Расследования Арсена Люпена

Вскоре Фажеро вернулся в гостиную вместе с жещиной, которую д’Эннери и Бешу мгновенно узнали: это была графиня де Меламар. Д’Эннери так свирепо сжал плечо Бешу, что тот едва сдержал стон. Появление графини поразило обоих мужчин. Д’Эннери ожидал чего угодно, но только не того, что она покинет свое убежище и явится на встречу, назначенную этим незнакомцем.

Графиня была бледна и чуть дышала; руки у нее подрагивали. Она угрюмо оглядывала комнату, где не бывала с самого начала этой драмы, и обеих женщин, чье ужасное свидетельство заставило ее спасаться бегством и обрекло на разлуку с братом. Наконец она сказала своему сообщнику:

– Благодарю вас, Антуан, за вашу преданность. Я принимаю ее в память о нашей былой дружбе… однако же на многое не надеюсь.

– Доверьтесь мне, Жильберта, – ответил тот. – Как видите, мне удалось вас разыскать.

– Но каким образом?

– Через мадемуазель Мазаль; я побывал у нее дома и склонил на вашу сторону. И она же по моей просьбе расспросила Регину Обри, которой Ван Хубен доверил сведения о вашем убежище. Это именно Арлетт Мазаль нынче утром позвонила вам от моего имени, чтобы уговорить прийти сюда.

Жильберта кивнула в знак благодарности и сказала:

– Антуан, я приехала втайне от человека, который защищал меня до сих пор и которому я обещала ничего не предпринимать без его ведома. Вы с ним знакомы?

– С Жаном д’Эннери? Лично нет, но мне рассказывала о нем Арлетт Мазаль, которая тоже сожалеет, что действовала в обход его. Но так было нужно. Я опасаюсь буквально всех.

– О, только не этого человека, Антуан!

– Именно его – притом более, чем кого-либо другого. Я только что повстречал д’Эннери у перекупщицы, которую разыскивал несколько недель и у которой находились вещи, украденные здесь, в доме вашего брата. Так вот, он явился туда вместе с Ван Хубеном и полицейским агентом Бешу. Я сразу почувствовал на себе его враждебный, подозрительный взгляд. Мало того, он даже попытался проследить за мной. С какой же целью?!

– Но он мог бы вам помочь…

– Ни за что! Сотрудничать с этим авантюристом, взявшимся неизвестно откуда… с этим донжуаном… с сомнительным двуличным типом, который всеми вами командует? Нет, нет и нет! К тому же мы с ним преследуем разные цели. Моя заключается в том, чтобы установить истину, его – в том, чтобы в ходе расследования прикарманить бриллианты.

– С чего вы такое взяли?

– Догадываюсь. Его роль в этом деле мне совершенно ясна. Кроме того, по некоторым моим сведениям, точно так же о нем думают Бешу и Ван Хубен.

– Вы заблуждаетесь! – возразила Арлетт.

– Возможно, но я предпочитаю действовать так, словно это правда.

Д’Эннери слушал, затаив дыхание. Этот человек питал к нему такую же сильную, инстинктивную неприязнь, как и он к нему. И однако, д’Эннери не мог не заметить искреннюю преданность графине, написанную на лице Фажеро. Что же такого произошло в прошлом между ним и Жильбертой? Может, он когда-то был влюблен в нее? И какими средствами теперь, в настоящем, ему удалось завоевать симпатию Арлетт и добиться от нее повиновения?

Графиня де Меламар долго молчала. Наконец она прошептала:

– Так что же я должна делать?

Он указал ей на Арлетт и Регину:

– Уговорить их обеих отказаться от обвинения. Мне удалось благодаря своей уверенности заронить в них сомнение в вашем участии и устроить эту встречу. Теперь вы, и только вы можете довершить мои усилия.

– Но каким образом?

– Рассказав всю правду. В этой и без того темной истории есть факты, которые делают ее еще более загадочной, и правосудие опирается именно на них, чтобы вынести неумолимый приговор. Ну и имеется кое-что еще… да вы и сами знаете.

– Нет, я ничего не знаю.

– Вам известны некоторые вещи… известны причины, что побудили вас и вашего брата, хотя вы оба невиновны, не защищаться от выдвинутых обвинений.

Графиня возразила с горечью:

– Всякая защита бесполезна!

– Но я и не прошу вас защищаться, Жильберта! – пылко вскричал он. – Я только хочу знать причины, мешающие вам оправдываться. Ни слова о недавних событиях? Хорошо, пусть так. Но в ваших мыслях, в глубине вашей души таятся факты, которые тщетно выведывал у вас Жан д’Эннери! Я многое угадываю, Жильберта, и многое мне доподлинно известно, поскольку я бывал в этом доме, и потому тайна Меламаров мало-помалу открывалась мне; кое-что я мог бы объяснить и сам, однако это ваш долг, Жильберта, ибо один только ваш голос сможет убедить Арлетт Мазаль и Регину Обри.

Опершись локтями на колени и сжав голову руками, графиня прошептала:

– К чему все это?!

– К чему, Жильберта?! Я знаю из надежного источника, что завтра состоится очная ставка обеих девушек с вашим братом. И если их показания будут не слишком уверенными, то какие улики останутся у правосудия?!

Однако графиня сидела неподвижно, молча. Все эти аргументы, вероятно, казались ей неубедительными и бесполезными. В конце концов она прошептала:

– Нет-нет… это не поможет… остается только молчание.

– И смерть! – добавил он.

Графиня подняла голову:

– Смерть?

– Жильберта, я связался с вашим братом. Я написал ему, что спасу вас обоих, и он мне ответил.

– Он ответил вам, Антуан?! – воскликнула графиня, и ее глаза заблестели от волнения.

– Вот его записка. Всего несколько слов… читайте.

Графиня узнала почерк брата. Она прочла: «Благодарю. Буду ждать до вечера вторника. Если нет…»

Графиня, на грани обморока, прошептала:

– Вторник… Но это же завтра…

– Верно. И если завтра вечером, после очной ставки, Адриена де Меламара не освободят или не пообещают освободить, то Адриен де Меламар умрет в своей камере. Так разве вы не считаете, Жильберта, что эта попытка стоит его спасения?

Услышав эти слова, графиня содрогнулась от ужаса и спрятала лицо в ладонях. Арлетт и Регина глядели на нее с горячим участием. У д’Эннери сжалось сердце. Ведь он и сам столько раз пытался разрушить эту стену упрямства и сопротивления!

Но теперь женщина наконец сдалась. И прошептала сквозь слезы:

– Нет никакой тайны Меламаров… Поверьте: я вовсе не пытаюсь скрыть некие проступки, якобы совершенные нашими с Адриеном предками в девятнадцатом веке. И мы с братом также ни в чем не виноваты. Ни я, Жильберта де Меламар, ни Адриен, ни Жюль и Альфонс де Меламары не сделали ничего дурного, но доказательств этого у меня нет. А те, что есть, обличают нас всех, и ничто, ничто не свидетельствует в нашу пользу… Одно лишь я могу заявить твердо: мы ничего ни у кого не крали!

Ни Адриен, ни я не привозили сюда этих молодых женщин… и мы не похищали бриллианты и не прятали тунику… Мы в этом уверены. Как уверены и в том, что нечто подобное случилось с нашим прадедом и его сыном. Вся наша семья знала об их невиновности. Это святая правда, которую поведал нам отец и которую он услышал из уст тех, кого облыжно обвинили… Честность и порядочность – незыблемый закон рода Меламаров… Проследите всю историю нашего семейства, и вы не найдете в ней ни единого низкого поступка. Да и зачем Меламарам совершать какое-то бессмысленное преступление? Ведь они были богаты и знатны. А нам с братом – к чему бы нам, без всякой на то причины, осквернять историю нашего рода?!

Графиня умолкла. Она говорила с таким искренним отчаянием, с таким трогающим за душу волнением, что обе девушки готовы были прослезиться.

Арлетт с горестным видом подошла к ней и спросила:

– Так в чем же тут дело, мадам?.. В чем дело?

– Да в том, – ответила графиня, – что мы стали жертвами чьих-то загадочных происков… чьих-то злых козней. В театрах иногда представляют, как судьба преследует то или иное семейство в течение многих поколений. И именно так, вот уже три четверти века, она безжалостно гонит и нас. Вероятно, Жюль де Меламар мог или хотя бы желал защитить свою честь, невзирая на тяжкие обвинения, ему предъявленные. Увы, к несчастью, он, в припадке возмущения и гнева, скончался в тюремной камере от удара. А двадцать пять лет спустя его сын Альфонс уже даже и не пытался бороться с правосудием, предъявившим ему другие, но столь же тяжкие обвинения. Затравленный, всеми преданный, отчаявшийся и подавленный собственным бессилием, он вспомнил о горестной судьбе своего отца и покончил с собой…

Жильберта де Меламар умолкла. И снова Арлетт, потрясенная всем услышанным, обратилась к ней:

– А что было дальше, мадам?.. Умоляю вас, продолжайте!

И графиня негромко заговорила:

– Тогда-то в нашей семье и родилась эта легенда – легенда о проклятии, что довлеет над этим мрачным особняком, где жили отец и сын и где оба они услышали несправедливые обвинения, в конце концов их погубившие. Доказательства казались неопровержимыми. Бабушка, овдовев, была совершенно раздавлена горем и, вместо того чтобы отстаивать честь оклеветанного супруга, укрылась в деревне у родственников, где и растила нашего будущего отца. Она внушила ему ужас перед Парижем и заставила поклясться, что ноги его не будет в особняке Меламаров; там же, в провинции, она его женила и таким образом уберегла от катастрофы, которая грозила его уничтожить.

– Грозила уничтожить? – переспросила Арлетт. – А что вам об этом известно?

– Да, именно так! – вскричала графиня. – Он наверняка был бы уничтожен, как и его родные, ибо в этом доме таится смерть. Здесь злой рок Меламаров завладевает нами, терзает нас. Мы с братом восстали против него, осмелились вернуться в Париж… и стали его новыми жертвами. Судьба беспощадна к нам. Когда мы, решившись отринуть прошлое, радостные и полные надежд, приехали в столицу и переступили порог дома на улице д’Юрфе, то почти сразу, едва ли не с первых дней, ощутили некую мрачную угрозу. В особенности тревожила она моего брата. Я вышла замуж, потом развелась, была то счастлива, то несчастна, то весела, то печальна. Однако Адриен был все время угрюм. Его уверенность в грядущих бедах была такой неодолимой и мучительной, что он решил никогда не жениться, дабы, прервав род Меламаров, прервать и череду несчастий. Он хотел быть последним из рода Меламаров. Он боялся, так боялся!

– Боялся… чего? – спросила Арлетт дрожащим голосом.

– Того, что должно было произойти… и что действительно произошло по истечении пятнадцати лет.

– Однако ничто не предвещало?..

– Заговор созревал в тени. Вокруг нас плелась тайная сеть. Дом словно бы сжимали невидимые тиски. И внезапно произошла атака.

– Атака?!

– Несколько недель назад случилось одно событие – вроде бы мелкое, но чреватое угрозой. Как-то утром мой брат заметил, что пропали некоторые вещицы… пустяки, ерунда… шнур от сонетки, розетка от подсвечника, – однако воры выбрали то, что было на самом виду, явно желая показать, что роковой час пробил…

Графиня умолкла на миг, а потом договорила:

– …что роковой час пробил и нас вот-вот поразит молния!

Эти слова графиня произнесла с каким-то мистическим ужасом. Ее глаза испуганно блуждали по комнате. Чувствовалось, что она, как и ее брат, была истерзана предчувствием несчастья…

Графиня снова заговорила, и в ее словах звучал ужас. Они выдавали всю ее беспомощность перед тем, что было названо «молнией, которая вот-вот поразит Меламаров».

– Адриен пытался бороться. Он поместил в газете объявление о пропавших вещах. Таким образом он, по его словам, надеялся «умилостивить судьбу». Если бы пропавшие вещи вернулись в особняк, на те священные места, которые они занимали вот уже полтора века, то зловещее проклятие, довлеющее над родом Меламаров, утратило бы силу. Напрасные надежды. Как можно противостоять судьбе, если вы давно уже прокляты?! И вот однажды две женщины, которых мы никогда в жизни не видели, вошли сюда и обвинили нас в деяниях, о которых мы понятия не имели…

Все было кончено. Защищаться, протестовать не имело смысла, не правда ли? В третий раз Меламары были атакованы и осуждены – совершенно внезапно, непонятно за что. Мы блуждали в потемках точно так же, как Жюль и Альфонс Меламары. И наши с братом испытания закончатся тем же… самоубийством, смертью… Такова наша история. Когда злой рок обрушивает на людей подобные испытания, им остаются только молитвы и смирение. Борьба бесполезна, она станет почти богохульством, поскольку судьба уже вынесла свой приговор. Но сколько же страданий, сколько горя вынесло наше семейство за прошедший век!..

Жильберта закончила свое странное повествование и тотчас впала в оцепенение, владевшее ею с самого начала этой драмы. Однако ее рассказ обо всех этих причудливых, темных обстоятельствах, выглядевших на первый взгляд совершенно фантастическими, вызвал у слушателей искреннее сочувствие к ее горю. Антуан Фажеро, который не проронил ни слова, пока графиня говорила, подошел к ней и благоговейно поцеловал ее руку.

Арлетт плакала. Регина, хотя и менее впечатлительная, также была взволнована.

Глава 7

Фажеро, спаситель

Жан д’Эннери и Бешу, скрытые за драпировкой, не шевелились. Лишь изредка железные пальцы д’Эннери больно сжимали плечо бригадира. Наконец Жан шепнул на ухо своему соседу:

– Ну, что ты об этом думаешь? Похоже, дело-то проясняется!

На что бригадир ответил:

– Чем больше оно проясняется, тем больше запутывается. Что толку в том, что теперь нам известна тайна Меламаров? Мы все равно ничего не знаем ни о двойном похищении, ни о бриллиантах.

– Верно, дружище. У Ван Хубена нет пока никаких шансов на удачу. Однако подождем еще немного: господин Фaжеро готов действовать.

Так оно и было: Антуан Фажеро отошел от Жильберты и взглянул на двух девушек. Теперь ему предстояло подвести итог всему сказанному и объявить о своих дальнейших планах. Он спросил:

– Мадемуазель Арлетт, вы верите тому, что рассказала Жильберта де Меламар?

– Да, верю.

– А вы, мадам? – спросил он у Регины.

– Да.

– Стало быть, вы обе готовы поступать согласно вашей убежденности?

– Да.

Он продолжал:

– В таком случае мы должны стремиться к одной-единственной цели: освободить графа де Меламара. И это в ваших силах.

– Поясните! – попросила Арлетт.

– Все просто: смягчите ваши показания, обвиняйте графа не столь решительно; таким образом вы зароните сомнения в точности вашего рассказа.

– Однако, – возразила Регина, – я абсолютно уверена, что меня привезли именно в эту гостиную, и не смогу этого отрицать.

– Разумеется. Но вполне ли вы уверены, что вас привезли сюда именно граф и графиня Меламар?

– Я ведь узнала кольцо мадам.

– А как вы сможете это доказать? В данном случае правосудие опирается лишь на первоначальные гипотезы, и у следствия нет дополнительных улик по этому делу. Судья, как нам известно, колеблется. Вот если бы вы неуверенно сказали: «Это кольцо похоже на то, которое я видела. Только жемчужины были расположены на нем как-то иначе…» Тогда ситуация изменится коренным образом.

– Но ведь графиня де Меламар должна будет присутствовать при допросе.

– Да, она будет там присутствовать, – ответил Антуан Фажеро.

Это явилось полной неожиданностью для всех. Жильберта вздрогнула:

– Я… на допросе?.. Разве это необходимо?

– Необходимо! – властно ответил Антуан. – Теперь уже невозможно прибегать к уверткам или скрываться от следствия. Ваш долг – противостоять обвинению, отстаивать каждую мелочь, отринуть страх, который вас парализовал, и сподвигнуть вашего брата на борьбу. Сегодня вы переночуете в этом особняке; вы займете свое законное место так, словно Жан д’Эннери не заставлял вас покинуть его – грубейшая ошибка с его стороны! – и, когда будет оглашаться обвинение, предстанете перед судьей. Победа вам обеспечена, однако за нее нужно бороться.

– Но ведь меня могут арестовать! – воскликнула графиня.

– Нет!

Это слово было брошено так решительно, а лицо Антуана Фажеро выражало такую уверенность, что Жильберта де Меламар покорно склонила голову в знак согласия.

– Мы вам поможем, мадам! – пообещала Арлетт, вдохновленная этой уверенностью; доводы, изложенные Антуаном, воодушевили девушку; ее ясный и светлый ум подсказывал ей, что он прав. – Но достаточно ли будет одной нашей доброй воли для оправдания графа? Ведь нас обеих действительно привезли в этот дом, и мы обе узнали эту гостиную, а в библиотеке при обыске нашли серебряную тунику. Разве судья согласится с тем, что госпожа де Меламар и ее брат невиновны в преступлении или хотя бы не являлись сообщниками похитителя? Они ведь жили в этом доме, не покидали его в те роковые часы и неизбежно должны были присутствовать при обеих сценах.

– Они ничего не видели и не могли видеть, – возразил Антуан Фажеро. – Вы не слишком хорошо знакомы с расположением комнат особняка. Апартаменты графа и графини находятся на втором этаже, их окна смотрят в сад. В правом крыле, опять же окнами в сад, расположены комнаты слуг… Внизу и в середине сада – никого нет, как и во дворе и в службах дома. Таким образом, преступники были свободны в своих действиях. Они орудовали именно здесь, и вас недаром привезли именно сюда, в эту гостиную, откуда, к счастью, вам удалось бежать!

Однако Арлетт все же возразила:

– Это маловероятно!

– Вы правы, маловероятно, но возможно. И вот еще что: мы имеем три тайны, связанные с одними и теми же обстоятельствами. Нельзя исключить того, что Жюль де Меламар, Альфонс де Меламар и Адриен де Меламар погибли… или оказались на волосок от гибели… как раз потому, что особняк Меламаров был построен именно таким образом.

Арлетт слегка пожала плечами:

– Если ваша гипотеза верна, то что же, выходит, будто один и тот же заговор был составлен трижды, только всякий раз с новыми участниками, отлично знавшими расположение здешних комнат?

– Да, злоумышленники всякий раз были новыми, однако они хорошо ориентировались в доме и стремились добиться своего. Смотрите! Существует некая тайна Меламаров, неотделимая от страха и бессилия, которые терзают несколько поколений этого семейства. А другая сторона обуяна алчностью и страстью к грабежу, и страсть эта передается от отцов к сыновьям.

– Но почему эти люди приехали именно сюда? С таким же успехом они могли сорвать с Регины бриллиантовую тунику прямо в автомобиле! Зачем им понадобилось везти пленницу через весь город?

– Да, это неосторожно, но зато при таких обстоятельствах они надеялись остаться безнаказанными и не попасть под подозрение.

– Но ведь меня не обокрали… да и что им было взять? У меня ведь ровно ничего нет.

– А может, этот человек в вас влюблен?

– И по этой причине привез меня именно сюда?

– Ну да – чтобы потом обвинить в этом других.

– Вы находите такой мотив убедительным?

– Нет.

– Тогда что же?

– Тогда остается предположить ненависть, возможное соперничество двух знатных семейств, одно из которых по какой-то неведомой причине решило погубить другое.

– Но ведь история такого соперничества была бы известна и графу, и графине!

– Нет. И это незнание фатальным образом способствует падению рода Меламаров. Целый век семьи-соперницы следуют параллельным курсом. Только одна сторона ничего не подозревает, а вторая – строит козни и действует. И в результате Меламары начинают думать, будто на них ополчился какой-то злой дух, тогда как на самом деле это просто череда людей, которые – по традиции или по привычке – уступают искушению, творят, пользуясь любым удобным случаем, свои черные дела и умышленно оставляют на месте преступления улики, обличающие других… взять хотя бы эту серебристую тунику. Меламаров, разумеется, обвиняют в похищении людей, а жертвы – на этот раз Арлетт Мазаль и Регина Обри – узнаю́т место, где их держали взаперти.

Однако Арлетт это объяснение не удовлетворило.

Несмотря на то что оно выглядело вполне убедительным и даже странным образом соответствовало рассказу Жильберты, в нем все-таки была некая несуразность и оно разбивалось о множество контраргументов, оставляя при этом в тени более весомые доводы; словом, его трудно было принять безоговорочно. Но все же это была хоть какая-то версия, и ее явно не следовало сразу сбрасывать со счетов.

– Ну хорошо, – сказала девушка. – Однако то, что вы предполагаете…

Но Антуан тут же поправил ее:

– То, что я утверждаю.

– Пусть так. То, что вы утверждаете, правосудие может принять или отвергнуть, только если судью поставить в известность об этих событиях. Но кто же ему все это сообщит? У кого хватит уверенности и дара убеждения, чтобы заставить суд выслушать нас, а затем еще и поверить?

– У меня! – отважно заявил он. – Только я один и могу это сделать. Завтра я представлюсь судье как старинный друг мадам де Меламар и с полной откровенностью добавлю, что был бы счастлив сменить это звание на другое, более соответствующее тем чувствам, которые я к ней питаю. Я скажу, что после того, как она отказалась стать моей женой, я предпринял многолетнее путешествие и вернулся в Париж именно в тот момент, когда ее постигли эти тяжкие испытания. А еще я поясню, что поклялся доказать ее с братом невиновность и что, обнаружив место, где она скрывалась, уговорил ее вернуться в отчий дом.

Когда же судейские чиновники убедятся в правдивости ваших с Региной Обри измененных показаний, я оглашу признания Жильберты, раскрою тайну графов Меламаров и приведу следствие к желанному результату. В своем успехе я не сомневаюсь. Но, как видите, мадемуазель Арлетт, первый шаг – за вами и за Региной Обри, и вы должны на него решиться. Если вы до сих пор колеблетесь, если находите в моих речах противоречия или недомолвки, то взгляните на Жильберту де Меламар и спросите себя: может ли эта женщина быть воровкой?

Арлетт не сомневалась ни секунды. Она объявила:

– Я завтра же дам требуемые показания!

– И я тоже, – подхватила Регина.

– И все-таки, месье, – задумчиво проговорила Арлетт, – я опасаюсь, что у вас ничего не выйдет… и мы обманемся в наших ожиданиях.

Однако Антуан уверенно возразил:

– Ручаюсь, что все у нас получится. Может, Адриен де Меламар и не покинет тюрьму к завтрашнему вечеру, но полиция наверняка не осмелится арестовать госпожу де Меламар, а у ее брата наверняка достанет храбрости дождаться часа своего освобождения.

Жильберта протянула ему руку:

– Спасибо, Антуан. Как жаль, что я отвергала вас прежде. Прошу, не держите на меня зла!

– Я никогда не держал на вас зла, Жильберта; я безмерно счастлив, что могу помочь вам, и делаю это в память о прошлом. Впрочем, я поступаю так еще ради справедливости и потому, что…

Ненадолго замолчав, он продолжил, понизив голос:

– Видите ли, иногда мы действуем с бóльшим одушевлением, если знаем, что за нами наблюдают определенные люди. Тогда эти наши поступки – вполне, впрочем, естественные – могут даже перерасти в подвиг, благодаря которому мы надеемся заслужить доверие и благосклонность тех, кто стал его свидетелем.

Тирада была произнесена Антуаном обычным тоном, без всякой аффектации; последние слова предназначались Арлетт. Однако д’Эннери, лишенный возможности видеть лица всех участников данной сцены, ошибочно счел, что она была обращена к Жильберте де Меламар.

Правда, в какой-то миг он заподозрил истину, и это стоило Бешу невыносимой боли в плече, которое стиснула рука его сообщника. Бригадир и вообразить не мог, что человеческие пальцы способны уподобиться железным клещам. На его счастье, это «пожатие» продолжалось недолго.

Антуан Фажеро вызвал звонком чету старых слуг и подробно разъяснил, какие роли им предстоит сыграть завтра и как нужно отвечать на вопросы следователя. Подозрения д’Эннери полностью рассеялись.

Они выждали еще несколько минут. Но, судя по всему, разговор уже закончился.

Регина предложила Арлетт подвезти ее домой.

– Ну, пора и нам, – шепнул д’Эннери. – Этим людям больше нечего сказать друг другу.

И он направился к выходу, крайне раздосадованный всем, что услышал от Антуана Фажеро и Арлетт. Пересекая будуар и вестибюль, он не крался на цыпочках, а шагал как обычно, словно хотел, чтобы его услышали и он смог бы сорвать на ком-нибудь свое раздражение.

И, едва ступив на садовую дорожку, он сорвал его на Ван Хубене, который вылез из кустов с требованием вернуть ему бриллианты. Что ж, Жану пришлось мощным толчком отшвырнуть его обратно. А минутой позже не повезло и Бешу, решившему поделиться своим мнением о Фажеро:

– Вообще-то, этот тип не так уж неприятен.

– Ты идиот! – рявкнул д’Эннери.

– Почему сразу идиот? Разве в нем нет определенной искренности? Его гипотеза…

– Дважды идиот!

Бригадир дрогнул, оглоушенный этим хлестким заявлением:

– Да, я, конечно, помню нашу с ним встречу в «Трианоне», помню его сговор с хозяйкой и ее поспешное бегство. Но разве ты не думаешь, что всему этому может сыскаться объяснение?

Д’Эннери даже спорить не стал. Едва они вышли из сада, как он оставил своих спутников и помчался к вовремя подвернувшемуся такси. Ван Хубен, уверенный, что сыщик уносит его бриллианты, попытался было его задержать, но получил от Бешу такой удар, что немедля отказался от своего намерения.