Полная версия
Кулинарная битва
Интересно… Может, все-таки что-нибудь с разговором получится. Раньше Барбара никаких поваров не нанимала, хотя за прилавком и у посудомойки всегда кто-нибудь был на подхвате. Судя по доходившим до Аманды городским слухам, этот парень – во-первых, какое-то материнское благотворительное начинание, а во-вторых, красавчик. Мари-Лаура, барменша из «Фрэнни», докладывала, что, «даже если б он крошил у нее в постели крекерами, она бы его оттуда не выкинула». Но с везеньем у красавчика явно туговато. Иначе с чего бы ему наниматься в «Мими»?
Выходя из задней двери кухни «Мими», Энди немного пригнулся. Он был высокий, широкоплечий, в фартуке, повязанном поверх футболки, в стандартных резиновых сабо для работы на кухне, в шортах, демонстрировавших бледные, но мускулистые ноги, разукрашенные бесчисленными татуировками (непременное условие для Мари-Лауры) и с руками, ниже локтя покрытыми многолетним загаром, какой бывает только у фермеров.
– Выходит, ты и есть Аманда? – Он протянул руку, и маленькая амандина ладошка совершенно утонула в его громадной горячей пятерне. С любопытством глядя ей в лицо, он задержал ее руку чуть дольше, чем это требовалось. – Та самая, которая не имеет права переступать порог?
– Именно та, которая не имеет права переступать порог, – подтвердила Барбара. – Аманда, знакомься, это Энди.
Аманде не слишком хотелось, чтобы какой-то парень тискал ее руку, но привлекательность Энди от нее не ускользнула, тем более что в Меринаке мужиков, которых они с Мари-Лаурой не знали бы с детского сада, можно было пересчитать по пальцам. Она готова поспорить: самому Энди о его привлекательности прекрасно известно. Наверняка у него имеется длинный список успешного ее применения на практике.
Понимает ли Барбара, что притащила лисицу в курятник? Или наоборот, приняв во внимание отсутствие в Меринаке свободных мужиков, специально его сюда заманила. Ситуация была Аманде не слишком ясна. Мать снова переключилась со своего подопечного на дочь, и Аманда обрадовалась возможности отвлечься и от глубоких темных глаз Энди, и от его оценивающего взгляда.
– Зачем приехала? Не для того же, чтобы знакомиться с Энди? – сказала Барбара, снова поворачиваясь в сторону кухни. Она плотно закрыла отворившуюся затянутую сеткой дверь. – И не для того, чтобы на меня посмотреть. Давай, выкладывай, что у тебя на уме?
Пропустив мимо ушей материнские подколы, Аманда – головой в омут – приступила к делу:
– Я хотела спросить… вы все, ты, мама, станете вы участвовать в соревновании с «Фрэнни»? Для телевидения? Программа называется «Кулинарные войны». Они хотят приехать, что-то вроде посмотреть, сравнить нас, оценить, чьи цыплята лучше. Все развлечемся, и для дела всем хорошо будет. А кто победит – неважно.
* * *Энди стоял, привалившись к стене, видимо, потешаясь про себя над ними обеими и наслаждаясь неожиданной передышкой, но вдруг выпрямился:
– Ни фига себе! «Кулинарные войны» – это класс! Они что, правда хотят сюда приехать? Как тебе это удалось?
Как на это реагировать, Аманда не знала. Во-первых, она считала, что ей лучше обойтись без помощи Энди, а во-вторых, ее собственную роль в этом деле хорошо бы как-нибудь замять. Пусть лучше мать решит, что все устроилось без нее. Скажем, «Кулинарные войны» возникли на их горизонте с помощью магии интернета или просто любым другим чудодейственным способом. Она засомневалась, как всегда, ощущая присутствие самого дома. Только теперь оно не приносило того успокоения и умиротворения, которое дом давал ей раньше, к примеру, когда она рисовала огромную вывеску «Цыплята Мими», и по сей день красующуюся рядом со входом. На нее негодовала не только мать. Вот уже много лет «Цыплята Мими» возмущались ею ничуть не меньше, и прощать ее, предательницу и перебежчицу, совершенно не собирались. И все же ни с домом, ни с цыплятами ее связь так никогда и не разорвалась. Потому-то Аманде всегда казалось, что она бесповоротно предала здесь всех и все и одновременно никогда с ними не расставалась. Самой ей так только казалось, а ее сестра была в этом твердо уверена.
– Ты даже уйти нормально не можешь, – насмехалась Мэй, и была права. Аманда не знала, ушла она отсюда или нет, а если ушла, то, видит бог, очень недалеко.
Ладно, хватит, надо сосредоточиться. Мать наняла Энди. Может быть, это знак, что она тоже готова к переменам? Аманда продолжала:
– Они победителю дают приз. Сто тысяч. За лучших цыплят. – Приз не только за цыплят дают, а и за многое другое, но пусть лучше мать думает, что только за цыплят, она тогда решит, что у «Мими» тоже есть шанс выиграть. – По-моему, это шоу многие смотрят.
Барбара уставилась на нее. Рот приоткрыт, лицо не дрогнуло – по лицу, что она думает, никогда не понять. Потом мать нахмурилась:
– И что? Ты, значит, хочешь ввязаться в эти «Кулинарные войны»?
Как ей теперь ответить? Аманда не помнит случая, когда бы Барбаре хотелось того, чего хотелось ей. Но, может быть, Нэнси права, и участие в «Кулинарных войнах» – исключение, и желания матери и дочери могут совпасть.
– Я просто подумала, что нам всем новые клиенты не помешают. «Фрэнни» они тоже ой как нужны. Ведь в город теперь мало кто приезжает. А «Кулинарные войны» – все же реклама. Вот реклама нам и поможет.
Кабы она только знала, что мать хочет от нее услышать. Она и сама понимала, фонтан объяснений пора бы заткнуть, но остановиться уже не могла:
– И всему городу польза будет. Они хотят для начала всего на несколько часов приехать. Познакомятся с нами, наверное. Вот и все. Всего и делов. От нас совсем ничего и не потребуется. А ресторану полезно.
Барбара скрестила на груди руки.
– У тебя, Аманда, одна проблема. Ты никогда не знаешь, чего хочешь. Ты-то сама как считаешь, хорошая это идея или плохая? – Она повернулась к Энди. – Как, по-твоему? По мне, так несерьезно все это.
Аманда перестала дышать. Барбара часто делала вид, что ей интересно чужое мнение. Но кто и что думает, матери совершенно безразлично. Это Аманда знает по собственному опыту. Энди надо пожать плечами, мол, вам виднее, вы и решайте. «Ты там поделикатнее, особо не дави», – попробовала она послать Энди мысленное сообщение.
Но ее сообщения он не принял.
– Ты что, смеешься? Шоу классное. Я от него балдею. А участвовать в нем – вообще крутяк. Провались я на этом месте! «Кулинарные войны»! Здесь, у нас! Туши свет! – Он посмотрел на Барбару, которая по-прежнему стояла, скрестив руки, и перевел взгляд на Аманду, будто ждал, что она поддержит его энтузиазм. – Так они хотят всю программу, все три части, с нами делать или только цыплят дегустировать?
Этот малый, похоже, Барбару совсем не знает. Таким способом ее согласия вовек не добъешся. Аманда поспешила дать отбой, сделать вид, что дело еще не решено, что участие в «Кулинарных войнах» придется еще зарабатывать и что это будет вовсе не просто.
– Они пока просто хотят посмотреть, кто мы такие. Из их приезда, может, вообще еще ничего не получится. Я имею в виду, что они… как увидят здесь…
Ее мать, в задумчивости глядевшая на Энди, зыркнула на нее и расправила плечи. Не слишком ли, черт побери, далеко этот чувак заходит? а Энди снова заговорил. Для бывшего нарика – а он, скорее всего, нарик и есть, – разрисованного татуировками, и со всем его воткнутым в тело металлом, этот парень как-то чересчур разговорчив. На этот раз Аманда чуть не испепелила его взглядом. Пора ему заткнуться, и немедленно.
Ожидаемого взрыва не случилось. Зато Барбара заметно глубоко вздохнула и посмотрела на Аманду, потом на Энди, будто взвешивая, кто из них на большее потянет. Глаза ее сузились, и она задала вопрос, которого Аманда опасалась больше всего на свете:
– А что обо всем этом думает Мэй?
– Мам, я не знаю. Я ее не спрашивала.
Спрашивать Мэй она и не собиралась. Помощь Мэй в этом деле была ей совсем не нужна. А по правде, ей нужно было, чтобы Мэй сюда вообще свой нос не совала. Но, скорее всего, сестра и сама не станет влезать в их дела.
Барбара повернулась к Энди:
– Не помню, говорила я тебе или нет? Моя вторая дочь, Мэй, занимается чем-то, похожим на «Кулинарные войны». Она тоже в каком-то телешоу ведущая. Реалити-шоу. «Блестящий дом», кажется, называется.
Энди расцвел.
– Подожди-подожди. «Блестящий дом»? Так твоя дочь Мэй Мор? Мэй Мор, которая написала книгу про великую свалку?
Барбара, по всей вероятности, была довольна, но Аманда закатила глаза. Откуда мог знать про Мэй этот материнский «проект», которого непонятно каким ветром занесло в их богом забытый Канзас и который, видимо, живет в занюханном трейлере на восточной окраине города?
Энди ухмыльнулся:
– Этой девчонке я хоть сейчас дам разобрать свой комод с трусами.
У него настоящий дар изрекать изысканные сентенции. Барбара посмотрела на него как-то странно, а в глазах Аманды испепеляющий огонь запылал с новой силой.
Энди тут же прикусил язык:
– Это не я. Это цитата. Есть один журналюга, он в основном про спорт пишет, но раз в год обязательно громит каталог Уильяма-Сонома со всеми их дрянными комодами, кроватями и кухонными причиндалами. Вот он ее там и упомянул.
Лицо Энди пылало не на шутку, и Аманда, сама того не желая, к нему смягчилась:
– Тому журналюге тоже, наверное, не следовало такое писать. Извините, пожалуйста. Я ничего такого в виду не имел.
Он умеет читать? Комоды Уильяма-Сонома для него дрянные? Мог бы, по крайней мере, сообщить, когда он из своих заморочек выкарабкался. Готовность Мари-Лауры терпеть в постели крошки крекеров постепенно становилась Аманде все более понятной. Интересно, ему правда нравится Мэй? Как ему может нравиться ее маска надутой самовлюбленной телеведущей? В любом случае, теперь понятно: «Блестящий дом» он никогда не смотрел. А вот она, Аманда, смотрела: Мэй там деревянная, самоуверенная и ненатуральная. Вот и еще одна причина, по которой в Меринаке без сестры будет спокойнее.
Барбара повернулась к Аманде:
– Как бы то ни было, я хочу знать, что по этому поводу думает Мэй.
И сразу добавила:
– Если я соглашусь, хочу, чтоб Мэй приехала. В конце концов, ты будешь с Нэнси. Мне от тебя никакого проку. Мне Мэй нужна.
Как же Аманда сразу не подумала? Надо было заранее такой поворот предвидеть. А она-то ждала упреков и колкостей про Нэнси, ждала старого припева, что-де она мать на свекровь променяла. Этим ее теперь не пронять. Но что мать воспользуется «Кулинарными войнами», чтобы заманить Мэй домой, – это как божий день должно было быть ясно!
Нет, такое с Мэй не пройдет. Ни за что. Мэй вот уже шесть лет в Меринак не приезжает, к тому же на ней «Блестящий дом» висит. Каким бы кошмарным ее шоу ни было, она из-за него приехать не сможет. Не больно-то Мэй захочет выставлять напоказ эту канзасскую дыру, этот курятник, за которым маячит дом Барбары, вот именно, особенно дом Барбары, – живое свидетельство, что ее «красивая жизнь» – чистой воды липа и что Мэй не та, за кого себя выдает. Так что давай, давай, мамочка, зови свою Мэй. И когда она тебе откажет…
– Мама, она занята. Она, скорее всего, не сможет приехать, да еще без предупреждения. У них ведь как раз сейчас в разгаре съемки ее «Блестящего дома», все эпизоды снимают.
Про съемки «Блестящего дома» Аманда знала из Инстаграма. И из Фейсбука[1]. И из Твиттера. Потому что Мэй всех и всюду оповещала о «Блестящем доме». Равно как и о своем идеальном красавчике-муже, о своей роскошной квартире и о своих очаровательных безупречных отпрысках. Но против этого Аманда не возражала – это была именно та степень близости, которую скрепя сердце она еще могла вынести. А Барбара сказала:
– Если я соглашусь. Вы меня слышите, если…
Значит, она почти согласилась. Почему согласилась, Аманда не понимала, – но, кажется, мать сделает так, как нужно ей, Аманде.
– Но тебе Энди может помочь. И все остальные, кто у тебя в «Мими» работает. Уверена, они помогут.
По всему было видно, что сияющий Энди из последних сил старается подстроиться под ее сдержанный тон:
– Думаю, все с радостью согласятся, – подтвердил он, обращаясь к Барбаре. – Думаю, они даже расстроятся, если мы, я имею в виду ты, откажешься.
Он рассмеялся:
– Лично я расстроюсь. Я от «Кулинарных войн» балдею.
Барбара снова сложила руки на груди, обтянув ее фартуком, как всегда, надетым поверх бесформенного платья.
– Приедет Мэй или не приедет, я ее все равно позову. Значит, говоришь, это важно? Говоришь, если мы победим, если наши цыплята окажутся лучшими, получим приз в сто тысяч долларов?
Все так. Но «Мими» не победить. По лицу Энди Аманда видела, он это тоже прекрасно понимает.
– И к вам, и к нам посетители хлынут, – добавила она. – Что само по себе дорогого стоит.
– Я поговорю с Мэй. – Давая понять, что разговор окончен, Барбара повернулась к затянутой сеткой двери, которая опять сама собой открылась.
– Мама, подожди. Но если она не приедет, ты ведь все равно примешь участие?
Барбара, готовая было толкнуть дверь, остановилась:
– Не знаю. Приехала бы Мэй, никакой проблемы бы не было. Поддержка члена семьи всегда помогает.
Пусть подкалывает, сколько хочет! Аманде все как с гуся вода, лишь бы мать согласилась.
Энди направился следом за Барбарой:
– Согласишься? Мы справимся. Я тебе гарантирую. Она права, посетителей прибавится. – Он усмехнулся. – Мне платить будет легче.
Дверь снова открылась. Энди поднялся на крыльцо и принялся рассматривать замок.
– Не пойму, с чего она все время открывается. Я же все проверил, когда мы вторую дверь снимали – полный порядок был. Не должна она открываться.
Аманда встретилась глазами с матерью. Значит, кое-что Барбара пока Энди про «Мими» не рассказала. У «Мими» всегда имелось свое мнение и всегда находился способ это мнение высказать. Городская ребятня вечно, особенно в Хеллоуин, отпускала шуточки про привидения, которые водятся в старом доме Барбары. а он и вправду выглядел как дом с привидениями: высокие викторианские коньки на крыше, облупившиеся пряничные наличники. Как известно, в каждой шутке есть доля правды. Все семейство Мор было уверено, что кто-то, возможно даже сама старуха Мими, нет-нет да и начинал в доме куролесить.
Всего этого они никогда особенно не обсуждали, даже между собой. Так что трудно было представить, что Барбара доложит Энди о привидении. Он между тем выпрямился и пожал плечами:
– Сквозняк, наверное.
А Аманда, решив использовать преимущество минутной семейной солидарности, как бы глупо это ни казалось, попробовала исподволь привлечь «Мими» на свою сторону.
– «Мими» и на своих ногах устоит. Тебе, мама, поддержка Мэй не нужна. Ты же всегда все сама делала. Зачем сейчас на Мэй полагаться?
Барбара нетерпеливо фыркнула:
– Кто спорит, я и без вас обеих обойдусь. – Она полыхнула на Аманду огненным взглядом. – На вас понадеешься – одни неприятности наживешь. Приедет Мэй – соглашусь на твои «Кулинарные войны». А не приедет – забудь. Ты права, буду все как всегда делать.
И она скрылась за дверью, бросив через плечо:
– Я ей вечером сама позвоню.
Дверь за ней захлопнулась, и Аманда осталась на веранде один на один с Энди. Он выглядел необъяснимо довольным.
– Пропади все пропадом! – не сдержалась Аманда.
– Она остынет, – сказал Энди. – Думаешь, твоя сестра приедет?
Аманда покачала головой:
– Она здесь все ненавидит.
Мэй едва исполнилось четырнадцать, а Меринак ее уже доставал. Тогда-то сестра и придумала план побега и отказывалась поверить, что Аманда не хочет иметь к нему никакого отношения. «Здесь никогда ничего ни с кем не происходит, – убеждала ее Мэй. – Или ноги отсюда побыстрее унесем, или хотя бы умрем на бегу. если ты, конечно, не мечташь отдать богу душу именно здесь». Когда Аманда после первого семестра в местном колледже стыдливо призналась ей, что беременна, Мэй посмортела на нее круглыми от ужаса глазами, вышла из комнаты, вернулась с телефонным справочником и свирепо сказала: «С этим мы сейчас разберемся». Остолбеневшая Аманда вышибла справочник у нее из рук. Мэй так и не поверила, что Аманда хотела родить Гаса, хотела жить жизнью, которую она себе выбрала. Ни тогда не поверила, ни когда вслед за Гасом родилась Фрэнки, ни когда погиб Фрэнк. Не поверила никогда… а Аманда за это ее и любила, и ненавидела.
– Да ладно тебе, – сказал Энди, прислоняясь к грубо сколоченному садовому столу. – Она все равно приедет. Я имею в виду, будет здорово, если Мэй приедет. Я с твоей сестрицей, конечно, незнаком, но она явно в «ящике» покрасоваться любит. И уборку затеять тоже не прочь. Ты, может, уже не помнишь, но у твоей мамаши дом…
Аманда развеселилась:
– Такое забудешь! Я помню. Мэй помнит. По другому-то никогда не было.
Пэтчес опять подошла к Аманде и опять ткнулась ей в руку. Аманда погладила собаку по мягкому пушистому загривку и снова почувствовала, как ей не хватает Пикла. Энди шагнул вперед, встал на колени и почесал Пэтчес шею. Собака тут же забыла про Аманду, повалилась на землю и, перевернувшись на спину, подставила Энди огромное пузо. Предательница.
Но раз Пэтчес ему так доверяет… Может, и мать Энди послушает?
– Ты считаешь, мать и без Мэй согласится?
Зачем она спрашивает? Кому, как не ей, знать! Дочь она Барбаре, в конце концов, или нет? Но хоть ты плачь, а она все равно мать раскусить не может. И наплевать ей, что подумает о них этот парень – он, скорее всего, надолго тут не задержится.
Энди снизу вверх посмотрел на Аманду:
– Наверняка. Кто же такой шанс упустит? Но ведь ты Мэй все равно попросишь?
Уж она-то попросит. Только о чем именно, Энди знать совершенно лишнее. Все, что от Мэй требуется, – это сказать матери, что идея отличная, или – еще лучше, – пообещать, что приедет, а потом увильнуть. И все-таки… что-то больно он оживился, узнав, что Мэй может объявиться.
– Тебе не понравится, если Мэй приедет. – Как такое вообще кому-нибудь может понравиться? Аманду передернуло от одной мысли. – Она в чужой монастырь со своим уставом вечно лезет.
Сначала все под себя подомнет, а потом скажет, что «Кулинарные войны» – шоу для тупиц и выеденного яйца не стоят. Это ее всегдашние приколы. С ней всегда чувствуешь себя идиоткой: ей-де стоит только пальцем пошевелить – сразу все на свои места встанет, и только такие дураки, как сестра, над этим потеть будут.
– Ничего, потерплю. Ты все-таки позвони, ладно? А я уж попробую уговорить твою мать в любом случае на это дело подписаться.
Он улыбнулся так, как улыбаются, приглашая вступить в сговор, и устоять от его приглашения было невозможно. А почему бы и нет? Аманда улыбнулась в ответ.
Барбара подошла к двери.
– Работать пора, – отрезала она, и Энди легко поднялся, похоже, не имея ничего против ее тычка.
– Иду-иду. Надо же с соперниками подружиться. Так ведь? – Он снова повернулся к Аманде. – Я тебе позвоню. А телефончик у матери твоей возьму, окей?
Аманда кивнула. Это разумно. Им, наверное, лучше быть на связи. В любом случае разговаривать с Энди проще, чем с матерью.
А может, если он действительно на «Кулинарные войны» так завелся, из ее затеи даже что-то веселенькое получится. Даже если он думает, что Мэй ему понравится. Ничего, увидит ее – сам узнает. Но, скорее всего, не узнает, потому что Мэй в Меринак не приедет.
Подойдя к машине, Аманда достала телефон и уже отыскала ее номер. Мэй должна это для нее сделать. Должна – и все.
Тогда-то все и начнется.
Мэй
Сегодня Мэй надела самые незатейливые тяжелые сапоги.
На улице май. Как бы ее ни звали, этот месяц счастливым для нее никогда не был. Дорогие плетеные босоножки на высоченном каблуке к совещанию в небоскребе, в котором располагался офис ВСТ, Великолепного Семейного Телеканала, подошли бы куда больше. Но совещание будет серьезным. Лолли намекала ей в эсэмэс, что оно будет важным и, возможно, неприятным. Значит, Мэй нужно, чтобы ее нежные ноги прочно стояли на земле и чтобы их укрывала броня.
В гардеробной комнате своей бруклинской квартиры она выбрала сапоги, приличествующие бой-бабе, типа «всем-пенделя-дам», типа «пленных-не-беру». Теперь, уверенно отбив каблуками ритм по мраморному полу приемной, у стойки службы безопасности Мэй подставила висящее на шее удостоверение охранникам: Маркусу и Джиму. Маркус нажал кнопку и, как всегда, милостливо махнул ей: проходи. Когда она впервые пришла сюда на пробы, Маркус и Джим сидели за той же стойкой. Мэй вдруг поняла, что тогда на ней были те же самые сапоги. Только бы этим парням не стать свидетелями ее последних шагов в их небоскребе.
Она мгновенно подавила страх. Опасаться ей нечего. Все идет прекрасно. Они с Лолли спелись с самой первой съемки. Лолли явно нравилось работать с ней на площадке. Какие сомнения? ей наверняка обеспечен полный контракт «соведущего» на всю новую серию. В одиночестве лифта, игнорируя камеру наблюдения, она встала в позу суперженщины. Как учили ее здесь телегуру, эта поза якобы должна наполнить ее тело непоколебимой уверенностью. Все будет хорошо. Нет, не хорошо – прекрасно. Они сейчас скажут ей, что испытание пятью эпизодами она прошла «на ура». Их шоу о том, как изменить стиль жизни, как изгнать из нее хаос. Их зрители из последних сил выбиваются – работа, семья, дети. Попробуй навести в доме порядок! Нет, Лолли без Мэй никак не обойтись. У нее самой-то ни мужа, ни детей, а Мэй замужем, и детей у нее двое. Зрители в ней себя узнают. И роли у них в шоу разные: Лолли шкафы наполняет – Мэй разбирает и освобождает. Она своей ролью довольна: в нашем безумном мире потребления именно то, что она делает, людям необходимо больше всего. Успех ее книги – лучшее тому подтверждение.
Так что совещание, безусловно, пройдет гладко. Продление контракта на весь сезон у нее в кармане. Обсудят планы ближайших эпизодов «Блестящего дома». Мэй предложит некоторые отдаленные перспективы, где, по ее расчетам, ей должен быть запланирован сольный эпизод. Она мысленно поставила галочки напротив каждого аргумента в свою пользу: полмиллиона ее подписчиков в Инстаграме[2], Фейсбуке и Твиттере – это раз. Успех ее книги «Лучше меньше, да лучше» о том, как жить без излишеств, – это два. Контракт на вторую книгу – о чем она будет, Мэй еще не знает, но вот-вот придумает – это три. И наконец, мейл, который она рассылает каждый месяц двадцати тысячам своих фанатов. Сомневаться нечего. К совещанию она готова.
Но сколько бы ни принимала Мэй позу суперженщины, сколько бы ни составляла мысленных списков своих триумфов, ей почему-то никак не удавалось избавиться от ощущения, с которым она неизменно выходит из лифта ВСТ: в этом здании ей не место. Начать хотя бы с того, что ее «Блестящий дом» снимают в домах обыкновенных людей, живущих привычной ей беспорядочной жизнью. А здесь все стены покрыты громадными фотографиями сцен из «Дома вашей мечты». «Дом вашей мечты» – самая популярная программа канала, и в этот дом Мэй вход, без сомнения, навсегда закрыт. А что об офисах говорить? А снующие из кабинета в кабинет сотрудницы? Что бы она о них ни думала, на этикетках, подсознательно привешенных Мэй на их наряды, цифры после долларового знака пестрят множеством нулей. Так что волей-неволей она чувствует себя здесь девчонкой, которая только что вылезла из автобуса, привезшего ее из Канзаса.
Лолли уже поджидала ее возле лифта. Едва двери открылись, она схватила Мэй, хорошо отрепетированным жестом притянула ее к себе и прошептала в самое ухо:
– Приготовься. Все будет нормально. Как-нибудь все устроится. Окей! Главное, теперь улыбайся.
Даже если бы Лолли очень постаралась, взвинтить Мэй сильнее у нее бы не получилось. Она втащила лишенную дара речи Мэй в большой конференц-зал. Окнами он выходил на Сентрал-парк, а длинная стена, отделявшая от него коридор, была стеклянной, так что каждому было видно, что происходит на главной бизнес-арене канала. Улыбочка и поцелуйчик их старшему продюсеру Кристине в таких же туфлях, как у Лолли. Улыбочка и поцелуйчик начальнице Кристины Меган, каблуки туфель которой ничуть не ниже. Однако куда более авторитетный вид туфель оповещает, что их владелица из офиса никогда не выходит, а не разъезжает бесконечно по городу на такси. Улыбочка и поцелуйчик новой начальнице отдела контактов через социальные сети, потом ассистентке Меган, потом младшему продюсеру и, наконец, помощнице Кристины. И все эти девицы и тетки излучают уверенность и сияют лицами, раскрашенными первоклассной косметикой.
Стараясь утихомирить разгулявшиеся от Лоллиных успокоений нервы, Мэй только было принялась устраиваться на стуле, как вдруг громко звякнул ее телефон. Вот идиотка, ей даже не хватило мозгов отключить звук. Проклиная себя, Мэй выхватила телефон из кармашка стоявшей на полу рядом со стулом сумки. И прежде чем нашарила кнопку отключения звука, успела прочесть эсэмэску от сестры: