Полная версия
SOS «Спасите наши души»
Благодать!..
Ночью выйду на крыльцо за приготовленной охапкой поленьев, над головой звёздное небо и загадочная луна, белый туман бестелесной ватой стелется по грядкам, а вокруг таинственная тишина и величественный покой…
И соловьиные переливы из ближней рощи…
И кваканье глупых лягушек в соседнем пруде…
Благодать!..
Только ничего этого уже не будет.
За бестолково прожитую жизнь, за грехи мои многочисленные ссудил мне Господь вот такое послушание на мою старость: работать пока силы будут (и работу же подыскал вполне подходящую), работать каждый день, без всяких там выходных и отпусков, а когда сил совсем не останется – помирать в какую-нибудь богадельню… С одной стороны досадно, являясь отцом четверых детей доживать жизнь приблудным цыганом, а с другой… всё могло быть гораздо хуже («ведь заслужил же…»). Так что не мне жаловаться.
………………………………………………………….
С выездом на трассу начинается эта самая работа.
Поток разномастных машин прёт на пределе в сторону Москвы (специфика жизни в большом городе такова, что проснувшись, ты уже кому-то что-то должен, ты уже куда-то опаздываешь…) и тут зевать нельзя: «Не ты, так в тебя», как говорится. Тем более трасса от ночного снегопада очищена плохо, из под колёс впереди идущей фуры комья мокрого снега летят на лобовуху моей «ласточки» (асфальт, видно, чем-то успели с утра полить), а дворники только размазывают его по стеклу, так как незамерзайка, купленная у азербайджанцев на обочине, оказывается, не держит и двадцати из заявленных минус тридцать. Но перед Пушкино скорость потока резко падает, и метров через триста мы встаём в глухую пробку. Эта ежедневная пробка перед Пушкино (следствие бесконечной реконструкции дороги Москва – Холмогоры) – серьёзная причина для меня поменять арендное жильё. Полдома у станции «Правда» я снял в расчёте на то, что скоро моему другу детства Володьке Буракину тоже укажут на дверь (а идти ему совершенно некуда, а у него на руках ещё и кот), то есть снимал я это жильё в расчёте на то, что жить нам там нужно будет втроём с его котом (что сразу было оговорено с хозяйкой), но страсти по его выселению как-то затихли, а мне и платить за два койкоместа (пользуясь только одним) накладно, и ежедневные потери минимум трёх часов рабочего времени в этих пробках (утром в Москву а вечером из Москвы) , и лишние пятьдесят километров каждодневного холостого пробега – всё это ни к чему. Ведь сними я что-нибудь на окраине Москвы – оно и дешевле выйдет, и вышел из дома, сел за руль – и ты уже на работе…
С удовольствием отмечаю, что салон машины к этому времени уже прогрелся, и что бы не нервничать из за стояния в пробке начинаю решать очередную судоку, одним глазом контролируя медленное движение впередиидущего большегруза.
Самый нетерпеливый летит по обочине на своём Гелентвагене, отбрасывая на нас законопослушных хлопья снега, за ним ещё несколько таких же смелых на иномарках попроще. А через километр, на съезде к АЗС, с удовольствием (вот она порода человеческая) отмечаю все эти иномарки, стоящие паровозиком у машины ДПС. Получается – были самые умные, а оказались в дураках. Правда, Гелентвагена среди них нет, видно водитель его или с «ксивой» оказался, или просто успел проскочить.
У Пушкино некоторые съезжают в сторону города, но я-то точно знаю, что через город быстрей не получится и продолжаю тянуться за своей фурой. А где-то через час (для утра в будний день совсем не плохо) мы проползаем эту бесконечную пробку ( я почти «раскатал» свою судоку за это время) и вырываемся на оперативный простор. Все (и я в том числе) рвут вперёд «как ужаленные», в пустой надежде догнать упущенное время, хотя на плохо очищенном и местами накатанном асфальте этого делать не стоило бы… И как доказательство тому через пять минут вижу три машины в левом ряду, стоят прижавшись друг к другу, а их хозяева что-то бурно обсуждают между собой на повышенных тонах («Эти на сегодня уже приехали»).
Вид аварии отрезвляет и я, сбавляя скорость, перебираюсь в правый ряд. Пора уже включаться в настоящую работу.
Тарасовка.
Мытищи.
И вот она московская кольцевая.
Рёв сотен машин, грязный снег по обочинам, Ярославка, обжатая с обеих сторон безликими многоэтажками, напичканные разномастным народом. Кругом какой-то торопливый, озабоченный люд…
И я вкатываюсь в этот суматошный мир, растворяясь в нём, превращаясь в один из винтиков этого гигантского механизма, что называется мегаполисом, становясь одной из его миллионных шестерёнок на ближайшие двенадцать, а скорее всего, на четырнадцать часов…
Глава 2
«СИНГУЛЯРНОСТЬ»
По радио «Комсомольская Правда» в рубрике « А знаете ли вы что…» приводят порой прелюбопытнейшие факты. Вот и сейчас диктор бодро объявил: «А знаете ли вы, что каждую секунду наше солнце теряет четыре миллиона тонн своей массы?»
Ого!
Четыре миллиона тонн каждую секунду!
Если для простоты расчётов принять вес вагона с углём за сто тонн, то получается, что каждую секунду от нашего светила отчаливает поезд в сорок тысяч вагонов или по земным меркам где-то триста составов с углём. И так каждую секунду!.. И так на протяжении четырёх с лишним миллиардов лет?.. Вы там, господа учёные, ничего не перепутали? Какую же массу вещества потеряло наше солнце за весь этот период, по-вашему? И, соответственно, что тогда это было за небесное тело в самом начале?
Хотя, впрочем, о чём это я? Космос – это что-то такое к чему с нашим аршином подходить глупо, там и величины какие-то несуразные…
да и процессы там под стать этим величинам…
Вот взять хотя бы такое понятие как сингулярность.
Слово-то, какое красивое – Син-гу-ляр-ность! А что оно означает? А означает оно то, что когда-то вся материя нашей вселенной была упакована в одну точку, которую ни в какой микроскоп не увидишь. Как это себе представить?
Ну, хорошо, как известно единица вещества – это атом, а атом – это ядро и несколько электронов на своих орбитах вокруг него, примерно, как в нашей солнечной системе: есть солнце в центре, и есть восемь или девять (это кто как считает) планет, которые вращаются вокруг него по своим орбитам. Ну, там ещё по мелочи набирается: у планет свои спутники – луны, пояс астероидов, какие-нибудь залётные кометы и так далее. Но объём всех материальных объектов в нашей солнечной системе несопоставимо мал с объёмом самой солнечной системы (расстояния между планетами слишком велики), и по этой причине если собрать всю материю нашей солнечной системы в один шарик (как, например, мы зимой снежки лепим), то размеры нашей солнечной системы уменьшатся в миллионы миллионов раз. По этой же причине, чисто теоретически и размеры этого самого атома тоже можно уменьшить в миллионы раз.
Допустим…
Допустим я готов поверить, что меня (всего меня, со всеми моими ста килограммами чистого веса, с одеждой, ботинками, с очками на носу) можно сжать до микроскопической точки. И эту машину, и пассажирку, что дремлет на заднем сидении туда же в эту точку можно сжать.
Допустим…
Но если взять, скажем, всю Москву? С её миллионами и миллионами таких вот стокилограммовиков как я, с её миллионами машин, автобусов, поездов, с тысячами и тысячами многоэтажек и небоскрёбов, с её заводами, с кремлём, со всей этой прорвой земли, что держит её, с её подземным метро, с парками, реками, ну то есть всё, всё, всё, что есть Москва взять и сжать до размеров невидимой точки?..
Как вам такая вероятность?
А если ещё раздвинуть диапазон, и представить, что всю нашу землю, со всеми её городами-миллионниками (под стать Москве), горами, реками, озёрами со всеми её океанами, с их китами и акулами, с её луной в придачу взять и сжать до невидимой точки? А ведь наша земля – это даже не песчинка в океане нашей галактики называемой Млечный Путь… А если махнуть ещё дальше, ведь в космосе миллиарды и миллиарды таких галактик!..
Как всю материю нашей вселенной (объём которой и представит- то просто невозможно), когда-то кто-то сжал до бесконечно малой величины?! Как всю эту материальную бесконечность возможно сжать до объёма размером «ничто»? А потом это «ничто» почему-то взорвалось и из этого взрыва образовался весь видимый материальный космос… И он всё ещё (уже тринадцать с половиной миллиардов лет) продолжает свой процесс творения.
Лично я отказываюсь это понимать. Как по мне, так тут есть какая-то ошибка, но для современной космологии это знание (знание о так называемом «большом взрыве») такое же верное понятие, как и дважды два равно четырём для математиков.
И когда я пытаюсь углубиться в эти представления, я чувствую, как мой мозг начинает закипать…
…………………………………………………………
Эх, Пётр Алексеевич, был бы ты сейчас рядом, ты бы, я думаю, смог бы растолковать мне как-нибудь этот феномен.
Да…
Был бы ты рядом…
Интересно, как живётся тебе там, в твоей Европе?
Не скучаешь по «немытой России»? Нам-то тут скучать некогда, что ни день – то веселуха… Вот недавно, например, грохнули средь бела дня прямо в центре Москвы (на большом Москворецком) главного оппозиционера – Немцова, сегодня пенсионный возраст повысили, завтра ещё чем-нибудь власть нас порадует…
Сказать честно, раньше (когда жизнь бурлила событиями) как-то не думалось об этом, а вот пришла старость, пришло время подводить итоги прожитого, и стал я частенько вспоминать о тебе… Стал я вспоминать то далёкое время, когда ты маленький мальчик, ещё дошколёнок, и я твой отец (такой большой и всемогущий каким наверняка я представлялся тебе) были вместе…
…………………………………………………………………
Помню, мы как-то шли с тобой по лесу.
Я для пущего контроля хочу взять тебя за руку, но ты, уже тогда, показывая характер, на мою просьбу дать мне твою руку мотаешь отрицательно головой (мол, требуешь полной для себя свободы) и прячешь руки за спину. Я уступаю, и мы идём дальше. Поперёк нашей тропинки лежит поваленная ветром ветвистая осина. Я с трудом переступаю её и вижу, как ты сосредоточенно перелезаешь через это серьёзное для тебя препятствие, стараясь не зацепиться за торчащие вокруг ветки. И я, не столько что бы проучить тебя, а скорее что бы подшутить над тобой делаю шаг в сторону с тропы и, встав за разлапистую ель, наблюдаю за тобой. Наконец, справившись с этой трудной работой (и явно очень довольный собой), ты поднимаешь вверх глаза и… не видишь меня. Твоего большого, сильного папы нигде нет, есть только ты, маленький мальчик среди этого огромного непонятного леса… Проходит секунда и вдруг ужас охватывает тебя и ты, ещё не успев разреветься, а только судорожно всхлипывая, делаешь несколько резких, отчаянных рывков в разные стороны, совершенно не понимая, что тебе делать дальше.
Тут пришло время мне самому испугаться. Я вдруг понял, что через секунду ты в отчаянье сиганёшь куда-нибудь в кустарник и я, пожалуй, могу тебя действительно потерять.
Я быстро выхожу из-за дерева и громко зову тебя.
– Петя! Петя! Я здесь.
Увидев меня, ты мгновенно успокаиваешься, и на мою повторную просьбу дать мне свою руку тут же послушно суёшь в мою ладонь свою детскую ладошку. И мы идём с тобой дальше этой лесной тропинкой два вполне себе счастливых человека.
И это было так естественно: отец и рядом его сын…
Прошло уже около сорока лет с того случая, а я до сих пор, вспоминая его, явственно ощущаю тепло той мягкой детской ладошки в своей руке…
Да…
Хорошее было время…
Но как говорят: «хорошего понемножку».
В итоге ты вырос без меня, без моего надзора, без моих советов. Я не читал тебе на ночь сказок. Не ходили мы с тобой в байдарочные походы по нашей бескрайней и такой красивой матушке – России, не научил я тебя бороться, хотя мечтал об этом с самого твоего рождения (да что там мечтал, я был уверен, что под моим руководством ты завоюешь на ковре всё то, что не суждено было мне завоевать)… Не построили мы с тобой своими руками и наш дом…
В общем, обошёлся ты без моих знаний и умений.
Но ты молодец, справился.
Школа с золотой медалью, а потом физтех с красным дипломом – это результат.
Если бы, я хоть немного к этому был причастен, я бы гордился собой, но, увы, все твои успехи – это только ты сам… Меня нигде в твоей жизни нет, ты даже мою фамилию сменил на мамину… Я думаю, что ты сделал это напрасно. Всё равно от меня тебе не откреститься, Алексеевичем ты останешься пожизненно, равно, как и в каждой из миллиардов клеток твоего тела двадцать три хромосомы из сорока шести всегда будут моими, а гены, как говорит мой закадычный друг Владимир Витальевич, пальцем не раздавишь…
Да…
Так хочется думать, Пётр Алексеевич, что ты в этой своей сраной Европе не просто зарабатываешь себе эти сраные зелёные тугрики… Раз ты мой, значит, ты не можешь быть из этих, для которых родина – это там, где сегодня хорошо кормят, их и без тебя легион… Ты ведь нашей породы, ты из тех, для кого такие понятия как мать, родина, честь – это что-то сакральное, что нельзя пачкать ни при каких обстоятельствах.
Ведь, правда, же?..
Ты ведь так же думаешь?
А вдруг я ошибаюсь?..
Ведь я не знаю о тебе ничего, гены генами, но «бытиё определяет сознание», а каким было это самое «бытиё» когда формировалась твоя личность? Вдруг желание сменить фамилию было продиктовано не юношеским максимализмом, а это было вполне себе зрелое решение отказаться от своей родовой мужской линии?..
И в Европу ты рванул просто за сытой жизнью…
Если так, то ты, братец, иди уже до конца по этой скользкой дорожке.
Можно, например, и отчество своё сменить на матчество (а что, вполне по-европейски, в духе «демократической толерантности»). Только представь себе: где-нибудь на конгрессе европейских айтишников, в каком-нибудь Брюсселе, объявляет какое-нибудь педрило:
– Ladies and gentlemen!
Just now!
Let me introduce to you – Peter Elenovich Lemenkoff!!!
Как тебе такое?.. Звучит?..
А там и пол поменять (если для дела нужно) на какой-нибудь другой уже и не так зазорно…
……………………………………………………………….
Стоп!
Стоп!
Стоп!!!
Это бесы!
Конечно же, это бесы, а кто ещё может так незаметно подводить человека к той роковой черте за которой несмываемый грех? Гадкая мысль – это семя, из которого обязательно вырастет целое дерево, которое потом обязательно будет плодоносить мерзкими поступками. И подсовывают нам эти мыслишки бесы конечно, бесы, что незаметно, один за другим внедрились нам в наши души и «правят там бал»… Это как, например, попил человек грязной воды из лужи и завелись у него в кишках глисты, и человек живёт с ними и даже не подозревает, что он за обедом не столько себя кормит сколько этих паразитов. А выведи он их, так сразу всё в его теле станет заметно лучше (наедаться станет меньшим количеством еды, плохой запах пропадёт, быстрая утомляемость исчезнет ну и так далее). Так и с бесами. Бесы – они как гильменты души нашей, сидят там и пожирают все благородные и чистые позывы её. И гигиена душе нашей нисколько не меньше требуется, чем физическому телу.
Вот новорождённый, он и телом и душой чист как ангел.
Откуда в детях этот наив? От их духовной чистоты, ребёнок верит взрослому, потому что не знает ещё, что взрослые врут на каждом шагу. Не догадывается ещё он, ребёнок, что можно думать одно, а в слух говорить совсем другое, а делать потом совсем третье… Но идут годы, ребёнок взрослеет, видит вокруг себя это бесконечное «один пишем – два в уме», перестаёт этому удивляться, потом находит для себя в этом вечном несоответствии свои гешефты и наконец, принимая наши правила, встраивается в наш общественный порядок… А бесы уже вовсю «банкуют» в его душе…
Ибо нельзя, идя по грязной дороге, не выпачкать ног.
Нельзя…
Вот почему Иисус Христос в своих проповедях настаивал: «Будьте как дети!», Спаситель призывал людей к душевной чистоте, к этой самой гигиене души…
Но если глистов из брюха вывести – дело нехитрое, то выселить бесов из своей души ох как непросто. Ведь это про них сказано: «Ты их в дверь, а они к тебе в окно»…
………………………………………………………….
Вот и я, Пётр Алексеевич, пытаюсь на старости лет выселить из своей души этих пассажиров – вредителей, но, честно говоря, получается плохо. С одной стороны всё, вроде бы, просто, а с другой… Этой неспешной работы на целую жизнь хватило бы, а я вот, видишь, поздно спохватился, и время упущено, и силы уже не те…
Первое правило, которое я положил себе – это гнать от себя плохие мысли (равно, по мне, гнать бесов). Как только поймаю себя на том, что начал мысленно желать кому-то что-то недоброе, сразу стопорю себя…
стараюсь стопорить.
Следующее правило – стараюсь приучить себя к мысли, что я не лучше других (соседа в очереди, например, или там коллегу по работе), а раз не лучше, так и не мне его судить…
Помнишь диалог из одного известного фильма:
– Ты суслика видишь?
– Нет.
– И я не вижу. А он есть.
Так и про любого человека сказать можно.
В любом, даже самом страшном душегубе есть то, за что его любить можно. Но мы, наклеив ему однажды ярлык душегуба, отказываем ему в этом. А ты расспроси о нём, например, его мать, она наверняка много чего хорошего найдёт рассказать о своём сыне … Или, поставь нас в его условия (условия, при которых он стал душегубом), может быть мы были бы ещё большие душегубы и мерзавцы…
Так что, «не суди…» («Боже! А ведь есть люди, для которых судить других – это профессия. Интересно, как они живут с этим?..»).
Судить нас может только Господь. Только он видит нас всех от начала и до конца, поэтому он нас всех и любит… мы для него дети, не поделившие в песочнице своих игрушек…
…………………………………………………………
– До окончания маршрута остаётся триста метров – напоминает мне таксометр, и возвращает меня в реальный мир.
Ищу глазами то место, где мне нужно будет высаживать мою пассажирку (а она, оказывается, уже не дремлет и смотрит на меня через зеркало заднего вида, что всегда меня напрягает: «И чего она хочет во мне увидеть, что она там про себя обо мне думает?»).
В Москве таксисту остановить машину для высадки (или посадки) пассажира порой ой как непросто. Почему-то всем нужно сойти именно там, где действует знак «остановка запрещена» да ещё часто прямо под камеру, а эти знаки и камеры, кстати сказать, висят почти везде по городу.
…………………………………………………………..
Вспомнился мой разговор с нашим мастером:
– Рома, ни у одной станции метро таксист не имеет права остановиться, чтобы посадить или высадить пассажира. Везде висят знаки «остановка запрещена», везде камеры, а половина всех наших заказов – это человек едет от дома к метро или, наоборот – от метро к дому? Как, Рома, работать?
Рома явно в затруднении.
– Да… это проблема… Мы пишем письма в Минтранс, в московский департамент транспорта… Другие таксопарки тоже пишут письма… А вы пока как-то выкручивайтесь. В подворотню там где-то спрячься…
– Рома, ты сам-то слышишь, что ты говоришь? Какая подворотня? Человек вышел из метро, и будет искать своё такси по подворотням? Да и подворотен давно уже нигде нет.
Мне жалко Романа, как начальник он должен мне найти законный выход из этой ситуации, а выхода нет. Ведь какой-то собяниновский куманёк или племяша с благословления доброго дядюшки («Ну как не порадеть родному человечку?») открыл для себя сладкую кормушку и стрижёт своё двадцатимиллионное стадо… А вы пишите себе письма в Минтранс, в московский департамент транспорта… В ООН можете ещё написать…
Видя затруднения Романа, к разговору подключается Юрьевич (хозяин нашего таксопарка, в прошлом старший офицер ГАИ), оказавшийся рядом.
– Василич, у метро таксист может остановиться для высадки или посадки пассажира, но не более чем на десять секунд. С одиннадцатой секунды ты уже попал на штраф.
– Это кто сказал?
– Я в ГАИ узнавал. До десяти секунд они не штрафуют, это точно.
– Юрьевич, но ведь это бред. Есть правило, есть штраф за нарушение этого правила, но если нарушаешь его не более десяти секунд – штраф не положен?
– Штраф положен, но все всё понимают, и наверху договорились – палец Юрьевича указал на потолок, – пока на законодательном уровне вопрос не проработан до десяти секунд не штрафовать. Ты, Василич, как будто только вчера родился, в России же живём…
– Да, уж… который год они этот вопрос всё прорабатывают? Тоже мне, нашли себе «бином Ньютона»…
– Так что ждём, – вступает в разговор ободрённый Ромка.
– И сколько ещё ждать будем?
Роман неопределённо пожимает плечами.
– Десять секунд – это конечно хорошо, только вот бабуля какая-нибудь с ходунками, или там семья с чемоданами, они пока рассядутся, пройдёт не десять секунд. А один такой штраф – это весь мой дневной заработок, порой…
В офисе повисает неловкая пауза.
…………………………………………………………
Место высадки моей пассажирки (Слава Богу!) оказалось не проблемным.
Прощаясь, она даже поблагодарила меня за мягкую езду и хорошую музыку (для не спящих пассажиров у меня обычно играет Relax FM).
– Я даже задремала под неё. Обязательно поставлю Вам все пятёрки.
– Спасибо. Вам хорошего дня.
– Спасибо. Вам лёгкой дороги и хороших пассажиров.
На том и расстались…
Глава 3
«КИДАЛОВО»
Сомнения в том, что он заплатит за поездку, были у меня с самого начала.
И я даже вряд ли смогу внятно объяснить почему. Ну, бородатый кавказец (кидают далеко не только кавказцы). Ну, поездка за наличные («кидалы» заказывают такси только за «налик», так как по безналу кинуть невозможно). Ну, как-то многозначительно и совершенно некстати объявил мне, что он из Грозного (чеченские беспридельщики у всех таксистов на языке)… Не знаю, но почему-то чуйка моя мне с самого начала подсказывала, что не стоит этого парня везти на другой конец Москвы за наличные, да ещё по дорогому, не фиксированному тарифу, а за поминутную тарификацию… Что-то говорило мне, что это кидалово. Но, пребывая в своих смутных сомнениях, я сразу ему не отказал (заказ – то сам по себе интересный), а потом уже было и поздно. Но к концу нашей бесконечной поездки по забитому пробками городу, когда счётчик нащёлкал ему более двух тысяч (о чём он, сидя в пробках, совершенно не волновался) я уже был почти уверен в том, что поездка холостая…
– Приехали? – Спрашиваю.
– А где третий подъезд?
– Мы стоим около него.
– А…
Тогда значит приехали.
Я улавливаю легкое напряжение в его голосе.
– Тогда спасибо, брат… (тоже мне нашёл брата, я ему в отцы гожусь)
Чеченец вылезает из машины.
Я жду. Так бывает, иногда пассажиру удобней достать деньги из кармана брюк, не сидя в салоне.
Чеченец делает шаг в сторону от машины.
– А деньги? – Догоняет его мой вопрос.
Он останавливается.
Поворачивается.
Он ждал от меня этого вопроса, и всё равно (как мне показалось) оказался к нему не совсем готов.
– Сейчас принесу. – В голосе наигранное неудовольствие.
– Ты даже не спросил, сколько набежало…
– Я и так знаю. Тысячи две, не больше.
– Больше.
Я смотрю в его ставшие вдруг злыми чёрные глаза (Лев Николаевич как-то заметил, что мы не любим тех, кого мы обидели), окончательно понимаю, что это «кидок» и спокойно спрашиваю:
– И сколько тебя ждать?
– Две минуты, – раздражённо бросает он, не выдерживая моего взгляда, поворачивается и идёт к подъезду.
Я смотрю ему в след, (пассажир всегда прав, а ты, таксист, сиди ровно на своей пятой точке и жди, сколько потребуется) и понимаю что хорошо, что мне уже почти шестьдесят и я уже знаю: две тысячи рублей – это не то, за что нужно «копья ломать». Конечно, скинь я пару десятков лет, и ложная гордость не позволила бы мне, так просто отпустить этого кидалу…
Я откидываюсь на спинку сидения и прикрываю глаза (поездка была не из лёгких), и в памяти выплывает совсем другая история…
……………………………………………………………….
Начало девяностых…
Я недавно бросил созданную мной довольно успешную (но заказанную ментам) строительную фирму, и растворился на просторах огромного города, успешно всяких раз ускользая от этих самых ментов, которые шьют мне хищение госсобственности в особо крупных размерах, пытаясь найти меня и вытащить на очередной допрос (Боже! Сколько их, этих пустых, ни о чём допросов уже было за последние полгода…). Но дело серьёзное, попахивает для меня червонцем, не меньше, а так как я уже успел отбарабанить свой трояк, и там за решёткой ничего нового и интересного для меня уже не осталось, я, уклоняясь от общения с властью (благо при рассыпающейся стране ей совсем не до меня) и на старенькой НИВЕ (всё, что поимел для себя с миллионных оборотов своего детища) бомблю на жизнь себе и своей новой семье. Прав у меня ещё нет, города как такового я ещё не знаю, не знаю и многих тонкостей этой довольно непростой профессии, да и вообще водить машину я толком ещё не научился, но так как в Москве не осталось, ни одного таксопарка, то пустым домой я не приезжаю…
