Добро пожаловать в мир, Малышка!

С первого взгляда Пэгги Гамильтон не поражала красотой, но чем дольше с ней общаешься, тем она кажется привлекательнее, а потом вдруг замечаешь: да она же красавица. Говоря с тобой, она давала почувствовать, что ты – самый важный человек в комнате. И хотя Дена водила дружбу исключительно с мужчинами, она искренне сблизилась с миссис Гамильтон.

Многие искали возможности взять интервью у Гамильтонов, но получали отказ. И тут вдруг, на удивление своим друзьям, они соглашаются дать Дене интервью, да еще у себя дома. Много лет назад Пэгги, не афишируя, основала Детский фонд, организацию, которая теперь разрослась и кормила и одевала детей по всему миру. Но в последнее время пожертвования притормозились, и Дена обещала половину передачи посвятить Детскому фонду, а другую половину – семейной жизни и секрету их успеха. Дена пребывала в радостном возбуждении. Лучший момент трудно даже представить. Айра Уоллес был почти готов выпустить ее на главную новостную передачу, и это будет еще одно важное интервью, сделанное по ее инициативе.

За четыре дня до записи Уоллес вызвал Дену в кабинет. Войдя, она увидела трех мужчин, двух из них, «исследователей» Уоллеса, она знала. Третий, с лицом хорька, был ей незнаком. Прежде всего Уоллес, всегда плевавший на светские правила, сказал:

– Дена Нордстром, познакомься с Сидни Капелло. Он сделает тебя звездой, детка!

Дена посмотрела на человека, который выдавил из себя некую полуулыбку в ее сторону, и кивнула:

– Здравствуйте.

Она села. Айра напоминал волка, который, сожрав Красную Шапочку, облизывается. Он был чем-то страшно доволен.

– Я тебе не говорил, не хотел беспокоить понапрасну, но мои лучшие люди уже несколько недель занимаются этим делом. И ничего, ноль, полнейший. Этот сукин сын чист, как задница младенца.

Дена смутилась.

– М-м-м… О ком вы?

– О ком? О твоем преподобном дружке, мистере Белая Борода. Короче, представь, ничего не могли найти, даже квитанции за неправильную парковку, господи ты боже мой. Но я не сдавался. Так хотелось сдернуть этого деревенщину за штаны с его заоблачных высот. И он попался-таки – благодаря Сидни. Я чуял, что должна быть хоть какая-нибудь трещинка, за что можно зацепиться, и Сидни ее нашел. Не у Гамильтона, но почти что не хуже, даже лучше, если правильно это дело подать. У его очаровательной женушки. И у нас стопроцентное доказательство, на бумаге и подписанное надежным свидетелем.

Дена, предчувствуя недоброе, ощутила тяжесть в желудке.

– Сидни поехал в Кентукки разнюхать там все, и ему несказанно повезло. Прежде чем мисс Святее Самого Святого Из Святых вышла за Гамильтона, она успела хорошо погулять и нагуляла брюшко. После чего отдала ребенка и с тех пор с ним не виделась.

– Ой, нет, Айра, я в это ни за что не поверю, – сказала пораженная Дена. – Откуда у вас эти сведения?

Уоллес сунул ей под нос бумагу:

– Сорока на хвосте принесла. Я прямо жду не дождусь. Ты с ними потреплешься, повернешь разговор на счастливый брак и прочие сладкие слюни, а потом – хлоп! «Итак, миссис Гамильтон, давно ли вы виделись со своим первым ребенком?» Она не поймет, назовет имя первого ребенка от Гамильтона, а ты примешь невинный вид и скажешь: «Нет, я говорю о вашей дочери, которая, по нашим данным, родилась в 1952 году и которую вы отдали в другую семью». После чего нам останется только сидеть и наблюдать, как они потеют и извиваются, не хуже червей на крючке. М-м-м, обожаю.

Дена болезненно скривилась.

– А Чарльз Гамильтон об этом знает?

– Да какая разница! Плевать на него! Если не знает, еще лучше. Мы сможем увидеть, как идеальный христианский брак разваливается прямо перед телекамерой. Самый жирный куш года, и падает прямо тебе в руки, ну, скажи, разве я о тебе не забочусь?

Уоллес ждал, что Дена бросится благодарить его за куш, но Дена повела себя совсем не так, как он ожидал.

– Айра, я этих людей хорошо знаю. Они согласились на интервью, чтобы оказать мне услугу. Они решат, что я вошла к ним в доверие, чтобы заманить в ловушку.

Уоллес поглядел на остальных:

– Причем на какую приманку, а!

Все заржали. Уоллес перевел взгляд на Капелло:

– Не ведись на ее невинный вид, Сид. Она прирожденная убийца. Сидит, улыбается, ласково поет им колыбельную, а только они расслабятся – вжик! – по горлу. Они даже не успевают понять, что их убило.

– Спасибо, Айра, всю жизнь только об этом и мечтала – прослыть убийцей, – сказала Дена. – Можно поговорить с вами наедине?

Теперь Уоллес забеспокоился.

– Да, конечно. Ребята, идите прогуляйтесь.

Трое мужчин вышли из кабинета. Уоллес перевел на нее взгляд:

– Что с тобой? Ты понимаешь, как нам повезло – заполучить такую драгоценность? Капелло мог схватить ее и удрать и втридорога запродать другим. Мне пришлось пообещать мерзавцу место второго продюсера, но я добыл для тебя эту историю. Ты должна быть благодарна.

– Я благодарна. Не в этом дело, просто…

Уоллес перебил в нетерпении:

– Ну что, что «просто»?

Дена наклонилась и посмотрела ему в глаза:

– Зачем?

– Зачем нанимать его? Пришлось, он мог другим продать эту историю.

– Нет, зачем эту историю поднимать?

– Что?

– Я спрашиваю – зачем?

– Ты что, шутишь? В этом как раз суть новостей.

– Разве? Не знаю. Это кажется таким… необязательным, что ли. Можно хотя бы предупредить ее, вместо того чтобы огорошивать в эфире?

– Слушай, мы отдаем этим придуркам Христа ради миллионы долларов, не облагаемых налогом, и ты хочешь дать им возможность контролировать интервью? Нет уж, черта с два. Мы спросим их о том, о чем, черт подери, пожелаем, это свободная страна.

– Я знаю, но…

– Да что с тобой? Вдруг заделалась Мэри Тайлер Мор?[14] Тебе не впервой задавать трудные вопросы. Гляди, как ты прищучила Босли и других. Они до сих пор визжат, а рейтинги зашкаливают.

– Да, но, Айра, это были мошенники, они обманывали всех. Они заслужили публичного разоблачения. Но Пэгги Гамильтон – милейший человек, она в жизни никого не обижала. Это же совершенно другое. Да и вообще, какой в этом смысл?

– Какой смысл? Какой смысл?! Смысл в том, что люди имеют право знать, какие они притворщики. Да ладно тебе, расслабься. Тебе достался лучший сюжет сезона, если не года, на подносе принесли.

– Айра, вы хоть понимаете, в какое положение меня ставите? И если я задам такой вопрос, люди меня возненавидят.

– Ой, да умоляю, ты что, шутишь? Тебя будут обожать. Собственная жизнь покажется им уже не такой паршивой. Ты станешь героиней, а ребята там, наверху, тебя полюбят. Твои фанаты придут в восторг из-за того, что ты сказала правду об этой парочке. Пора тебе повзрослеть. Ты их жалеешь, а они далеко не такие невинные овечки, какими кажутся.

– Почему вы так в этом уверены?

– Я-то знаю, поверь мне, они ничем не отличаются от остальных хапуг. И сбор средств в пользу обездоленных деток – скорее всего, сбор средств в пользу Гамильтонов.

– Айра, не заставляйте меня это делать. У них есть дети. Представьте, как это на них подействует. И верите вы или нет, они принесли людям много добра, их уважают.

– Ради всего святого, только не говори, что ты повелась на всю эту религиозную белиберду! Этот святоша – ханжа!

– Мы говорим о его жене. Даже если она совершила ошибку, что с того. Она же человек. Разве вы никогда не ошибались?

– Ошибался, разумеется, но я же не выставляю себя перед народом в роли какого-то святого. Позволь я тебе кое-что скажу. Ты хочешь быть хорошей, нести людям добро? Это твой шанс. Покажи, что плохо в этой стране. Людям нужно знать правду об этих говнюках. И это твоя работа. А хочешь жить в сказочной стране – поезжай в Диснейленд.

– Я не считаю их говнюками.

– Ладно, неважно, просто задай вопрос. Я знаю что делаю, ты еще будешь меня благодарить. Все, свободна, катись.

Уоллес махнул рукой, отпуская ее, придвинул к себе тезисы следующей передачи и погрузился в чтение. Дена еще немного посидела, потом встала, но у двери оглянулась:

– За что вы так ненавидите Чарльза Гамильтона?

– Ненавижу? – искренне удивился Уоллес. – Что ты. Я с ним даже не знаком, черт его дери.

Дена пошла на обед, но есть не могла. Айра ее многому научил, и она знала, что жизнь Пэгги Гамильтон разрушит не ее ответ, а сам вопрос. Однажды заданный, он откроет шлюзы для потока вопросов. А отказаться его задавать – значит не воспользоваться шансом получить работу на центральном телевидении. Перечить Айре Уоллесу равносильно увольнению. Столько лет она шла к этой цели, и на тебе. В одном Айра был прав. Она точно не святая. Она улыбалась и очаровывала людей перед камерой и затем внезапно огорошивала, выкладывая факты, нарытые людьми Уоллеса. Ей подсказали, как взять самое острое интервью года, и она с улыбкой произнесла в камеру: «Я знаю, наши продюсеры подписали соглашение не обсуждать в эфире обвинение в оскорблении и побоях, которое ваша первая жена выдвинула против вас в 1964 году, и я не стану его нарушать, но ответьте, как вы вообще относитесь к насилию?» Она знала всякие трюки и умело их применяла. Более чем умело. Она много раз задавала подобные вопросы не моргнув глазом, но тут что-то было не так. Это был другой случай. Может, если бы они откопали что-то скандальное или криминальное относительно самого Чарльза Гамильтона, она бы чувствовала себя иначе, но они устроили охоту за его женой. Дена прекрасно знала, что ради рейтингов Айра готов на самые грязные уловки. Меньше чем за год Айра поднял их новостной отдел с третьего места на второе и сейчас, похоже, нацелился на высшую строчку рейтингов.

Не успела Дена вернуться с обеда, как в ее кабинет без стука, точно к себе домой, ввалился Сидни Капелло и уселся, закинув ногу на ногу, напротив ее стола. Дена глядела на него с таким омерзением, будто это змея свернулась кольцами на красной кожаной кушетке.

А Капелло даже не смотрел на нее.

– Айра хочет, чтобы ты показала мне вопросы, которые собираешься задавать, я проверю, все ли в порядке. – Взгляд его скакал по комнате, будто Сидни искал мух. – Ну, я про эту, знаешь, про залетевшую женушку священника. Он хочет, чтобы мы работали вместе.

Дена встала:

– Ну уж нет. Мы с тобой вместе работать не будем, ясно, подонок?

Глаза Капелло остановились на ней.

– Эй, ты давай передо мной не выкобенивайся, слышь. Не хочешь со мной работать – твои проблемы, сестренка.

Последней фразы Дена не слышала, ибо в этот момент неслась по коридору как торнадо.

– Вы велели этой гадине работать со мной? – ворвалась она в кабинет Айры Уоллеса.

Тот, как водится, висел на телефоне. Он посмотрел на нее, поднял в приветствии руку и жестом велел сесть. Дена села и стала ждать. Она так злилась, что живот скрутило от боли. Дена несколько раз глубоко вдохнула, чтобы успокоиться. Уоллес наконец положил трубку.

– Ну и о какой гадине мы ведем речь?

– Сидни Капелло. – Дена старалась сохранять спокойствие. – Вы сказали ему, что он будет со мной работать?

Уоллес сделал вид, что не понимает, в чем тут проблема.

– Да, и что? Я же говорил – мне пришлось сделать его вторым продюсером.

– Айра, в отличие от вас, я не могу находиться с ним в одной комнате. Достаточно и того, что мне приходится работать с этими двумя кретинами, которых вы называете «исследователями», но этот парень совершенно омерзителен.

– Ладно, как скажешь. Я думал, он тебе сумеет помочь, только и всего. У вас личная несовместимость – что ж, не страшно, подумаешь. Не хочешь – не надо, делов-то. Что-нибудь еще?

– Как вы можете ему доверять, Айра? А вдруг он врет про Гамильтонов? Вдруг он все выдумал?

– Он не врет. Мы проверили дважды. Может, он и подонок, но подонок-эксперт. Тебе могут не нравиться факты, которые он разнюхивает, но он – лучший. Доверять ему? Да я тебя умоляю, он родную бабушку продаст, если сможет заработать десять центов, но профи.

– Как можно работать с человеком, которому не доверяешь? Не понимаю.

– Работа есть работа, при чем тут доверие. Чтобы делать бизнес, не обязательно доверять.

– Вам, возможно, и не обязательно, а мне обязательно! И я не могу задать этот проклятый вопрос.

– Стоп. Только не начинай по новой. Знаешь, детка, ты меня разочаровываешь, а ведь я столько труда в тебя вложил. Вроде ты хотела постоянную работу на центральном телевидении, а что вытворяешь сама?

– Все так, Айра, но я знакома с Пэгги Гамильтон, она мне доверяет, и муж ее доверяет. Я же только благодаря нашей дружбе и получила их согласие на интервью.

– Понятно. А скажи, она же знает, кто ты, правда?

– Да, но…

– Так вот, бизнес есть бизнес. Они это понимают. Зачем они вообще согласились на это интервью? Деньжат сорвать, вот зачем. Они знают, что почем. Ты делаешь свою работу, они используют тебя, ты используешь их, – бизнес. Брось, ты и сама это прекрасно понимаешь. Не будь размазней, а иначе собирай манатки и садись на первый автобус до своего Задрипан-Спрингс.

Дену передернуло. Уоллес глянул на часы и поудобнее развалился в кресле.

– Позволь, я расскажу тебе небольшую историйку. Дед мой приехал в эту страну без гроша в кармане. Ему пришлось торговать вразнос, всю жизнь. Он продавал пуговицы, ходил от двери к двери, работал по восемнадцать, девятнадцать часов в день. Но за жизнь он собрал пятнадцать тысяч долларов и заплатил за мою учебу в Нью-Йоркском университете. Знаешь, сколько он ради этого продал пуговиц? Однажды, мне было четыре, он повел меня в кухню и поставил на табурет. Протянул руки и сказал: «Прыгай». Я боялся. Он сказал: «Давай, прыгай. Я поймаю». Я все равно не прыгнул. Он сказал: «Ты что, мне не доверяешь? Я же твой дедушка». Тогда я прыгнул – и что же? Ударился об пол, разбил губу. Он посмотрел на меня сверху вниз и сказал: «Это твой первый урок по бизнесу, парень. Никогда никому не доверяй. Даже мне. Смотри не забывай». – У Уоллеса даже слезы навернулись на глаза. – Господи, как я его любил. И вот что я тебе скажу. Слова его я запомнил навсегда.

– В этом-то и разница между нами, Айра, – сказала Дена. – В детстве дедушка тоже проделал со мной такую штуку, но тогда он меня поймал.

– Ага, только не обманывай себя, не думай, что он оказал тебе услугу.

Шанс

Нью-Йорк

1973

В субботу в четыре тридцать утра Дена сидела в своей гостиной и ела размороженные макароны с сыром. Всю ночь она не спала, мучилась над сценарием интервью, ходила взад-вперед и гадала, что же делать. Она всегда легко принимала решения, когда дело касалось карьеры. Ей была ясна цель, и она шла к ней, даже если для этого надо было кого-то замарать. Она не задумываясь бросала работу ради другой, лучшей, и не оглядывалась. Но с этим интервью было иначе, что-то тревожило ее, даже пугало. Религия была тут ни при чем, не думала она и о том, что Гамильтоны ее возненавидят: она всегда могла соврать, мол, продюсер сказал ей, что все знают о первом ребенке. Дело было в чем-то другом, с чем она не могла смириться. Может, боялась, что, навреди она Гамильтонам, ей больше никто не даст интервью? Или что хорошие люди от нее отвернутся? Или просто в том, что Пэгги Гамильтон была женщиной и казалась такой уязвимой, такой беззащитной? А может, причина в том, что ей омерзителен Сидни Капелло? Почему она ощущает такую угрозу? Она прошла в ванную комнату, включила свет, поглядела на свое отражение и испугалась того, что увидела. На мгновение ей почудилось, что лицо в зеркале – это лицо ее матери.

В восемь она позвонила. К телефону подошел младший сын Гамильтонов, Дена попросила позвать мать. Пэгги Гамильтон взяла трубку и милым голосом сказала:

– Алло.

– Миссис Гамильтон, это Дена Нордстром.

– А-а, привет, Дена.

– Миссис Гамильтон, послушайте, я насчет интервью. Не могли бы мы встретиться? Это крайне важно. Мне очень нужно с вами поговорить, наедине.

– Конечно. Заходите в любое время. Или, может, мне прийти к вам на работу в понедельник?

– Нет, лучше встретиться раньше и где-то в другом месте.

Дена предложила «Лоран» на Пятьдесят шестой – приятный старомодный ресторанчик, куда, как она знала, ни Айра, ни его знакомые не заглядывают. Она пришла за десять минут до встречи и попросила столик в глубине. На ней был шарф и темные очки, и чувствовала она себя, как в фильме с Джоан Кроуфорд. В десять минут пятого она уже вся изнервничалась, выкурила полпачки сигарет и выпила два стакана «отвертки» – водки с апельсиновым соком. И тут появилась улыбающаяся Пэгги.

– Ага, вот и вы. Едва признала вас в этих очках. Простите, что опоздала. Прощаете?

– Конечно, я сама только пришла. Хотите выпить… чая или кофе?

– Разве что чашечку чаю.

Дена сделала знак официанту и заказала чай и для себя еще одну «отвертку». Руки ее тряслись, когда она прикуривала очередную сигарету.

– У вас все в порядке? Что-то стряслось? По телефону у вас был расстроенный голос.

Дена прикурила, оказывается, с фильтра.

– Да, кое-что беспокоит. Я прямо не знаю, как и спросить, это такой личный вопрос. Очень личный, но…

Пэгги Гамильтон ждала, но Дена, двадцать раз репетировавшая в уме, вдруг потеряла дар речи.

– Мы, конечно, не очень хорошо знакомы, но… Я так и думала, что не смогу, о боже, не знаю, как сказать…

Пэгги, которая была старше, положила руку ей на запястье:

– Дена, что бы вас ни волновало, лучше всего поговорить с кем-то. Все, что вы скажете, дальше меня не пойдет. Вы же знаете, что можете мне доверять, правда?

Когда официант отошел, Дена все еще медлила.

– Если я могу вам чем-то помочь, то буду рада. Вы же знаете, как мы с Чарльзом к вам относимся.

Дена сказала:

– В том-то и проблема. О господи… простите, но это оказалось труднее, чем я думала. – Она помолчала. – Ладно, дело в том… в общем, речь не обо мне, а о вас.

– Обо мне?

– Да. Но прежде всего я хочу, чтобы вы поверили: я ничего не знала до вчерашнего дня. Когда готовишься к интервью, помощники собирают материал, чтобы помочь тебе с вопросами, и прочее. И… Я не доверяю парню, которого нанял мой босс, поэтому мне нужно знать, правда это или нет, а если это какая-то ошибка, я должна быть в курсе.

– В чем дело?

– Мой босс хочет, чтобы я спросила: не было ли у вас… по крайней мере, они думают, что у вас, вероятно… мог быть еще один ребенок, до замужества.

Дена увидела испуг в глазах Пэгги Гамильтон и сразу поняла, каков будет ответ.

– О господи, Пэгги, я надеялась, что они ошиблись. Мне так жаль, если бы я только знала, я ведь не должна была обсуждать это с вами до передачи. Но я не смогла.

– Как вы узнали?

– Это не я, Пэгги, честное слово. Один ублюдок, который выполняет такого рода работу, поехал в ваш родной город в Кентукки, поспрашивал там, выискивая какую-нибудь грязь про вас, и обнаружил человека, который назвался отцом ребенка и сказал, что готов поклясться в этом.

Пэгги была подавлена.

– Зачем, зачем ему было рассказывать об этом сейчас, после стольких лет?

– Может, думал, что получится из этого извлечь какую-то выгоду. Может, для него это шанс прославиться, может, ему пообещали, что он попадет на телевидение. С людьми такое случается.

– Понятно.

– А Чарльз об этом знает?

– Да. Дочь не знает. – Она подняла взгляд на Дену: – Не понимаю. Зачем им понадобилось меня об этом спрашивать?

– Ох, Пэгги, что тут скажешь, – покачала головой Дена. – Так, в общем, всегда делают – пытаются нарыть что-то, что может шокировать. Не только с вами так поступили. Просто им… о господи, им важно поднять рейтинг. Все проще простого. Я чувствую себя распоследней скотиной, но единственное, что я могла сделать, – это предупредить вас. И если я вас не спрошу, это все равно каким-то боком вылезет. Раз уж информация попала к ним в руки, ей дадут ход.

– Знаете, забавно. Я всегда боялась, что в один прекрасный день это вскроется. Многие годы готовилась, а теперь, когда это случилось, просто раздавлена. Вот уж не думала, что это произойдет именно так. Наверно, я все же выпью, если не возражаете.

Дена сказала:

– Конечно, прошу вас, мне тоже надо добавить. Она попросила официанта принести еще два коктейля и подвинула свой стакан Пэгги. Та выпила. Теперь у Пэгги руки дрожали, а не у Дены.

– Пэгги, поверьте, мне так жаль, я изо всех сил старалась отговорить их, но впустую. Мне придется задать этот вопрос. Айру просто убить мало. Мне нельзя было даже встречаться с вами. Они пытались найти какую-нибудь пакость про Чарльза, а раскопали вот это.

– Ясно. Интересно, что же с нами теперь будет.

– Расскажите, что тогда произошло, при каких обстоятельствах? И как удавалось столько лет это скрывать?

– Мне едва пятнадцать стукнуло, а ему было двадцать три. Я была полная дура. Ничего про секс не знала. Нас было восемь детей у мамы, и, видимо, мне льстило его внимание. Наверное, я жаждала любви. Он был мой дядя. Сказал, что любит меня и что я особенная… Это было-то всего один раз, а спустя примерно месяц меня стало тошнить, и я совершенно не соображала, что со мной. Пришел врач и сказал моему отцу, что я беременна. Понимаю, сейчас в это трудно поверить, но мы были очень религиозной семьей и никогда о таких вещах не говорили. Самое странное – он все отрицал, говорил, что это не он, что я лгу. И ему поверили, а меня отослали жить к маминой сестре. Я родила, на следующий день девочку забрали, и с тех пор не проходило дня, чтобы я не думала о ней. Как она там, здорова ли, счастлива ли. Но я подписала бумагу, отдала свои права. Знали бы вы, как это тяжело – не иметь возможности даже поискать ее. Но я не могу с ней так поступить – так ее опозорить. А теперь вот пожалуйста. – Она смотрела вдаль. – Если он обидит мою дочь, я его никогда не прощу.

Дена вдруг снова занервничала.

– Простить его? Кажется, вы не совсем понимаете. Вся ваша жизнь может разлететься вдребезги. Огромная работа, которую вы с Чарльзом делаете. Вы должны чувствовать ярость!

– Ох, поверьте, я в ярости, – сказала Пэгги, – и страшно мне до смерти, но что я могу сделать-то?

Дена, подогретая водкой, в отчаянной браваде заявила:

– Зато я могу кое-что сделать. Я подам заявление об уходе, вот что. Скажу – если они будут настаивать, я уйду. Меня, может, и так уволят, если разнюхают, что я вам сказала. Так что я просто приду утром в понедельник и уволюсь.

– Нет, Дена, не вздумайте. Вы говорили, об этом все равно так или иначе узнают.

– По крайней мере, не от меня. А если узнают, все отрицайте. Скажите, что этот человек лжет. Поверят вам и Чарльзу, а не этому ублюдку.

– Не могу.

– Подумайте. Это сломает вам жизнь. Вас же превозносят. Им будет все равно, кого вы пытаетесь защитить. Им важно одно: что вы родили ребенка, не будучи замужем, и скрыли этот факт. Думаете, вас простят? Нельзя ломать себе жизнь из-за одной-единственной ошибки двадцатилетней давности. – Дена тронула ее за руку: – Послушайтесь меня, Пэгги, отмените это чертово интервью. Скажитесь больной, или что ваша мама при смерти, да что угодно придумайте, только откажитесь. Наймите убийцу, мне плевать, только сделайте что-нибудь. Они нечестно играют. Кому и что вы должны? Пэгги, не будьте дурочкой, вы не обязаны раскрывать душу перед этими людьми. Сам Иисус Христос солгал бы, попади он в вашу ситуацию!

– Я должна поговорить с Чарльзом. Не знаю, как быть.

– Я говорю вам, как быть. Солгите.

– Но это правда.

– Тогда скажите, что вас изнасиловали.

– Но меня не насиловали… В смысле, я сама позволила ему поцеловать меня. Может, я сама была виновата, я же не говорила «нет» до тех пор, пока…

– В каком смысле – виновата? Вам было всего пятнадцать. А ему сколько, говорите?

– Двадцать три.

У Дены загорелись глаза.

– Вот оно, Пэгги, пригрозите ему! Вы же были несовершеннолетней. Он может сесть в тюрьму за изнасилование.

– Изнасилование?

– Да!

– Нет. Так я с ним поступить не смогу.

Дена кинула взгляд на парочку, занявшую соседний стол, и обнаружила, что в ресторанчик потянулись на обед люди.

– Знаете, нам лучше уйти. Отправляйтесь домой и поговорите с Чарльзом.

– Дена… Не знаю, как вас благодарить за предупреждение. Не представляю пока, что можно тут сделать, разве что молиться.

– Ну, можете молиться, если хотите, но поначалу я бы пригрозила ему арестом.

– Дена… – теперь Пэгги взяла ее за руку, – как бы то ни было, пообещайте, что не станете из-за этого увольняться. Я не переживу, если еще и это будет на моей совести.

Дена кивнула:

– Ладно, обещаю.

– Спасибо. – Пэгги сжала ей руку.

Дена подождала несколько минут, чтобы не увидели, как они выходят вместе. На улице она почувствовала слабость в ногах и поняла, что на самом деле храбрости в ней меньше, чем казалось.

Власть как игра