Расследования Арсена Люпена

Все трое смолкли. Д’Эннери прекрасно видел их лица, выражавшие одинаковую свирепую решимость. Ясно было, что эти люди готовы к любому преступлению.

Теперь Жан уже не сомневался в том, что эти две женщины – сестры, а старик – их отец. И это особенно страшило пленника. Старик производил впечатление не живого человека, а скорее автомата, бездушной машины, действующей по задуманной программе. Его лицо казалось составленным из острых углов и глубоких трещин. На нем не отражались ни жестокость, ни злоба – просто эдакий грубо обтесанный камень.

И тут в дверь постучали – как и призывала надпись на створке.

Лоранс Мартен, караулившая у порога, открыла и, еще не впустив гостью, воскликнула елейным голоском:

– Мадемуазель Мазаль, это вы? Как мило с вашей стороны озаботиться и прийти! Моя дочь там, наверху, она так больна, бедняжка! Вы ведь подниметесь к ней, не правда ли? Ах, как же она вам обрадуется! Вы же работали вместе в ателье Люсьен Удар два года назад. Неужто не помните? А вот она вас не забыла… да-да, не забыла!

Арлет что-то ответила, но д’Эннери не разобрал ее слова. Она выглядела свежей, беззаботной и не проявляла ни малейшей боязни. Лоранс Мартен подошла к лестнице, чтобы проводить гостью наверх. Перекупщица крикнула:

– Тебе помочь?

– Не стоит, – ответила та тоном, ясно означавшим: «Мне никто не нужен, сама управлюсь».

Послышался скрип ступенек. Каждый шаг приближал Арлетт к опасности, к смерти.

Тем не менее д’Эннери пока еще не испытывал сильного страха за девушку. Тот факт, что его не убили сразу, на месте, говорил о том, что осуществление преступного плана требовало некоторой отсрочки, а всякая отсрочка сулит хотя бы призрачную надежду на спасение.

Сверху послышались звуки шагов… потом внезапно раздался душераздирающий крик… за которым последовало несколько стонов, постепенно стихавших. И наконец воцарилась тишина. Борьба была недолгой. Д’Эннери догадался, что Арлетт связали и заткнули ей рот кляпом, как и ему самому. «Бедная девочка!» – подумал он.

Спустя несколько минут послышался скрип ступеней и в гараж спустилась Лоранс Мартен.

– Готово дело! – объявила она. – Все прошло легко. Девчонка почти сразу сомлела.

– Тем лучше, – ответила перекупщица. – Только бы она не очнулась слишком быстро. А так она все увидит лишь в самый последний момент.

Д’Эннери содрогнулся. Эти слова ясно свидетельствовали о страшной участи, подготовленной сообщниками, и о страданиях, грозивших пленникам. И его догадка тотчас получила подтверждение, потому как Лоранс неожиданно возразила:

– Что это вы задумали? Девчонка не должна страдать. Почему бы не покончить с ней одним махом? Как ты думаешь, папа?

И она спокойно показала сообщникам веревку.

– Нет ничего легче. Обмотаешь ей шею – и дело с концом… или, может, ты хочешь перерезать ей горло? – предложила она, протянув старику маленький кинжал. – Я-то за это не возьмусь. Такие вещи хладнокровно не делаются.

Мамаша Трианон и ее отец промолчали; до самой последней минуты никто из злодеев не произнес больше ни слова.

Старик самолично взялся все устроить, и его действия свидетельствовали о жуткой, беспощадной угрозе для пленников; д’Эннери уже понял, какая страшная смерть уготована ему и девушке.

Старик расставил в два ряда вдоль стен канистры; судя по тому, с каким усилием он их поднимал, они были доверху наполнены горючим. Затем, раскупорив несколько из них, он облил бензином стены и пол, оставив сухим лишь трехметровый проход к двери. Таким образом, он мог пройти в середину мастерской, туда, где им был составлен штабель из оставшихся канистр.

В одну из них старик опустил конец длинной веревки, которую держала Лоранс Мартен. Остальную ее часть они вдвоем уложили на пол, протянув от штабеля до двери. Затем старик растрепал конец веревки, вынул из кармана спичечный коробок и поджег этот импровизированный фитиль. Когда огонь занялся, поджигатель поднялся на ноги.

Все это было проделано тщательно и аккуратно; человек, который за свою долгую преступную жизнь наверняка совершил множество злодейств такого же рода, явно получал удовольствие не столько от самого деяния, сколько от безупречного его исполнения. Это был в некотором роде «перфекционист».

Итак, теперь троице сообщников оставалось только преспокойно удалиться. Что они и сделали, старательно заперев за собой дверь. Они «запустили механизм», и их дьявольский замысел неизбежно должен был осуществиться. Ветхое строение сгорит, как сухая стружка, Арлетт бесследно исчезнет, и никто никогда не сможет узнать, чьи обугленные кости лежат среди куч пепла. Да и кому придет в голову, что это был не просто пожар, а поджог?!

А фитиль тем временем горел…

Д’Эннери прикинул: катастрофа должна была произойти минут через двенадцать-пятнадцать.

Он с первой же секунды начал мучительную работу по своему освобождению – изгибался, сжимался, напрягал мускулы. Однако узлы были завязаны таким образом, что каждое усилие только еще крепче затягивало веревки, которые больно врезались в руки. Несмотря на сверхъестественную ловкость, несмотря на многие упражнения, которые он проделывал в предвидении подобных обстоятельств, д’Эннери почти утратил надежду освободиться. И если ему не поможет какое-нибудь чудо (увы, невероятное!), неминуемо начнется пожар.

Д’Эннери ощущал отчаяние, причем вполне объяснимое: во-первых, он глупо попал в ловушку и теперь не может из нее выбраться; во-вторых, несчастную Арлетт ждет страшная гибель; но главное – он так ничего и не понял во всей этой мрачной истории. Бесспорная связь Антуана Фажеро с троицей сообщников имела, судя по всему, прямое отношение к странным событиям последнего времени, но почему Фажеро, предводитель банды, которому старик служил как простой исполнитель, заказал это чудовищное убийство? Неужто его планы, доселе основанные на любовной победе над девушкой, изменились до такой степени, что он приговорил ее к смерти?!

А фитиль все горел. И узкая змейка огня неумолимо подползала к цели по веревке, которую невозможно было отвернуть в сторону. Арлетт там, наверху, потерявшая сознание и, конечно, беспомощная, была обречена. Она придет в себя лишь в тот миг, когда ее охватят первые языки пламени.

«Еще семь минут… еще шесть минут…» – с ужасом думал д’Эннери. Наконец ему каким-то чудом удалось ослабить один из узлов своих пут. При этом кляп выпал у него изо рта. Теперь он мог бы закричать. Мог бы окликнуть Арлетт и поделиться с нею всем пылом своих чувств, которые влекли его к ней, рассказать о своей искренней любви, о которой вплоть до этого самого мига, когда жизнь их обоих могла вот-вот прерваться, он даже не подозревал. Но к чему слова? К чему объявлять беззащитной девушке о страшной угрозе и жуткой реальности?!

И все же он не хотел терять надежду.

…Чудеса происходят, когда это необходимо. Сколько раз он, окруженный беспощадными врагами, обессиленный, обреченный на гибель, спасался – внезапно, каким-то поразительным образом!.. У него есть всего три минуты. Может быть, меры, принятые стариком, не так уж надежны? Может быть, фитиль погаснет, подобравшись к самому жерлу металлической канистры, которой он почти уже касался?

Жан изо всех сил напряг мускулы, пытаясь разорвать свои безжалостные путы. Сейчас его последней надеждой было это нечеловеческое напряжение рук и грудной клетки. А вдруг веревки лопнут? Вдруг случится чудо?.. И оно случилось – спасение пришло с той стороны, откуда пленник никак его не ждал. Снаружи, со стороны дороги, внезапно послышались торопливые шаги и чей-то голос позвал:

– Арлетт! Арлетт!

Зов звучал очень тревожно, человек явно спешил на помощь, и его голос придал пленнику мужества, суля скорое освобождение. Кто-то начал ломиться в дверь.

Поскольку отворить ее было невозможно, неведомый спаситель принялся колотить в нее и ногами, и кулаками. Наконец одна из филенок провалилась внутрь, оставив вместо себя дыру, в которую можно было просунуть руку, чтобы отпереть замок.

Увидев эту шарившую руку, д’Эннери закричал:

– Нет, так не откроете! Вышибайте дверь, защелка поддастся. Скорее!

И в самом деле, защелку выбили, половинка двери рухнула, и кто-то ворвался в гараж.

Это был Антуан Фажеро.

Он с первого же взгляда оценил опасность ситуации и, бросившись к канистре, пнул ее в сторону как раз в тот момент, когда горящий конец веревки уже добрался до горлышка. Растоптав огонь, Антуан из предосторожности отставил соседние канистры подальше.

Жан д’Эннери с удвоенными усилиями пытался освободиться от своих пут. Он не хотел быть обязанным Фажеро, не хотел, чтобы тот наклонился и разрезал веревки. И все же, когда Фажеро подошел к нему, пробормотав: «А, это вы?!» – Жан, уже сбросивший путы, поневоле сказал:

– Благодарю вас. Еще несколько секунд, и все было бы кончено.

– А где Арлетт?

– Наверху.

– Она жива?

– Да.

И они оба, в едином порыве, взбежали по лестнице.

– Арлетт, Арлетт, я здесь! – крикнул Фажеро. – Не бойтесь, все хорошо!

Дверь мансарды оказала не больше сопротивления, чем дверь внизу, и мужчины вместе ворвались в тесную каморку, где увидели девушку – привязанную к кровати и с кляпом во рту.

Когда пленницу освободили, она со страхом посмотрела на них обоих, и Фажеро объяснил:

– Нас известили – меня и его по отдельности, – и мы тут же бросились сюда… увы, слишком поздно, чтобы схватить этих негодяев на месте преступления. Они не слишком жестоко обошлись с вами? Вы, верно, перепугались?

Этими вопросами он отвлекал Жана и Арлетт от темы готовившегося жуткого убийства и чудесного спасения, ибо то и другое наверняка было делом его рук.

Арлетт не ответила. Она вздрогнула и закрыла глаза.

Однако спустя примерно минуту она все же прошептала:

– Да, я очень испугалась… Очередное нападение… Господи, кто же это на меня так ополчился?

– А кто заманил вас в этот гараж?

– Женщина… я видела только одну женщину. Она привела меня в эту мансарду, повалила на пол…

И тут девушка – несмотря на испуг, по-прежнему терзавший ее, хотя она и была под защитой двоих мужчин, – твердо добавила:

– Это была та же самая женщина, что в автомобиле… Да-да, я совершенно уверена, что это она… Я запомнила ее манеру держаться, ее хватку, ее голос… да, та самая, что в первый раз… женщина… женщина…

Внезапно Арлетт умолкла: она была обессилена, ей требовалась передышка. Мужчины ненадолго оставили ее, выйдя на узкую площадку перед мансардой; там они и стояли, лицом к лицу.

Никогда еще Жан так сильно не презирал своего соперника.

Мысль о том, что Фажеро спас их обоих, Арлетт и его, не давала ему покоя.

Он не мог снести это позорное унижение. Антуан Фажеро был главной фигурой во всех последних событиях, и события эти оборачивались в его пользу.

– Слава богу, она спокойнее, чем я думал, – полушепотом сказал Фажеро. – Она не поняла, какая опасность ей грозила, и не должна об этом узнать.

Он говорил так, словно находился с д’Эннери в дружеских отношениях и был уверен, что каждый из них знает все то, что известно другому.

И при этом – ни малейшей демонстрации превосходства, которая напоминала бы об оказанной помощи. Он держался очень просто, с полным самообладанием, и на его губах играла легкая благожелательная улыбка. Ничто не свидетельствовало – по крайней мере, со стороны Фажеро – о том, что между мужчинами существует соперничество. Однако Жан, с трудом скрывавший свой гнев, немедленно затеял словесную дуэль, будто перед ним стоял настоящий противник. Он резко спросил, схватив Антуана за плечо:

– Может быть, объяснимся? Раз уж представился такой случай.

– Согласен, но только тихо. Шумная перепалка не пошла бы нервам Арлетт на пользу; к тому же она могла бы счесть, что вы зачем-то ищете со мной ссоры…

– Нет, никаких ссор! – заявил д’Эннери, хотя агрессивный тон явно противоречил его словам. – Я добиваюсь… я хочу лишь одного – ясности.

– Ясности… о чем это вы?

– О вашем поведении.

– Но оно вполне ясно. Мне нечего скрывать, и если я согласен отвечать на ваши вопросы, то только потому, что мои чувства к Арлетт напоминают мне о ваших дружеских чувствах к ней. Итак, спрашивайте!

– Хорошо. Первый вопрос: что вы делали в лавке «Трианон», когда я впервые увидел вас там?

– Вы это прекрасно знаете.

– Я? Но… откуда?

– От меня.

– От вас? Да я разговариваю с вами впервые в жизни!

– Однако вы не впервые меня слышите.

– Где же я мог вас слышать?

– В особняке Меламаров тем вечером, когда вы проследили за мной вместе с Бешу. Во время признаний Жильберты де Меламар и моих объяснений вы оба прятались за гобеленом. Я заметил, как он всколыхнулся, когда вы пробирались в соседнюю комнату.

Д’Эннери слегка смутился. Похоже, от этого типа ничто не ускользает. Но все-таки продолжил, еще более едким тоном:

– Так какую же цель вы преследуете?

– Ту же, что и вы. Это подтверждают факты. Я, подобно вам, хочу разоблачить преступников, которые похитили бриллианты, пытаются сжить со свету моих друзей Меламаров и ополчились на Арлетт Мазаль.

– И в числе этих преступников находится перекупщица?

– Да.

– Тогда отчего же вы там, в лавке, посмотрели на нее так многозначительно, что она тотчас насторожилась, увидев меня?

– Это вы расценили мой взгляд как предупреждение. На самом деле я просто следил за ее реакцией.

– Возможно. Однако она тут же заперла лавку и исчезла.

– Потому что таким образом она разом отделалась от всех нас.

– Значит, по-вашему, она сообщница злодеев?

– Да.

– Но разве отсюда не напрашивается вывод о ее причастности к убийству муниципального советника Лекурсе?

Антуан Фажеро вздрогнул от изумления. Похоже, он не знал об этом преступлении.

– Что вы сказали? Господин Лекурсе убит?

– Да, самое большее три часа назад.

– Три часа?.. Месье Лекурсе мертв? Но это ужасно!

– И вы, конечно, очень хорошо его знали, не так ли?

– Только по имени. Но мне было известно, что наши враги намеревались явиться к нему, чтобы купить его услуги, однако их истинные намерения мне были неясны.

– И вы уверены, что действовали именно эти люди?

– Уверен.

– Стало быть, они располагали большими деньгами, раз намеревались предложить ему пятьдесят тысяч франков?

– Черт возьми, да они могли выручить такую сумму, продав один-единственный бриллиант!

– Вам известны их имена?

– Нет, я их не знаю.

– Что ж, тогда я вам кое-что сообщу, – объявил д’Эннери, внимательно следя за выражением лица своего собеседника. – В банду входит сестра перекупщицы, некая Лоранс Мартен, на чье имя и оформлена аренда лавки… А также старик, совсем дряхлый и хромой.

– Да, все верно, все так! – взволнованно ответил Антуан Фажеро. – Стало быть, вы здесь встретили именно эту троицу? Это они вас связали?

– Да.

Фажеро нахмурился и прошептал:

– Какое невезение! Меня известили слишком поздно… иначе я наверняка схватил бы их.

– Ничего, ими займется правосудие. Бригадир Бешу теперь знает преступников, и они от него не уйдут.

– Тем лучше, – ответил Фажеро, – ведь эти трое – форменные бандиты; если их не посадят, они когда-нибудь смогут… убить Арлетт!..

Все, что он говорил, звучало в высшей степени правдоподобно. Он уверенно отвечал на любой вопрос, и между происходящими событиями и его естественной, убедительной манерой объяснять их не было ни малейшего противоречия.

«Вот же мошенник!» – думал д’Эннери, упорно пытаясь поймать собеседника на лжи, хотя его и сбивали с толку искренность и убедительность Фажеро. В глубине души он подозревал, что все это новое приключение с Арлетт было задумано Фажеро и троицей его сообщников именно для того, чтобы выставить Антуана спасителем в глазах девушки. Но все-таки – к чему эта инсценировка? И почему Арлетт не стала ее испуганной и благодарной свидетельницей? И еще вопрос: почему Фажеро, встретившись с ней, так деликатно умолчал о своем вмешательстве? И Жан внезапно спросил:

– Вы ее любите?

– Безумно! – с жаром ответил тот.

– А сама Арлетт – она вас любит?

– Мне кажется, да.

– Что заставляет вас так думать?

– О, она дала мне наилучшее доказательство своей любви.

– Какое?

– Мы обручены.

– Вот как?! Вы… обручены?

Д’Эннери понадобилось невероятное усилие, чтобы произнести эти слова с внешним спокойствием. Но удар был сокрушительный. Он невольно сжал кулаки.

– Да, обручены, – повторил Фажеро. – Со вчерашнего вечера.

– Странно, мадам Мазаль, с которой я недавно виделся, ничего мне об этом не сказала.

– Она ничего и не знает. Арлетт пока не хочет ей говорить.

– Однако… это была бы такая приятная новость…

– Да, но Арлетт хочет подготовить к ней свою матушку постепенно.

– Иными словами, помолвка произошла без ее ведома?

– Да.

Д’Эннери нервно расхохотался:

– Ну надо же! А мадам Мазаль считает, что ее дочь не способна даже назначить свидание молодому человеку! Какое ее постигнет разочарование!

На это Антуан Фажеро отвечал с полной серьезностью:

– Наши свидания проходили в таком месте и в присутствии таких особ, что это вполне успокоило бы мадам Мазаль, будь она с ними знакома.

– Ах вот как? И кто же эти люди, позвольте узнать?

– Это Жильберта де Меламар и ее брат, а встречались мы в их особняке.

Д’Эннери не мог опомниться от изумления. Граф де Меламар покровительствовал любовным встречам господина Фажеро и Арлетт! Да ведь Арлетт была незаконным ребенком и к тому же манекенщицей и младшей сестрой двух других манекенщиц с очень скверной репутацией! Чем же объясняется эта поразительная снисходительность?!

– Стало быть, Меламарам все известно? – переспросил Жан.

– Да.

– И они одобряют вашу помолвку?

– Всецело.

– Ну что ж, примите мои поздравления. Поддержка таких важных особ говорит в вашу пользу. Впрочем, граф вам многим обязан, и вы так долго были другом дома…

– Есть еще одна причина, которая способствовала нашей дружбе, – пояснил Фажеро.

– Могу я узнать какая?

– Разумеется. Граф и графиня де Меламар, как вы понимаете, хранят ужасные воспоминания о постигшей их драме. Проклятие, которое довлеет над их родом уже более века и которое, как им кажется, не исчезнет, пока они будут жить в этом доме, привело их к вынужденному решению…

– К какому же? Они больше не хотят там жить?

– Мало того, они не хотят сохранять за собой особняк Меламаров. Это он навлекает на них несчастья. Брат и сестра продают его.

– Возможно ли!

– И это уже почти свершилось.

– Так они нашли покупателя?

– Да.

– Кто же это?

– Я.

– Вы?!

– Да. Мы с Арлетт решили поселиться в доме Меламаров.

Глава 9

Помолвка арлетт

Похоже, Антуан Фажеро стал для Жана источником постоянных сюрпризов. Его отношения с Арлетт, их неожиданная помолвка, симпатия, которую Меламары выказывали к ним обоим, необъяснимая продажа Антуану их особняка – все это напоминало театральные эффекты, которые тем не менее преподносились ему как самые обычные факты повседневной жизни.

Итак, в продолжение тех дней, когда Жан д’Эннери сознательно держался в стороне, чтобы хладнокровно оценивать ситуацию, серьезность которой, как выяснилось, он не вполне сознавал, его соперник умело воспользовался предоставленной ему отсрочкой и, что называется, перенес свои позиции на передний край. Однако вот вопрос: был ли Фажеро действительно соперником и вело ли их любовное состязание к настоящей битве?

Д’Эннери пришлось смириться с мыслью, что у него нет никаких веских доказательств вины Фажеро и что он руководствовался единственно своей интуицией.

– Ну-с, и скоро ли состоится подписание договора о продаже? – спросил он намеренно шутливым тоном. – И когда будет свадьба?

– Через три-четыре недели.

Д’Эннери безумно хотелось схватить за горло этого наглеца, который устраивал свою жизнь к собственному удовольствию, не подчиняясь воле его, д’Эннери. Но тут он увидел Арлетт: девушка уже собралась с силами и вышла из мансарды – все еще бледная и дрожащая, но вполне владевшая собой.

– Давайте уедем отсюда, – сказала она. – Я не хочу оставаться здесь ни минуты. И не хочу знать, что здесь произошло. Главное, чтобы об этом не узнала мама. Вы объясните мне все позднее.

– Согласен, пусть так и будет, – ответил д’Эннери. – Однако теперь мы должны защищать вас от нападений врагов много лучше, чем доселе. А для этого есть лишь одно средство: посвятить нас – господина Фажеро и меня – в суть дела. Надеюсь, вы согласны, месье? Если мы объединимся, Арлетт окажется вне опасности.

– Разумеется! – воскликнул Фажеро. – И вы можете быть уверены, что лично я уже недалек от разгадки!

– Что ж, вдвоем мы раскроем тайну куда быстрее. Я расскажу вам все, что знаю, и, надеюсь, вы не скроете от меня того, что известно вам.

– Согласен! – воскликнул Фажеро и порывисто протянул Жану руку, которую тот крепко пожал.

– Я плохо о вас думал, месье, – сознался д’Эннери. – Но человек, которого избрала Арлетт, не может быть недостоин ее.

Итак, союз был заключен. Никогда еще д’Эннери не пожимал чью-то руку с большей неутоленной ненавистью и желанием отомстить, однако никогда еще его противник не принимал его комплименты так искренне и сердечно.

Они втроем вышли из гаража. Арлетт была пока слишком слаба, чтобы идти пешком, и потому попросила Фажеро найти такси. Воспользовавшись тем, что они остались наедине, девушка сказала:

– Друг мой, меня мучит совесть. Я совершила много поступков, не уведомив вас, и среди них есть тот, о котором вам неприятно будет узнать.

– Ну отчего же неприятно, Арлетт?! Вы помогали мне спасать господина де Меламара и его сестру, и это сблизило нас, не правда ли? Да, Антуан Фажеро начал ухаживать за вами, и вы согласились обручиться с ним. Это ваше право.

Девушка промолчала. Уже смеркалось, и д’Эннери неясно видел ее прелестное лицо. Он спросил:

– Вы счастливы, не так ли?

Арлетт кивнула:

– И я была бы совсем счастлива, если бы вы остались моим другом.

– Признаюсь, Арлетт, чувство, которое я к вам питаю, нельзя назвать чисто дружеским.

Поскольку девушка не ответила, он настойчиво спросил:

– Вы ведь понимаете, какое чувство я имею в виду, не правда ли, Арлетт?

– Понимаю, – прошептала она, – но не верю в него.

И, увидев, что д’Эннери рванулся к ней, живо добавила:

– Нет-нет, не будем больше говорить об этом!

– Ах, как вы суровы, Арлетт! Я ведь признавался вам в своих чувствах с первой же нашей встречи! И я до сих пор ощущаю, будто вас окружает какая-то тайна… и она непостижимым образом примешивается к другим странностям, превращающим это дело в нечто совершенно загадочное.

– Вы ошибаетесь, у меня нет от вас никаких тайн, – возразила девушка.

– О нет, одна есть… но я избавлю вас от нее так же, как избавлю от ваших врагов. Теперь я уже знаю их всех, видел, как они действуют, прослежу за ними… И один из этих злодеев – самый опасный, самый коварный…

Д’Эннери был уже готов обвинить Фажеро, хотя и чувствовал, что Арлетт угадывает его мысли. Но все-таки он не стал этого делать, ибо ему пока не хватало доказательств. Вместо этого он горячо произнес:

– Развязка уже близка, но я не должен ее торопить, Арлетт. И прошу вас обещать мне только одно: зовите меня, когда сочтете это необходимым, и поспособствуйте тому, чтобы я был принят, как приняты вы, у графа и графини де Меламар.

– Обещаю вам это.

Фажеро уже подходил к ним.

– И последнее, – сказал Жан. – Вы ведь по-прежнему питаете ко мне дружеские чувства?

– Да, самые сердечные!

– Тогда до скорой встречи, Арлетт!

В конце аллеи ожидало такси.

Фажеро и д’Эннери снова обменялись рукопожатием, и Арлетт уехала со своим женихом.

– Давай-давай, дружок! – пробормотал Жан, глядя на удалявшееся такси. – Я одолевал типов и похитрей тебя и клянусь Господом Богом, что ты не женишься на девушке, которую я люблю, никогда не поселишься в особняке Меламаров и непременно вернешь мне бриллиантовую тунику!

Десять минут спустя Бешу застал д’Эннери на том же месте в глубокой задумчивости. Бригадир спешил к нему в сопровождении двух своих подчиненных.

– У меня свежая информация! Лоранс Мартен должна была приехать сюда с улицы Лафайет… она арендовала тут что-то вроде склада!

– Ты молодчина, Бешу, – проронил д’Эннери.

– Почему это?

– Да потому, что рано или поздно достигаешь своей цели. В данном случае, увы, справедливо второе… но все же ты здесь.

– Что это значит?

– Ничего. Кроме одного: ты должен ходить за этими людьми по пятам, не отставая ни на шаг, – ясно, Бешу? Только так мы сможем разузнать об их главаре.