Вы просто не знаете куда смотреть

– Кто это смотрит вообще? – спросил я, выключая звук на телевизоре.

– Точно не я, – буркнула Швабра, расставляя пепельницы на столы, – у меня времени нет.

– Кстати о времени. Тебе работа в школу ходить не помешает?

– Ты дурак? – уставилась на меня девушка. – Лето же. Каникулы. Ещё почти месяц.

– Лето? – глупо переспросил я. Внезапно понял, что понятия не имею, какое сейчас число.

Швабра только пальцем у виска покрутила, возвращаясь к работе.

– А проблем с родителями не будет?

– Даже если я сдохну, мамка заметит это только через несколько дней, когда в холодильнике кончится еда, а в шкафу – чистая посуда. Не уверена, что она вообще помнит, что у неё есть дети.

– А отец?

– Не твоё дело. Отвали.

– Как скажешь. Просто не уверен, что правильно разрешать работать до полуночи школьнице.

– Даже если ты поставишь тут шест для стриптиза и наймёшь танцевать моих одноклассниц, никто не почешется, я тебя уверяю.

– Хм… Интересная идея. Они хоть ничего?

– Некоторые просто рождены для стриптиза. Кроме сисек, им показать миру нечего.

– Я смотрю, ты добрая девочка.

– Я знала, что ты заметишь, босс. Открывать пора. Вон, этот, как его… уже дверь подпирает.

В стекло, загородившись ладонями от света, требовательно заглядывает пьяный в сопли Калдырь.

***

– О, неужели я чувствую запах кофе? – спросил Калдырь, приняв два по сто и перестав походить на человека, который собирается прямо сейчас умереть от алкогольной интоксикации.

– Промывал машину, – кивнул я. – Пока не чувствую себя с ней достаточно свободно.

– Готов рискнуть.

– В таком случае первая порция за счёт заведения. Мне тут одна девица набросала инструкцию, но в результате я не уверен.

Засыпал зерна, проверил уровень воды, глянул на манометр, сверившись с оставленной подружкой Швабры бумажкой, выставил ручки в комбинацию «средний эспрессо» и, решившись, потянул чёрный эбонитовый рычаг. Машина вздрогнула, загрохотала, загудели какие-то приводы, затарахтела мельница. Потом зашипел пар, дрогнула стрелка манометра, полился в чашку чёрный напиток.

– Хм… А неплохо! – оценил Калдырь. – Даже очень неплохо! Если организовать что-то с выпечкой, то можно открываться пораньше и собирать денежки тех, кто любит выпить кофейку в обед.

– Обдумаю, – кивнул я, глядя, как в дверь осторожно и неуверенно заглядывает женщина.

Осмотрев пустой зал, она решилась и вошла.

Статная негритянка с лицом интеллигентным и строгим, что подчёркивается стильными очками. В скромном платье, с небольшой сумочкой. Смотрится в баре слегка чужеродно, но я затруднился бы сказать, почему. Просто ощущение.

– О чёрт, – тихо прошипела Швабра, отступая задом в подсобку, – меня тут нет!

– Здравствуйте, – сказала женщина голосом, от которого я испытал непреодолимый порыв немедленно встать. Спасло то, что уже стою. – Я не из тех, кто ходит по барам, но почувствовала запах кофе…

– К вашим услугам, мадам. Эспрессо?

– Капучино, если не сложно.

– Сложно, – признался я. – Нет молока.

– Очень прискорбно, – сказала негритянка, строго глянув поверх очков, и мне стало невыносимо стыдно. Не смог. Не оправдал. Плохой мальчик.

– Завтра будет, – сказал я почему-то покаянным тоном. – И молоко, и сливки, и выпечка.

– В таком случае, – женщина сменила гнев на милость, и сразу стало легче, – сделайте двойной эспрессо. Но завтра я проверю!

– Исправлюсь, мадам!

Кофе привёл строгую даму в более благодушное настроение, она обвела стойку внимательным взглядом, неодобрительно покосилась на Калдыря, который от этого чуть водкой не поперхнулся, потом посмотрела на изящные золотые часики на руке и попросила:

– Вы не могли бы включить радио? Пропустила этот выпуск, хочу послушать хотя бы концовку.

– Секунду, принесу приёмник.

В подсобке сверкнула глазами из тёмного угла притаившаяся Швабра. Я аж вздрогнул.

– Она ушла, босс? – спросила та требовательно. – Скажи, что она ушла!

– Кто?

– Училка наша.

– Ты её боишься?

– А то! Она как глянет, сразу все грехи с первого класса припомнишь. Скажи, как уйдёт, ладно?

Водрузил громоздкий тяжёлый радиоприёмник на полку за стойкой, воткнул шнур в розетку и повернул ручку, включая. Тишина, потом нарастающее шипение из которого постепенно проклюнулся голос:

– …Мы найдём отродья. Даже если для этого нам придётся взломать все двери в городе.

– Только не мою, – послышалось скрип какого-то металлического механизма. – Видишь этот арбалет? Обычно я храню его под стойкой, на случай если кому-то пиво ударит в голову.

Я, влекомый внезапным порывом, сунул руку глубоко под стойку. С нижней стороны доски висит что-то металлическое, холодное и даже на ощупь опасное. «Однако» – подумал я, сделав вид, что ничего не случилось.

– Ты готов стрелять в меня, старый друг? Из-за ведьмы? – трагически вопросил голос в приёмнике. – Неужели правда то, что о ней говорят? Она действительно лишает разума тех, кто её коснулся?

– Я готов стрелять в любого, кто захочет вломиться в мой дом, – спокойно сказал владелец арбалета. Его голос отчего-то показался знакомым. – И чёрта с два ты прикоснёшься к моей дочери.

Приёмник разразился торжественной и зловещей музыкальной кодой: «Вы слушали радиопостановку «Отродья Ведьмы»! Продолжение следует!»

– Ну вот, почти всё пропустила, – пожаловалась учительница.

– Следите за сюжетом?

– Разумеется, – сверкнула очками она. – Это же классика хоррора, отличный образец литературы такого рода. Если вы назовёте её «бульварщиной», я обижусь!

– Ни в коем случае, – я взял в руки спасительный стакан и принялся протирать его.

– Мы обсуждаем «Отродий Ведьмы» с детьми на уроках литературы, – сказала учительница с вызовом. – Да, я предпочла бы заинтересовать их Хемингуэем, Гюго или Достоевским, но иногда надо делать шаг навстречу. Это произведение, возможно, уступает величайшим образцам мировой классики, но использует тот же набор литературных приёмов, сюжетные ходы, образы и так далее. А что касается эмоциональной заряженности сюжета и выпуклости персонажей, то даже превосходит многие книги из школьного курса. А главное, детей не приходится заставлять. В школьной программе и так много принуждения.

– Не могу с вами не согласиться.

– А я могу! – сказал вошедший в бар мужчина средних лет в официальном, хотя и несколько старомодном костюме. – Принуждение есть суть воспитания. Личность формируется грамотно распределённым внешним давлением, если его не будет, то из ребёнка вырастет полужидкая размазня.

– Не стоит путать школу с вашими прессами, директор, – ответила неприязненно учительница. – Завод ещё не весь мир.

– А вам не стоит проводить время в баре. Это неприлично как для педагога, так и для женщины.

– Напоминаю, что я не ваша подчинённая!

– А я напоминаю, что вашу школу содержит мой завод. И как представитель городского истеблишмента я не могу не выразить своего отношения к вашему поведению.

– А я как женщина и человек не могу не обозначить, насколько мне безразлично ваше мнение. Бармен! Мохито мне! Два!

– Сию минуту, мадам! – я потянулся к полке за ромом.

– Вы пьёте алкоголь! Днём! В рабочий день! – возмутился мужчина. – В компании опустившихся пьяниц!

Калдырь хмыкнул, пожал плечами и подвинул мне пустую рюмку, изобразив пальцем жест «повторить».

– Я поставлю перед городским советом вопрос, какой моральный пример подаёт нашим детям такая учительница! И не следует ли нам поискать кого-то более достойного на её место!

– Желаю удачи, – женщина взяла со стойки запотевший стакан и демонстративно присосалась к трубочке. – Но учтите, сейчас каникулы, я не на работе и могу проводить своё личное время как хочется мне, а не вам.

– Вы напрасно так лояльны ко… всяким, – сказал мне директор. – От таких всегда неприятности. Зайду в другой раз, когда тут будет… посвободнее. Нам есть о чём поговорить.

Он демонстративно окинул брезгливым взглядом Калдыря и Училку, развернулся на каблуках дорогих даже на вид туфель и вышел.

– Его бесит, что я женщина, – сообщила Училка Два Мохито, – и что чёрная. Даже не знаю, что больше. Будь это его бар, он бы повесил на входе табличку «Собакам, женщинам и цветным вход воспрещён!». Возможно, именно это он хочет с вами обсудить, готовьтесь. Сказать, что такие, как мы, должны знать своё место. Или вы тоже так думаете?

– Готов подписать вам стул. Будете знать, что это ваше место, – пожал плечами я.

– Не смешно, молодой человек, – она глянула поверх очков, и я снова почувствовал себя у доски, не знающим правильного ответа. Но спасительные стакан с полотенцем под рукой, барменская магия работает.

– Между прочим, я собиралась всего лишь выпить кофе! – сказала Училка укоризненно. – И что?

Она звякнула льдом в наполовину опустевшем стакане. Уже втором. Как будто я эти мохито ей насильно залил.

– У вас хороший мохито. Какой-то особый рецепт, или я просто отвыкла?

– Профессиональная тайна.

– Ладно, – она встала с табурета и слегка качнулась на высоких каблуках. – Ого. И правда, отвыкла. Обычно я не пью днём, не хожу в бар и не ругаюсь с сильными мира сего.

– Наверное, сегодня необычный день. Приходите завтра. Будет молоко для капучино и, я надеюсь, выпечка.

– Увы, – вздохнула негритянка, – многие тут действительно считают, что для учительницы прийти в бар всё равно, что проскакать голой на лошади через город, как леди Годива. Но я буду иногда заходить. Ваши мохито того стоят.

***

На удивление, муж владелицы кафе этим вечером в бар не явился. Пришлось идти просто так.

– Закрой бар, когда закончишь, – попросил я Швабру.

– Чем? Шпилькой для волос, как в кино?

Я выложил на стойку запасной ключ.

– Пусть у тебя будет свой, чтобы не ломиться, как сегодня.

– А если я прокрадусь в ночи и напьюсь в соску?

– Можешь наблевать на пол и пописать мимо унитаза. Почувствуй себя клиентом. Но всё, что выпьешь, я вычту у тебя из зарплаты.

– Тогда не буду. Мне нужны деньги.

– Настолько?

– Настолько. Не твоё дело, в общем.

Я с сомнением помялся перед задней дверью кафе. Всё-таки время за полночь, а если муж сегодня не в баре, то хостес запросто может спать. Но всё же осторожно постучал. На удивление, Мадам Пирожок открыла сразу.

– Роберт? Проходите, проходите в зал. Я вам как раз собрала корзинку…

– Не стоило хлопот…

– Ещё как стоило!

– Знаете, я решил, что в баре нужен кофе…

– Прекрасное решение! Значит, вам потребуется молоко, сливки, сахар, простой и тростниковый, печенье…

– И ваша прекрасная выпечка!

– Это уж само собой, – заулыбалась Мадам Пирожок. – Хорошо, что предупредили, я поставлю побольше теста.

В дверь постучали.

– Подождите меня, я сейчас! – женщина указала на стул в кафе, и я с удовольствием сел. Настоялся за день за стойкой. – Выпейте молочный коктейль, он полезный и калорийный. Буду через пару минут.

Она ушла в коридор к задней двери. Я не прислушивался специально, но кафе небольшое, и ночная тишина усиливает звуки.

– Вот спасибо тебе, – говорила Мадам Пирожок, – что доставляешь моего бестолковщика. Что бы я без тебя делала?

– Посадила б мужа на поводок? – засмеялся в ответ голос.

Где я его слышал?

– На пути к бару его не удержит даже стальная цепь! Вот твоя корзина…

– Спасибо, ты моя кормилица!

– Ну, что ты, тебе спасибо. Давай счёт и заказы на завтра. Да, да, вижу… Угу… Да, все есть. Присылай дочку. Пусть тележку захватит, а то тащить тяжело.

– Обязательно, – сказал знакомый голос.

– Как там у вас… Ну, вообще? – спросила Мадам Пирожок, понизив голос.

– Сентябрь скоро, – вздохнул её собеседник, – держу дробовик под рукой.

– Ничего, ничего, авось обойдётся… Давай, до завтра. Потащу это тело в кровать…

Когда я, преодолев неловкость, выглянул в коридор, там уже никого не было.

Глава 4. Ведьмочка Кофе

Третий день своего барменства я начал, сидя под стойкой. Убедившись, что двери закрыты, а шторы задвинуты, присел на корточки и залез в тесное пространство с фонариком. Дробовик закреплён очень продуманно – его не видно, даже если наклониться и заглянуть, но, если знаешь, куда протянуть руку, то рукоять ложится прямо в ладонь.

Нажав кнопку разобщителя, передёрнул цевьё и поймал вылетевший патрон. Заряжено. Впрочем, какой смысл хранить незаряженное?

Примерившись, аккуратно вернул на место, зафиксировав в плотных защёлках. Сунул руку – да, вот он. Удобно.

« …И старый бармен потянулся

под стойку за дробовиком», – всплыла в голове фраза.

Запасы бара настоятельно требуют пополнения, а с учётом кофемашины – и расширения ассортимента. Училке обещан капучино, значит, нужно как минимум молоко. Педагогические эманации, исходящие от этой женщины, требуют безусловной исполнительности. Выкатив через заднюю дверь найденную вчера при инвентаризации тележку, впервые оказался на улице города днём. С этой стороны стоят облезлые мусорные баки, разбит чахлый палисадник, в углу небольшая, выглядящая совершенно лишней овальная клумба с тёмно-лиловыми цветами. Задняя часть здания облупилась, краска с дерева облезла, маленький дворик имеет вид чрезвычайно запущенный.

В паре десятков метров от двери, через которую я заходил в кафе ночью, сейчас открыты небольшие ворота, возле которых выстроилась очередь людей с тележками. Оставив свою повозку, подошёл к складу и заглянул внутрь. Видеть мужа Мадам Пирожок занятым чем-то, кроме вливания в себя алкоголя и сна лицом на столе, непривычно. Слегка помятый, но выглядящий довольно бодро, он таскает из тёмных глубин хранилища коробки с обувью и передаёт их пожилой женщине с усталым лицом. Та открывает каждую – внутри то кеды, то ботинки, то женские туфли, – и складывает в свою тележку. Дело идёт медленно, но, кажется, никто никуда не торопится. Прикинув размер очереди, я загрустил. К счастью, в этот момент на склад пришла Мадам Пирожок. Бизнес-вуман, владелица кафе, мотеля и, оказывается, логистической базы местного ритейла.

– Роберт! – она приветливо окликнула меня. – Не стойте тут! Ваш заказ ещё не разгрузили, водитель решил сначала поесть. Завтракали? Нет? Идите, посидите в кафе пока, я вас покормлю, зачем на солнцепёке торчать, тем более без шляпы? У меня кондиционер и холодный лимонад, прошу вас! Тележку можете оставить здесь, никуда она не денется.

В зале придорожного кафе действительно прохладно и одуряюще пахнет пирогами.

– Кофе у меня не так хорош, как у вас, – сказала вернувшаяся за прилавок женщина. – хотите лимонаду?

– Да, давайте. Кофе я теперь и сам себе сварю. Надо же как-то осваиваться с этой техникой…

– А что же вы лично? Надо было прислать вашу девчонку.

– Уборщица выходит на работу к открытию.

– Ну так договоритесь, чтобы с утра забирала заказ. Уверена, она согласится, ей деньги не лишние.

– Подумаю над этим.

– Прекрасно. Вот ваш лимонад и пирог. Выпечку я для вас подготовила, а всё остальное пока в кузове у вон того мужчины, – Мадам Пирожок показала на пожилого водителя, неторопливо поедающего гамбургер за столиком у окна. – Можете к нему и подсесть, свободных столиков нет, самый наплыв.

– Можно? – спросил я шофёра.

– Садитесь, конечно, – кивнул тот и, отложив надкушенный бутерброд, принялся вытирать руки и подбородок от майонеза. – Всегда рад. С моей работой редко людей видишь, всё больше дорогу. Вот, разве что в кафе с кем поболтать.

– Попутчиков не берёте?

– Иногда. Сейчас мало кто ездит автостопом, а те, кто ездит, чаще всего чертовски странные ребята. Многие боятся, но я беру.

– Почему?

– Во-первых, скучно. Во-вторых, а что мне терять? Трак старый, я старый, ни семьи, ни детей, ни денег, ни перспектив, ни фига. Однажды ночью меня хватит инфаркт за рулём, и мою фуру найдут утром кверху колёсами в каком-нибудь кювете.

– Зато, наверное, много всего видите, города, пейзажи… – ответил я из вежливости. Мне хотелось, чтобы водитель прекратил трепаться, доел уже свой бутерброд и подал машину на разгрузку.

– Да куда там, – вздохнул тот, – катаюсь по кругу, как дитё на карусельках. Сейчас одно выгрузят, другое загрузят, и я поеду. Буду ехать, ехать, ехать… По дороге есть терминал, там подкинут попутный груз, потом ещё ночь в дороге и окажусь я где?

– Где?

– Вот в этом самом кафе.

– Но вы же из него выехали?

– В этом-то и фокус, – вздохнул шофёр. – Сколько бы ни ехал, а приезжаешь всегда туда же. Впрочем, тут отличные гамбургеры, а ежевичный пирог – это вообще нечто. Что ещё нужно такому старому пню, как я?

Он засунул в рот остатки бургера и запил его кофе.

– Да, уж, непростая у вас работа.

– Дело привычки. Конечно, иногда хочется увидеть что-то новое, но, с другой стороны, таких старичков, как мы с моим Петером, на другие маршруты не нанимают. Петер, – пояснил он, – это мой грузовик. Peterbilt. Триста пятьдесят первая модель, сейчас таких уже не делают. Жрёт много, выхлоп может закоптить Луну, особенно на длинных спусках, когда насос перекачивает… Но я и сам давно устарел, мы друг к другу привыкли. Так и сдохнем вместе однажды, колёсами в ночное небо…

«Или вылетев на встречку и собрав урожай мятого железа с людьми», – подумал я про себя, но ничего не сказал.

– Пора мне на разгрузку загонять. Заждались уж, поди.

– Счастливо.

Водитель ушёл, а я подумал, что зря таких допускают к работе без медобследования. Вот сбрендит этот дедок окончательно, а под задницей – десяток тонн. Нехорошо.

***

Кеги с пивом, ящики с бутылками, коробки с салфетками, банки с моющими средствами, упаковки со снеками, пакеты кофе – я не был уверен, что всё это заказывал. Похоже, Мадам Пирожок лучше знает, что нужно бару, и проявила инициативу. Она вышла и торжественно водрузила сверху бумажные пакеты с ещё горячими пирогами.

– Вот, теперь, кажется, всё, – женщина удовлетворённо посмотрела на полную с верхом тележку. – Пожалуй, правильно вы сами пришли, девочке было бы тяжеловато. Но это в первый раз, дальше будете добирать по чуть-чуть, так что не стесняйтесь её загружать, ей полезно. От дурных мыслей.

– Она и так довольно… целеустремлённая барышня. Не знаете, зачем ей деньги?

– Знаю, – сказала серьёзно Мадам Пирожок, – но вам ведь на самом деле ничуть не интересно. А для поддержания разговора лишнее. Сама расскажет, если захочет.

Мне должно было бы стать неловко от такого поворота в разговоре, но способность испытывать неловкость я давно утратил.

– Сколько я вам должен?

– Вот список, – женщина подсунула под пакет с пирожками листок. – Обычно мы рассчитываемся в конце недели, но вы можете выбрать свой график, как вам удобнее. Небольшой кредит допустим, но не увлекайтесь, у меня не банк. Старайтесь не создавать кассовых разрывов. Вы же не очень сведущи в бухгалтерии, я права?

– Увы, всегда был предельно далёк от коммерции, – признался я, – дальше просто некуда. Но принцип знаю: купить дешевле, продать дороже. Звучит несложно.

– В этом есть свои нюансы, – улыбнулась она. – Но ничего страшного, бар вполне прибыльный, если не запускать дела. Не озолотит, но и в долги не вгонит. Старайтесь не создавать тут долгов, Роберт, вы же знаете, как это опасно?

– Знаю, как никто, – кивнул я.

– Ничуть не сомневалась. Тогда, до полуночи. Удачного дня.

– И вам.

– О, у меня каждый день удачный! – улыбнулась Мадам Пирожок и вернулась в кафе.

Докатив тележку до бара и разгрузив в подсобку, взмок на жаре и перепачкался, пришлось идти в душ. Выйдя из него в одном полотенце, дошлёпал мокрыми ногами в спальню, открыл платяной шкаф и застыл в недоумении. Одежда, которую я вчера засунул в мешок и вынес в кладовку, снова висит на вешалке. От неё всё так же пахнет крепким табаком и дешёвым одеколоном.

Мешок оказался пустым, так что я принёс его в комнату и снова набил рубашками и джинсами, освобождая место. Вернул в кладовку, пожал плечами и спустился вниз.

По залу задумчиво бродит беловолосая девушка с «Полароидом». Неужели я не закрыл дверь?

– Я подожду тут подружку, ладно?

Посмотрел на часы. До прихода Швабры минут пятнадцать. Ничего себе время летит! Казалось, что ещё утро, а уже скоро открываться пора…

– Жди, – ответил я лаконично.

Достав из холодильника формы для льда, выколотил готовый лёд в контейнер, налил воды и поставил обратно.

– Удобнее использовать лёдогенератор, – сказала девушка нейтральным тоном. – Формы – это на случай, если сломается. Он часто ломается, но вчера как раз починили.

– Ничего я вчера не чинил.

– А я разве сказала, что вы? Вон там, слева внизу, дверца.

– Не вижу тут дверцы.

– Она выглядит как панель. Ручка отвалилась, но можно просто за угол открывать.

– Не выходит…

– Ох, ну, вы даёте…

Девушка зашла за стойку, потянула за угол панель, которая казалась просто частью стойки.

– И правда, не открывается. Наверное, защёлка упала.

Она деловито выдвинула ящик с посудой, вытащила плоский столовый нож, вставила его в щель, повела верх. Что-то щёлкнуло, вертикальная прямоугольная плоскость повернулась на петлях, открываясь. За ней оказался эмалированный агрегат с рычагом и выемкой под стакан.

– Сюда вставляете, рычаг вниз…

Натужно загудел механизм, что-то захрустело, в подставленную посуду посыпались кусочки льда, мутноватые и почему-то в форме полумесяца.

– Нальёте лимонада? А то жарко.

Я кивнул, налил поверх льда сладкой газировки и подал девочке. Наши руки соприкоснулись, и меня внезапно захлестнули яркие, сложные, совершенно нехарактерные эмоции. Сильно, почти непереносимо захотелось обнять её и прижать к себе.

– Держите себя в руках, – сердито сказала девушка, хотя я не сделал ни единого движения, – что за глупости.

– Откуда ты знаешь, где тут защёлка? – спросил я, хотя хотел спросить совсем другое.

– Потому, что я ведьма, – ответила та совершенно серьёзно не то на заданный вопрос, не то на незаданный.

– Жестокая и бессердечная?

– Не настолько, как вы.

– А я?

– Сами знаете.

– Допустим. Тогда почему ты меня не боишься?

– Бессердечные не опасны. Бойтесь тех, кто от всей души.

– А есть и такие?

– Здесь? Каждый первый. Ещё увидите.

Странный разговор прервала Швабра. Зайдя с солнца в полутёмный бар, она прищурилась, пригляделась и с облегчением сказала:

– А, ты здесь. А то я уже…

– Всё в порядке, – сказала блондинка. – Показала твоему боссу ледоплюй.

– А его разве починили?

– Да, вчера.

– Отлично, а то столько мороки с этими формочками… Босс, можно мне тоника? Со льдом? Жара такая…

Я вставил в агрегат чистый стакан, осторожно потянул за рычаг…

– Резче, – посоветовала девушка, – он заедает. Чуть вверх и сразу вниз. Не бойтесь, ломается он не от этого.

– А от чего?

– Просто старый. Тут всё старое. Сварите мне кофе?

– Разве детям можно кофе?

– Мне семнадцать. И я обожаю кофе. Пила бы его весь день.

– Говорят, это вредно.

– Всё вредно. Двойной, пожалуйста. И как можно двойнее.

Допив свои напитки, девушки принялись вдвоём составлять стулья на пол, потом расставили пепельницы, в четыре руки помыли посуду, собрали мусор и помогли мне вытащить его на задний двор в контейнеры.

– Цветы совсем засохли, – грустно сказала блондинка, посмотрев на клумбу. – Могла бы и полить, между прочим.

– Я на неё даже смотреть не могу, – резко ответила Швабра. – К дьяволу цветы. Ненавижу цветы! Особенно эти. Особенно здесь.

– А мне нравятся лилейники, – возразила блондинка. – Имею право! Оставь в покое мои цветы!

– Меня сейчас стошнит, – уборщица, поджав губы, ушла в подсобку и хлопнула дверью.

– Я полью, ладно? – спросила блондинка.

– Если тебе так хочется. Но я не найму тебя садовницей. Мне и уборщицы за глаза.

– Нет-нет, я для себя.