Экспедиция надежды

– У меня болит душа.

– Позвольте осмотреть вас.

Пока Бальмис доставал инструменты и ощупывал шею больного, тот продолжал:

– Я сейчас вам скажу нечто, что может пригодиться на будущее… Худшие наши враги – это не французы и не англичане, это не те, кого встречаешь на полях сражений, а внутренние враги… мы их не замечаем, хотя они все время вокруг нас… они кланяются тебе, а затем вонзают нож в спину.

– О ком вы говорите, сеньор?

– Об американских аристократах, о королевских чиновниках. О всех тех, кто упрекал меня за то, что я направляю деньги на помощь голодающим, на улучшение условий жизни и гигиены в предместьях, чтобы побороть эпидемии. Мое решение направить на благотворительные цели существенную часть доходов от Королевской лотереи и штрафов пришлось им не по вкусу.

– Мне доподлинно известно, что люди вам благодарны и за оборудование уличного освещения, и за строительство Чапультепекского дворца[26].

– Об этом они молчат… Был подан протест в Верховный суд; там мою деятельность сочли не соответствующей чину правителя.

– Но ведь правитель должен заботиться о благе народа, разве не так?

– По идее, так… Дело в том, что они заявляют, будто моя популярность весьма подозрительна, обвиняют меня в интригах – якобы я пристраивал своих родственников и знакомых на хлебные места, – и в намерении захватить власть в вице-королевстве и отделиться от Испании. В Мадриде этому поверили, и меня считают теперь изменником родины.

Двор, еще несколько месяцев назад превозносивший его до небес, теперь порицал его столь сурово, что от Гальвеса осталась одна лишь печальная тень. Бальмису было ясно, что подавленность и ощущение несправедливости происходящего ускорили течение болезни. Вице-король никак не мог осознать, что его травят с подобной жестокостью и обвиняют в вероломстве лишь за то, что он стремился облегчить жизнь беднейшим слоям населения. Его, человека, который возглавил одно из самых героических деяний всей военной истории Испании – в одиночку вошел на своей бригантине в бухту Пенсаколы и одержал победу над англичанами, за что король даровал ему на герб девиз «Я сам». Он вел успешную политику и способствовал обретению независимости Соединенными Штатами; его имя носит город в Техасе и бухта в Мексиканском заливе. Он стоял по правую руку от Джорджа Вашингтона на первом параде в честь победы четвертого июля 1783 года. А сейчас героя лишили славы, так как сменились политические приоритеты. Король Испании уже не был расположен оказывать всемерную поддержку республиканцам Севера, ибо идеи независимости могли перекинуться и на испанскую Америку.

– Разве все эти шрамы, – промолвил Гальвес, – не являются доказательством моего патриотизма?

Бальмис бросил взгляд на рубец от раны на ноге, которую он сам же прижигал, и в памяти всплыли события битвы в Алжире. Его охватила еле сдерживаемая ярость. Такой правитель, как вице-король, с величайшим рвением откликавшийся на нужды народа, не заслуживал подобного унижения. Что-то явно неправильно устроено в империи, где облегчение страданий народа приравнивается к предательству. Для Бальмиса было очевидно, что вице-король угасает от нервного заболевания, вызванного унынием и упадком духа.

– Я скоро умру, – помолчав, произнес Гальвес.

Бальмис взглянул на него:

– Мы все когда-нибудь умрем. – А потом продолжил: – Возможно, не так быстро, как вы полагаете. Я сделаю вам кровопускание и пропишу лекарства на основе полыни, лаванды и цветков мака. Советую пить побольше виноградного сока, исключить мясо и соленья, не есть ничего возбуждающего. И прохладные ванны.

Это стало их последней встречей. Через несколько дней вице-король испустил последний вздох в той же самой спальне. Ему исполнилось сорок. Он был похоронен рядом со своим отцом в церкви Сан-Фернандо, в Мехико. Бальмис присутствовал на погребении. Именно там зародились слухи, что вице-короля отравили. Но врач знал, что Гальвес умер от горя, став жертвой зависти и страха, вызванных его собственной славой.

Бальмис остался без покровителя, но не без покровительства: архиепископ Нуньес де Аро был назначен временно исполняющим обязанности вице-короля, пока из Испании не прибудет новый правитель.

Бальмис получил статус резервиста, с окладом в сто пятьдесят реалов в месяц. В последующие годы его авторитет и клиентура постоянно росли. Врачебная слава и влиятельные пациенты открывали перед ним любые двери. Со всех концов страны к нему тянулись знахари, чтобы предложить новые лекарства: все уже знали, что Бальмис интересуется целебными свойствами растений. Однажды появился посетитель из Пацкуаро, из епископата Мичоакан; он назвался испанским именем Николас де Виана, по прозвищу Блаженный. Посетитель был высок, медно-красную кожу бороздили глубокие морщины, седые волосы разметались по плечам; на шее красовалось ожерелье из птичьих перьев. Босой, он был одет в длинную рубаху и кожаную, грубой выделки, куртку, с которой свисало множество амулетов. В Испании его бы приняли либо за бродягу, либо за юродивого. Ни один уважающий себя врач не стал бы тратить на подобного типа ни капли своего времени. И Бальмис не принял бы его, если бы тот не представил рекомендательное письмо от Медицинского совета госпиталя Мичоакана.

– Слушайте, доктор, у меня есть средство, которое помогает от сифилиса.

Бальмис навострил уши: именно этой теме он посвятил больше всего времени.

– И что это за лекарство, добрый человек? На основе чего?

– Мне о нем рассказала одна индианка, которая вылечила двадцать семь больных… И знаете ли, доктор: без ртути!

– Вот как?

Бальмис поднял брови. Это звучало слишком заманчиво, чтобы быть правдой.

– Я истоптал ноги в кровь, чтобы добраться до вас. Мне бы хотелось, чтобы мой труд признали здесь, в столице; умоляю вас отправиться со мной и самолично убедиться в результатах лечения.

– А каков состав лекарства? – поинтересовался Бальмис.

– Отвар голубой агавы, три унции ее же корня, две унции мяса гадюки и одна унция дамасской розы. Смотрите: ставим все кипятиться, пока объем не выпарится наполовину, затем процеживаем через ткань и даем больному, чтобы он как следует пропотел…

– Это называется потогонный отвар, – уточнил Бальмис.

– Что вы сказали?

– Ничего, ничего, давайте дальше.

– Затем делаю другое снадобье: смешиваю анис и истолченную в порошок бегонию, и знаете, куда это вводим? – Бальмис помотал головой, и знахарь продолжил: – Прямо в зад!

– Хотите сказать, это клизма?

– Да называйте как хотите…

Бальмис отправился в Пацкуаро и обследовал пациентов; и в самом деле, у них не наблюдалось ни язв, ни прочих признаков болезни. Переговорив с другими врачами, он получил заверения в том, что этот метод действует независимо от пола, возраста и дозировки. Бальмис воодушевился, убежденный в том, что его отделяет лишь шаг от открытия панацеи от злостного недуга. «Представляете, что я вот-вот могу найти лекарство сколь безвредное для организма, столь и действенное? – писал он отцу. – Это стало бы апогеем всей моей борьбы против пагубной язвы, начиная с Гибралтарской кампании. Да, отец, я верю, что стою на пороге великого открытия, которое избавит человечество от многих страданий, а мне принесет заслуженную славу…»

В течение трех месяцев Бальмис занимался испытаниями нового средства. В нем проснулся научный дух: хотелось отделить то, что он считал чистой воды предрассудком и суеверием, от того, что он полагал плодом древнего знания.

– Хочу попробовать убрать из состава мясо гадюки, – сообщил он Николасу де Виана.

– Но ведь именно змеиная плоть убивает злых духов, которые вызывают болезнь! Без нее лекарство не подействует.

– Вот и узнаем.

– Вы, медики, ни во что не верите… А если вы увидите, как я могу вылечить больного взглядом или наложением рук?

Бальмис закашлялся и нервно заморгал. Конфликт между научным подходом и вековой мудростью, между гуманистом Бальмисом с его рационалистическим складом ума и необразованным знахарем с его вполне действенными лекарствами и приемами окончательно назрел. Виана продолжал:

– Надо мне познакомить вас с доньей Пачитой: она садится перед своим маленьким алтарем, медитирует, потом у нее начинается шум в ушах, она входит в транс и делает хирургические операции. Есть целители, которые едва взглянув на человека, сразу понимают, чем он болен.

– Я как врач тоже обычно сразу знаю, болен мой пациент или нет, как только он переступает порог моего кабинета. В этом мы сходимся.

– Может, вы и понимаете, что человеку нездоровится, но не верите, что его можно вылечить взглядом или руками.

– Уж это точно нет.

– Ну так вот, лично я могу лечить взглядом. Дело в том, что вы всегда верите лишь в ту правду, которую видите собственными глазами и можете пощупать… Но вот что я вам скажу, доктор: ваш Бог, как вы говорите, присутствует повсюду, однако вы его хоть раз видели? Смогли его коснуться?

Бальмис не очень понимал, как на это ответить. Знахарь затронул очень деликатный момент, тот узел, где религия соединяется с наукой. Бальмис верил в Бога, но на свой лад, полагая это необходимостью, дабы найти объяснение великой тайне жизни.

– Я верю в единого Бога, друг Виана, но не в сонм духов или магию.

– Тогда у вас это лекарство не сработает… оно дает результаты уже многие тысячи лет… А вы хотите его изменить? Вам известно больше того, что подтверждает тысячелетний опыт?

В подобных разговорах с Вианой Бальмис, выступая в роли ученика колдуна, невольно обнаруживал свойственную ему самонадеянность. Знахарь открыл ему секреты агавы для лечения от сифилиса, а Бальмис, приняв «подарок», начал менять его по своему усмотрению. С точки зрения простого человека, коим, собственно, и являлся Виана, это выглядело как проявление неуважения. Знахарь чуял, что, внося свои исправления, Бальмис старается присвоить себе лавры первооткрывателя (в этом он не ошибся). По мнению Вианы, гуманисту Бальмису недоставало человеколюбия, зато тщеславие его било через край.

– Я хочу лишь применить научный подход к средству, которое, как мы знаем, вполне успешно действует, – ответил Бальмис.

– Если мы и так знаем, что оно действует, к чему приплетать науку? Не стоит менять то, что даровал Господь…

– Мне хотелось бы упростить процесс применения и всесторонне изучить терапевтический эффект полученного лекарства.

– Что вы имеете в виду?

Бальмис пребывал в убеждении, что держит в руках ключ к открытию средства, способного раз и навсегда покончить с галльским недугом, и всеобъемлющая польза, которую человечество извлечет из этой находки, не может быть обусловлена подчинением каким-то непонятным для него верованиям. Так что он распростился с шаманом и начал работать самостоятельно, действуя методом проб и ошибок. В конечном итоге он остановился на потогонном снадобье на основе корня магея, или американской агавы, и пульке[27], и пришел к выводу, что оно более эффективно. Для слабительного он использовал только бегонию – растение, найденное Мартином де Сессе в Пацкуаро. Бальмис назвал этот вид Begonia syphilitica благодаря его славе в регионе Мичоакан. Все остальные компоненты Бальмис отринул. «Результаты моих трудов, – писал он отцу, – более чем обнадеживающие. Триста двадцать три пациента обоих полов – среди них старики, беременные женщины и дети, зараженные в материнской утробе или в период кормления грудью, – излечились, не страдая от пагубных последствий применения ртути. Королевская квалификационная комиссия больницы Сан-Андрес в Мехико дала положительную оценку моему методу, сочтя его простым в использовании, дешевым, надежным и быстродействующим для излечения венерического недуга. Отец, признаюсь, я испытываю невыразимое удовлетворение…»

Воодушевленный открытием, Алонсо Нунье де Аро обязал всех медиков вице-королевства применять этот метод в своей работе. По его мнению, весь мир должен был воспользоваться столь славными плодами медицинского прогресса.

– Я хочу, чтобы вы представили свое открытие в Испании, – заявил он Бальмису.

Врач чувствовал себя польщенным. Возвращение в Мадрид с панацеей от венерических болезней, да еще и с поручительством вице-короля и епископа Новой Испании, вселяло надежды.

– Я мог бы продолжать опыты и наблюдения при дворе в Мадриде.

– Да, Бальмис, только в вашей власти добиться того, чтобы магей пополнил собой ряд растений, изменивших европейскую фармакопею два века назад.

– Вы имеете в виду сарсапарель?

Да, а также гваяковое дерево и ялапу[28].

– Ваше Высокопреосвященство, благодарю вас за оказанное доверие.

– Это я должен благодарить. Меня всегда поражали точность ваших наблюдений и преданность профессии.

Бальмис написал отцу, чтобы поделиться радостью скорого возвращения домой, но ответа не получил. Собственно, как и на все свои последние письма. Одно лишь предположение, что отец заболел или – даже думать об этом не хотелось – умер, заставляло Бальмиса спешить с отъездом.

Когда доктор пришел проститься со своим покровителем, его охватила грусть. Суждено ли им увидеться снова?

– На свете не так много служителей Господа, столь открытых для новых веяний.

Бальмис произнес эти слова, преклонив колени и целуя массивное золотое кольцо на руке прелата.

– Церковь не может стоять в стороне от людских нужд, – ответил на это Нуньес де Аро.

22

К тому времени Бальмис уже одиннадцать лет жил вдали от Испании. Он полюбил контрасты и пейзажи Мексики, ее кухню и обычаи, терпимость и исполненную достоинства вежливость ее жителей. Он чувствовал, что здесь его уважают и любят. Но стремление к славе перевешивало все прочие резоны. Возвращение на родину с открытием подобного масштаба вознесло бы его на вершину медицинского олимпа. Появился и еще один повод для поездки в Испанию: его жена Хосефа обратилась за вспомоществованием к королю, поскольку сама осталась без средств. Король тщательно изучил все материалы касательно добропорядочного образа жизни просительницы и отдал официальное распоряжение, отправленное вице-королю Новой Испании. Бальмису, согласно этому указу, предписывалось содержать супругу в соответствии с собственными возможностями. Для него этот указ стал подтверждением того, что его отец, до того опекавший Хосефу и помогавший ей, покинул этот мир. Бальмис тут же откликнулся и начал каждый месяц посылать супруге определенную сумму.

Доктор покинул Новую Испанию, везя с собой сто арроб[29] магея и тридцать арроб бегонии, собственноручно собранных в окрестностях Пацкуаро, где росли лучшие экземпляры растений. Прибыв в Кадис, он отправил свой драгоценный багаж в Мадрид, а сам поехал в Аликанте.

– Мама?

Ответом ему было лишь эхо. Безмолвный полумрак окутывал дом, некогда полный веселых голосов.

– Франсиско!..

Мать говорила еле слышным голосом. Со слезами Бальмис обнял ее.

– А отец?

Хотя он уже предчувствовал ответ, сердце его болезненно сжалось.

– На небесах, сынок, на небесах.

Перед глазами Бальмиса промелькнуло все его детство, сонм проникнутых нежностью счастливых моментов, проведенных в этом доме, где вечно толпились дети, родня, пациенты и друзья, в памяти всплыли минуты столь драгоценного времени общения с отцом… Как далеко в прошлое канули дни, когда он не ведал одиночества! Сейчас сестры вышли замуж, а Хосефа с сыном переехали и устроились самостоятельно. Мать осталась наедине со своими воспоминаниями.

– Давай сходим на кладбище, положим цветы на его могилу, а потом я отведу тебя к жене и сыну.

Шли они медленно, сказывался преклонный возраст матери. Постояв у могилы отца, они направились к дому Хосефы. Дверь открыла женщина, которую Бальмис не сразу узнал: увядшее лицо, седые волосы – она выглядела намного старше своих лет.

– Мне жаль, что я причинила тебе неудобства, когда попросила помощи у короля, но у нас даже на еду денег не было, – призналась жена.

– Стояла ужасная засуха, начался голод. – добавила мать.

Вскоре появился сын. Он пришел из дома своего дяди, зубного врача-хирурга, у которого служил подмастерьем. Мальчику исполнилось шестнадцать, и он с опаской смотрел на Бальмиса: чего ожидать от этого новоявленного отца, знаменитого медика? Ведь он так давно покинул их с матерью.

– Ты тоже хочешь стать хирургом? – поинтересовался Бальмис.

– Нет, я не хочу быть, как вы.

– Мигель, так нельзя говорить, – попеняла ему Хосефа.

Чего еще мог ждать Бальмис после столь долгого отсутствия? Что сын встретит его с распростертыми объятиями? Мальчик явно чувствовал обиду, он едва спрашивал о жизни отца в Америке и его работе, из чего Бальмис сделал вывод, что не вызывает у сына ни малейшего интереса. А как могло быть иначе?

– Мальчик тебя совсем не знает, – попыталась объяснить Хосефа.

Бальмиса охватило чувство вины, когда он сравнил свои отношения с отцом и нынешние отношения с сыном, если вообще их можно было назвать этим словом.

– Ученые занятия и работа требуют такого количества времени, что его уже не остается на личные привязанности, – промолвил он извиняющимся тоном.

Бальмис всегда находил оправдания.

– Ты выбрал для себя жизнь не ради семьи, – с пониманием поддержала его мать, – а ради всего человечества.

И Бальмис рассказал ей о привезенном из Мексики революционном лекарстве и о том, как срочно ему нужно ехать в Мадрид, чтобы представить его кругу влиятельных лиц.

– Мама, я стою на пороге славы.

– Ты всегда об этом мечтал, сынок. У каждого человека своя судьба, я все время твержу об этом Хосефе, чтобы она не слишком страдала в своем одиночестве.

Но Бальмис молчал; он не испытывал сочувствия ни к Хосефе, ни даже к собственному сыну. Его жизнь проходила в мире, не вмещавшем понятий любви и привязанности.

Весной Бальмис обосновался в Мадриде в доме двадцать шесть по улице Монтера. Он возобновил свои эксперименты в больнице Сан-Хуан-де-Диос, под надзором Квалификационной комиссии. Почти сразу же стало ясно, что здешняя обстановка разительно отличается от непринужденной атмосферы госпиталя Сан-Андрес, куда любой индеец мог заявиться с лечебными растениями и встретить серьезный прием и где врача не распинали за допущенную ошибку. Это был Мадрид, столица империи; здесь царили диктат властей и коррупция, все ветшало и приходило в упадок – все, кроме предрассудков, высокомерия и зависти.

Бальмис, пытавшийся акклиматизировать привезенные магей и бегонию в новом Ботаническом саду, столкнулся со скептическим и откровенно враждебным отношением со стороны докторов из Квалификационной комиссии: еще до начала экспериментов они поставили под сомнение лечебные свойства этих растений. Ход их мыслей можно было обобщить одним вопросом: разве способен хирург, прибывший из Америки, научить чему-то новому столичных медиков? Бальмису пришлось принять горькую истину: даже блестящий послужной список не гарантирует уважения коллег.

В то время как Бальмис уже считал, что вот-вот достигнет вершин профессионального успеха, он внезапно оказался повергнут в пучину непонимания. Враждебно настроенные к нововведениям врачи смешали с грязью его открытие, продолжая упрямо настаивать на том, что единственно возможным средством для лечения галльской болезни остается ртуть.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Карта воспроизведена по изданию: La coleccion Balmis del Real Jardtn Botanico, editado por Maria Pilar de San Рю Aladren (Caja Madrid Obra Social and Lunwerg Editores, Barcelona, 2006).

2

В праздничные дни ей доверяли следить за приготовлением поте… – Поте гальего – национальное галисийское блюдо, готовится из картофеля, брюквы и свиного сала с добавлением различных приправ.

3

…она даже не бывала в Сантьяго, хотя до него от дома всего три лиги. – Лига – мера длины, равная 5572,2 м.

4

Рибейро – небольшой винодельческий регион с долгой традицией, славится уникальными сладкими винами с легкой кислинкой.

5

...у кухарки, которая между тем напевала, помешивая пучеро… – Пучеро – близкое к супу горячее блюдо из фасоли, мяса и овощей.

6

Вся Испания уже много десятилетий переживала драму «подати кровью»… – В XV веке король Хуан II Кастильский издал указ, обязывавший население поддерживать королевскую армию либо финансово, либо «кровью»; это означало, что каждый пятый из достигших определенного возраста юношей должен был идти в рекруты.

7

Бальмис происходил из семьи, члены которой – отец, дед, дядя и шурин – принадлежали к цеху цирюльников-хирургов-кровопускателей. – В средневековой Западной Европе существовало разграничение между врачами (или докторами), которые получали медицинское образование в университетах и занимались только лечением внутренних болезней, и хирургами, которые научного образования не имели, врачами не считались и в сословие врачей не допускались.

8

Юный Бальмис начал изучать латынь и гуманитарные науки – предметы, обязательные для начинающего хирурга, таких студентов называли «латинскими хирургами». – «Латинские хирурги» сдавали комиссии квалификационный экзамен на латыни, в отличие от «романских хирургов», которые сдавали экзамен на романском, то есть испанском языке.

9

Цит. по: Хосе Туэллс. Франсиско Хавьер Бальмис, хроника превратностей агавы. // Canelobre (№ 57, 2010–2011). – Авт.

10

…под командованием генерала О’Рейли. – Александр О’Рейли (1723–1794) – уроженец Ирландии, реформатор и полководец армии Испанской империи; второй губернатор Луизианы. За заслуги перед Короной награжден графским титулом.

11

…готовил хирургические инструменты в каюте корабля, служившей лазаретом: троакар, трепан… кюретки… – Троакар – хирургический инструмент, предназначенный для проникновения в полости человеческого организма через покровные ткани с сохранением их герметичности. Трепан – хирургический инструмент с цилиндрическим лезвием. Кюретка, или хирургическая ложка, – медицинский инструмент, используемый в хирургии для удаления патологических мягких тканей из костей.

12

Первым привезли майора Бернардо де Гальвеса… – Бернардо Висенте де Гальвес и Мадрид (1746–1786) – испанский военачальник, впоследствии губернатор Луизианы и вице-король Новой Испании.

13

Театр Сетаро – первый оперный театр в Ла-Корунье, построен импресарио Никола Сетаро в 1771 году.

14

Коррехидор (исп. corregidor – букв. «исправник», от соггедiг – «исправлять, корректировать») – административная и судебная должность в городах и провинциях феодальной Испании, а также в испанских колониях.

15

...один из поборников вариоляции, посвятил его в методику инокуляции… – Вариоляция – оспопрививание материалом от больного человека. Инокуляция – внесение инфицированного материала в ткани человека.

16

Скала, или Пеньон (исп. El Penon), – название британского анклава в Гибралтаре, морская крепость на скальном массиве.

17

Новая Гранада – испанское вице-королевство в Южной Америке, включавшее территории современных Колумбии, Венесуэлы, Панамы, Эквадора, Бразилии, Перу и Гайаны. Просуществовала с 1718 по 1821 год.

18

...вынес вердикт доктор Поссе Ройбанес… – Антонио Висенте Поссе Фигероа-и-Ройбанес (1753–1809) – галисийский врач, организатор первой кампании по вакцинации против оспы в Галисии.

19

Сарсапарель, или смилакс, – тропическое растение из семейства лиан или лазающих кустарников, обладает диуретическими свойствами.

20

Сапотеки – индейский народ в Мексике, одна из древнейших цивилизаций доколумбовой Америки.

21

На месте, без перемещения (лат.). – Перев.

22

Французская, или галльская, болезнь – эвфемистическое название сифилиса.