Кулинарная битва

С матерью Джея дети были едва знакомы. Сам Джей был с ней едва знаком. У его родителей случился какой-то запутанный то ли развод, то ли не развод. Мать забрала сестру и уехала, а отец один воспитал сына. Мэй так и не разобралась в их семейном устройстве – только богатые могут накрутить что-то подобное и считать, что все само собой разумеется. Мэй повертела бокал. Шампанского ей совсем не хотелось. Ей хотелось холодной диетической колы, которой в их доме отродясь не бывало.

– Но я тоже там буду. Я тебе не предлагаю в Сахару с палаткой ехать. И помощь там всегда найдется.

– Нет, до палатки пока далеко, до нее еще подождать надо. Но ведь ты и палатку запланировал.

Это была вторая часть безумных планов ее мужа. После поездки в Индию они должны отправиться с рюкзаками по Европе. Или арендовать дом-караван на колесах и проехать по Америке. Точно он еще не решил. У нее вопрос только один: почему человек, который ненавидит и презирает любые социальные сети, все свое свободное время отслеживает в них караваны «Эйрстрим» и группы путешественников с детьми? Еще немного, и он предложит купить хибарку на природе.

– Джей, мне сейчас не до того. Меня только что уволили. Я знаю, тебе с твоими мечтами мое увольнение на руку. – Она чуть не сказала «идиотскими мечтами», но удержалась. – Но мне-то твои планы нужны как собаке пятая нога.

– Можно и без палаток, и без рюкзаков обойтись. Мне просто хотелось… Смотри, Мэй, я тебя знаю. Мне жалко, что у тебя так неудачно все вышло. Но ведь это уже случилось. Теперь у тебя есть выбор, и я хочу, чтобы ты и меня в расчет принимала. – Потупившись, он водил вилкой по тарелке. – Понимаешь? Я просто хочу, чтоб у нас хоть какое-то время освободилось, чтоб мы могли проводить его все вместе.

– Не нужно мне никакого времени, – отрезала Мэй, не сдержав раздражения. – «Блестящий дом» – конечно же, неудача. Но неудача маленькая, временная. Я знаю, Джей, ты ненавидишь свою работу, а я свою – люблю. Я ничего не хочу посылать к чертовой бабушке только для того, чтоб потом начинать все сначала.

– Но я-то хочу.

Его слова на мгновение повисли между ними в воздухе. Оба они были воспитаны родителями-одиночками и обещали друг другу все всегда делать вместе, обещали оградить своих детей от того, через что прошли сами.

Джей опустил глаза в тарелку, подцепил кусочек и принялся жевать. Мэй готова была поклясться: вкуса он не чувствовал. Сама она ни есть не могла, ни даже притвориться, что ест.

– Отличная баранина. И детям, наверное, понравится. Морковка в ней что надо.

Разрядить атмосферу у него не вышло.

– Ладно, – пробормотал он. – Твоя очередь. Ты сказала, у тебя есть план. Валяй.

– Я целую кастрюлю приготовила. Заморожу остатки. Детям тоже достанется.

Теперь, после их перепалки, ее план казался ей абсурдным, но как выставить его в более выгодном свете, придумать она не могла.

– Понимаешь, мой план сильно облегчит тебе жизнь. Я же знаю, последний проект отнял у тебя все силы и следующий будет не лучше. Вот я и придумала. Возьму детей, уеду к матери, а ты оставайся. Холостяком поживешь. Свободное время будет. О нас беспокоиться не надо. Ни забот, ни хлопот. Отдохнешь. Будет время расслабиться и подумать про то, что тебе надо.

– Я только и знаю, что работаю. Что с вами, что без вас – времени на раздумья все равно нет, – парировал Джей. – Значит, мою маму ты видеть не хочешь, а к своей едешь. Подожди-ка, притормози. Ты не была в Канзасе с тех пор, как погиб Фрэнк. Тут не во мне дело. Мэй, скажи-ка ты лучше честно, зачем ты туда собралась? – Глядя на нее в упор, он раздраженно жевал очередной кусок баранины. Ждал ответа.

Вот оно, начинается. Теперь или пан, или пропал. Джей терпеть не может «Блестящий дом» и все, что с ним связано. Его бесят и тысячи ее подписчиков в Инстаграме, и бесконечные предложения делать рекламные посты и участвовать в фотосессиях, которые отовсюду сыпятся на нее и даже на детей; и необходимость постоянно просить няню Джессамин посидеть дополнительное время с Мэдисон и Райдером. Деньги, которые Мэй зарабатывает, эти часы покрывают, но он все равно возражает – говорит, не в деньгах дело. А в чем еще, если не в деньгах? Сейчас каждый раз, как он утром уходит из дома, Мэй отнюдь не уверена, что вечером у него все еще будет работа. Но если у нее с «Кулинарными войнами» получится, то бояться ей нечего. Она справится, сама всю семью на плаву удержит. Но Джея этим не проймешь.

Она выдавила из себя ноту энтузиазма, будто ждала, что ее новость его обрадует:

– Видишь ли, я, может, какое-то время с «Блестящим домом» дела иметь не буду, но позвонила моя сестра. «Кулинарные войны» делают в Канзасе программу о ресторане нашей матери. Аманда и мать просят приехать им помочь.

Пока она говорила, Джей взял бокал – то ли пил шампанское, то ли делал вид. Его брови поползли вверх, он шумно выдохнул и со звоном резко поставил бокал на стол. Физиономия у него была такая, что Мэй ясно видела: он не верит своим ушам. Ничего не выражающим голосом он сказал:

– Значит, они хотят, чтобы ты приехала участвовать в очередном реалити-шоу?

Весь его вид выражал бесконечное презрение к миру, частью которого стала теперь Мэй.

– Но мама действительно хочет, чтобы их снимали. – Вот гад! Он радоваться за нее должен. Это же чудо, что она может вернуться на телевидение, да еще безо всякого перерыва. Должен уважать ее за готовность схватить удачу за хвост. Он когда-то именно за это ее и любил. Любил ее энергию в их консалтинговой фирме, ее идеи собственного бизнеса, любил за то, как она этот бизнес запустила, хотя Райдеру тогда едва-едва год исполнился, за то, как быстро она все раскрутила: сразу получила контракт на книгу, научилась убеждать людей следовать ее мнению, ее советам, стала, что называется, инфлюенсером, создала себе имидж, репутацию, чуть ли не мини-империю.

А теперь он только одного хочет: чтоб она все бросила и остановилась. Она еще пока надеялась сквозь все его новое недовольство достучаться до давнего Джея:

– Джей, и для меня время самое что ни на есть подходящее! «Блестящий дом» узнает мне цену, а не узнает – у меня в любом случае появится отличный козырь. Ты же сам знаешь, когда работаешь, найти работу всегда легче.

Он был готов испепелить ее взглядом. Мэй – увы, с опозданием, – поняла: в ее словах он слышит только очередной упрек, нападки на его мечту послать все ко всем чертям. Она поспешила сменить тему:

– А сестра после смерти Фрэнка вообще ничего не делает. Застряла в своей дыре – изо дня в день одно и то же. Приеду – смогу помочь ей выбраться из ее болота.

На этот раз лицо у Джея передернуло:

– Давай лучше начистоту. Тебя сегодня из твоего телешоу турнули, а твою сестру, к которой ты шесть лет носа не показывала, наоборот, в телешоу пригласили. Вот тебе вдруг и приспичило ринуться домой, чтобы принять участие в ее шоу. Не надо мне про помощь Аманде мозги пудрить – я вранья не люблю. Чушь это, я тебя насквозь вижу. – Он отпихнул от себя тарелку. – Чушь! Ты ведь уже обещала им приехать? Обещала? И билеты уже взяла? а меня ты спросила? Согласен я отпустить детей болтаться неизвестно где вокруг съемок? Вот что ты мне на самом деле сказать хочешь! Зуб даю, ты уже и чемоданы собрала. Признайся, собрала? Ну скажи, попробуй скажи мне, что еще и не думала собираться!

Мэй искоса глянула на шкаф в холле, куда она затолкала собранные чемоданы, и почувствовала, как лицо залила краска.

– Да, я построила планы, потому что нам действительно надо ехать. У матери, у сестры наконец появилась отличная возможность поправить дела. Ты же не спрашиваешь, держатся они на плаву или нет! а если для меня это тоже шанс, что с того? Да, я купила билеты. И Джессе я заплачу – она с нами едет. Тебе вообще не о чем беспокоиться. Тебе же лучше, у тебя время будет без детей своими делами заняться.

– Ты едешь в Канзас. Ты берешь детей. Чтоб и их в реалити-шоу запихать. А меня ты о чем-нибудь спросила? – Джей поднял голос. – А что, если бы я сегодня допоздна работал? Проснулся бы и нашел твою записку? – Он оттолкнул стул и поднялся. – Ненавижу все это! Ненавижу, что я последним обо всем узнаю! Мне претит, что ты и детей в свои дела впутываешь, все эти твои приторные картинки, мемы из аэропорта: «любящая мать путешествует с детьми»! Или что ты еще там в Инстаграм засунешь? а потом отправишь их подальше болтаться с Джессой в каком-то незнакомом городе, пока ты из кожи вон лезешь в погоне за своей долбаной популярностью. У тебя и так до фига подписчиков. Когда только этому конец наступит?!

– Ни за какой популярностью я не гонюсь. Это способ книги распродать, новые контракты получить и деньги заработать на квартиру, на няню и на частную школу. Так-то вот.

– За квартиру и за няню ты, Мэй, не одна платишь. Мы за них вместе платим, мы! Это наши дети. У нас есть сбережения. Их, на мой взгляд, лучше бы потратить, чтобы нам обоим о жизни подумать. Потому что оба мы в тупике.

– Никакого тупика нет. У нас здесь прекрасная жизнь. Ты просто не хочешь это увидеть.

– Я твою «прекрасную жизнь» не вижу, потому что вечно торчу на работе, а домой только спать прихожу.

– Миленький, ну потерпи немного. И дома ты будешь, и вместе мы будем. Надо только сейчас еще немножечко поднапрячься, потом станет легче. Тут ничего нового нет – так жизнь устроена. Сначала пашешь – потом дивиденды получаешь и пенки снимаешь.

– Или сначала пашешь – потом помираешь. Может, ты как канзасский первопроходец. Может, тобой до сих пор твой канзасский заряд движет. Но некоторым из нас нужно время, чтобы понять, что им от жизни нужно, для чего мы работаем и на что зарабатываем.

– А некоторые знают, что шанс нам чаще всего выпадает только один, что другого случая жизнь не даст.

Они пришли к своей извечной мертвой точке и теперь смотрели друг на друга в упор; первым отвел глаза Джей – сломался. Мэй поняла: она выиграла. Сегодня.

Собственно, она всегда выигрывала.

Джей встал и пошел к мусорному бачку смахнуть в него остатки с тарелки. Нажал на педаль. Крышка открылась, он на секунду замер, а потом запустил в бачок руку. Мэй похолодела. О черт! Она забыла прикрыть в бачке всяким мусором то старье, которое сегодня собрала по углам и с таким удовольствием выкинула. Всегда прикрывала, а сегодня забыла. Пропади все пропадом! Сейчас он увидит… Сейчас начнется! Что именно начнется, она прекрасно знала. Джей стоял перед ней, зажав в руке потрепанного тряпичного цыпленка.

– Не смей его выбрасывать! Райдер его любит.

Райдер любит, а она, Мэй, терпеть не может. Новорожденному Райдеру его подарила сестра. Маленький тряпичный цыпленок стал теперь серым и вонючим, и отстирать его было уже невозможно. Мэй исхитрилась втихаря вытащить его у сына из постели, и он уже несколько ночей подряд не вспоминал о своем любимце. А после поездки и вовсе о цыпленке забудет. Правда, опуская игрушку в бачок, она почувствовала легкий укол жалости. Но цыпленок уже черт знает во что превратился, да и мягких игрушек в доме хоть отбавляй. Если их не выбрасывать, места нигде не останется.

– Он его разлюбил. Совсем про него забыл. – Попытка оправдаться даже для нее самой прозвучала малоубедительно. – Джей, посмотри, он такой грязный. Райдер другие игрушки полюбит. Это же рвань, хлам, да и только.

Джей набросился на нее чуть ли не с кулаками:

– Не всегда тебе, Мэй, решать, что хлам, а что нет. До каких пор ты будешь диктовать, что нам нужно, а что нет, что нам делать и куда ехать?

– Я не решаю и не диктую. И отнюдь не все и не всегда. Только иногда. И к цыпленку это никакого отношения не имеет.

Выбросить игрушку и принимать жизненно важные решения – совершенно разные вещи. Да и кому теперь решения принимать, если все, что хочет Джей, ставит их всех под угрозу? Разве он не понимает, что им обоим одного и того же нужно: чтобы мир, мир Мэдисон и Райдера, их собственный мир, был спокойным и надежным. Она помнит, Джей рассказывал, как ребенком его вечно таскали с места на место и как однажды отец дал ему коробку из-под ботинок и велел взять с собой только то, что туда влезет. Но детские травмы детскими травмами, а от вещей все равно надо время от времени избавляться, даже от тех, которые любишь, – иначе новым, лучшим вещам, места не будет.

Бывают, конечно, промашки, можно что-то не то выбросить. Кто же не ошибается? Господи, только бы он не начал опять про свою бейсбольную перчатку…

Мэй понятия не имела, что изношенная древняя бейсбольная перчатка была идеально севшим по руке классическим образцом фирмы «Ролингс». Не знала и того, что Джей надеялся в свое время передать ее, как эстафету, Мэдисон или Райдеру. Для нее это было просто старье. Притом практически заплесневелое. Как он только заметил, что перчатка исчезла?

Когда принимаешь решение, каким бы трудным оно ни было, ему надо следовать. Очевидно, в их семье сделать это может только она.

Мэй встала из-за стола и принялась убирать тарелки. Пусть получит своего набитого цыпленка, если он без него жить не может. Их сражение не закончено. Вот как, оказывается, семейная жизнь устроена! Выходит, одну и ту же сцену они теперь до бесконечности будут проигрывать? Найдется ли когда-нибудь та черта, за которой все останется позади? Черта, которую они перешагнут и снова будут жить дальше как люди.

Ни где, ни как эту черту искать, ни один из них не знает.

– Пойду встречу Джессу и приведу детей, – бросил Джей и вышел из кухни. Не повернув головы в его сторону, Мэй только пожала плечами.

Она со всем разберется, и Джей тогда успокоится. Кончится его ранний кризис среднего возраста: он займется йогой, медитацией и остальной дребеденью и будет работать как нормальный человек. Может быть, когда-нибудь они даже станут вспоминать эти ссоры со смехом. Ведь раньше-то они над такой ерундой смеялись.

А вдруг все так и останется? Мэй тяжело вздохнула и включила воду в раковине – тогда она будет готова. Она уже и сейчас готова.

На следующее утро, когда они садились в такси, чтобы ехать в аэропорт и она нагнулась пристегнуть Райдера в машине, сынишка, крепко прижимая к груди цыпленка, показался ей таким похожим на отца, что у Мэй от любви и страха перехватило дыхание.

– Папа сказал, чтобы я берег моего цыпленка, – заявил Райдер. – Мы ему новое имя дали. Он теперь не просто цыпленок. – Райдер остановился и медленно по слогам выговорил: – Ро-лингз. Мы его теперь Ролингзом зовем.

Черт!

Аманда

В среду после полудня, а именно в два часа дня, Сабрина Скелли со всей командой «Кулинарных войн» объявилась в Меринаке. Мэй все еще не приехала.

Сначала показался кабриолет с откидным верхом, за ним прогромыхал вэн, и Аманда, выключив на телефоне звонок, бросила его на дно своей нобъятной сумки. Отсутствие Мэй проблемы не составляло, а вот Эндины эсэмэски здорово ее отвлекали. Это было совершенно некстати. Поначалу заговорщические, теперь его послания становились все более лихорадочными. Немудрено – ему приходилось иметь дело с Барбарой, а Барбара считала, что он может отложить и визит «Кулинарных войн», и съемки. В любом случае, все шло так, как хотелось Аманде. Внезапный энтузиазм Мэй по поводу «Кулинарных войн» был исключительно полезен, в отличие от ее решимости приехать в Меринак собственной персоной. Присутствие Мэй, конечно, ситуацию существенно осложнит.

Но сама Аманда уже ко всему готова. И «Фрэнни» тоже. И Нэнси. По крайней мере, Аманда надеется, что Нэнси готова. Свекровь то и дело цеплялась потной рукой за ее локоть, и Аманда поняла, что такой бледной она Нэнси еще никогда не видела. Казалось, она в любой момент упадет в обморок или слетит с катушек. Что, впрочем, легко может случиться и с самой Амандой.

Одно хорошо: беспокойство о Нэнси хоть немного помогает справиться с собственным напряжением. Когда Аманда нервничала, она всегда рисовала цыплят. Мэй называла их «твои идиотские цыплята», и Амандин учитель рисования был с Мэй совершенно согласен. В этом году в ее альбоме только цыплята и красуются. Прошлой ночью она даже легла поздно – все рисовала и рисовала. На страницах альбома ее ожившие создания прыгали перед камерой и всячески ее срамили: ковыляли, катались по полу, теряли перья и даже с кудахтаньем несли яйца.

Камеру Аманда не любила. Посмотреть на школьные фотографии – она там всегда нескладная высокая девочка, которая, опустив глаза в пол, возвышается в последнем ряду. С Мэй – никакого сравнения. Мэй блистала в каждом школьном спектакле, а она, Аманда, рисовала декорации. И на сцену никогда не высовывалась. Принимаясь за имейл в «Кулинарные войны», она надеялась себя перебороть. Надеялась стать другим человеком, новой Амандой. В конце концов, ей теперь и лет прибавилось, и свекровь есть, и дети растут, и мужа она потеряла. Но Аманда знала: приедет Мэй – прошлая Аманда-девочка снова вернется. Мэй пока не приехла.

Это не Мэй, это новая Аманда сдвинула с мертвой точки события в Меринаке, это новая Аманда заняла то самое место, на которое претендовала собиравшаяся вернуться домой сестра, это новая Аманда приготовила радушную улыбку для Сабрины Скелли. Между тем Сабрина, крошечное существо с блестевшими на солнце каштановыми локонами, уже открыла дверь машины и теперь, несмотря на нелепо высокие каблуки, чуть ли не бегом направлялась прямо к ней, широко разведя руки.

– А ты, наверное, Аманда! Как у вас здесь чудесно! Мы страшно рады сюда приехать, страшно рады увидеть все это. – Она огляделась и махнула рукой в сторону домиков, на фоне которых вывеска «Фрэнни» казалась гигантской. Вывеска появилась в прошлом веке, в середине пятидесятых. Неоновый цыпленок держал указывающую на вход неоновую стрелку. – Здесь все – само совершенство. Смотрите-ка, у вас и поля совсем рядом. Настоящая идиллия.

Сабрина права: это именно идиллия. Весной, пока не начиналась летняя жара, их маленький северо-восточный уголок Канзаса всегда сверкал и сиял, и все они, местные жители, особенно любили и эту свежесть, и катившиеся за горизонт холмы, удивлявшие тех, кто ждал увидеть в Канзасе только плоскую и скучную равнину. Сабрина обняла Аманду, и Аманда рискнула прижать ее к себе в ответ. Хотя трудно сказать, что из этого получилось, потому что Нэнси ее руку так и не отпустила.

– Аманда, как я рада, что мы наконец встретились.

Аманда слегка смутилась, да и как рядом с Сабриной не смутиться? У нее-то, Аманды, на лице никакой косметики, тусклые волосы лежат как попало. Она их сама себе подстригает до плеч скучной ровной линией.

– Я тоже, – коротко ответила она. – Знакомьтесь – моя свекровь, Нэнси. Она у нас во «Фрэнни» главная.

Нэнси стояла рядом, слишком нарядно одетая, в шелковой блузке и в накинутом сверху джемпере того же бордового цвета, фирменного цвета «Фрэнни»:

– Аманда здесь тоже главная. Я без нее как без рук.

За спиной у Нэнси толпились все, кто работал во «Фрэнни». Каждый с нетерпением ждал, когда и его представят; каждому хотелось, чтоб приехавшие телевизионщики и о нем наконец узнали; каждому – хоть на мгновение – хотелось оказаться в лучах славы. Сабрина махнула своей команде. Началась суета знакомств и объяснений, но ведущая тут же хлопнула в ладоши. Стало совершенно ясно: она не просто ведущая и не просто официальный продюсер «Кулинарных войн»: в этом шоу ее слово – закон.

– Моя команда! Приступайте к работе, располагайтесь, устанавливайте оборудование. Команда «Фрэнни», за дело! Мы привезли печенье от МакЛейна из Канзас-Сити, должна вам сказать, печенье – пальчики оближешь. Угощайтесь.

Она подала всем знак войти в ресторан и тут же, разрушив стройный и непоколебимый порядок в зале, сама принялась сдвигать столы. Через минуту стулья переносила даже Нэнси.

Вокруг них со знанием дела повсюду сновали туда-сюда молодые парни и девушки: устанавливали по углам камеры, раздергивали шторы, приносили папки, собирали подписи. Аманда подписала разрешение на съемки и отдельно разрешение на участие Гаса и Фрэнки и, прислонившись к стойке бара, наблюдала, как кто-то поставил лестницу и высоко под потолком уже тянул провода камеры к центру балки над ресторанным залом. Чувствуя, что волнение Нэнси передается и ей, Аманда проскользнула вокруг столика и села напротив свекрови. Появились ее дети. Она с надеждой протянула дочке руку, приглашая сесть рядом, но ее обжег презрительный взгляд четырнадцатилетнего подростка, и Фрэнки демонстративно поставила свой стул рядом с бабушкой. Пускай. Аманду и саму присутствие свекрови успокаивало куда больше, чем присутствие собственной матери. Чего только она теперь не делала, чтобы у нее с Фрэнки все сложилось иначе! Но в последнее время дочка хотела говорить только тогда, когда Аманде сказать было нечего, а когда приблизиться к дочке пыталась сама Аманда, что случалось довольно часто, Фрэнки всегда почему-то исчезала.

Зато Гас сейчас устроился рядом, спокойно смотрел вокруг, всем улыбался и сразу пододвинул поближе коробку с печеньем:

– Вот это да! От МакЛейна! Эти кадры в печенье толк знают.

– Ш-ш-ш, – толкнула его локтем Аманда.

Сабрина вышла вперед и потребовала внимания:

– Команда «Фрэнни», уверена, вы все знаете, меня зовут Сабрина Скелли. Я ведущая нашего шоу и продюсер на всех выездных съемках. Над «Кулинарными войнами» работает много народу. Те, кого вы здесь не видите, сидят в офисе – работа непыльная, не то что здесь. Но слава-то достается только мне. Так что сами понимаете одно найдешь, другое потеряешь. – Она широко улыбнулась, и все, конечно, тут же разулыбались ей в ответ. От нее уже все были без ума. – С остальными членами нашей команды вы познакомитесь попозже, но сейчас я бы хотела обрисовать вам ситуацию и ответить на ваши вопросы. Вы наверняка знаете общий формат шоу, если, конечно, смотрите «Кулинарные войны». – Она помедлила, словно делая паузу для взрыва смеха. Смех тут же грянул, как по команде. – Признавайтесь, есть тут кто-то, кто «Кулинарные войны» не смотрит?

– Только каждый следующий выпуск, – отважно пошутила Мари-Лаура, которая скачивала каждый эпизод и постоянно крутила программу на экране над стойкой бара. ее невозмутимости Аманда позавидовала далеко не впервые.

Сабрина растянула губы в улыбке и продолжала:

– Тем не менее позвольте я коротко суммирую главное. Как работают камеры? Часть из них операторы будут передвигать по залу, а часть – камеры стационарные. Пока мы здесь, они работают постоянно, поэтому не думайте, что, если за вами не ходит человек с камерой, вас никто не снимает. Съемка идет непрерывно. Короткие фрагменты мы будем выкладывать в социальные сети, подогревая публику для следующего выпуска телешоу. – Все это она проговорила быстро и вроде бы между делом, будто речь шла о чем-то совершенно обыкновенном и повседневном.

– Сегодня вечером мы просто поснимаем ресторан. Не беспокойтесь, съемка будет непринужденная, фоновая. Завтра, в четверг, продолжим в том же ключе, но уже более прицельно: будем снимать блюда, посетителей; может быть, за кем-то из вас с камерой понаблюдаем. Даже если у вас во «Франни» подают ланч, ланч нас не интересует – снимаем только по вечерам, – команде тоже нужен отдых. В пятницу к нам присоединятся повара-судьи, придут познакомиться с вами и у вас пообедать. А в субботу первым делом проведем сам конкурс: оценивать будем только цыплят, и ничего больше. Потом, в субботу вечером, если понадобится, поснимаем еще немного, а в воскресенье утром объявим победителя. Вот и все – потом у вас снова начнется нормальная жизнь.

Завтра? В пятницу? Аманда думала, Сабрина с командой приехали только познакомиться, а выходит, их участие в «Кулинарных войнах» уже решено. Сабрина, должно быть, заметила прошелестевшее над столом удивление.

– Мы уже здесь, – сказала она, заговорщически улыбаясь. – Мы уже снимаем, и делаем это с уверенностью, что доведем дело до конца. Если что-то не заладится, съемки остановим. Такое тоже бывает, но крайне редко. Нам практически всегда удается найти интересный поворот. Не беспокойтесь, друзья, у нас с вами все получится. – Она откинулась на спинку стула, опять просияла, и лица ее слушателей озарила уверенность.

– Сейчас пока просто готовьтесь к обычной смене, а потом уж настроитесь на безумства следующих дней.

Все рассмеялись, подначивая друг дружку, толкали соседей локтями. Каждому хотелось, чтобы мечта стала реальностью. Чем больше было разговоров в предвкушении приезда «Кулинарных войн», тем яснее Аманда видела, что шоу каждого чем-то трогает. И вот теперь они с Нэнси стали дивами в опере под названием «Куриная империя», и все их друзья и весь персонал «Фрэнни» тоже видят себя на сцене, готовы радостно исполнить вторые партии, петь в хоре или даже быть просто статистами. Но каждая хитрая бестия втихомолку готовится в любой момент выйти вперед к рампе и занять самое видное место. В каждого из них «Кулинарные войны» вот-вот вдохнут новую жизнь, и жизнь эта сейчас начнется.