Обнаженное и Сокровенное

***

Топот босых ног по полу вывел ее из задумчивости.

Она подняла глаза. Перед ней стоял маленький Павлик, смешно морща нос и растирая ладошкой заспанный лоб.

– Мама, я чай хочу.

– Хорошо, хорошо, только сначала поешь кашку, и я тебе налью чаю. Так что, иди пока оденься быстренько, а я все приготовлю.

– Мама, я не хочу кашу, – буркнул, было, он, но она, не обратив на это внимания, погладила его по голове и легонько подтолкнула к выходу из кухни.

Нехотя, он пошлепал босыми ногами в детскую, а Глория поднялась, чтобы приготовить завтрак, но, вдруг обнаружила на плите чай, предусмотрительно подогретый мужем, а на небольшом столике рядом с плитой уже лежали бутерброды по вкусам и привычкам каждого из детей, и стояли чашки на каждого из них, включая небольшую кастрюльку все еще теплой манной каши. Кроме того, на отдельном блюдце лежали ломтики порезанного яблока, и кусок шоколада. Это было для нее.

«Молодец он, все-таки! – подумала она. – Никого не забыл».

Глория подняла блюдце и обнаружила под ним маленькую записку.

Доброе утро, милая. Желаю тебе хорошего дня. Твой Осия.

И воспоминания об их встрече снова полились в ее разуме как могучая широкая река, начиная с того необыкновенного чувства, которое охватило ее, когда Эдик обратился к ней впервые.

***

Его голос всегда казался ей особенным. Она была на службе в храме семинарии всего пару-тройку раз, и всегда, когда Эдуард выходил на амвон и начинал говорить, ее охватывало трепетное благоговение. Однако в этот раз удивительное чувство было несравненно сильнее. Как только звук голоса семинариста дошел до ее слуха, по всему ее телу прошла сладостная дрожь, а сердце взволнованно заколотилось и как-то радостно запело.

Она не помнила, что она ответила, и как она оказалась рядом с ним. Все происходило, как в тумане. Они вместе шли по аллее. Вокруг почему-то, несмотря на позднее время, пели птицы, а небо было просто усеяно яркими разноцветными звездами.

Он говорил, и каждое слово отзывалось в сердце Лоры счастливым всплеском, отчего ей хотелось одновременно плакать и смеяться.

– Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Не знаю, полюбишь ты меня или нет, но я уверен, что этого хочет Бог. Я буду тебе верным мужем и заботливым отцом для наших будущих детей. У нас будет прекрасная семья, а ты станешь моей помощницей в моем духовном труде.

О, как сладостно звучали его слова! Глории казалось, что все ее существо просто тает от восторга и благодарности. В какой-то момент она спросила его, не вполне осознавая, что говорит:

– Батюшка, а вас всегда будут звать Эдуард?

– Нет, это мое мирское имя. Когда я получу священнический сан, скорее всего я возьму себе имя, которое мне дали при крещении, а это, наверное, просто забудется.

– А как вас называла мама?

– Мама… просто Эдик.

– Эдик, – повторила Глория, мечтательно улыбаясь. – А можно я буду звать вас все-таки просто отец Эдуард?

– Ты можешь звать меня и просто Эдик. А если хочешь, ты можешь уже сейчас обращаться ко мне на «ты».

Это было чудесной музыкой в ее ушах. Глория не понимала, что с ней творится, но, как ей казалось, она влюбилась в этого человека, как говориться, «по уши», и готова была идти за ним хоть на край света.

Думая обо всем этом, наедине с самой собой, она в счастливом недоумении пожимала плечами и улыбалась.

«Я выхожу замуж за священника! Ну, надо же! Неужели это правда? Кажется, я сошла с ума. Точно, сошла с ума. Ну и ладно! Пусть я лучше буду сумасшедшей, но зато счастливой. Я люблю его, и мне больше ничего не надо. Я буду принадлежать ему, и это моя судьба свыше…»

Глава 3

«Всемирный потоп. Почему Господь повелел мне прочитать именно эту историю? Как она может ответить на вопрос, что на сердце у Бога?» – размышлял Осия, подходя к высоким дверям храма.

Когда он вошел внутрь, молодой алтарник Виталий по прозвищу Тит почтительно поприветствовал его при входе. Этот светловолосый парень, которого Осия намеренно приблизил к себе, чтобы помочь ему избавиться от наркотической зависимости, был здесь с самого раннего утра, помогая сестрам, добровольно служащим при храме, подготовить все для утреннего богослужения. Прозвище Тит ему дали в реабилитационном центре, находящимся при монастыре, и оно так всем понравилось, включая Осию, что Титом его называли чаще, чем Виталиком. Заглянув с улыбкой в его голубые глаза, Осия ободряюще сказал, хлопая парня по плечу:

– Молодец, Тит, так и продолжай. Бог обязательно почтит тебя за твое смирение и рвение.

Он поднялся на второй этаж, где любил уединяться в небольшой светелке для молитвы и чтения Священного Писания. До службы оставалось еще минут сорок, как раз подходящее время, чтобы сосредоточиться в тишине.

«Всемирный потоп… – продолжал размышлять он, – как странно».

Он открыл большую библию с золочеными страницами и с большим крестом на обложке, и стал искать нужный отрывок. Простым повествовательным языком в священной книге описывалась история о том, как Бог повелел праведному Ною построить огромную баржу с тремя отделениями, чтобы спасти его в ней от всемирного потопа. Через примерно сто лет ковчег был готов, и Ной со своей семьей вошел в него, после чего на землю обрушились огромные массы воды, которые затопили весь мир, истребив на ней все. В живых, если не считать тех животных, которые сами пришли к нему в ковчег, от каждой твари по паре, осталось лишь восемь человек – сам Ной, его жена, и его трое сынов с их женами.

Осия вспомнил, что совсем недавно ему принесли документальный фильм о том, как группа ученных пыталась найти ковчег на горе Арарат. Фильм был очень впечатляющим, но ковчег так и не нашли.

«Каким образом эта история может открыть мне, что на сердце у Бога? – еще раз задумался Осия. – И вообще, мысль о том, что у Бога есть сердце, сама по себе как-то необычна».

В тот же самый миг его глаза выхватили один отрывок из повествования о потопе.

«И увидел Господь, что велико развращение людей на земле, и что все мысли и помышления сердца их были зло во всякое время; и раскаялся Господь, что создал человека на земле, и опечалился в сердце Своем».

«Какое странное место! – подумал священник. – Может быть, именно это и имел в виду Господь? «Опечалился в сердце своем»… хм! Это как-то по-человечески! Неужели Бог может грустить в своем сердце так, как грустит человек?»

Ему на память пришла история с блудницей, которую привели к Иисусу. Осию всегда изумляло это удивительное милосердие Господа, с которым Он относился к грешным людям. Она была взята, что называется, с поличным, прямо во время измены мужу, но у Иисуса не было и тени осуждения в ее адрес.

«Если Иисус сказал: «Видящий Меня, видел Отца», значит, и у Отца Небесного такое же великодушие и терпение, какое являл к людям Иисус, – думал он. – Тогда какой же степени могло достичь развращение людей на земле, если даже Бог, с Его потрясающим терпением и человеколюбием не вытерпел этой сердечной боли и решил истребить весь первый мир?»

Незаметно для себя он снова погрузился в воспоминания.

***

Это было в небольшом, но очень уютном и красивом храме Лауровской семинарии. Эдуард стоял на коленях перед алтарем и молился:

– Господи, я сделал так, как Ты повелел, и она дала мне свое согласие. Я не знаю, что из этого всего получится, но меня терзают сомнения. Ведь, поскольку она работает в баре, то вопрос о ее чистоте спорный. Ведь кто-нибудь обязательно узнает о ее прошлом! Что скажут люди? Ты же знаешь, какие высокие требования к тем девушкам, которые становятся женами для семинаристов. Я не могу сказать, что она мне не понравилась. Она молода и красива. Я с удовольствием пообщался с ней, но мне довольно трудно полностью отдаться тому чувству, которое, должен признаться, наполнило мое сердце, когда я увидел ее. Это все так непривычно! У меня противоречивые чувства, с одной стороны, у меня нет ни малейшего сомнения, что это Твоя воля, а значит, если Ты так хочешь, и у Тебя есть план, то кто я, человек, чтобы противиться Твоим планам? С другой, все время кажется, что я делаю что-то неправильное, во всяком случае, в глазах у людей. Как я объясню свое поведение другим семинаристам? А своему духовному наставнику?

Он вспомнил благочинного Макария, и у него похолодело внутри. Что он скажет? Он ведь будет наверняка против, и Осии не избежать серьезных неприятностей.

– Ох, Господи, я-то не сомневаюсь, что это Ты проговорил ко мне, но как мне доказать другим, что это Твоя воля? Ты знаешь, что большинство из братьев старших считает, что в наши дни Ты с людьми уже не разговариваешь. Им бесполезно доказывать, что это Ты сказал мне так поступить. Я в смятении, Господи. А вдруг я ошибаюсь? А вдруг это не Ты? Хотя, как тогда я узнал бы ее имя и то, где она находится? В общем, помоги мне, Боже…

Эдуард еще долго стоял у алтаря и изливал свое сердце, ожидая, что Господь заговорит с ним, но в этот раз Бог молчал. Однако всякий раз, когда он вспоминал Глорию и думал об их предстоящей женитьбе, его сердце наполнялось радостью и утешением. Глубоко внутри себя он все равно знал, что поступает правильно, и Господь с ним. Эта уверенность крепла с каждым словом молитвы и, в конце концов, он встал и сказал сам себе.

– Ну, что ж. Нужно готовиться к свадьбе. Похоже, что у меня на самом деле скоро будет семья.

От этих слов он радостно засмеялся, чувствуя себя счастливым, несмотря на все страхи и сомнения. В этот миг он вспомнил ее глаза. Огромные, красивые, бездонные как море глаза.

***

Это был потрясающий момент!

Они остановились под каким-то большим ветвистым деревом, непонятно как сохранившимся нетронутым в конце аллеи прямо в центре города. Эдуард повернулся к Глории и, глядя на нее, дрогнувшим голосом спросил:

– Скажи, Лора, ты согласна стать моей женой и разделить со мной свою судьбу?

Именно тогда она подняла на него свои огромные счастливые влажные от слез глаза и твердо сказала всего одно слово.

– Да.

После этого произошло что-то очень странное для Эдика. Нечто, за что, он точно знал, его осудили бы и преподаватели семинарии, и большинство из семинаристов, но он чувствовал, что несмотря ни на что, Бог не осуждает его. Повинуясь неведомому доселе порыву чувств, Эдуард привлек Глорию к себе, и их губы слились в долгом нежном поцелуе.

Это был не первый поцелуй в жизни Эдика. Когда-то, в студенческом возрасте он встречался с девушкой, и они даже целовались, но это было что-то совсем другое…

Впервые в жизни Эдуард целовал девушку в губы вот так!

И… как ни странно, единственное, с чем он мог сравнить свои ощущения, это с глубокой очень личной молитвой, когда сердце просто плавится от благодарности и любви к Богу.

***

В небольшой горнице на столе потрескивали три свечи на подсвечнике, отчего на стенах плясали причудливые тени. На дворе время от времени лаяли уличные собаки, тем самым только усиливая ощущение тоски и одиночества. Электричество было выключено, а в открытую форточку заглядывала огромным круглым бельмом полная луна.

Освещенное снизу восковым светом лицо благочинного Макария казалось безжалостно злым, особенно из-за пронизывающего блеска его маленьких глаз за толстыми стеклами очков, в которых отражались три зловещих огонька свечей.

Несмотря на жуткий вид, священник говорил тихим мягким басом, способным загипнотизировать незадачливого слушателя. Эдику приходилось напрягаться всеми фибрами своей души, чтобы не поддаться укачивающему ритму вкрадчивых слов игумена.

– До меня дошли пренеприятнейшие слухи о тебе, сын мой. Я, как ты понимаешь, не стал сразу им верить, но, несмотря на все мое уважение к тебе, брат Эдуард, все же навел справки об этой… леди… И что же? Скажу тебе, я узнал нечто, что меня обеспокоило еще больше. Как случилось брат, что ты связался с женщиной легкого поведения и даже, как я узнал, сделал ей предложение? У тебя, часом, – Макарий выдержал долгую тяжелую паузу, – рассудок не помутился?

Маленькие глазки благочинного сверлили Эдика, требуя немедленного ответа и мешая ему думать. Преодолевая чувство сковывающего страха, он ответил:

– Ни наш устав, ни Священное Писание не запрещают, отец Макарий, жениться на сестре в Господе. Глория является православной верующей. Она крещена и посещает службы. А что касается ее не совсем благополучного прошлого, то она прошла исповедь, и теперь, согласно нашим верованиям, прощена и свободна. Лично я не вижу никаких препятствий к заключению брака.

Макарий опустил голову и, раздувая ноздри, уставился на свои пальцы, которыми он нервно барабанил по столу. Эдика бросило в жар, он достал носовой платок и вытер пот со лба.

После долгого молчания Макарий резко поднял глаза на Эдика. Казалось, еще миг, и благочинный разразится громом и молнией, но тот, на удивление, спокойно продолжил:

– Мне кажется, сын мой, что ты забыл устав. Разве ты не знаешь, что для того, чтобы заключить брак, тебе нужно было попросить благословения у вышестоящего духовного лица, и подать заявку на возложенную кандидатуру.

– Я собираюсь это сделать, отец Макарий.

Эдуард осекся о жесткий взгляд игумена и замолчал.

– Ты должен был сначала попросить благословения, и только после моего разрешения предпринимать какие-либо действия по отношению к этой… так сказать… женщине. Ты же, дорогой, поступил с точностью наоборот. Ты сначала сделал ей предложение и стал за ней ухаживать, не обращая внимания на общественное мнение… И теперь… ты хочешь попросить благословения на свои блудные действия?

Эдуард понимал, что оправдываться бесполезно, поэтому он просто выслушивал нападки благочинного, внутренне взывая к Богу: «Господи, если это от Тебя, помоги мне. Дай мне ответ для Макария».

Внезапно поток слов прервался и, ухмыльнувшись какой-то своей мысли, настоятель вдруг спросил, глядя Эдику прямо в глаза.

– Скажи мне. Если я и епархиальное собрание не дадим тебе благословения и разрешения жениться на этой женщине, ты послушаешься нас?

У Эдуарда противно «засосало под ложечкой» и перехватило дыхание. Ему стоило огромных усилий выдержать сверлящий взгляд благочинного и тихо, но все же достаточно твердо ответить.

– Нет, отец Макарий. Я все равно женюсь на ней.

Благочинный выдержал паузу, явно удивившись, но затем уточнил:

– То есть, если я тебя правильно понял, ты ради этой женщины решил распрощаться со своим священством, так я понимаю?

Неожиданно Эдуард почувствовал еще больший прилив твердости и даже какого-то необъяснимого упрямства. Он смело поднял глаза на благочинного и твердо, но смиренно ответил:

– Нет, отец Макарий, не так. Я не собираюсь отказываться от священства. Я просто уверен, что для меня, как для священника, Господом предусмотрена именно она, и никакая другая. Поэтому, если это Его воля, то вопрос со священством будет тоже каким-то образом решен.

– Интересно знать, каким? Без благословения старшего духовенства? – неожиданно резко прогремел Макарий своим густым басом, так что Эдик вздрогнул. – Или ты хочешь попрать все наши традиционные ценности, и пойти к сектантам, а?

Несмотря на испуг, произведенный на него духовным наставником, семинарист нашел в себе силы ответить все так же спокойно и смиренно.

– Нет, что, вы, конечно, нет, отец Макарий. Мое решение служить в нашей епархии твердо, и я не собирался никуда уходить.

– Но, тогда, как ты сможешь здесь служить, если мы не дадим тебе благословение на твой такой брак?

– Не знаю, – пожал плечами семинарист. – Видимо, Бог как-то все-таки усмотрит для меня благословение.

– Ой, ну, что ты несешь?! Что ты несешь?! – Поморщился епископ. – Ты что женишься на ней, даже если мы предадим тебя анафеме?

– Отец Макарий, – Эдуард вдруг заговорил очень взволнованно, но еще более уверенно, – если вы сочтете мои действия настолько греховными, что посчитаете нужным меня так наказать, я готов принять это в смирении, и все же, при всем моем уважении к вам и к вашему сану, я не считаю, что согрешил. А потому, я все равно скажу, что женюсь на ней, как бы вы со мной ни поступили.

– Хм, и откуда у тебя такая твердость? – Макарий был явно удивлен.

– Я просто уверен, что это моя судьба от Господа, – спокойно ответил Эдуард.

– Тебе, что, был какой-то знак свыше, что ли? – недоуменно нахмурившись, спросил благочинный.

– Да, – еще тверже ответил Эдуард.

Макарий немного помедлил, размышляя над чем-то, а затем наклонил голову к самому столу и, лукаво глядя на собеседника, вкрадчивым шепотом спросил:

– Ты хоть знаешь, как она зарабатывает на жизнь?

Семинарист почувствовал что-то недоброе. Глория исповедовалась не перед ним, и он знал только, что она подрабатывает барменшей в том же баре, рядом с которым они встретились. Ему показалось, что прямо сейчас под ним разверзнется пол, и его поглотит преисподняя. Он ничего не ответил, и лишь, затаив дыхание, ожидал продолжения.

С жуткой улыбкой, наблюдая за реакцией семинариста, Макарий медленно проговорил:

– Она работает стриптизёршей в баре «Дионис Клуб».

Это был удар ниже пояса. Крупные капли пота покатились по лбу, но он их не замечал. В голове звучала только одна мысль: «Господи, это конец!»

Благочинный замолчал, задумчиво потирая ладонями веки, а затем встал и, расправив широкие плечи, пророкотал могучим басом.

– Ну, что ж… женись, Эдик, если хочешь, но знай, ни я, ни кто-либо из епархиального собрания или преподавателей не благословит такой твой брак, и никто не станет вас венчать, так что ответственность за твой поступок ложится целиком и полностью на тебя. Не знаю, как ты там ее исповедовал, если ты не знал даже такого очевидного факта. Подумать только, без пяти минут священник берет в жены женщину, тело которой видели почти все мужчины города. И при этом он утверждает, ха-ха, что это ему судьба от Господа! Хм… если у тебя не пропало желание жениться на ней, тогда пусть Бог будет тебе Судьей. А я, изволь, в этом участвовать не хочу. Будь здоров.

С этими словами благочинный вышел из светелки, хлопнув дверью и оставив его одного.

Эдуард постепенно перевел дух и вытер пот со лба. Макарий был не первым, с кем ему пришлось разговаривать, после того как слухи о происшедшем с ним стали стремительно распространяться среди его окружения, однако этот разговор оказался самым тяжелым.

Дождавшись, когда внизу хлопнет входная дверь, показывая, что епископ окончательно ушел из храма, Эдик, шатаясь, тоже спустился вниз в основной зал к алтарю. Ему очень хотелось помолиться, но, когда он преклонил колени, молитва не шла. Он был полностью раздавлен.

***

Телефон мелодично застрекотал, и определитель монотонным голосом объявил номер абонента. Сердце Глории радостно подпрыгнуло – это был Эдик.

– Привет, батюшка ты мой хороший. Я так ждала твоего звонка. – Шутливым голосом начала она, порывисто схватив трубку.

– Привет, Глория, – голос Эдуарда, как ей показалось, был несколько натянутым.

– Что-нибудь случилось?

– Почему ты спрашиваешь?

– У тебя голос слегка расстроен.

– Слушай, от тебя ничего невозможно скрыть.

– А зачем скрывать? Лучше говорить, как есть. Не ты ли учил меня, что нужно во всем и всегда поступать честно. Ну-так, что случилось?

– Да, в общем-то, ничего особенного. Все могло быть намного хуже, но без неприятностей все же не обошлось.

– Что именно Эдичек?

Ему обычно очень нравилось, когда она его так называла, но в этот раз все было омрачено разговором с благочинным.

– Я вчера вечером говорил со своим духовным наставником, отцом Макарием.

– Этот тот самый страшный, про которого ты рассказывал, главный который?

– Ну почему страшный? Обыкновенный епископ, просто строгий очень, – ответил Эдуард, но про себя отметил, что она права. Благочинный был именно страшным.

– Ну, и что он? Как вы поговорили? – Глория внутренне напряглась. Она знала, что от этого разговора могло зависеть очень многое. Только бы Эдуард не отказался на ней жениться.

– Тебе какие новости хочется услышать плохие или хорошие?

– Сначала хорошие, а потом… можно будет и плохие послушать.

Ее детский, игривый тон вызывал у него улыбку с момента их самой первой встречи.

– Хорошие; он пока не лишил меня возможности рукоположения на священника, не запретил служить в храме и не запретил жениться на тебе.

– Правда?! – Глория аж взвизгнула от радости. – Тогда какими могут плохие новости?

– Первая плохая новость, он сказал, что никто из священников не согласится венчать нас.

– Ну и что? – ей это показалось сущим пустяком. – Мы с тобой и так можем пожениться.

– Глория, ты же знаешь, что я так не могу. Как можно жениться, не получив благословения?

– А разве недостаточно того, что мы любим друг друга?

– Для меня недостаточно. Как бы ни были сильны чувства, поступать нужно все равно правильно.

– Но ты же сам сказал, что это от Бога?

– Да я сказал, но в Библии написано: «Если пути человека угодны Господу, Он и врагов его примиряет с ним». Я думаю, что, если наш брак от Него, Он обязательно должен обеспечить для нас благословение.

– А… если мы не послушаемся и все равно поженимся… ну… без благословения?

– Скорее всего, я тогда не смогу быть священником. У нас с этим строго.

Глория закусила нижнюю губу. Ей показалось, что весь мир сейчас рухнет. К горлу подкатил комок, и на глазах навернулись слезы. Неужели какое-то благословение может помешать им, быть вместе? Ей это казалось ужасно несправедливым. С трудом овладев собой, она спросила дрогнувшим голосом:

– И что, теперь мы никогда не поженимся?

Эдуард вздохнул:

– Глория, сейчас я знаю только одно, нам нужно дождаться, когда Бог откроет для нас Свои двери и благословит нас.

Ждать! Сейчас для нее это было ненавистное слово. Ей хотелось ругаться, кричать и плакать. Ее сердце мгновенно наполнилось болью и обидой на тех людей, которые сейчас мешали им соединить их жизни воедино. Если бы Глория умела заглядывать в свое сердце глубже, она бы заметила, что у нее есть обида не только на людей, но и на Бога, Который почему-то не вложил в сердца этих людей благословить их брак. А еще труднее Глории было признаться самой себе, что где-то очень глубоко в ней таится едва заметная обида на Эдика за то, что он почему-то слушался больше Бога, нежели этого опьяняющего головокружительного чувства под названием «любовь». О да, конечно, она влюблялась и раньше. Но все это казалось неглубоким, ненастоящим и поверхностным в сравнении с тем, что она чувствовала сейчас.

– Дорогая, не переживай, все будет хорошо, – утешающе раздался его голос в трубке.

Глория всхлипнула.

– А вдруг у нас ничего не получится? Вдруг Бог не благословит наш брак, что тогда? Я же тогда жить не смогу!

– Иисус сказал: не бойся, только веруй. У Бога обязательно найдется какой-нибудь выход.

Ее восхищала его вера.

– Как ты можешь быть так уверен, Эдик?

Этого он не знал. Он просто верил, и все. Поэтому он промолчал.

– Ну ладно, – взяв себя в руки, продолжила Глория, – а какая вторая плохая новость?

– Вторая – отец Макарий соберет по этому поводу епархиальное собрание, а оно уже будет решать, что со мной делать дальше.

– Они, что, могут тебе запретить жениться на мне?

– Не только запретить, но и лишить меня рукоположения в священнический сан.

– Ого! А это серьезно?

– Конечно, серьезно. Хотя, честно говоря, я собрания епархии не так боюсь, как боялся разговора с Макарием. Но, если он сказал, что никто нас не благословит, вряд ли они примут какое-нибудь другое решение, и найдется кто-то, кто пойдет против его воли. Так что, очень надеюсь, что я ошибаюсь, и Бог сотворит ради нас какое-то чудо.

– А еще плохие новости есть?

– Есть еще одна, и мне она кажется еще хуже, чем первые две.

Глория насторожилась.

– И что же это за новость?

Медленно выговаривая слова, Эдуард ответил:

– Благочинный Макарий навел о тебе справки и сказал, что ты работаешь стриптизершей в Дионис клубе. Это правда?

Гром среди ясного неба! У нее потемнело в глазах, и закружилась голова.

– Скажи, это правда? – настойчиво прозвучал его вопрос в телефоне.

Еле слышно, охрипшим голосом Глория все же выдавила из себя.

– Правда… – Она немного помолчала и совсем уже по-детски спросила. – А это грех, да?

Ее наивность иногда поражала.

– Библия учит, что наготу взрослого человека можно видеть только супругам, – ответил он натянутым тоном.

У нее подкосились ноги, и она села прямо на пол рядом с журнальным столиком, запустив пальцы свободной руки себе в волосы. Второй рукой она все еще держала телефон, хватаясь за него, как за последнюю соломинку надежды.

Молчание показалось ей бесконечностью. Там, где-то далеко, на другом конце телефонной связи сейчас решалась ее судьба. Не в силах больше ждать, Глория упавшим голосом все же спросила: