В погоне за дивноглазыми

– Габи? Рад видеть, – беззаботно сказал я.

– Карл! Ты узнал меня! – раздосадованно выпалила она, потирая запястье.

– Естественно. Неужели ты надеялась кого-то одурачить? Я ещё не настолько пьян.

Габи сдёрнула маску и обиженно надула губки. Я только пожал плечами. Она опять потёрла запястье и, схватив меня за клюв, сдёрнула маску и с меня. Я широко улыбнулся. Мне всегда нравилось злить Габи, с учётом того что мы знакомы целую вечность.

– Болит? – я указал на запястье.

– Нет, просто немного неожиданно. Ты кого-то ловишь?

– Можно и так сказать.

– Нужна помощь?

– Нет, это, пожалуй, личное.

– Что ж, удачи.

– Спасибо.

Габи взяла со стола бокал вина и посмотрела на разноцветный круговорот гостей. Я, нацепив маску ворона, опять растворился в нём. Она только улыбнулась. Она знала, что если я кем-то или чем-то увлёкся, то ничто не в силах отвлечь меня от этого. Из всех присутствующих она знала меня лучше всех.

– Что за игру ты затеял на этот раз? – беззвучно спросила она.

Я скользил среди пёстрых облачений, пытаясь уловить отблеск изумрудных глаз. Сейчас она могла быть в чём угодно, а я упустил несколько бесценных минут, разговаривая с Габи. Хотя я не жалел об этом. Всегда приятно увидеть старого друга. Но сейчас меня куда больше интересовал новый.

Хоровод кружился всё стремительнее, увлекая меня за собой. Вино витало в воздухе, кружа головы и подкашивая ноги. Я начал замечать, что мне всё труднее различать лица. Становилось невыносимо жарко. Я понимал, что в таком состоянии скоро и вовсе перестану отличать людей друг от друга, и решил выйти подышать свежим воздухом. Добравшись до лестницы, я устремился вглубь особняка. На втором этаже располагались балконы специально для тех, кто хотел отстраниться от назойливой суеты маскарада.

Этажом выше людей было существенно меньше. Лишь изредка мне попадались изрядно подвыпившие гости и парочки, ищущие уединения. Благо всем хватало места в поистине громадном особняке барона Хартвига. Внезапно я увидел силуэт, показавшийся мне смутно знакомым. Тонкая фигура, обвитая чёрным шёлком, и такие же чёрные как ночь волосы. Не медля ни секунды, я устремился за ней. Пробежав по длинному коридору, я заглянул за угол и увидел балкон.

Она была там. Я видел её, даже её изумрудно-зелёные глаза. Это не мог быть кто-то другой. Она вновь была в своём костюме ночи. Свет убывающей луны отражался от золотистых звёздочек. Рядом с ней стоял мужчина в шутовском наряде попугая и о чём-то горячо говорил. Я бесшумно скользнул вдоль стены и замер у гардины. Так я мог прекрасно слышать их разговор. Кстати, сам разговор изрядно напоминал монолог. Казалось, Попугай говорил с самим собой. Из-за гардины я не мог видеть, кивает ли она ему, но был уверен, что нет.

– Вы молчите… – бормотал он, – это ничего… ваш взгляд более чем красноречив! Более чем…

Он внезапно замолчал, а потом заговорил стихами:

Вы учтивы? Нет, не учтивы,Да и лестью вы не больны,Вы вполне себе даже красивыВ тусклом свете щербатой луны.Вы надменно храните молчание,Ведь слова недостойны вас,Лишь прощанье и расставаниеНе оставили вас сейчас.Не оставили – что в них проку:Ненавидеть или любить?Не предаться с ними пороку,Даже кровью не окропить.Жертв не примет бог расставания,Кровь напрасно зальёт паркет,Он приемлет только скитания,Но для вас его воля – бред.И прощание вам не мило,Не мила сухая трава,Всё на свете вам опостыло,Опостылели даже слова.Что слова, ведь вы не учтивы,А слова – это просто лесть,Всё равно, всё равно вы красивы,Вы красивы такая, как есть.Упиваясь вашим молчаньем,Я смотрю в изумруды глаз,Я прошу вас, помедлим с прощаньем,Пусть ничто не тревожит нас.И вы будете вновь не учтивы,Ведь любовью вы не больны, —Наплевать, вы слишком красивыВ тусклом свете щербатой луны.

Договорив последнее слово, он расхохотался, как сумасшедший. Я даже стал немного опасаться, что он бросится на неё. На балконе послышалась возня, и я, выхватив шпагу, вылетел из-за гардины. К моему глубочайшему разочарованию, её на балконе уже не было. Попугай, куда более тучный, чем казался на первый взгляд, кряхтя, взбирался на решётку балкона. Он судорожно шептал стихотворение, опять и опять, периодически посмеиваясь. Я неспешно приблизился.

– Эй, приятель.

– Она ушла… – пробормотал он. – Так же внезапно, как и появилась…

Он перелез через перила и теперь стоял по ту сторону. Он явно собирался прыгать. Я скосил глаза. Особняк располагался на утёсе, и внизу отчётливо виднелось бушующее море. Даже в темноте можно было различить пену разбивавшихся о скалы волн.

– Подожди, не делай глупостей.

– А что мне осталось? – пропел он. – Она ушла, ушла туда. И я пойду за ней. Отправлюсь в мир теней. И в глубине морской я обрету покой.

– Нет!

Я метнулся к нему, но он оттолкнулся от перил и полетел вниз. Спустя мгновение он растаял в темноте. Несколько минут я всматривался в пучину, гадая, кем был этот человек. Неужели я изо всех сил стремлюсь занять его место? Зачем я слепо бегу за ней? Я обхватил голову руками и опустился на пол. Может, это вино, а может, просто мир сошёл с ума? Додумать мне не дали.

Я ощутил, что она здесь. Она стояла возле той самой гардины. Я знал, что стоит мне поднять голову, как она исчезнет. Но сейчас она смотрела на меня и гадала, что я буду делать дальше. Но я уже знал. Поднявшись с пола, я глубоко вдохнул, вложил шпагу в ножны и опять устремился вглубь особняка. До рассвета было ещё далеко, и меня не покидало предчувствие, что этот Попугай не последняя её жертва. Я привык доверять своим предчувствиям. Пусть они и ведут меня прямо в её западню.

Я покинул западное крыло и устремился в восточное. Ничто не указывало на её присутствие. Пару раз я останавливал слуг, но те лишь разводили руками. Впрочем, сдаваться я не собирался. Я знал, что рано или поздно она сама покажется, и не ошибся. Край её подола мелькнул и исчез за углом. Я немедленно устремился за ней.

Ещё не остывший след привёл меня в одну из множества комнат особняка барона Хартвига. Обычная гостевая спальня, за исключением того, что во всех остальных комнатах было поменьше народу. В этой собралось трое гостей, если не считать девушку у окна. Я уже давно подозревал, что она явилась сюда без приглашения. Трое, сидевшие на полу, были одеты совершенно одинаково, и притом в точности как я. Вплоть до масок с кривыми клювами. Они играли в карты и заговорщически перешёптывались.

Обойдя игроков, я направился прямо к ней. Она не оборачивалась. В стекле отражались её изумрудно-зелёные глаза. Она молчала.

– С каждой нашей встречей вы всё менее разговорчивы, – усмехнулся я. – Может, дело во мне? Или Попугае?

Она продолжала молчать. Трое игроков совершенно не обращали на нас внимания, но мне было откровенно наплевать на них. Странный порыв подхватил меня и увлёк к ней. Я не мог остановиться.

– Может, дело в стихах? Я помню неплохие:

Позабудьте на время приличие,На один лишь короткий миг,Не пытайтесь играть безразличие,Не теряйтесь в толпе других.Не скрывайте смущённого взгляда,Подавая неясный знак,Никаких уловок не надо,Вы влечёте меня и так.Вы влечёте меня в паутину,Вы смеётесь, и я смеюсь,Так не делайте кислую мину,Я ни капли вас не боюсь.Не боюсь ледяных изумрудов,Что глазами зовёте вы,Ведь я верю в прекрасное чудо,Не теряя своей головы.Лишь немного от вас хмелея,Я иду по вашим следам,Ни на миг себя не жалея,Я до капли себя отдам.Утону в изумрудном потокеСтоль пьяняще чарующих глаз,Вы жестоки, пускай жестоки,Не могу я больше без вас.Так забудьте навеки приличье,Мы живём лишь короткий миг,Нет нужды играть безразличьеИ страшиться взоров чужих.Всё равно я иду по следу,Обо всём позабыв сейчас,Так поверьте влюблённому бреду,Я любил и люблю только вас.

Ужас пронзил всё мое тело. Губы двигались сами собой, слова, неведомые мне прежде, сотрясали воздух. На лице плавно возникала блаженная улыбка. Со мной происходило нечто странное. Трое ворон, сидевших на полу, взялись за руки и запели ту самую песню. Я подходил всё ближе. Сначала я думал, что иду к ней, но внезапно понял, что иду к окну. Лёгким движением она отодвинула штору, и я увидел темноту ночи, глубокую и бесконечную. Трое поспешно поднялись и, опережая меня, по очереди взобрались на подоконник и выпрыгнули. Я с ужасом осознал, что буду следующим. Девушка посмотрела на меня. Что-то явно шло не так.

– Присоединяйся ко мне, Карл. Позволь ночи заключить тебя в объятия.

– Я… пожалуй… воздержусь… – прохрипел я.

– Увидим.

Она взмахнула рукой, и я полез на подоконник. В лицо мне хлестнул ураганный ветер. Спиной я ощутил лёгкое прикосновение. В следующее мгновение я полетел вниз – и непременно разделил бы судьбу Попугая, если бы не окно. Именно окно первого этажа, открытое в целях проветривания, спасло мне жизнь. Мёртвой хваткой я вцепился в ставню и, заскочив в комнату, рухнул на пол. Лишь мгновение потребовалось мне, чтобы подняться, и вот я уже снова был у окна.

– На первом свидании никаких объятий, вы же дама, – усмехнулся я и поправил маску, – помните о приличии.

Улыбнувшись собственным словам, я посмотрел вниз. Никого. Вот и прекрасно, мне не хотелось думать о троице в чёрном. Отряхнув фрак, я направился в зал. Пёстрая толпа была поистине неутомима. Я поискал среди танцующих Габи, но ни её, ни Хартвига я не заметил. Это насторожило меня. Обычно, если я знал, в каком человек костюме, я мог без труда найти его. Впрочем, всю сегодняшнюю ночь я проявлял себя плохим сыщиком.

Искать зеленоглазую было бесполезно. Прорвавшись сквозь пёструю толпу, я опять двинулся на второй этаж. Стоило полагать, она не будет вытворять подобные трюки на глазах такого количества людей. Не теряя ни секунды, я двинулся в восточное крыло. Именно там закончилась моя недавняя прогулка. В той комнате, естественно, никого не было. Кто бы она ни была, дважды в одном месте она не появлялась. Это было бы слишком просто.

Внезапно на плечо мне опустилась рука. Шпага рванулась из ножен. Один короткий миг, и перепуганный слуга замер с клинком у горла.

– Прошу прощения, – пролепетал он.

Я мотнул головой и поспешил убрать оружие.

– Нет, что вы, это я виноват. Должно быть, выпил лишнего. Вы чего-то хотели?

– Если позволите, барон хотел бы видеть вас.

– Да-да, – пробормотал я, – я и сам не так давно его искал.

– В таком случае следуйте за мной.

И я двинулся за ним. Сперва мы спустились на первый этаж и, идя вдоль стен, чтобы не затеряться в танцующей толпе, направились в прежде незнакомую мне часть дома. Петляя по извилистым коридорам, мы добрались до входа в подвал. Неприятное предчувствие заворочалось внутри меня.

– Уверен, что барон здесь?

– Барон в винном погребе.

– Но разве винный погреб здесь?

– Это особый винный погреб.

Я положил руку на эфес шпаги и указал на дверь. Слуга отпер её, и я последовал за ним во мрак. Тусклый свет факелов не рассеивал тьму, а скорее сгущал её в углах и выемках. При желании там мог кто-то прятаться, и я даже подозревал кто. Тем не менее я продолжал идти за ним, каждую секунду ожидая нападения, которого, кстати, не произошло. Вместо этого мы вышли в просторный зал, до потолка заставленный разнообразными бочками.

На одной из них восседал барон Хартвиг собственной персоной. Должно быть, по количеству выпитого он уже превзошёл всех прочих гостей, вместе взятых. В любом случае манеры аристократа растворились в винных парах, и теперь он ничем не отличался от пьяного каменщика, разве что выражался более витиевато.

– Достопочтенный Карл! Чёрный, как ночь! Достопочтенная Ночь! Чёрная, как Карл! – сказал он и расхохотался.

В другом конце комнаты стояла зеленоглазая девушка. Она, казалось, совершенно не замечала барона, лишь пристально смотрела на меня. В отсутствие света её маска потускнела, а звёздочки на платье перестали мерцать. Впрочем, это не мешало её глазам блистать, как двум драгоценным камням. Холодным и острым.

– Карл, – усмехнулась она, – ты опять нашёл меня. И опять не без моей помощи. Как не стыдно.

– Видно, сегодня не мой день, – пожал плечами я.

– Не твоя ночь, а могла стать твоей, если бы ты так не цеплялся за бесполезную жизнь.

– Извини, чтобы пожертвовать ради тебя жизнью, я слишком плохо тебя знаю. К тому же я был бы не первым и далеко не единственным.

– Ты, бесспорно, прав, – улыбнулась она.

– А я, бесспорно, пьян, – заявил барон.

– Как мило, – зеленоглазая посмотрела на него.

– Невероятно мило!

Кряхтя, барон поднялся на бочке во весь рост и, вскинув руки, громко заговорил:

Да будет счастлив тот, кто пьян,Найдя мечту в вине,Я вижу бархатный туман,И он приятен мне.Он мягок, будто бы постель,Пропитан сплошь вином,И даже в лютую метельТы не замёрзнешь в нём.Он сладок, будто поцелуйПрелестнейшей из дам,Бушуй, стихия, ветер, дуй,Но жарко будет нам.Но жарко будет нам вдвоём,Ведь в бархатной тишиМы песни дивные поёмО пище для души.О, песни дивные сирен,Что слышал я во сне,Знавал я высь, знавал я плен,Ничто не мило мне.Ничто не мило без тебя,Не светит мне луна,Ведь без тебя я жил скорбя,О мой бокал вина.Не оставляй же никогда,Вино, таких, как я,И вдаль уходят пусть года,Лишь ты любовь моя.Лишь ты, любовь, всегда верна,Вскипи, шальная кровь,И осуши бокал до днаЗа вечную любовь…

С этими словами он запрокинул голову и вылил остатки вина из золочёного бокала себе в глотку. Это оказалось не так-то просто с учётом того, что стоял он на бочке почти под самым потолком. Наконец, убедившись, что бокал пуст, он окинул комнату мутным взглядом и рухнул вниз. При всём желании я бы ничем не смог ему помочь. Каменные плиты встретили его, и он замер навеки, неестественно скрючившись на полу.

Я смотрел на труп, не веря в реальность происходящего, но при этом не проявляя особого беспокойства. Сегодня со мной случилось достаточно странностей, чтобы они успели наскучить. Я уже ничему не удивлялся. Зеленоглазая дама исчезла, зато появился слуга, обеспокоенно суетящийся у трупа барона.

– Ему уже не поможешь! – крикнул я.

– Нет, я должен известить барона!

Похоже, несчастный никак не мог осознать происходящего, что, впрочем, совсем не удивительно. Поначалу обилие трупов и меня вводило в некое подобие транса, но сейчас, как бы страшно это ни звучало, я привык.

– О чём таком важном ты хочешь его известить, что тащишь его с того света? – ухмыльнулся я.

Слуга был не в том настроении, чтобы шутить. Он был бледен, как полотно. В глазах его светился подлинный ужас.

– Там творится нечто… нечто невообразимое! – залепетал он. – Все гости сошли с ума!

– Так уж все?

– Извольте удостовериться.

– Непременно, – мрачно процедил я и двинулся вверх по лестнице.

Путь назад занял гораздо меньше времени. Я бежал, не разбирая дороги. В этом особняке творилось нечто странное, и я намерен был разобраться в этом. Слишком много крови для обычного карнавала, слишком много стихов для простого совпадения. Я знал, что зеленоглазая вела свою дьявольскую игру, и сейчас я был единственным достойным игроком. Из нашей с ней «схватки» я уже выходил победителем. И пускай это простое везение, но ничего, кроме везения, я противопоставить ей не мог.

Выскочив из подвала, я добежал до главного зала и замер. Даже для меня это было слишком. Гости действительно обезумели. Впрочем, буйство красок не прекратилось. Напротив, теперь и стены были окрашены дивным цветом. Цветом крови. Гости неистово носились по залу, вопя, причитая, выкрикивая известные и только что выдуманные стихи. Все, кто имел при себе шпаги, активно пускали их в ход. Некоторые слуги тоже не избежали безумия и орудовали серебряными подносами и винными бутылками.

На главной лестнице стояла дама с изумрудными глазами. Она, похоже, веселилась от души, глядя на это невообразимое побоище. Не стоило даже гадать, кто был повинен в этой бойне. Куда больше меня взволновало то, что рядом с ней стояла девушка в маске лисы, обрамлённой блестящими рыжими волосами. Возможно, именно сейчас она читала последнее в своей жизни стихотворение. От неё меня отделяла беснующаяся толпа.

Выхватив шпагу, я рванулся к главной лестнице, но стоило мне ворваться в неистовую толпу, как я моментально увяз и был вынужден прорываться с боем.

Желали мы за грань перешагнутьИ к вечности алкали прикоснуться,Но рады мы сейчас в крови тонуть,Судьба нам повелела захлебнуться!

Выкрикнув это, человек в костюме шакала рванулся на меня, но, напоровшись на мою шпагу, осел на ковёр. Мимо него проползла немолодая дама, пискляво вопя:

Была я одержима красотойИ к вечной молодости жадно устремлялась,Но вот, оставшись вечно молодой,Навеки я уродиной осталась.

Переступив через неё и оттолкнув мужчину в костюме вепря, прежде чем он успел что-то сказать, я пробежал половину зала и был встречен здоровяком, изображавшим медведя. До своего перевоплощения в нечто умалишённое он явно знал толк в фехтовании. Возможно, когда-то я даже уступил бы ему, но сейчас он был лишь безмозглой оболочкой, и потому у меня было преимущество. Я наспех сложил в голове пару строк и неистово закричал:

Клинок сложи, никчёмный человек,Своею жизнью мир ты оскверняешь,Прерви и без того короткий векИ помни, перед кем ты припадаешь!

На удивление, это подействовало. Медведь замер, опустив руки, и я, не колеблясь ни секунды, пронзил его клинком. Покачнувшись, он грузно осел на ковёр. Перескочив через труп, я наконец достиг главной лестницы. Естественно, ни зеленоглазой, ни Габи там уже не было, и я, не теряя ни секунды, побежал на второй этаж.

Извилистые коридоры увлекли меня в западное крыло. Предчувствие вело меня именно туда. С каждым шагом я был всё ближе к разгадке. Но сейчас ничто меня не волновало так, как Габи. Казалось, что с нашего разговора прошла целая вечность. Кровавая, безумная вечность.

Наконец я подошёл к вычурной, окованной железом и серебром двери. Она совершенно не вписывалась в остальную обстановку и потому привлекала внимание. Я знал, что она за этой дверью. Схватившись за ручку, выполненную в форме серебряной змеи, проткнутой железной шпагой, я рванул дверь на себя.

Комната, в которой я оказался, была огромна. По размерам она едва ли уступала главному залу. Стены её были сплошь покрыты багровыми гобеленами, изображавшими причудливые чёрно-красные фигуры. Боле в комнате не было ничего, не было даже окон, и я ощутил, как за моей спиной дверь проглотила глухая стена. Всё складывалось совершенно не в мою пользу. Откуда ни возьмись зазвучала музыка, и я увидел, как зеленоглазая танцует вальс с Габи. Маска лисы валялась на полу, и я отчётливо видел её бессмысленное выражение лица и пустые глаза.

Я сделал шаг вперёд. Музыка стихла, зеленоглазая остановилась, всё ещё держа Габи за руку. На её лице отражалось торжество.

– Ты пришёл.

– Как видишь.

– Очень галантно с твоей стороны не позволять даме скучать.

– Я полагаю, желающих развлечь тебя было более чем достаточно.

Я всё ещё сжимал шпагу, но её это совершенно не волновало. К тому же расстояние между нами оставалось приличное.

– Они такие скучные, – улыбнулась она, – сразу умирают. А ты ничего, решил ещё подёргаться.

– Не мог же я уйти посередине представления.

– Мог, но не ушёл.

– Не ушёл. Что теперь? Свой стих я уже прочитал.

– Ты – да, а она, – зеленоглазая провела по щеке Габи, – ещё нет.

– Не тронь её, – мрачно сказал я.

– Да пожалуйста.

Зеленоглазая толкнула Габи в спину, и та неспешно двинулась ко мне. Её губы медленно зашевелились.

Любовь слепа, и ты остался слеп,Твой взор моей любви не замечает,Порыв мой был безумен и нелеп,Как жаль… он ничего не означает.Как жаль, что не находятся словаВ тот самый миг, когда тебя встречаю,Как жаль, что так кружится голова,И я тебе молчаньем отвечаю.Как жаль, что не касаются уста,Как жаль, что мне не выразить словами,Какая наступает пустота,Какая бездна возникает между нами.Когда рукой не в силах осязатьИ ощущать тепло прикосновенья,Извечно ты стремишься ускользать,На память оставляя лишь мгновенье.Пронзая сердце сталью своих глазИ новой встречи радость обещая,Поверь, ты убивал меня не раз,Извечно меня к жизни возвращая.Не ведая, ведь ты остался слеп,И надо мною жизнь теперь смеётся,Порыв мой был безумен, был нелеп,Так пусть же в моём сердце остаётся.Пускай умрёт и прахом обратитВсё то, что так любила я когда-то,Рассвет меня, сжигая, озарит,Награда за любовь мою – расплата.Так оставайся, мой любимый, слеп,Пускай же каждый роль свою играет,Порыв мой был безумен, был нелеп,Пускай же моё сердце умирает.Любовь – меня терзающий недуг,Лекарство – смерть, совсем не расставанье,Отвечу я молчаньем, милый друг,Одно молчанье, только лишь молчанье.

Проговорив это, она остановилась в шаге от меня. Шпага упала на пол. Я протянул ей руку, но внезапно ощутил прикосновение зеленоглазой на своём плече. Секунду спустя она обвила меня руками. Я ощутил её дыхание возле своего уха.

– Неожиданно, – прошептала она, – а ты думал, что тебя уже ничто не удивит? Ты ошибся. Знаешь, Карл, мы одинаковые. Я мучаю, ты мучаешь. Я причиняю боль, ты причиняешь боль. Только мои жертвы счастливы перед смертью.

Её голос звучал где-то вдалеке. Я всё ещё смотрел на Габи. Она стояла, опустив голову, и молчала.

– Ты мог уйти, шагнуть в объятия ночи и никогда не испытать подобной боли, но ты выбрал остаться и страдать. Ты выбрал людей, которых не можешь спасти, и девушку, которой причиняешь только боль. Ты не предал бы её, уйди ты тогда. Ты предал её очень давно. Знаешь, какого цвета у неё глаза?

Габи смотрела в пол. Я судорожно пытался вспомнить, но не мог. Что-то мешало мне. Я ощутил, что зеленоглазая отстраняется. В следующий миг она вынырнула из-за спины Габи.

– Не гадай. Ты не проявил себя особо догадливым этой ночью.

Она схватила Габи за волосы и потянула назад. Глаза девушки широко распахнулись. Они были зелёными, почти такими же, как у зеленоглазой.

– Правда мы похожи? – улыбнулась она и прислонилась к её щеке. – Давай же. По правилам классической поэзии ты должен кого-то поцеловать. Не медли.

Она толкнула Габи в спину, и та буквально упала в мои объятия. Я подхватил её прежде, чем она рухнула на пол. Зеленоглазая склонилась к нам.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Раса, созданная повелителем лесов Вуденрозом. Являются бессмертными, хотя их бессмертие очень тесно связано с волей их создателя. Впервые упоминаются в рассказе «То, о чём молчали деревья».