bannerbanner
Таящиеся в Ночи
Таящиеся в Ночи

Полная версия

Таящиеся в Ночи

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
5 из 6

Сейчас в Сиротке было много воды – течение неторопливо несло мутный поток. Слишком мутный, кстати, для обычного паводка. Создавалось впечатление, что вода несёт в себе землю и ил перемешанные при какой-то работе. Например, если бы кто-то воспользовался отсутствием воды в реке и перекопал ее дно. Потом вода вернулась, и ее поток смыл следы раскопанной земли, замутив воду.

Однако впечатляло количество этой земли – река вся была темной от земли. Река была не в состоянии смыть всю эту землю за несколько дней.

Получается что рабочие "Телеграф-стрит" для чего-то раскопали дно реки и закопали. Причём делали это на протяжении всего русла реки через Долину Гроз. Сделать это было не особо трудно – в эту часть леса никто не ходил, а рабочие тянули линию связи аккурат в этих местах. Однако для чего им это было надо – понять было проблематично. Но вряд ли они это делали просто так из любви к искусству или на спор…

Что-то они задумали. Но что.


***


Дом встретил Шэрон тишиной и покоем. Слишком тихим… Шэрон прислушалась и даже положила руку на револьвер…

Мама нашлась на диванчике в гостиной. Она лежала на нём, укрывшись пледом и крепко спала. Шэрон пришлось потрясти ее за плечо изо всей силы, прежде чем она проснулась.

– Что случилось, детка? – проговорила она глядя по сторонам. – Ух.... Как голова кружится…

– С тобой всё в порядке?!

– Конечно! – Рита повертела головой по сторонам. – Что это? Я что, уснула?

– Где Франсуаза?

Франсуазу, что полностью отключилась и уснула, Шэрон и Рита положили в постель в комнате для гостей. Сейчас там никого не было. Кровать была тщательно застелена, а на полу и одеяле с подушкой лежал слой пыли, словно тут не было никого уже месяц.

– Господи, да что такое то тут происходит? – прошептала Рита, оглядываясь по сторонам. – Шэрон! Эту кровать застилал кто-то чужой…

Шэрон прикусила губу и уставилась на кровать. В этом плане она могла доверять Рите и очень хорошо – уж ее мама никогда бы не перепутала манеру заправлять кровать.

– Франсуаза… Её похитили?

– По всему выходит – да. Но как они узнали, что она тут? И как сделали так, что ты и… Отец!

…Отец Шэрон лежал в своей кровати и крепко спал. Очень крепко. Можно даже сказать – непробудно. Шэрон и Рита отчаянно его трясли и дергали, но все было бесполезно – он спал странным, глубоким сном.

Пока Рита вызывала врача, Шэрон обошла весь дом, всматриваясь в следы на земле. Следов, как таковых не было вообще. Нигде и совсем. Словно Франсуазу утащили привидения… Но такого быть не могло. Даже тот странный тип что следил за Шэрон в окно оставлял следы…

И только осмотр окна гостиной кое-что дал – оказалось, что его вскрыли каким-то острым и длинным предметом. Причем вскрыли очень осторожно, с минимальными повреждениями. Крючок, запиравший окно с той стороны, чуть-чуть изогнулся, но снят не был – краска на нём потрескалась, и только. Те, кто тут орудовали, не взламывали окно, они его просто чуть-чуть приоткрыли. И даже тщательно затерли следы проникновения. Окно открыли совсем чуть-чуть… Для чего?

На земле никаких следов не было… На первый взгляд. Однако Шэрон удалось обнаружить, что земля под окном имеет такой вид, словно ее тщательно подмели, затирая следы. Не этим ли объяснялось отсутствие следов – кто-то осторожно затёр их веником или чем-то подобным.

Кто-то подошёл к окну, чуть-чуть его вскрыл и… Зачем?

Неожиданно Шэрон осенило. Она подняла голову и осмотрелась. Под самым окном осы свили себе гнездо, дабы иметь возможность залетать в дом. Гнездо было большое, но сейчас ни одной осы под ним не было видно.

Женщина притащила стул и, встав на него, постучала пальцем по гнезду, из которого высыпалась пригоршня еле шевелящихся ос.

Они явно были отравлены каким-то газом.

Конечно, их специально не травили, но гнездо оказалось аккурат под баллоном с газом, который закачали в дом – часть газа вышла через окно и отравила ос. Отсюда и такое странное явление.

После того как обитателей дома усыпили газом – преступники вошли в дом и вынесли Франсуазу – а затем тщательно затерли все свои следы. Даже заправили кровать и стерли следы обуви. Хотя могли работать вообще босиком – не особенно торопясь – они знали, что Шэрон и Уэллс заняты и домой не приедут – наверняка были в курсе, что Ван-Роджер повёз смотреть их башню Тесла… И действовали не торопясь.

Шэрон не поленилась и просмотрела окрестности, пока у самой дороги не наткнулась на отпечаток ботинка со свастикой и двумя молниями – видимо все же не заметили в спешке.

Так же в канаве нашелся и странный предмет – длинная стальная пластина с двумя отверстиями по краям – явно какая-то деталь от механизма. Но вот какого – было непонятно.

Шэрон осторожно подцепила веточкой эту пластинку и, утащив домой упаковала в толстую бумагу на предмет снятия отпечатков.

… Больница Гудевроу-сити была довольно неказистым строением и носила средь местного населения прозвище "холерный барак", ни для кого не было секретом, что её построили во время сильной эпидемии холеры в 1877 году и планировали сразу после окончания оной эпидемии сжечь.

Однако в итоге получилось как-то так, что здание холерного барака пережило участь своих собратьев по всему миру, и было подремонтировано (поставлено на фундамент), после чего превратилось в больницу. Правда, бесплатную.

С началом Великой Депрессии некоторые больницы Гудевроу-сити закрылись, так что "Холерный барак" быстро сделался главной больницей города.

В него провели телефонную линию и установили несколько карет "скорой помощи" (Термин "скорая помощь" происходит от латинского слова "ambulare", означающего "ходить или передвигаться", что является отсылкой к ранней медицинской помощи, когда пациенты перемещались в больницу на каретах. В данном произведении автор заменил американское название "скорой помощи" на русское. Примечание автора). С врачами, правда, возникла напряжённая ситуация, поскольку по старинной традиции пришедшей из того же Нью-Йорка – врачи должны были сдавать кучу экзаменов – зачастую платных, а ещё чаще – очень даже платных. А по законам США врачебная лицензия стоит очень дорого. Так дорого, что врач, получивший её, предпочитал лечить людей в крупных городах, где ему было проще заработать больше денег, дабы заплатить государству за лицензию.

На все возражения местного населения, власти разводили руками и отвечали, в основном одной присказкой – "хотите бесплатной медицины, да чтоб ещё с приездом врача на дом – отправляйтесь в СССР". Точка. (В США в отличие от СССР и России, врачи по больным не ездят – на вызовы с доставкой больного в приёмный покой выезжают в основном те, кого в России называют – фельдшеры. Врачи что раскатывают на вызовы Скорой помощи в США, чаще всего относятся к "фанатикам" или просто проходящим практику. Примечание автора).

К счастью для Гудевроу-сити в США грянула Великая Депрессия, которая, в свою очередь, нанесла удар и по платной медицине – люди настолько обнищали, что просто физически не могли позволить себе медицинские услуги.

Сами врачи от этого тоже не обрадовались – поскольку в итоге они остались без работы и, как следствие, просто не могли оплачивать продолжение лицензии своих услуг.

Пришлось муниципалитетам крупных городов, на время, "наступить песне на горло" и финансировать врачей из своих бюджетов – что бы те, элементарно, не померли с голоду. Взамен на это многих начинающих врачей разогнали по небольшим городкам, где рассадили по таким вот городишкам, как Гудевроу-сити и обязали лечить местное население, в качестве отработки денег. (Данная практика в США называлась "советской" и была экстренно запрещена сразу в конце Второй мировой войны. Примечание автора).

Когда Шэрон оплачивала вызов кареты "скорой помощи" и доставку отца в "Холерный барак", (в США и странах Европы в описываемое время – 1936 год – больные оплачивали доставку в больницу из своего кармана – только после 1978 года эта оплата стала вычитаться у них из страховки. Примечание автора), то из окна больницы ей на глаза попался Грейсон.

Помощник мэра занимался странной работой – грузил в большую машину, что стояла у "Архива Ампера" сумки с консервами. Грейсон как раз закинул три сумки, а из "Архива Ампера" вышла какая-то девица, что тащила в руках еще две сумки.

Поскольку Грейсон до этого особым женским вниманием был обделён (злые языки поговаривали, что он в свои двадцать три года – девственник), то Шэрон присмотрелась к этой странной особе с любопытством.

Девица больше всего походила на городскую студентку – высокая, фигуристая девушка с огненно-рыжей копной кудрявых волос и косметикой.

Так же она не носила шляпу или иной головной убор, что как бы намекало на то, что она всё-таки из крупного города – Нью-Йорка. (В США головной убор был неотъемлемой частью уличного костюма – только в годы Великой Депрессии его обязательное ношение было отменено молодёжью. Примечание автора).

Спрятав чековую книжку в карман, Шэрон вышла из больницы, и прищурившись, подошла к Грейсону.

– Грейсон, привет. Смотрю, ты всё же решил завести себе даму сердца?

– Здравствуйте, офицер Шэрон… – Грейсон снял шляпу и склонил голову в вежливом и старомодном поклоне. – Разрешите представить вам свою кузину. Ее зовут Дафна Стинг. Дафна – это Шэрон Бишоп. Надеюсь, вы хорошо найдёте общий язык.

– Хе-хе… Неплохая красотка-с… – Дафна сверкнула белоснежными зубами и протянула руку Шэрон. – Как вижу вы тут одна из полицейских? Удивительно… Я всегда считала, что в таких городках как у вас-с женщин держат на положении супоросной свиньи… Рожай супы, вари детей… (Искаженный феминистками лозунг борцов за "здоровую семью" – в русском переводе известен как "рожай детей, вари борщи". Примечание автора). как вам-с удалось не попасть в этот замкнутый круг?

У Дафны был странный голос – она говорила как мужчина – спокойным, уверенным в себе голосом, полным какого-то несокрушимого превосходства и уверенности. Кроме того она посему-то прибавляла "с" к некоторым словам – и Шэрон готова была поклясться, что она уже слышала такую манеру разговора.

– Шэрон, я вас прошу не обращать внимания на поведение моей кузины. Она жила в крупном городе и нахваталась там всяких странных словосочетаний и необычного поведения, которым приличной девушке явно не стоит бравировать в приличном обществе… – вмешался Грейсон. – Дафна у нас проездом. Она хочет…

– Повидать родственников-с. Ну и хочу немного прокатиться по заброшенным фермам – насладиться их видом-с. Я так-то художник-с. Люблю рисовать-с пейзажи всякие.

– А куда столько консервов? – Шэрон заглянула в машину.

Там стояло пять сумок, набитых консервами – причём это были в основном фасоль, зелёный горошек, спаржа и персики. В общем, ничего мясного, хотя обычно именно мясо и брали те, кто любил погулять по лесу.

Дафна, одной рукой, приподняла и закинула в кузов машины сумку с консервами – Шэрон бы такую не сумела бы и двумя руками поднять.

– Кстати, а почему ваша мясная лавка называется "Архив Ампера"? Там-с я что то не увидела ничего что и к электричеству отношение имеет-с.

– Хей-хей! Да эту лавку основал еще в 1889 году один из наших старожилов, Джордж Юджин, который считал, что школьное образование придумал сам Сатана. Он нигде не учился и когда решил открыть свое дело – торговлю консервами, то назвал лавку в честь создателя консервов.

– Ого… Я вот правда считала-с, что консервы Николя Аппер изобрёл, но никак не Андре-Мари Ампер… – усмехнулась Дафна. – Умеете вы веселиться, деревенские, ничего-с не скажешь…

– Слышишь ты… Деревня… – Грейсон забросил сумку в машину. – Давай гони отсюда.

– Ой, ну ты прямо-с как священник из церкви мормонов-с, что тоже решительно предложил мне стать его очередной женой, – блеснула зубами Дафна. – Такой же быстрый-с на решения.

– Да мне наплевать, – отмахнулся Грейсон. – Уж мне-то, в отличии от него, по шее настучать ты не сможешь… Где будешь жить, пока не прибудет наш остальной груз?

– Да у тебя, и поживу. Хоть приберусь в твоей конюшне… Как так можно жить? Там же у тебя везде мусор-с и пыль. Не удивлюсь если-с из-под этой пыли пару мумий выкопаю.

– Да отстань ты от меня… Тоже мне – монашка нашлась. Ты же феминистка. Тебе-то какая разница как мужчина живёт? По твоей религии я так и так свинья, – неуклюже попытался «подколоть» кузину Грейсон.

– Хо-хо-хо… Дружище – феминистка-с эта та кто требует от людей, что бы они относились к женщинам как к людям-с. А ты, как я вижу, считаешь, что мы должны ненавидеть людей и считаем-с, что их место в хлеву со свиньями… – Дафна, с лёгкостью профессионального отбивающего, «отбила подачу» и усмехнулась. – Так вот это-с совсем не так. Мы стремимся лишь к тому-с, что бы люди уважали наши интересы и желания-с.

– Можно подумать, что мужчины не понимают желаний и просьб женщин.

– Вот посетит тебя "тетя Фло" (Американское название месячных у женщин. Примечание автора), тогда и будешь говорить о том-с, что понимаешь-с в девушках-с, а что нет…

Шэрон усмехнулась и взяла Грейсона за руку.

– Я его отведу на пару слов…

Дафна снова блеснула зубами и показала Шэрон большой палец. А Шэрон оттащила Грейсона за машину.

– Чем сегодня вечером занят?

Такой простой вопрос сбил Грейсона с толку. Он как то странно дернулся, побледнел и скосив глаза в сторону Дафны, проговорил:

– Да ничем особым. Просто так… В архиве нужно кое, какие дела сделать.

– Мне нужно посмотреть на карту течения Сиротки. Как я понимаю – тебе приносят карты течения этой реки, вместе с ее изменениями течения.

– Ну, есть такое… А вам то, зачем это, офицер? Тоже наслушались того о чём эта Скользящая Во Тьме говорит?

– А что она говорит? – насторожилась Шэрон.

– А что она еще может говорить? Ходит по городу и рассказывает о том, что рабочие "Телеграф-стрит" ковырялись у берега Сиротки. Но это у самых гор… От нас – почти тридцать километров. – Грейсон пожал плечами. – А вообще странно, что она на этом зациклилась. Вильф и его начальник – Рамлоу, брали у нас эти карты. Они говорили, что им нужно рассчитать маршрут прокладки линии связи так, чтобы та шла в стороне от рек и ручьев, что при весенних паводках могут залить столбы и обрушить их.

Шэрон поняла, что ничего не понимает. В их Долине Гроз явно были какие-то странные дела, но она, к своему стыду, даже близко не представляла, что тут творится.

Когда она пошла к "Холерному бараку", Дафна перехватила ее и прошептала:

– Грейсон любит малину-с… Удачи, девочка.

… Врачи в "Холерном бараке" обитали на втором этаже. Причём в отличие от первых этажей, где располагались больные, на втором этаже были системы кондиционирования воздуха, снятые, по слухам, с какой-то подводной лодки. Так же там царила безукоризненная чистота, а стены были покрашены не "холерной краской" (Смесь извести и медного купороса. Примечание автора), а самой дорогой масляной краской.

Главный врач Гудевроу-сити был довольно стар, но, несмотря, на это являлся, мастером своего дела – отличный хирург и стоматолог. Так же он участвовал в Мировой Войне и обладал неплохим багажом знаний.

К сожалению, у него была неприятная привычка – он посматривал на простых людей как на мусор. Даже на Шэрон – на неё особенно, поскольку та была женщиной, что сумела добиться, каких никаких успехов в обществе. Для Эштона такое было совершенно нестерпимым. Он и думать не мог о том, что женщина – более низшее существо, чем мужчина, способна, способна добиться, чего то сама. Для Эштона Фостера такое положение дел было полным абсурдом и глупостью. Вот почему с Шэрон у него отношения сразу не задались. Особенно когда та поймала его на перепродаже неких наркотических средств. Сама Шэрон так и не поняла толком, что заставило Эштона продавать эти странные лекарства – при его то далеко не маленьких доходах.

Само собой, что Эштон этого не забыл и встретил Шэрон взглядом, способным проморозить насквозь целого кита.

– Итак… Наш офицер полиции решил посетить мою скромную работу. Надеюсь ты оценишь что я лично осматривал твоего почтенного батюшку… Хотя вряд ли, учитывая, что за недуг сразил твоего отца… Он ведь у тебя любил курить? – Эштон встал со своего знаменитого кресла, вырезанного из африканского кедра (в Египте до Второй мировой войны выращивали кедры для продажи за рубеж. Примечание автора) и обтянутого шкурой крокодила. – Табачок у него был необычный? Сам его выращивал?

– К чему вы клоните?

– Ваш отец накурился опиума. Табак в смеси с опиумом – очень сильная, как лягающийся мустанг, смесь… Поэтому у него произошло неприятное дело – временная кома.

– Кома? – Шэрон внимательно посмотрела на врача. – Кома? О чем вы говорите? Какая кома?

– Шэрон… Твой отец курил опиум, смешанный с табаком. И довольно давно, раз у него в итоге развилась кома – "смертный сон". Сейчас он как тот Рип-Ван-Винкель… Спит беспробудно. Вполне возможно, что никогда не проснётся.

Шэрон скрипнула зубами, но от, в общем-то, напрашивающегося на язык вопроса удержалась, поскольку понимала какой ответ получит.

Ее отец никогда не употреблял опиум. Хотя бы, потому что дома ему взяться было неоткуда. Поэтому Эштон задавал не простой вопрос, а вопрос с вполне ясным и очевидным подтекстом – мол, опиумный дурман своему отцу могла приносить Шэрон. Это было вполне логично с его точки зрения. Мало ли у кого помощница шерифа могла отобрать это зелье? Народ в Гудевроу-сити встречался разный – наркоманов тут тоже хватало.

– Откуда у вас такая уверенность что он курил опиум?

Вместо ответа Эштон показал кисет отца, набитый, как помнила Шэрон, отличным табаком, что ему покупала Рита. Мама обычно покупала табак у своих знакомых соседей. Однако представить, что те перепутали опиум и табак – было слишком сильно…

Однако Шэрон уже поняла, в чём дело – те кто проник в ее дом и выкрал Франсуазу не поленились подменить и табак. Причем явно этот опиум они с собой прихватили с далеко идущими целями – бросить тень на саму Шэрон.

Развернув кисет, Шэрон заглянула в него и, широко улыбнулась. Затем она припомнила свой первый танец с мальчиком и на миг погрузилась в эти воспоминания, хотя особо радоваться было нечему.

Однако этот простой психологический приём (Шэрон научил ему один из шулеров ) Оказался вполне действенным. На лице Эштона промелькнуло какое-то напряженное выражение, словно у него что-то пошло далеко не по его задумке. Правда, врач мигом с собой справился, но это выражение сказало Шэрон многое – Эштон знал, что ее отец был отравлен не опиумом, но при этом он старался убедить ее в обратном.

Для чего? Ответ был очевиден – нужно было скрыть следы пребывания Франсуазы в доме и увести следствие по ложному следу. Ну и заодно бросить тень на саму Шэрон – видимо Эштону было трудно простить ей то, как она поймала его на продаже запрещенных лекарств. Вот он и решил немного отомстить Шэрон за свой позор.

Правда, при этом бедняга явно не понимал, что его втянули в весьма некрасивую историю.

– Это не наш табак. Никто из моих соседей таким не торгует. Больше всего он похож на тот, что продают в Нью-Йорке. Там любят к табаку примешивать молотые листья клёна. Отец никогда бы такой курить не стал… – Шэрон убрала кисет в карман. – Передам шерифу. Пусть узнает, кто у нас такую траву курит. Не удивлюсь если это опять эти типы из "Телеграф-стрит"…

– Наверное, они кому-то его продали… – Эштон посмотрел на Шэрон, хитро блеснув глазами. – И не факт, что он уже изначально был с опиумом. Его явно кто-то подмешал в табак. Так что вот… Я уже написал письмо мэру, в котором изложил сии факты. Опасаюсь, что дело может закончиться плохо для тебя. От кого твой отец мог получить этот дурман?

– У меня есть сильное подозрение, что этот табак ему подкинули… Но я не буду вдаваться в подробности. Эштон… – Шэрон встала и посмотрела в глаза врачу. – Ты просто тупой, набитый соломой дурень. Ты даже не представляешь, во что позволил себя втянуть… Ты даже не представляешь… Скажи честно – что они тебе пообещали? Что переведут тебя в Нью-Йорк из нашего захолустья и дадут денег на нормальную практику? Ты дурень… Они тебя уничтожат.

На краткий миг что-то дрогнуло в лице врача. Какая-то тень сомнения и решимости…

Однако это было лишь мигом… Лицо врача снова стало суровым, и он уставился на Шэрон выпятив вперёд нижнюю губу.

– Я не понимаю о чём ты… И твой тон – возмутителен. Поверь мне, я обязательно сообщу мэру и твоему начальнику о том, как ты смеешь разговаривать со мной. Человеком более старшим чем ты! Попрошу покинуть мой кабинет. И оставь кисет своего отца. А то вдруг в нём появится совсем не то, о чем я написал в своём заключении. Понятно?

Шэрон положила кисет на стол и проговорила:

– Поверь мне – ты еще пожалеешь, что не забил этот кисет себе в глотку…

…Отец выглядел очень плохо. Он как то весь посерел и осунулся. Его кожа приобрела некрасивый оттенок – словно кожа мертвеца. И он очень тяжело дышал – причем, что было странно, дышал равномерно. Его руки похолодели и пульс еле-еле ощущался.

Однако и пульс был невероятно спокойным и ровным – он колотился с невозмутимостью метронома.

В общем, это ни капли не напоминало на так называемое "опиумное забвенье" (Отравление опиумом при котором наступает кома и смерть. Примечание автора).

– Чегой это у твоего бати на голове-то такое? – проворчала Язва – медсестра, что как раз зашла в палату. – На удар иль шрам какой смахивает люто так.

– Он в Бельгии во время Мировой Войны был – осколком ударило.

– Вон оно че… – Язва потерла жуткий шрам на лице. – На мне эта война тоже свой след оставила. Вона какой. Энто мне ипритом в рожу плеснуло. Мы тогда в бараке с раненными были – нам снаряд газовый и притащили подарок. Один чокнутый придурок из пленных – у него евоная "кукушка" в лес улетела, да его мозги с собой прихватила. Во он че учудил…

Язва склонилась к Шэрон и шепнула в ухо.

– Топай на улицу, да посиди у дверей в прачечную. И помалкивай.

Шэрон посмотрела на Язву и моргнула глазами.

…Прачечная, для стирки белья и одежды тут была своя. Стирка и сушка белья проводились прямо на территории "Холерного барака". Причём вручную.

Несмотря на то, что автоклавы уже давно и прочно заняли своё место в больницах чуть ли не всего мира, в Гудевроу-сити их ставить отказывались, поскольку Отцы Города считали, что автоклавы – советское изобретение. А стало быть, им не место в стране демократии и свободы.

Поэтому стиркой белья и одежды занимались по технологии Гражданской Войны в США – кипятили воду в котлах и использовали стиральные машинки из бочек и двигателей, снятых с автомобилей.

Единственная уступка медсёстрам была в том, что при стирке разрешали использовать стиральный порошок.

Так вот и работали – стирая в кипятке, разбавленном холодной водой и стиральным порошком одеяла, простыни и пижамы больных.

На дворе стоял 1936 год, отгремела Мировая Война, и мир стремительно развивался, но для женщин в кое каких аспектах время словно остановилось.

У прачечной было одно интересное место – у одной из стен стояли небрежно набросанные друг на друга щиты, за которыми были поставлены несколько скамеек. На этих скамейках часто отсыпались после хорошо проведенных праздников медсестры или санитары. А иногда и пациенты.

Забравшись за эти щиты Шэрон, прижалась спиной к тонкой стенке прачечной и закрыла глаза.

– Слушай сюда ушами, дочка… – донёсся из-за тонкой стенки голос Язвы. – Дело то оно некрасивое, так что держи язычок за зубами. В общем, твой отец сегодня позвонил нам и рассказал, что у вас в доме Франсуаза лежит. И что её надо срочно в больничку закинуть, так как она себя очень нехорошо чувствует…

Сердце Шэрон ёкнуло. До неё только сейчас дошло как глупо она, и Рита поступили, не подумав об отце. А ведь он был дома. И заметив Франсуазу, отчего-то решил вызвать врачей.

В принципе отец мог это сделать. Последствия, контузии иной раз заставляли его делать совершенно глупые вещи.

– Наш врач захотел было гнать к ней карету… Но тут появился Вильф. Да не один – прикатил аж с Рамлоу, этим Барсуком. (Рамлоу – традиционное английское символически-уважительное имя для барсука кельтского происхождения. Примечание автора). В общем Вильф и Рамлоу поднялись к нашему врачу… Сидели там минуты три или четыре – их водитель даже свою Библию не успел толком открыть и почитать… Потом вышли и уехали. А Эштон вышел, и вызов твоего отца из тетради вырвал.

– А кто вызов принял? С ним что?

– С ним? А его в отпуск отправили. Причём сразу же… Думаю, деньжат отвалили, чтоб не скучал. Вот так оно. Сама понимаешь… Нехорошо это все пахнет. От этих городских одни проблемы. То убийства, то ещё что… – Язва грохнула об пол корзину белья. – А с твоим батей все печально, уж прости за такие слова… Я так разумею, что его отравили одним весьма необычным газом… Он называется "Око" (Данное химическое вещество является полной выдумкой автора) энтим газом немало народу понравилось в Нью-Йорке и Сенд-Шилдс. Газ этот без запаха и вкуса. Его используют в этих новомодных газовых резаках. Точнее-то использовали – у него оказался довольно нехороший побочный эффект – люди им травились. Сознание теряли и засыпали. Причём газ этот по-разному на людей-то действует. То от него засыпают, то от него в кому впадают… Я то об этой дряни много слышала. Мне как на Мировой Войне иприта довелось хлебнуть – так я с той поры к таким штукам как газы – отношусь с большим вниманием… Так то.

На страницу:
5 из 6