смотрелась и правда, как какая-то принцесса. Обычно люди перед пробуждением так красиво не выглядят, насколько мне известно. Кто-то специально ей волосы уложил, грязь из-под глаз убрал и ротик закрыл, чтоб оттуда ничего не убежало. Этот кто-то хорошо постарался.

– Офелия прям, – вспомнил я песню и какую-то картину, на которой была изображена прелестная блонди, укутанная в саваны из травинок и плывущая по реке, – А ты живая вообще?

Я напряг свои подслеповатые глаза и увидел, как медленно и почти незаметно поднимается грудная клетка, спрятанная за полосатой кофтой. Если бы я наклонился к её лицу, то наверняка услышал бы её тихое и ровное дыхание.

– А вправду, ложись к ней. Поцелуй в носик, не дрейфь. Ей будет очень приятно.

– Да ты надоел уже, – последнее я проговорил вслух, чем, кажется, начал пробуждение Евы, – Ай, ладно.

Подсев ещё чуть ближе к её личику, я аккуратно взял девчонку за её маленькое плечо. Казалось, оно все умещается у меня в ладони. Я шёпотом начал:

– Ева… Ева…

Только я начал говорить, как вспомнил, что у меня зубы не чищены и первым, что она ощутит, будет моё приправленное сыром амбре. Если я сейчас уйду и начну промывать рот, то поступлю крайне таинственно и сюрреалистично. Весьма притягательная перспектива, но лучше уже закончить, что начал и не дышать в её сторону.

– Ев… А, Ев… Просыпайся, пожалуйста, – она не очень хотела, но ей пришлось повиноваться моей унизительной просьбе. Глазки открылись, я убрал руку с плеча и принялся ждать, когда у Евы все файлы прогрузятся и она сможет начать воспринимать информацию.

– Привет, – услышал я очень сонный девичий голос, – Что такое?

– Да тут фигня какая-то, – без должного спокойствия, пафоса и краткости я вывалил всё, что можно, – Просыпаюсь, а никого нет вокруг. Думаю: «Ладно», – в прихожей смотрю. Обувь их стоит. То есть они не уходили в ней. В квартире никто не остался. Электричества и связи нет. А, ещё на улице тоже никого.

Я ощутил возникшее непонимание и немой вопрос: «А я-то тут причём? Это не я их спрятала от тебя. Что ты хочешь?».

– Что?

– Ну… короче. Все куда-то ушли, и мы вдвоем только остались. Вообще.

Во мне жила очень дурацкая надежда, что мне ответят: «Ты дурачок?» или «Я знаю, куда все ушли, всё нормально. Это мы тебя так троллим. Здорово получилось, обделался?», – не ответили. Мы в действительности остались на этой чертовой планете совершенно одни.

Глава II

Я немного… пустословный.

Мне тяжело разговаривать с людьми потому, что я не могу объяснить очевидные мне вещи и выразить чувства, который считаю постыдными. Впрочем…

– Я не понимаю, – Ева с каждым словом становилась чуть бодрее, но она всё ещё не проснулась.

– Ну-у-у, короче. Давай вставай. Сама увидишь, – я поднялся из-за кровати и пошёл в ванную. Всё-таки не смог отделаться от желания прополоскать себе рот. Как никак, теперь придется некоторое время провести с другим человеком. Надо уважать его личное пространство. Типа.

– Ушли погулять, наверное, нас будить не стали, – услышал я неуверенное эхо из коридора.

– Без обуви? – радостно спросил я, заходя внутрь уборной. Свет не включился и, недовольно урча, я развернулся. Запью чем-нибудь на кухне.

– Ну… Да, странно, – еле различил я голосок из прихожки.

– А я говорю. Твоя обувь на месте, кстати? Не взяли с собой?

– Тут.

– На улице тоже никого, понимаешь? – спрашивал я в полумраке у напуганной девчонки. Она не отвечала.

Как поступить дальше?

На выбор есть два пути:

Первый – подождать. Мы просто слишком рано проснулись и вскоре все вернутся после полуденной прогулки. Нас не позвали потому, что мы гуляли по Луне. А обувь не надели потому, что наши захотели потрогать траву. Плюсы: ничего делать не надо. Всё само разрешится и мы со спокойной душой, но с чувством умственной неполноценности пойдём домой. Минусы: эта версия произошедшего ни хрена не правдоподобна и не объясняет того, куда делись вообще все.

Второй – искать. Выйдем на улицу да кого-нибудь увидим. Мне просто повезло, что я никого не застал, пока пялился в окна. Вероятность такого крайне мала, но нулю не равна, верно? Даже если на улице нам никто не попадется, то мы дойдем до дома. А там родители встретят. Спросят, как мы провели время и всё будет нормально. Плюсы: всё разъяснится быстрее. Минусы: страшно, твою мать. А вдруг вообще настал зомби-апокалипсис и первое, что мы увидим снаружи – подгнивающие орды голодных мразей, которые вскроют нам черепные коробки и достанут оттуда наши сладкие маленькие мозги?

– Надо выйти, наверное. Может по пути и одноклассников встретим, – решимость, почему-то переполняла меня. Хотелось вести и грудью прошибать бетонные стены, чтобы Ева мной восхищалась.

– Наверное, давай, – моя подруга по несчастью скрипуче согласилась. По ходу ей, как и мне, пришла идея о том, что снаружи нас ждёт что-то воистину адское.

– Хорошо, щас, я только… – я начал носиться по комнатам в поисках какого-нибудь продолговатого предмета, которым, если что, можно воинственно отмахиваться, отгоняя недоброжелателей.

В одной из спален я наткнулся на крайне красивую и подходящую для моих целей вещь – электрогитару в белом цвете. Не знаю, чья она была. Может Лёни или Стаса, а может ещё кого. Она по форме напоминала секиру и выглядела очень угрожающе. На ней, к моей радости, был ремень, и я повесил её себе за спину.

Вместе с новоприобретением я пошёл искать что-нибудь помельче. Я знал, что отвертки не считаются холодным оружием по закону. По факту же ими очень эффективно можно было пробить шею или голое пузо. На практике мне, к счастью, это проверить не довелось, но мне это посчастливилось в свое время вычитать в какой-то книге.

Книги же не врут?

Конечно, не врут. Для того, чтобы написать книгу, надо подумать. Чтобы подумать, надо мозги.

Так, по крайней мере, мне поясняли в детствах, когда прививали любовь к чтению. Говорили, будешь умным, как те, кто эти самые книги написал. Что ж, пришло время, когда мой ум будет то и дело испытываться на прочность. Я бы хотел сказать, что вы будете приятно удивлены, но… Вы не будете удивлены. Приятно.

У этих богачей, оказывается, была кладовка. Я ничего без света в ней найти не мог, а потому пришлось вытащить один из ящиков с инструментами, чтобы уже в освещенном коридоре в нём порыскать. На мою удачу мне попались крестовая и плоская отвертки. Взял обе и положил в задние карманы джинс.

– Левый коронный, правый похоронный.

Признаюсь, от своего внутреннего диалога мне бывает очень стыдно.

– Ну всё, пошли! – приказал я уже обутой Еве, которая всё это время ждала в коридоре. В руках у неё был телефон, – О, связь поймала?

– Нет… А это твоя? – я сначала не понял вопроса, но потом догнал.

– Э-э-э, ну да. Поигрываю иногда, – пришлось лгать, чтобы не выглядеть странным.

– Круто. Я так хочу, чтобы ты мне что-нибудь эдакое сыграл, красавчик. Мне так нравятся парни с гитарами. М-м-м.

Надеюсь, мне эта штука не пригодится. Не по прямому назначению, не по мною придуманному. Обуваться, кстати, было не очень удобно. Моё странное оружие очень много весило, и я постоянно боялся, что я во что-нибудь врежусь.

Уже потянувши свою лапу до ручки двери, я заметил справа от неё держатель для ключей. Деревянный такой, типа, сувенир. На нём было написано: «Всегда рады гостям», – на крючке висел один комплект. Если родители Темыча взяли ключи, а тот свои оставил здесь, то ушёл он отсюда без них. Свои наблюдения я сообщать не стал и просто вышел в подъезд.

Я ожидал застать непроглядную тьму и мрак, но был приятно поражен.

На стенах коридора висели красные такие таблетки и они давали слабый свет, чтобы, очевидно, можно было худо-бедно эвакуироваться в случае деэлектрофикации. Не думал даже, что такое предусмотрено, хитро!

Только я ступил ногой на плитку, как аварийное освещение погасло.

Я замер, ожидая, что сейчас пригодятся мои навыки играть в шутеры, но ничего не происходило. Спиной чувствовал, как Ева что-то от меня ждёт и мне стало стыдно от того, что я так глупенько перед ней очкую.