Приговорённые к счастью

Бальтазар решил, что про эти рисунки следует вызнать как можно больше.

– Вы с Фомой это обсуждали? – доброжелательно спросил он у Валеры и ткнул в разворот тетради, где косматый человек лютого вида – судя по всему, помощник правосудия, – обликом напоминавший гориллу, обрушивал огромную дубину на голову распростёртого перед ним искалеченного мужчины. Несчастный прикрывался изуродованной рукой, его лицо было перекошено страхом, а на губах застыл вопль ужаса. Верно, рисовано до чрезвычайности живо – в ушах так и звенел его отчаянный крик.

Бальтазар отвёл глаза. Но он не вправе осуждать, напомнил он себе. Око за око.

– Обсуждали, – ответил Валера. – Он ругал наш мир. Не в частностях, а вообще: мол, мир есть боль, но его как бы нет, хотя лучше бы и вовсе не было… – Валера махнул рукой.

– Очень любопытно. Продолжай, пожалуйста, – вкрадчиво попросил Бальтазар.

– Больше нечего добавить, – пожал плечами Валера. – «Мир есть боль, прикрытая выдуманными иллюзиями, чтобы отвести от неё внимание и тем унять. Когда разоблачишь эту грандиозную мистификацию, увидишь, что и боль тоже иллюзия, её нет, ничего нет. Поймёшь, что всё обман, тогда излечишься…» Знаете, у нас с ним философские разногласия. Он в Бога не верит.

– Так-так, – поднял брови Бальтазар, заметив, что и Валера упоминает брата в настоящем времени.

– Смеялся над божественностью Христа.

Бальтазар поперхнулся, поёрзал на стуле, но ничего не сказал.

– Вы знаете о Христе? – спросил у него Валера.

– Наслышан… – нехотя ответил тот.

– Валера, уймись! – воскликнула Паскуэла.

– Какие фантазёры! – Ахилл схватился за голову. – Один ни во что не верит, другой верит в сказки. В науку надо верить, в технический прогресс! И как нам спастись с такими-то сыновьями?

– Пусть продолжает, – мягко унял родителей бывший инквизитор и осторожно заметил: – Да, Христос живёт у нас. И он человек.

– Фома говорил, это глупости, что он когда-то был Богом. Отговорки, что наши машины времени не способны ухватить Его божественную вневременную сущность, потому извлекли лишь Его человеческую оболочку…

– Угу, – поддакнул Бальтазар, прекрасно осведомлённый о правильном церковном толковании и о мнении самого Христа.

Валера продолжил:

– Говорил: «И тогда человек, и сейчас. Не выдумали человечка, и то хорошо, хе-хе. А тот молодец: наврал от души – и дурачьё поверило в его сказки». Мол, уважаю! И вообще, вашего лунного рая, вернее чистилища, нет, как и нашего мира. «Одна сплошная иллюзия, и у каждого свой самообман!» Какая чушь! Ересь! Каюсь, хотел его хорошенько вздуть, а потом понял, что ему того и надо для своих аргументов.

– Ты описал типичный солипсизм, мнение-вирус, изолирующее человека от общества, – разъяснил Бальтазар. – Так оно создаёт себе стерильные условия для роста и укрепления. Взамен подсовывает приманку, «некое тайное от всех знание». К счастью, мешает своему же распространению, отгораживая человека даже от собственного здравого смысла. А драться не надо, – тихо пожурил он, глядя на неспокойного Валеру, явно чего-то недосказавшего. – Разве христиане не решают ссоры полюбовно?

Тот чего-то буркнул, покраснел и кивнул.

– Эх, братик, братик, наворотил ты дел… – Валера уронил тетрадку на пол и стал размазывать по щекам тёкшие слёзы, потом не сдержался и зарыдал в голос.

Паскуэла тоже разрыдалась, подошла и обняла сына. Ахилл довёл их до дивана, присел рядом, не выдержал и сам горько заплакал.

Бальтазар поглядел на них и вздохнул. Нет, он решительно против воскрешения Фомы. Семья небогатая. Конечно, накопят, займут и вытянут его. Но вот оценит ли он их усилия, отплатит ли родителям, брату тем же? Ладно бы у Фомы были смягчающие обстоятельства: мучительная душевная или телесная болезнь… «Всё это у нас поправимо, и то… по-всякому бывает, – размышлял Бальтазар. – Кувенкласе влезут в неподъёмные долги, и на воскрешении будущего отказника Фомы их лунная одиссея закончится или отложится на неопределённо долгий срок. Ниточка тонкая – постоянно рвётся. Нет! Потом, когда-нибудь, в лучшие для них времена пусть попытают счастья. Эх, Фома, не все ошибки можно исправить».

Бальтазар решил перед уходом обязательно утешить их добрым словом. Скажет им, что они совсем не похожи на семьи, с которыми он до этого имел дело, а это очень хороший признак. И это ни в коем случае не сомнительная ложь для успокоения совести. Действительно, люди они славные, а по его опыту это кое-что да значит для верной оценки страховки. К тому же нечего их сейчас лишний раз беспокоить. Через год-другой Институт вышлет им экспертное заключение, и семья примет взвешенное решение насчёт Фомы. Может, тот заживёт обычной жизнью, а может, и не заживёт – что вероятнее всего.

Отсев к стене, Бальтазар взялся за переснятую тетрадку. Хм, в конце выдран один лист, любопытно. Неудачная зарисовка? К счастью, Фома пользовался обычными карандашами и бумагой, поэтому на другой странице могли остаться следы от вдавливания. Бальтазар дал мозговичку задание найти их и отобразить. Жутковатый рисунок – окровавленная плаха, палач с намалёванной на щеке чёрной слезой, который держит за волосы отрубленную голову, выставив её напоказ, – поблёк и исчез. На его месте проступило нечёткое изображение лица – если это нос и ниже усы, а не утиный клюв и затёртая помарка, к примеру. Или вообще фривольный набросок округлостей, что пониже спины. Хотя нет, определённо мужское лицо. Сзади вроде бы какие-то горы. Языки пламени? Интересно, почему Фома вырвал эту страничку? Кстати, это единственный здесь портрет. Надо бы расспросить о нём. Может, кто-то узнает в этих пятнах, кого рисовал Фома.

Раздался дверной звонок, и все встрепенулись. Клык зарычал, подняв голову с коленей Валеры, соскочил с дивана и бросился вон из гостиной. Ахилл тоже поднялся, буркнув, что откроет.

– Вы кого-то ждёте? – спросил Бальтазар.

– Никого, – отозвалась Паскуэла. – Даже родственникам пока не сообщили.

Было слышно, как Ахилл открыл дверь и с кем-то разговаривает. Вдруг он издал испуганный возглас. Залаял Клык, Ахилл что-то выкрикивал. Все вскочили.

Створчатые двери с грохотом распахнулись, и в комнату задом ввалился пёс. Пятясь и приглушённо рыча, он тащил за собой кого-то, вцепившись зубами в механическую руку-манипулятор. Это была туристическая тележка лунян: низенькая коробка на вездеходных колёсах, по бокам – руки-манипуляторы, а сверху – стеклянная полусфера, отображающая лицо пассажира. Дешёвая и потому распространённая замена человекоподобным устройствам для прогулок по Земле.

Неизвестный покорно следовал за яростно дёргавшей его собакой, впрочем, не оставляя слабых попыток вырваться. Свободной рукой он прикрывал полусферу (в просторечии – банку), пытаясь загородить лицо, и оглядывался назад. За ним в комнату просеменил андроид. Последним показался изумлённый Ахилл.

– Фу, Клык! Фу! – крикнул Валера, и пёс сразу отпустил руку туриста, негодующе на него тявкнул и отбежал к хозяину.

Гость потряс механической рукой и обтёр её о борт своей тележки. Он оглянулся на Ахилла, оставшегося в дверях, затем оглядел других, задержавшись взглядом на Бальтазаре. Тот подался вперёд: лицо в банке напоминало восстановленный портрет – усики, прилепленные чёрной заплаткой под утиным носом.

– Да он весь в крови! – воскликнула Паскуэла, рассмотрев вошедшего андроида.

– Он сказал, – кивнул Ахилл на тележку, – что это оно́ убило Фому. – Ахилл ткнул в андроида пальцем. – Покажи ладони!

Тот послушно выставил их перед собой. На рукавах его рубашки и пиджака виднелись засохшие красновато-бурые пятна.

Бальтазар тем временем вернулся к себе на орбитальную станцию и обследовал железяку, которую привёл незваный гость. Ага, полуавтономный андроид, после убийства мог сам уйти. Доступ открыт – бесхозный. Странно, очень странно – похоже, его покидали в спешке. Или к нему подключался Фома? Орудие самоубийства?

Забрав себе этого андроида, Бальтазар появился у Кувенкласе уже в его пластиковом обличье. Он незаметно повернул голову на лунянина в банке, стараясь получше его рассмотреть.

– Бальтазар, он нашёл его недалеко от дома! – воскликнул Ахилл, повернувшись к виртуальной гостиной. – А где наш следователь? – недоуменно произнёс он, не обнаружив того на прежнем месте.

– Кто?! Какой ещё Вальзесорогоро? – вдруг пискнула банка, переврав и оставив без перевода имя следователя, назначенное ему семьёй Кувенкласе. Платформа тележки приподнялась, и турист в банке закрутил головой: – Куда он пропал?

– Я здесь, – произнёс Бальтазар в теле андроида и помахал всем рукой.

Неизвестный охнул и осел брюхом тележки на пол.

– Мне неприятностей не надо… – забормотал он, медленно откатываясь.

Неожиданно гость стремительно развернулся на колёсах, обогнул Бальтазара и, оттолкнув Ахилла, пулей вылетел из комнаты. Все только рты разинули, один Клык не сплоховал, с неистовым лаем рванув за ним. Хлопнула входная дверь.

Бальтазар бросился следом, но на первом же шаге споткнулся и грохнулся на пол – эта модель андроида была ему в новинку. Вскочив, Бальтазар потоптался на месте, подпрыгнул – порядок, теперь, кажется, освоился в новом теле – и кинулся за сбежавшим гостем, чуть не сбив с ног вернувшегося Клыка.

– Я открою! – крикнул Валера, кинувшись помочь, а Клык после непродолжительного раздумья с лаем присоединился.

В прихожей Бальтазар безуспешно боролся с дверной ручкой. Валера его оттеснил.

– Надо плавно нажимать! – выпалил он, распахивая дверь.

Бальтазар выскочил на лестничную площадку.

– За мной не ходи. Держи Клыка, – развернулся он к юноше и кивнул подошедшим Ахиллу и Паскуэле.

– Да он трус, чего его держать, – недовольно пробубнил Валера, ухватив Клыка за ошейник. Пёс немедленно зарычал, стал вырываться и кидаться на пластиковое воплощение Бальтазара. Валера хмыкнул под нос: – Герой. Теперь неделю будет хвастать, как прогнал чужаков.

Но Бальтазар, не слушая, уже бежал вниз по лестнице, держась за перила и быстро-быстро перебирая по ступенькам непослушными ногами. Эх, ему бы гибкие колёса, как у того, за кем он гнался.

Выбежав на улицу, он в последний миг заметил, что туристическая тележка скрылась за углом дома. Бальтазар бросился туда, завернул за угол и остановился: пешеходная дорожка выводила на широкий проспект, заполненный толпами лунных туристов разных форм и размеров.

Глава 3. Роковая прогулка

Присвистнув, Бальтазар огляделся. От обилия гуляющих по проспекту разбегались глаза. Не зная, куда свернул беглец, Бальтазар вертел головой, высматривая среди схожих колёсных коробок своего туриста. Но того и след простыл.

Повернув направо, Бальтазар сделал пару шагов и резко обернулся. Вдали в банке одной неторопливо едущей тележки от него сразу отвернулось лицо с заплаткой усиков. Попался! Лунянин, поняв, что замечен, припустил от преследователя во все колёса. Прыткий какой.

Не отрывая взгляда от засуетившегося туриста, Бальтазар кинулся следом. На него смотрели круглыми глазами, расступались и оборачивались. На ходу он снял заляпанный кровью пиджак, вывернул и надел наизнанку (пусть странновато, зато меньше ненужного внимания) и… столкнулся с оторопевшим землянином, пытавшимся уступить дорогу летевшему на него андроиду с пиджаком за спиной вместо крыльев.

– Лунатик, – сердито буркнул прохожий себе под нос. – Понаспускались. Скоро прохода от них не будет.

«Эка раззадорился», – глянул на него Бальтазар.

Во время этой суматошной заминки беглец сбавил скорость и, смешавшись с толпой, снова затерялся среди однообразных механизмов.

«Ничего, не уйдёшь, и не таких ловили…» Бальтазар увидел, как одна гусеничная тележка впереди свернула на боковую дорожку, ведущую в рощу. За первой с задержкой, будто нехотя, последовала другая – на колёсах. Лица не видно – отвернулся. Решил выдать себя за гуляющего в паре? Добежав до развилки, Бальтазар остановился, подождав, не обернётся ли беглец снова. Но тот не совершил прошлой ошибки. Всё-таки повернул? Бальтазар кинулся в рощу.

Свернув с узкой лесной тропинки, он побежал в обход. Кое-как продравшись через заросли, обогнал туристов и высунулся из густых кустов. Обманулся! Первый, гусеничный, транспорт вёл неимоверно усатый гражданин, а вторым вообще управляла женщина, громко высказывавшая своему спутнику, что если они опять заплутают, то она…

Бальтазар попытался выбраться на дорожку, чтобы вернуться по ней и сберечь время.

– Что вы делаете? – испуганно вскрикнула женщина. Мужчина растопырил руки, загораживая её от лезущего к ним психа в вывернутом наизнанку пиджаке, и разразился отборной руганью на интерлингве.

– Извините! – крикнул им Бальтазар, оставив непролазные кусты, и бросился обратно старым путём.

Выскочив на дорогу, Бальтазар понял, что упустил усатенького, и присел на свободную лавку перевести дух. Носиться дальше по парку, наудачу гоняясь за колёсными тележками, бессмысленно, а в таком виде ещё и чревато задержанием с доставкой в полицейский участок. Кстати…

Он вызвонил следователя, который вёл дело Фомы Кувенкласе, всё рассказал, и тот грустным голосом попросил доставить улику в отделение: «Идти вам недолго, полчаса». Бальтазар, чувствовавший вину за то, что упустил неизвестного, согласился.

Сориентировавшись на местности, он скорым шагом отправился в участок. Путь пролегал мимо дома Кувенкласе.

Бальтазар проверил время и неприятно удивился: он мог запросто опоздать на посадку.

С одной стороны, непрофессионально отправлять андроида, чтобы тот сам дошёл до участка. С другой – если Бальтазар опоздает на посадку, то придётся шесть часов ждать на орбите следующий рейс. Думать об этом было невыносимо. И тогда ему в голову пришла идея, показавшаяся замечательной: а не попросить ли Валеру его проводить? Он и доведёт потом андроида до участка! Паренёк уже год как формально вышел из-под опеки родителей, то есть взрослый. Делов-то, справится! Заодно поговорят наедине. Бальтазару показалось, что Валера о чём-то умолчал. Его родители рассказали всё, что знали, – Бальтазар был уверен – и теперь скорее помешали бы откровенному разговору.

Может быть, Валера что-нибудь вспомнит о загадочном визитёре. Судя по тому, как тот справился с дверью, он бывал у них дома. И восстановленный портрет – пусть и неразборчивый – похож на него.

В общем, казалось, что всё складывается не так уж и плохо: и андроида доставит (если повезёт, то лично), и с Валерой побеседует, и на корабль не опоздает.

Подойдя к дому Кувенкласе, он усадил андроида на лавочку, а сам через орбитальную станцию зашёл к ним в гостиную, одним глазком присматривая за оставленным внизу механизмом. Коротко попрощался с Ахиллом и Паскуэлой, уверяя их, что обнаруженная улика оставляет куда меньше места для сомнений (в подробности он благоразумно вдаваться не стал), ибо всё, что он увидел здесь, в их семье, свидетельствовало о самом благоприятном и прочая и прочая…

Наскоро покончив с неприятной витиеватой частью, полной недоговорок и, откровенно говоря, насквозь лживой и оттого тяжеловесной, он с облегчением выдохнул и попросил Валеру сопроводить его до полицейского участка. Перепуганная мать стала выспрашивать, зачем это её сына поведут в полицию. Бальтазар успокоил её и объяснил, что они вместе – он и Валера – доставят туда того самого андроида. И если Бальтазара выдернут с Земли по срочным делам, то помощь Валеры будет очень кстати. Конечно, если сам Валера не против, а тот был не против.

Возражения растревоженной Паскуэлы, не пожелавшей, чтобы её сын отправился «неведомо куда и неизвестно зачем», прервал сам Валера, заявивший, что ему под сорок, уже не маленький и он сам решит, как ему поступить. А сорокалетние дети-недоумки бывают только в глупых подростковых комедиях и обожаемых мамой мелодрамах для домохозяек. Рассерженный Валера выскочил из гостиной.

– Обычная прогулка, – сказал Бальтазар недовольным родителям. – Вы добрая, хорошая семья. Не надо вам ссориться. – Он отключился, ожидая Валеру уже на лавке.

В душу вползло неприятное сомнение, что, может быть, не стоило привлекать, возможно, к опасному делу стороннего человека, да ещё юнца. Но, здраво рассудив, Бальтазар успокоился: самоубийца Фома, похоже, единолично управлял андроидом, поэтому эта улика свидетельствовала единственно против самого Фомы. Удравший от него лунянин сам привёл андроида, чтобы теперь пытаться уничтожить улику. Если бы не этот рейс, будь он неладен… Нет, ерунда, ничего страшного не случится.

Как же он винил себя впоследствии за эту наивность.

Когда Валера вышел с Клыком на поводке, Бальтазар почувствовал себя определённо спокойнее.

– Не догнали? – спросил Валера, быстро шагая за спешащим андроидом.

Бальтазар покачал головой.

– У нас мало времени. Если решу, что всё спокойно, то ты доведёшь этого андроида до места. А сам я отбуду… по срочным делам.

– Не переживайте, я знаю, где полицейский участок, – беспечно бросил Валера. – Там одна дорога.

– Валера, прошу отнестись к этому делу серьёзно! Если мне понадобится тебя оставить, я обязательно предупрежу. Тогда ты веди его прямиком туда, никуда не сворачивай и нигде не задерживайся. Я уже предупредил следователя, ты его, должно быть, видел. Он встретит нас на полпути. Надеюсь, ничего страшного не случится.

– Со мной Клык. Чего мне бояться? – рассмеялся Валера.

– Это очень хорошо! Но проявляй осторожность, когда останешься один. Смотри по сторонам. Ни во что не вмешивайся, андроида не защищай. Если что не так, бросай его и убегай. Договорились?

– Договорились, – с удивлением протянул Валера. – Кстати, тот, в тележке, сказал папе, что он старый приятель Фомы. Они должны были встретиться. Он пришёл, Фомы на месте нет, а в кустах брошенный андроид. Подключился к домовым новостным сплетням и всё узнал, поэтому и привёл к нам. А когда захотел убраться, Клык его схватил и затащил внутрь, – продолжал запыхавшийся Валера, который старался не отставать от быстро шагавшего Бальтазара.

– Да! – гавкнул бежавший рядом пёс.

Бальтазар обрадовался, что его догадка о том, что на портрете был изображён неизвестный гость, должно быть, верна, и попросил Валеру достать планшет, чтобы перебросить туда восстановленное изображение вырванной страницы. Пусть тоже посмотрит на размытое пятно, вдруг что-нибудь вспомнит. Но Валера беззаботно ответил, что забыл захватить телефон, когда в спешке линял из дома.

– Что?! – чуть не споткнулся Бальтазар. Он остановился. – Ты без связи? Так не годится! Возвращайся домой! Я сам доставлю андроида.

– Тогда я сам по себе пойду. Буду вас сопровождать по своей воле, – заявил Валера. – Гуляю где хочу.

Вздохнув, Бальтазар посмотрел на часы и не стал перечить мальчишке, разменявшему четвёртый десяток.

Валера поравнялся с ним и поглядывал на следователя с довольной улыбкой.

– Отправляйте сюда, – Валера подбежал к доске объявлений и раздвинул окошко на свободном месте.

– По-вашему, это лицо? – разочарованно протянул он после того, как Бальтазар переправил туда картинку и рассказал о вырванной страничке.

– Не похож? Вот, смотри: это нос, ниже, скорее всего, усики. Глаза толком не разберёшь, но шапка волос на месте. Фома не упоминал про этот портрет?

– Или это облако, а посередине пятнышко, – проговорил юноша задумчиво. – Конечно, если присмотреться…

– Так-так! – оживился посмертный следователь.

– Похоже на утку! – со смехом выдал Валера. – Любое облако на что-нибудь да похоже. Думаю, мой брат решил попробовать себя в абстракционизме. Накидал бесформенных пятен, но вышло не слишком безыскусно, ему это не понравилось, вот и выдрал листок. Ничего он мне про это не говорил.

– Ясно, – хмуро проронил Бальтазар и забрал картинку с доски.

Какое-то время они шли молча. Бальтазар надеялся, что тишина чуть уймёт игривость его спутника, и намеренно не обращал на него внимания. Он поглядел на часы – уложатся до окончания посадки, даже если их не встретят. Славно, очень славно! Валера к тому времени немного соскучился и посерьёзнел.

– Мне показалось, что у тебя были непростые отношения с братом, верно? – как бы невзначай спросил Бальтазар, прерывая слишком уж затянувшуюся тишину.

Тот неопределённо хмыкнул и пожал плечами.

– В чём разногласия? Вопросы веры? – не отступил Бальтазар.

– Какая там вера… Одна ирония. Мы с ним даже дрались из-за этого. Не совсем дрались… Надавал я ему разок тумаков. А он всё улыбался, жалостливо так. Выходит, я гад, а он святой. Говорит: «Я себя познал, поэтому на тебя не злюсь. Ты просто ветер бушующий, гроза гремящая. Это даже и не ты, это дикие желания сами собой в тебе толкутся, а ты думаешь, что это ты. А тебя и нет на свете…» То есть меня. И его, Фомы, тоже нет. Мол, одна выдумка бьёт другую какой-то выдумкой. Стоит молчит с победным видом. Я, в свою очередь, говорю: «Нет смысла слушать выдумку. Ты, выдумка, держи при себе эти выдуманные мудрости. А будешь дальше чушь нести, ещё раз отделаю». Сильно поссорились… я поссорился. Ему-то, кажется, всё равно. Полгода назад это было. Жалею об этом…

– Речи Фомы – это обычное, оторванное от жизни словоблудие. А в тебе взыграла гордыня за свою веру. Это нехорошо, а ещё хуже – драться. Кулаками веру в людей не вбивают и глупости из них не выбивают. А вот поддел ты его правильно. Скажи ему это миролюбиво, то вышел бы победителем в вашем, так сказать, духовном споре.

– Вышел бы, но только для себя, – горько усмехнулся Валера. – Вы сами-то в Бога веруете?

Бальтазар пробормотал что-то неразборчиво и посмотрел на часы – однозначно успевает к отлёту. Хорошо! Он собрался с мыслями.

– Верую или не верую – дело десятое. Но по большому жизненному опыту могу кое-что дельное присоветовать. В следующий раз, если кто тебе перечит, пусть даже святотатствует, кулаки в ход не пускай. Это наихудшее. Бог есть любовь. Верно?

– Ну верно, – нехотя подтвердил Валера.

– А кулаками и обидными словами вызывается одна ненависть, которая прямо противоположна любви, а стало быть, Богу… Вот так-то. Ты с чего драку-то затеял? Чем он тебя задел?

– А вот этим! – Валера остановился и показал в сторону. – Если бы вы первый разговор не начали, я бы сам вам сейчас нажаловался. Думал, пройдём мимо этого дракона – обязательно расскажу!

Бальтазар всмотрелся, куда указал его спутник. Недалеко от дороги за разлапистым деревом, похожим на дуб с хвоей вместо листвы и одновременно из-за множества соцветий на раскрытый павлиний хвост, пряталось странное сооружение. Памятник какому-то космическому кораблю: каменное основание, над ним трёхметровый прозрачный купол, а внутри какая-то космическая бочка с несуразными поворотными соплами по бокам. Дракон?

– Там я его и поколотил! – указал на памятник Валера.

Он сошёл на тропинку и поманил Бальтазара за собой. Тот вздохнул, проверил время и пошёл смотреть на космическую древность.

Подойдя поближе, он вздрогнул. Это же тот самый «Разрушитель миров» эпохи великих сражений и массовых утрат. Поворотная веха человечества. То, что он принял за сопла ориентации, было орудийными выходами для нейтринного пучкового оружия.

Слышал он про это чудо военной мысли, даже хотел посетить и ознакомиться с этим «исчадием ада». Но, как водится, замотался и забыл.

Бальтазар показал на боевой космолёт:

– Знаменитый памятник! Повезло тебе жить рядом с ним. А где же толпы туристов?

– Это копия. – Валера махнул рукой. – Их повсюду понатыкали. А туристы валят на оригинал смотреть, хотя разницы никакой.

– А, копия… – несколько разочарованно протянул Бальтазар. – И что же здесь случилось?

– Драка… – ответил Валера и добавил: – Вернее, избиение младенца.

Его спутник молчал, и смутившийся Валера спросил:

– Вы же знаете, как эта штука работает?

– В общих чертах, – кивнул Бальтазар.

– Брат мой говорил, что завидует попавшим под пучок. Смеялся! Сказал, они даже не заметили. Две трети колоний, треть населения Земли, миллиарды жизней стёрты за секунду… Ну, я это стерпел. А потом он говорит: «Не надо было их возвращать». Мол, зря изобрели эту машину времени… Она же как следствие этого оружия появилась? Принцип тот же.

Кое-что из разговоров Альберта и Дмитрия осело Бальтазару в память, а некоторые вещи он вроде как даже понимал.

– Верно. И в пучковом оружии, и в машине времени используют феномен нейтринных осцилляций, – важно произнёс он. – Фазовые переходы нейтрино в другие частицы и мнимый сдвиг оси времени назад при их переходе в тахионы.

– Как бы сдвиг в как бы тахионы. Нам в школе так объясняли: если речь о тахионах, то нужно вставлять «как бы». Какая разница, есть они, нету их… – добавил Валера и, отмахнувшись, продолжил: – Так вот… Фома мне говорит: у этих погибших нет прав мучить главарей, отдавших приказ, и исполнителей при кнопках. Мол, все во всём виноваты и ни за кем правды нет. Я ему: их и не мучают – оглашают приговор и в непредсказуемый миг распыляют на атомы. Он мне: они в страхе ожидают казни и потому страдают куда больше тех, кого испарили. И ещё: мол, жертвы, напротив, должны быть им благодарны, ведь их никчёмная жизнь закончилась так легко и незаметно для них, будто её и не было вовсе. Говорит: они не палачи, они избавили от страданий множество людей и теперь страдают сами из-за своей доброты. «Они святые!» – сказал и засмеялся. Вот тут-то мы с ним и сцепились. Ну, то есть я в него вцепился… – Валера развёл руками: – Всё.