Старые недобрые времена – 2

А потом тётушка дополнила свои придумки, и, гордясь проницательностью, навесила кружева подробностей так славно, что и захочешь, а лучшей легенды и не сочинишь!

– … отличное вино там, – причмокивает губами ветхий старичок, обращаясь не то к студенту из Анжу, не то к тётушке, не то ко всем пассажирам омнибуса разом. Старичку скучно, ему хочется общения, – вот помнится, наш полк был на постое в Анжере…

– Непременно! Да, да, возле Булонского леса генгет[5], там ещё такая рыженькая выступает, горячая штучка! – перегнувшись вперёд, брызжет слюной жизнелюбивый плотный мужчина средних лет, желающий срочно, вот прямо сейчас, поделиться полюбившимся ему адресом с молодым человеком из провинции. Кто ещё, как не он, опытный и повидавший жизнь мужчина, может дать полезные советы славному юноше?!

У мужчины не то тик, не то он беспрестанно подмигивает, от чего его рассказ, вполне невинный по содержанию, приобретает нотки скабрезности.

– … племянница двоюродного мужа покойного, тот ещё шалун был! Он, помню…

– … а я ему подсечку, и ногой по голове, чтоб знал! – делится с приятелем подробности свежей драки мастеровой, одетый не без претензии на щегольство. Ссадины на его лице тоже свежие, и, судя по разного рода обмолвкам, дело это вполне привычное – как собственно ссадины, так и драки.

– Ост-Индская компания, говорю тебе! – горячо убеждает собеседника немолодой рыхловатый месье, сидящий наискосок от Ежи, – Да, да! Патронаж отменён, но я тебе говорю, именно поэтому самое время покупать! Путь падают, пусть! Я тебе говорю – сейчас, именно сейчас покупать! Ты же умный человек, и должен понимать, что сейчас Виктория непременно от России такой кусок отломит, что крошек от него на всё и на всех хватит!

– Да! – дёрнула тётушка молодого человека, с возмущением глядя тому в глаза, – Я ж о племяннице начала, ты мне почему не сказал, когда я на мужа сбилась?!

Вывалившись из омнибуса несколько более взъерошенный, чем был до поездки, по крайней мере, ментально, Ванька некоторое время приходил в себя, пока снова не стал Ежи…

Проводив взглядом омнибус, он потряс головой, тщетно пытаясь вытрясти из неё племянниц, покупку и продажу акций Ост-Индской компании, рыженькую из генгета и прочие, столь же несомненно важные сведения. Вышло так себе…

– Привыкну, – чуточку нервно пообещал он себе, а позже и заулыбался, найдя ситуацию скорее забавной. Ну, в самом деле… был он как-то с мамой в Ростове, ещё в шестом классе, так там в трамвае ещё больший гвалт стоял. Юг!

Это после… отвык, всё-таки и время иное, и место. Да и Петербург, несмотря на всю его столичность и светскость, довольно-таки чопорный и неспешный город – настолько, что кажется иногда, что от холода и беспрестанной сырости эмоции его жителей ржавеют.

⁂

– Да, мадам Шерин, всё устраивает, – покивав, сообщил Ежи старой грымзе и её ещё более старой служанке, высушенной временем так, что она стала похожа на подкисший, начавший плесневеть урюк.

– Никаких девочек, – проскрипела мадам, назидательно поводив перед его лицом узловатым пальцем и кашляя, – вы понимаете, юноша?

– Да, мадам, – кивнул попаданец, – понимаю.

– И вы должны быть благодарны, что я, француженка и парижанка, даю вам приют…

Ежи изо всех сил демонстрировал эту самую благодарность, и мадам, ещё немного позудев, ушла, одарив эмигранта на прощание подозрительным взглядом.

– Вот же сука старая… – беззвучно произнёс он, закрыв наконец дверь.

… но впрочем, ничего нового!

«– Сдаём только славянам!» – мелькнуло в голове, но он решительно вытряхнул эту нелепость, потому что это – другое!

С жильём в Париже во все времена непросто, а сейчас началась его османизация[6], и столицу прекрасной Франции залихорадило разного рода земельными спекуляциями.

К тому же, как это обычно и бывает, дома, улицы и кварталы сносятся уже сейчас…

… а строятся, разумеется, очень не вдруг, и временами – очень и очень.

Многие из сносимых кварталов были переполнены просто невообразимо, потому что сто тысяч человек на квадратный километр при низкоэтажной застройке, это что-то невозможное! Нужно ведь понимать, что там не только жильё, но и какие ни есть улочки, магазины и магазинчики, бистро, всевозможные мастерские и полноценные фабрики.

Как?! Ну вот как это всё можно уместить на клочке земли?!

По слухам, которые попаданец проверять не собирается, в таких кварталах народ строится всё больше не вверх, а вниз, создавая настоящие катакомбы и заселяя уже имеющиеся. Да и живут там… можно без особой натяжки сказать, троглодиты.

И вот этот вот человеческий материал выплеснулся отчасти на улицы Парижа обывательского, благополучного, и тоже, в свою очередь, возжелав и благополучия, и…

… в общем, в Париже сейчас непросто не только с жильём. Поэтому два франка в день за дрянной пансион в Латинском квартале, это, можно сказать, не слишком дорого. Да, можно поискать и получше… и вот этим-то он и займётся.

Ещё раз оглядев комнату в мансарде – узкую, неудобно низкую, скошенную, с влажными потёками на потолке, узкой кроватью и…

… да, он проверил – горшок под кроватью, несколько облупившийся, но кажется, достаточно чистый, тоже на месте.

– Это всего-то на неделю, – тихонечко сказал он, но потом посмотрел на ночной горшок… и утешиться не получилось, потому что горшок – это почти символ Эпохи.

– Надо побыстрее разбогатеть, – пробурчал он на польском, начав разбирать пожитки.

Разобрав и разложив их, он открыл дверь и вышел, но почти тут же остановился – там, внизу, этажом ниже, уже кто-то возится с замочной скважиной. Не желая толкаться с соседями на узенькой крутой лестнице, расшаркиваясь и фальшиво улыбаясь, Ежи решил чуточку переждать.

– Чортовы лягушатники, – услышал он, не сразу поняв, что говорят на русском…

… и чёрт его знает, как к этому относится! Потому что с одной стороны – соотечественники, а с другой, учитывая его не самую простую биографию, то ну их к дьяволу!

Выждав для верности несколько минут, он спустился вниз, и, раскланявшись с одним из постояльцем, немолодым, поеденным молью мужчиной из провинции, отошёл чуть поодаль и встал в задумчивости, поняв, что он решительно не представляет, а что же ему, собственно, делать?!

Ну то есть план покорения Парижа в целом – есть, но вот частности…

– Пум-пу-пу-пум! – бездумно пропел он, и, качнувшись на носках ботинок, так же бездумно вытащил часы, без всякой цели пощёлкав крышкой, и только потом глянув, раз уж достал, на циферблат, согласно которому сейчас три пополудни.

«– Кстати, – мелькнула запоздалая мысль, – надо что-то делать с драгоценностями!»

В Руане он решил не продавать их, потому что настоящую цену ему вряд ли дали бы, да и к эмигранту, только что прибывшему в страну, могли появиться вопросы, ну или по крайней мере – слухи, которых он предпочёл бы избежать. А Париж видывал ещё и не то, он всё переварит!

Проблема… хотя и сложно назвать наличие драгоценностей этим словом, но всё ж таки – проблема! Таскать с собой, зная о парижских карманниках, это такое себе… тем более он, чужак в чужой стране, свежий иммигрант, привлекает внимание, как фонарь на мачте в ночном море. Оставлять в пансионе…

– Н-да, дилемма, – пробурчал он, решив всё-таки оставить драгоценности в номере, потому что… а какие у него, собственно, альтернативы?

Живот тем временем заурчал голодным хищником, не помня, что не так давно был заполненным свыше всякой меры. Пожав плечами, попаданец решил поддаться греху чревоугодия, полагая его не таким уж и смертным.

– Я ж расту! – подбодрил он себя, и, постаравшись получше запомнить окрестности, решительно зашагал в поисках подходящего бистро. Ну или чего-то иного…

… надо, чёрт подери, разобраться со всеми этими особенностями французского общепита!

Меряя шагами Латинский квартал, и с любопытством вертя головой, он решительно не боится показаться провинциалом! Потому что – да, провинциал бывает смешон, но провинциал, пыжащийся показать себя искушённым столичным жителем, смешон вдвойне и втройне!

А смотреть здесь, чёрт подери, есть на что. Он, как будущий архитектор, прекрасно знает, пусть и «вприглядку», многие города Европы и мира, в том числе и их былой и грядущий, или вернее – предполагаемый облик.

Но никакие альбомы не могут передать атмосферу настоящего, с цоканьем копыт и громыханием колёс, с запахом навоза, с бесчисленными стройками, с говором, и главное – с поведением людей, их манерами и привычками. Вроде и есть что-то похожее, знакомое… но, тысяча чертей, совершенно не то!

Облик квартала в целом узнаваем, но вот детали… они складываются плохо. Паззл не сходится.

– Деревенщина! – натолкнувшийся на него парень зол, и, не стесняясь в выражениях, поведал Ежи, куда ему нужно иди, и маршрут – очень подробный. Не слишком рослый, несколько даже костлявый, он, тем не менее, местный…

Попаданец, чувствуя за собой часть вины и не желая ввязываться в дурацкую ссору, забормотал что-то извинительное, попытавшись отступить. Но парижанин, шагнув вперёд, с силой толкнул его на двух молодых парней, и те, заругавшись, отвесили ему пару тумаков и…

… проинспектировали карманы.

Он успел перехватить руку с часами… с его часами (!), и, озверев, саданул сверху локтем в переносицу, вырубая так надёжно, как это вообще возможно. Напарник воришки, невысокий длиннорукий коротышка с отменно кривыми ногами потомственного парижского рахита, тут же вцепился в него обезьяной, даже попытавшись обхватить ногами.

– Жорж, давай! – заорал прямо в ухо обезьяноподобный, и Ежи, не дожидаясь удара сзади, подсёк ногу коротышки и рухнул на него, попытавшись максимально впечатать того в мостовую. Судя по болезненному вскрику, получилось…

… и он тут же, стараясь не думать, что за дрянь может быть на мостовой, перекатился под коротышку, и как оказалось – вовремя!

Жорж… или кто он там, не успел в полной мере сдержать удар, и пинок пришёлся куда-то в бок его кривоногого напарника, вскрикнувшего ещё раз и засучившего ногами.

Воспользовавшись этим, попаданец поднырнул рахиту под руку, вывел на болевой, и вывернул руку к чёртовой матери! Вряд ли это разрыв сухожилий или перелом, но вывих, и притом качественный – ручаться можно!

На этом его победа едва не обернулась фиаско, ибо долговязый Жорж достаточно умело лягнул его в голову. Он, в общем, почти успел убрать её… но почти не считается, да и твёрдый носок ботинка, это ни разу не босая нога, так что прилетало знатно.

Впрочем, вырубить попаданца не удалось, и, пусть несколько оглушённый, он ушёл в защиту, отбиваясь от нападающего и достаточно грамотно держа дистанцию – благо, для фехтовальщика это основа-основ. Жорж атаковал странно, непривычно и довольно опасно, целя в лицо и горло растопыренной пятернёй и пытаясь обрабатывать голени носками ботинок.

Но эффект от нокдауна у попаданца быстро прошёл, и он, получив несколько чувствительных ударов по ногам и одну почти неощутимую оплеуху, выждав момент, шагнул навстречу и всадил колено под рёбра – в лучших традициях тайского бокса. Потом, ничуть не стесняясь, добавил с другого колена в лицо, обхватив голову руками, и только потом опомнился, с немалым трудом удержавшись от…

… контроля.

А зевак вокруг… и только телефонов не хватает, и что интересно – вмешаться никто и не подумал.

– … на провинциала Жоржи со своими молодчиками, а тот – даром что ворон всех посчитал, малый не промах!

– … да, часы решил…

– Нарвался, да и давно нарывался! – громогласно рассуждает красномордый, самодовольного вида тип, из тех, которые всегда и всё знают и умеют лучше других, – Я ему много раз обещался задать хорошую трёпку, но парень и без меня неплохо справился!

Из контекста Ежи понял, что эти молодчики в Латинском квартале известны если не хорошо, то достаточно, но они – не то чтобы свои… но и не вполне чужие. В отличие от…

Плюнув на это, злой, он кое-как отряхнулся и пошёл прочь, сопровождаемый взглядами и комментариями разной степени комплиментарности. Позади, за спиной, поскуливающий от боли рахит, поняв, что прямо сейчас его не будут вбивать в мясо, начал сыпать вслед угрозы, обещая найти…

… и вот если бы не зеваки, то ей-ей, попаданец бы вернулся и переломал бы ему к чертовой матери руки, а заодно и челюсть! Эти угрозы ох как нередко стараются воплотить в жизнь… потому что всё, что есть у таких молодчиков, это наглость и репутация.

Настроение резко поползло вниз, и мысленно костеря вагантов, обитателей Латинского квартала, парижан и всех французов разом, он дохромал было до брассери[7], но заметив там компанию очевидных студентов, только что более благополучную, нежели большинство их товарищей, решил не заходить. Ну их к чёрту!

Ноги тем временем изрядно разболелись, и по-хорошему, не помешало бы закатать штанину, да посмотреть – а что там, чёрт подери, такое?! Да и алкоголем, наверное, стоит промокнуть… во избежание. До антибиотиков ещё очень-очень далеко, и чёрт его знает, что за дрянь могла попасть на ссадины!

Достав было портсигар, он сунул было папиросу в рот, но, опомнившись, спрятал её назад.

– Нужно поменьше курить, – пробормотал он, даже в мыслях не держа бросать, потому что, ну а смысл? Когда все вокруг курят, когда деловые переговоры или дружеская попойка, встреча в ресторане и кажется, решительно всё на свете, окутано клубами табачного дыма, не курящий человек выглядит как белая ворона, притом, что пассивное курение, оно как бы тоже не полезно…

– Вот и сходил на экскурсию, – усмехнулся он, совсем другими глазами глядя на вагантов и… хм, экскурсантов, передвигающихся по кварталу преимущественно группами. В голову полезла всякая ерунда в стиле «Их нравы», но попаданец не быстро, но неуклонно выдавил их по капле, решив не спешить с суждениями…

… а ещё – купить, в самом деле, трость! Ну и, пожалуй, носить с собой револьвер.

Не без труда подавив желание вернуться в пансионат за револьвером… и вообще – вернуться, он на одном упорстве дошагал до расположенного неподалёку крохотного бистро в перекопанном переулке, перепрыгнув через груду булыжников.

Внутри народа вполне порядочно, хотя, как и надеялся Ежи, не так и много, не в последнюю очередь благодаря ремонту мостовой, отпугнувшему часть посетителей. Публика пёстрая, но, на взгляд парня, научившегося понимать такие вещи, вроде бы не буйная.

Во всяком случае, ни дурного гогота, ни шалых глаз, озирающихся вокруг в поисках приключений, он не заметил. Две разнополые парочки, изрядно потрёпанные вином и жизнью, маленькая компания из трёх человек, негромко обсуждающая что-то в дальнем углу, да несколько одиночек.

– Месье… – хозяин, немолодой крепыш явно с военным прошлым, вышел из кухни в облаке таких запахов, что моментально захотелось не то что есть, а – жрать!

– Жорж, – отозвался попаданец, – Жорж Ковальски.

– Жак Меланшон, – чуточку поклонился мужчина, – владелец этого заведения, к вашим услугам!

– Рад знакомству, месье Меланшон, – улыбнулся парень, подмечая машинально, что светских манер у владельца парижского бистро будет побольше, чем у большинства офицеров, с которым ему довелось встречаться в Севастополе.

– На ваш вкус чего-нибудь, – попросил он, и спохватился, – Да! Не слишком плотно, пожалуй, и не слишком дорого! И… для начала рюмку самого крепкого пойла, что у вас есть, месье Меланшон.

– Понимаю, – кивнув мужчина, позволил себе задержаться взглядом на ссадине, набухающей кровью на скуле попаданца, – Абсент? Самое то, чтобы забыть неприятности.

– Это… – начал было Ежи, но тут же заткнул фонтан красноречия, – Да, абсент будет в самый раз.

Не прошло и минуты, как перед ним на небольшом подносе появилась рюмка абсента и несколько ломтиков сыра.

Чистый носовой платок у попаданца всегда с собой, и он, не долго думая, смочил его в абсенте, и, протерев сперва скулу и лицо, задрал штанину, принявшись протирать ссадины на ноге. Выглядят они… не слишком хорошо, и по опыту он знает, что дальше будет хуже! Всё это набухнет кровью, схватится корочкой, покроется иссиня-чёрными разводами и будет изрядно болеть.

Протирая ногу и шипя от боли, он ругался тихохонько на польском, потому что – курва, и что тут ещё добавить?!

– О… месье из Польши?! – услышал он, сказанное с необычайной экспрессией.

– Absolutnie racja, – машинально отозвался попаданец, настороженно поднимая голову и глядя на молодого рослого парня со статями молотобойца, подошедшего от соседнего столика, – с кем имею честь?

– О, прошу прощения… – повинился тот, – Матеуш Вуйчик, из Познани!

– Ежи Ковальски, – отозвался попаданец, – из Сибири.

– О… – уже привычно отозвался Матеуш, – понимаю! Не будет ли бестактностью с моей стороны пригласить пана за наш столик?

Сказано было, разумеется, на польском, и Ежи, чувствуя лёгкий холодок в груди, согласился. Легенда его, пусть и кое-как обкатана, но…

… всё обошлось.

Его новые… хм, друзья, оказались людьми достаточно деликатными, чтобы задавать неудобные вопросы…

… и достаточно опытными, чтобы понимать, что у человека могут быть такие особенности биографии, о которых не стоит упоминать лишний раз.

– Да… – крепко ухватившись за рюмку с абсентом, Матеуш тяжело уставившись куда-то в угол, – тяжкие были времена!

– Но славные, – жарко выдохнул Якуб Шимански, невысокий, заросший бородой по самые брови, и больше похожий на еврея, чем на потомка славного шляхетского рода, – Вся Польша…

Не договорив, он снова выдохнул, помотав головой, будто отгоняя от себя что-то.

– Вся! – ещё раз добавил он, будто убеждая кого-то…

… а быть может, и себя.

– В крови, в крови потопили, – кликушески затряс головой Бартош Камински, непримечательный ничем, пока не взглянешь в его глаза – большие, необычайно красивые…

… с огоньками фанатизма в них, а быть может, и безумия.

Разговор дался попаданцу тяжело. Оно и так-то…

… а слушать, как русские войска карали четверть века назад восставших, слушать о зверствах… не хотелось, да и откровенно говоря, не верилось.

Враги, как известно, всегда очерняют…

… но с другой стороны, обмолвки старых солдат о покорении Кавказа он слышал своими ушами, а там подчас всплывали такие подробности, что…

… в общем, он решил об этом не думать, просто чтобы с ума не сойти.

– Прошу прощения, панове, – спустя два часа Ежи решительно встал из-за стола, – пора! Сами понимаете, дела…

Дел, собственно, никаких нет, просто и у этой компании их тоже нет… и судя по всему, они продолжат пить, только что не здесь, а после, к гадалке не ходи, пойдут искать приключений, и поэтому – ну их к чёрту!

Уйти, впрочем, удалось не быстро. Были поцелуи, клятвы в любви, обещания непременно познакомить с очень важными людьми…

Но вырвался и пошёл прочь, не оглядываясь и испытывая очень сложные чувства. Парни, с одной стороны, хорошие, с другой…

… он уже начал сомневаться в том, что ему стоит оставаться поляком.

– В ломбард, – постановил он, собираясь с нетрезвыми мыслями. Как-то так странно вышло, что вроде и не хотел, а заплатил не только за себя… притом даже не просили, а…

– Чёрт! – ругнулся он, не зная, как к этому относиться. Становиться кошельком ему решительно не хочется, но… видно будет.

Вспомнив снова, что хотел купить трость, Ежи зашёл в первый попавшийся ломбард, не смущаясь ни обилием дешёвого хлама, ни впечатлением общей засаленности и самого заведения, и его хозяина. Ему, в конце-концов, ехать, а не шашечки!

– Покрепче, да? – владелец, пожилой бодрый еврей такого почтенного профессорского вида, что это невольно настораживало, вплоть до желания покрепче держать кошелек, подёргал себя за бороду.

– И недорого, – уточнил паренёк, – Все эти… с женскими фигурами и прочими излишествами не стоит.

– Зря, молодой человек, зря, – осуждающе качнул головой еврей, и его завитые пейсы качнулись подтверждающее, – молодость даётся один раз…

– Впрочем, кто я такой, чтобы судить? – поправился он, заметив, что клиент не в настроении.

Несколько минут спустя перед попаданцем было уже с дюжину тростей, и он, не долго думая, выбрал одну из них – дубовую, не слишком длинную, с увесистой рукоятью. Такой достаточно удобно фехтовать, а при необходимости можно перехватить за другой конец и использовать на манер палицы.

В пансионат Ежи вернулся незадолго до ужина, успев обойти изрядное количество магазинов, ломбардов и лавок старьёвщиков, приглядываясь и прицениваясь. Гардероб ему обновлять решительно необходимо, но не сходу же!

Неделю, а то и две походить, прицениться, посмотреть, во что одеты обыватели в разном возрасте и статусах, и только потом…

Деньги есть, да… но карман они ему не жмут! Да и знает, пусть не за собой, так за другими, такую штуку, что стоит только начать тратить, так и не остановишься, пока не потратишь.

Париж, культурная столица, соблазны… к чёрту! Лучше, хотя бы на первых порах, быть жмотом… да и потом, пожалуй, тоже.

– Ба-а… какие люди! – услышал он, подойдя к пансиону, и остановился невольно, насторожившись и приготовившись ко всякому.

Двое. Физиономии… он просканировал их, пытаясь вспомнить в антураже барского дома и бастионов Севастополя…

… но нет, решительно незнакомы. Средних лет, выправка… а вернее её остатки, показывают, что эти господа некогда служили, но вероятнее всего, давно и не слишком долго.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Сноски

1

«Jeszcze Polska nie zginęła» Ещё Польша не погибла – первая строка из гимна Польши, известного так же как «Мазурка Домбровского» или «Марш Домбровского», написана изначально для Польских Легионов, служивших Наполеону Бонапарту. Песня стала гимном Ноябрьского (1830) и Январского (1863) восстания. С 1927 г. – национальный гимн Польши.

2

Су – в просторечии до перехода на Евро 5 сантимов, ну или если хотите – копеек. Такой монеты в описываемый период НЕ существовало, это именно просторечие для обозначения нужной суммы – так сказать, по старой финансовой памяти.

3

Все (!) источники сходятся на том, что обучение фехтованию (за исключением фланкирования, то есть штыкового боя) в армии Российской Империи было поставлено из рук вон плохо. Какие-то мастера были, но мало, а в описываемое время отмечалось (по результатам Крымской войны в основном, а так бы, наверное, и не спохватились), что и кавалеристов в России из рук вон плохо обучали не то что фехтованию, но даже рубке и верховой езде.

В это же время в армии Франции, да и в обществе в целом, фехтование было поставлено отлично, какие-то навыки имели едва ли не все, кто хотя бы пыжился относиться к среднему классу. В Пруссии, в Германии вообще – аналогично.

4

Патиссерия – кондитерская, специализирующаяся на сладостях.

5

Генгет – Развлекательное заведение на открытом воздухе, где подают еду и напитки, часто с музыкой и танцами.

6

Османизация Парижа – градостроительные работы под руководством барона Османа (Хаусмана) при Наполеоне Третьем.

7

Брасери – Заведение, предлагающее более плотное питание, чем кафе, но с менее изысканным меню, чем ресторан. Часто работают целый день и подают блюда традиционной французской кухни.