Свора певчих

Выездные … вступительные экзамены в Ролльскую консерваторию … допустимы люди.

Отрывки из текста так и стояли перед глазами с того дня, как подруга Анастасия протянула листок, вспомнив, что Реми любит петь. Да, это была шутка. Невинная затея, вызванная несбыточностью этой мечты. Но Реми действительно любила петь. И если бы не активное противоборство отца, девушка пошла бы учиться пению. Она знала, что сможет, что выстоит, что не только сэвы способны творить удивительные мелодии своими голосами, есть же талантливые певицы и певцы среди людей! Она может стать одной из них!

Эта листовка – её шанс. Если она пройдёт, то откажет отцу и уедет в столицу.

Когда в очередной раз трамвай тряхнуло, и в дверях возникла улыбающаяся мордашка Стаси, Реми помахала ей из другого конца вагона, дожидаясь пока подруга заплатит за проезд и протиснется к ней.

Реми внутренне стукнула себя – нельзя пессимизмом давить хорошее настроение. Чем бы этот день не закончился – он лучше, чем тысячи предыдущих дней, ведь сегодня она будет петь перед приёмной комиссией на настоящей сцене! Прежде ей уже приходилось выступать, но маленькое кафе с дружелюбным сыном хозяина – ничто по сравнению с театральными подмостками!

– Вот ты где! – Стася улыбается, она целует Реми в щёку, а потом придирчиво оглядывает подругу, замечая и потёртости на локтях пальто, и пыль на юбке, и торчащие нитки шарфика, и, разумеется, полное отсутствие косметики на лице. – Ари, ну что за вид! Такой важный день, стоило подобрать наряд поприличнее!

Городская кокетка, дочь состоятельного владельца кондитерской фабрики, белокурая Анастасия никогда не знала бедности и нужды. Более того, она всячески отвергала это в других, предпочитая в упор не замечать разницу между собой и Ари (так Реми именовалась в фальшивом паспорте).

В Стасе был неоспоримый плюс – она была легка на подъём, весела и хороша собой. С ней просто дружить и невозможно ссориться. Девушка же видела в подруге Ари вызов отцу, считавшему, что его прелестной дочурке пристало общаться только с девушками своего круга.

Это бунтарство приятно разбавляло повседневную скуку пресытившейся городской штучки, уставшей от бесконечных однообразных салонов и выходных прогулок, шумных вечеринок и сплетен о проколах состоятельных девиц.

С Реми Стася открыла для себя новый мир. И ей он нравился возможностью быть собой и не думать над каждым сказанным словом.

– Мои единственные пальто и приличное платье, и да, перчатки с шарфиком могли быть и получше. Косметика? Смеёшься? Мой отец сразу заподозрил бы неладное! Ничего не поделаешь, но так даже лучше – я буду естественна до безобразия! – Реми всплеснула руками, театрально закатывая глаза.

Она не сдержала ухмылки, когда, сойдя с трамвая и оказавшись в светском районе города, была схвачена под руку и утащена в ближайший переулок, где подружка наскоро нанесла простой макияж, воспользовавшись своей палеткой.

– Немного румян, чуть-чуть помады и вот, ты уже не бледная, не выспавшаяся моль! Не поверю, что девчонка, способная в День переворотов обернуться парнем, от нервов не спала всю ночь!

Реми с ностальгией вздохнула. Носить брюки официально не возбранялось, но порицалось. Только боевые сэвы да рабочие фабрик имели право наряжаться, как им вздумается. Приличная девушка должна быть в платье или юбке. И хорошо, что уже нет контроля длины!

– Чтобы я без тебя делала, – Реми порывисто обняла Стасю, вдыхая цветочный аромат духов и чувствуя тоску от мысли, что они скоро расстанутся.

После переезда она утратит имя Ари, превратится в кого-то другого и даже весточки не сможет послать. Но если она пройдёт отбор, то сможет стать кем захочет. Её родные уедут и что бы они там не скрывали – к ней не приведёт ни единой ниточки. Она станет сама по себе. Иная жизнь. Иная судьба. Какая это всё-таки волшебная мечта…

Глава 2. Коготки пташки

Стася что-то щебетала под ухо, выводя подругу к центральной площади, увенчанной скульптурой трёх крылатых сэв, которые длинными пиками пригвоздили к постаменту особо уродливого морликая. Они застыли с открытыми ртами, что указывало на пение, из-за которого от адского создания останется мокрое пятно.

Реми сама никогда не видела морликаев и уж тем более огненных разрывов, из которых те выползают. Отец видел. И говорил, что страшнее этого нет ничего в жизни. Разрыв будто высасывает из тебя все соки. Он подавляет отупляющим чувством страха. Он может висеть в воздухе или держаться над землёй. Он может быть с человеческий рост или размером с трёхэтажное здание. Он может впустить в мир одного морликая, а может целую дюжину и никогда не знаешь, какую именно форму примут эти твари. Одно точно – если резко понижается температура, а волосы встают дыбом – беги, беги со всех ног, и всё равно не успеешь.

Увидев стоящую у дверей театра толпу младших сэв, пришедших на кастинг, девушка расстроилась.

– Как воробьи на крупу, – пробормотала она, пока Стася с восторгом рассматривала наряды дворянок и их сопровождающих.

– Ари, не грусти, ты не хуже их, – подруга сжала локоток Реми и широко улыбнулась. – Побед не будет без попыток. К тому же, присмотрись, видишь? Там есть и люди. Ты не одна.

– Неужели сама Вертлицкая решила попробовать? – удивилась Реми, замечая ладную фигурку вильнёвской певицы, сумевшей добиться выступлений не только на частных вечеринках богатых людей, но и выхода на сцену в театре Ломпас.

Удивительный голос, низкий, грудной и очень мощный. Благодаря Стасе Реми доводилось слышать Асю Вертлицкую и это было прекрасное пение, не хуже сэвского.

Приободрившись, они проследовали ко входу и как раз вовремя – двери отворились, а на пороге возникла немолодая, сухощавая женщина, которая, оглядев собравшуюся толпу невозмутимым взглядом, громким поставленным голосом пригласила абитуриенток пройти на регистрацию.

– Да пребудет с нами сила ангелов! – прошептала Стася, заходя внутрь.

Девушка шла за компанию и в надежде послушать пение сэв. С такими же надеждами следом устремились и другие люди, что не понравилось секретарю комиссии, с прищуром оглядывавшую заходившую толпу.

Когда все столпились в фойе, она предупредила, что от каждой участницы дозволен лишь один сопровождающий и посторонним следует удалиться, коли они не хотят быть с позором выставлены вон. Это несколько охладило воодушевление собравшихся и изрядно сократило количество людей.

Оставшиеся последовали за женщиной, ступая по истёртому красному ковру к небольшому залу со сценой, напротив которой расположилась комиссия, состоящая из сэв. Особое впечатление произвёл мужчина в центре – его глаза сияли ярче прочих, что указывало на принадлежность к старшим сэвам. По рядам абитуриенток пронёсся взволнованный шёпот и Реми сжала снятые перчатки. Это её шанс показать себя.

Секретарь пригласила девушек на регистрацию в другом конце зала. Она села за стол и перебрала лежащие на нём бумаги. Выудив чернильную ручку, она велела абитуриенткам выстроится в очередь и по одной подходить к ней. От каждой девушки требовалась краткая биография, возраст и сценический опыт. В итоге им присваивался порядковый номер, после они занимали место в зале, ожидая, когда их вызовут.

Когда очередь дошла до Реми, секретарь удивлённо приподняла брови, оглядывая девушку с головы до ног, настолько её удивило полное отсутствие музыкального образования.

– Даже уроков пения никогда не брали? – цепкий взгляд женщины заострился на потёртостях одежды Реми и её общей непритязательности на фоне разодетых младших сэв. – Кто вы такая, чтобы быть здесь?

Вопрос, заданный с целью указать, что Реми не является сэвой, был призван уколоть девушку, но та равнодушно пожала плечами.

– В листовке таких требований не было, значит могу участвовать. Я умею петь и готова продемонстрировать это прямо сейчас!

Женщина фыркнула, что-то черкнула на бумаге и протянула Реми номер «21». Обычно она желала удачи абитуриенткам, но девушка не удостоилась и слова, что несколько укрепило её в своих намерениях.

Так было всегда. Стоит кому-то поставить под сомнение её возможности, как она ершилась, как колючий ёж и выпускала иголки.

Расположившись в среднем ряду, поодаль от младших сэв, Реми покрутила головой, оглядывая остальных поступающих. От неё не ускользнул презрительный взгляд блондинки с яркими, янтарными глазами, которая что-то уничижительное сказала своим подругам, кивая в её сторону. Не удержавшись, Реми показала язык, шокировав девушек, и улыбнулась.

Настроение улучшалось с каждой минутой и ей не терпелось услышать пение остальных, как и показать свои способности.

Ещё будучи малышкой, она захотела петь, услышав по радио голос одной дивы прошлых лет. Запись была так себе, постоянно доносились помехи, но пение так врезалось в мысли девочки, что она непроизвольно запела сама, что не понравилось отцу. Дмитрий не хотел, чтобы она пела на людях. Даже пытался задеть, говоря, что её голос как у мышки, невыразителен и тих. Чем добился противоположного эффекта – Реми стала почти кричать, вызвав приступ хохота Павла.

С тех пор она пела при каждом удобном случае. Незамысловатые песенки по утрам, пение в книжном магазине до прихода посетителей, по дороге домой и на работу. Впервые спев на людях, Реми испытала весь спектр от смущения до полного удовлетворения возможностью петь во весь голос и ей было приятно, что гостям кафе нравилось, как она поёт. Теперь представился шанс услышать себя на настоящей сцене.

– Посмотри на них, такие талантливые. Слышишь? От их пения хочется сделать что-то великое! Душа просто переворачивается, – шептала Стася, когда абитуриентки сменялись на сцене одна за другой. Сэвы и правда были великолепны.

Реми прежде не приходилось слышать их пение вживую, это было слишком дорого для её семьи и отец очень не хотел, чтобы его дети пересекались с дворянами, считая, что от них одни проблемы. Мир в Ролландской империи делился надвое – один для людей, другой – для сэвов. И он очень неохотно пересекался.

А голоса и правда были потрясающие! Высокие, низкие, глубокие, чувственные и возвышенные. Некоторые стеснялись выступать, другие смело беседовали с комиссией, не смущаясь говоря как о достоинствах, так и о своих состоятельных и знатных семьях. Девушки по-разному стремились выделиться, не гнушаясь средствами. Одна сэва и вовсе вышла в коротком платье с глубоким декольте, чувственно наклоняясь вперёд и патетично выставляя руки, как бы обращаясь к главе комиссии, будто они здесь только вдвоём.

– Это было жалко, – едко воскликнула Реми, и Стася кивнула.

Шёл второй час выступлений, все изрядно устали, и Реми понимала, что шансов выделиться почти нет. Наверняка, комиссия уже отобрала подходящих девушек и всё происходящее – лишь проформа, чтобы не обидеть благородных сэв. Про людей никто и не думал.

Хотя, когда вышла Ася Вертлицкая, в зале возникло некоторое оживление. И голос старшего сэва наполнился благосклонностью.

– Вы в представлении не нуждаетесь, моя дорогая. Прошу, пойте как есть. Мне говорили, у вас очаровательный голосок, – мягко заявил он, когда девушка с достоинством ступила на сцену и поклонилась.

Её голос и правда ничем не уступал сэвским. Он тёк медовой рекой по залу, усиливаясь вместе с игрой опытного пианиста, подобравшего отличную мелодию для великолепной Аси. Она пела про подвиг двенадцати сэв прошлого, ценой своей жизни защитивших детский дом, когда прямо в актовом зале открылся огромный разрыв, пустив в мир две дюжины вертлявых морликаев с жалами, как у злейших ос.

Эта трагичная песня тянулась прекрасной нитью над залом и Реми смотрела по сторонам, наслаждаясь недовольством сэв, которым претила сама мысль, что люди тоже способны петь так чисто, так нежно и так душевно. Всё закончилось в один миг, когда девушка увидела ту самую белокурую сэву, незаметно открывшую рот.

– Ультразвук, – прошептала Реми, почувствовав негромкое волнение, как будто по залу потёк горячий воздух.

Другие девушки ничего не заметили, зато Ася подавилась словами и в ужасе обхватила горло. Она потеряла голос.

– О! Какая неудача! – воскликнул один из комиссии. – С вами всё в порядке?

Ася попыталась что-то сказать, но не сумела – даже хрип не доносился из её рта. Тогда Реми вскочила, восклицая:

– Вот та девушка под номером шестнадцать! Она что-то сделала с ней! Я видела, как она открыла рот прямо на Асю! Ты ультразвуком загасила её, да? Чёрт побери, да это прямое нападение! – она вышла из ряда и прошла вперёд прямо к комиссии, недоумённо переглядывавшихся между собой.

Только их глава сохранял спокойствие и у Реми закралась мысль, что он, возможно, что-то слышал. Но почему не отреагировал?!

– Вздор и чушь! – взъярилась белокурая сэва, также вскакивая с места. – Кто ты такая, чтобы обвинять меня? Меня, благородную сэву! Человечки совсем распоясались и забыли своё место. Подумать только, считать, что я унижусь до такого поступка?! Ты просто ничтожна!

– Но это правда. И ты это знаешь. Следует вызвать полицию, ведь ты причинила вред человеку, – Реми скрестила руки на груди.

Искоса она заметила, как побледнела подруга. Ещё бы – прямой вызов сэве. На такое не каждый осмелится.

– Ещё кто-нибудь может это подтвердить? – старший сэв успокаивающе положил руку на плечо своего покрасневшего от гнева коллеги, который явно хотел разразиться гневной речью против возмутительного обвинения.

Зал промолчал и на щеках Реми расцвели пунцовые пятна стыда.

– Подумайте вот о чём, если одна сэва способна на такое, что будет когда другой человек выйдет на сцену? Пока мы все здесь – это риск для каждой, – в могильной тишине заявила Реми, поочередно оглядывая девять человеческих девушек, в смущении сидящих на задних рядах.

– Видите? Она врёт. Нет доказательств! – самодовольно заявила блондинка. – Кажется, кое-кто просто хочет саботировать отбор. Или выгородить эту слабачку Асю, потерявшую от волнения свой визгливый голосок, – с язвительной заботой добавила сэва и несколько её подруг поддерживающе хихикнули.

– Однако я кое-что слышал, – заговорил глава комиссии.

Он был немолод и его холодные глаза повидали много отборов за годы поиска исключительных талантов для столичной консерватории. Всякое бывало на его памяти. И случившееся – не стало сюрпризом.

– Нет подтверждения вины благородной сэвы. Но Ася не могла потерять голос просто так, – мужчина повернулся к остальным членам комиссии и они тихо обсудили варианты.

После чего он извинился перед застывшей Асей, и утвердившись в том, что потеря голоса лишь временная, сэв отпустил её, а потом заявил оставшимся абитуриенткам:

– Кто не хочет рисковать – можете удалиться. Остальные ожидайте в фойе. Дальнейшее прослушивание после небольшого перерыва пройдёт без зрителей, – вынес вердикт мужчина.

– Но также нельзя! – воскликнула Реми. – Ася пострадала! А что если она больше не сможет петь так, как сейчас?!

– Отобранные абитуриентки станут студентками элитного заведения. После выпуска их ожидают выступления в столице на самых крупных площадках и самых популярных сценах. Риск будет всегда и вопрос лишь в том, способна ли человеческая девушка с ним справиться, – холодно заявил мужчина, с неприязнью разглядывая Реми.

У той была лишь одна мысль: «Зачем тогда весь этот фарс?!»

Выйдя из зала, она безмолвно наблюдала, как остальные человеческие девушки уходят прочь. Только Ася задержалась, выслушивая гневные слова от своего сопровождающего. Реми было направилась к ней, но путь ей преградила давешняя блондинка, пышущая гневом:

– Кто ты такая, чтобы вмешиваться? Грязь под ногами, луковая дешёвка. Проваливай из театра, пока тебе не объяснили, что бывает с букашками, лезущими под ноги! – цедила слова сэва, и её глаза поблёскивали оттенками ртути с янтарём, так ярко, что больно смотреть.

– Тронешь – и никакие доказательства не потребуются, чтобы обвинить в нападении. Даже «благородные» сэвы не имеют права безнаказанно калечить людей, – Реми резко шагнула вперёд, вынуждая опешившую блондинку шагнуть назад. – Я знаю своё место, а вот ты своё держишь слишком высоко. Кабы чего не вышло с таким высоким насестом. Не зря говорят – ветер крепчает. И деревья гнутся.

Иносказательно намекнув на ревунов, что в последнее время так часто проявлялись то здесь, то там, Реми вынудила противную сэву отступить. Однако по глазам видно – та запомнила её. Девушке даже почудилось, что она слышит, как та пытается выяснить её имя.

«Да подавись. Всё равно уже завтра меня будут звать по-другому», – подумала она, оборачиваясь назад.

Чуть поодаль, как бы в сторонке, стояла Анастасия, притворно внимательно изучая портрет известной примы прошлых лет. По кивку головы и одному взгляду они договорились, что Стася пойдёт домой. Ей не стоит ввязываться в скандал. Слишком опасно.

Оставшись в одиночестве, Реми раскрутила фантик конфеты, что на удачу сунула ей подруга. Шоколад – проверенное средство, чтобы унять злость и успокоиться. Через полчаса её вызвали на сцену.

«Соберись, тряпка. Ты этого хотела!» – стиснув зубы, Реми вернулась в зал, напоследок окинув задумчивым взглядом стоящую поодаль блондинку. Та была мерзавкой, но голос у неё что надо. В своих силах Реми не была так уверена.

Она прошла через всё помещение и поднялась по ступенькам, оказываясь под перекрёстным светом софитов. Видимо к вечеру, комиссия отказалась от потолочных ламп, решив повнимательнее оценить оставшихся девушек. И Реми не была в списке любимец.

– Значит Ари Ломова, девятнадцать лет. Родом с артэкцого побережья, воспитываешься отцом, музыкального образования нет, учителя музыки тоже, профессионального опыта тем более. Собственно, на этом можно и закончить. Спасибо, вы свободны, – раздался голос одного из комиссии.

Прислонив руку над лбом, укрываясь от света, Реми уставилась на невозмутимые и в чём-то самодовольные лица сэв. Особенно выделялась секретарь, сидевшая в первом ряду в стороне. «На что ты надеялась, девчонка?» – говорили её выразительные глаза.

– Вы даже не послушаете меня? – воскликнула Реми, когда их главный велел секретарю вызывать следующую. – Это такая форма издёвки? В листовке сказано, что вы прослушаете любую, способную красиво петь. Так вот я именно такая. Я не уйду, пока вы не услышите мой голос!

Мужчина жестом остановил секретаря. В полутьме его глаза особо сверкнули жёлтым. Он фыркнул, не в первый раз сталкиваясь со своенравием абитуриенток.

– Не боишься, что на сцене кто-то поломает твой голосок?

– Если бы людям было невозможно уклониться от ультразвука, вы не стали бы допускать нас до отбора. Однако история знает немало талантливых певиц и ни одна из них не потеряла голоса! – заносчиво ответила Реми, скрещивая руки и задирая подбородок.

Ей очень хотелось позубоскалить. Это как щекотка под кожей, не держалось внутри, а рвалось наружу. Она ненавидела несправедливость.

– Другие просто не смогли подняться так высоко. Им не хватило силы, – ответил мужчина, откидываясь назад. Сэв справа что-то прошептал ему на ухо, но тот отмахнулся. – Сэва-певица – привычное зрелище на сцене. Даже ангельский голосок теряется среди других. Нет изюминки, нет шоу. Знаешь, почему волшебная Дива так интригует зрителей?

– Никто не знает, как она выглядит.

– Вот именно! В этом суть! Она может быть дворняжкой, цесаревной или самой морликайкой, вырвавшейся из преисподней, – никто не знает. Поэтому на её выступления валят толпы.

– Вы хотите найти новую историю? – догадалась Реми.

– Что может быть интригующе человека с голосом сэвы. Ангельская душа в приземлённой оболочке. Консерватория ищет исключительность, – в голосе мужчины мелькнули мечтательные нотки.

– Ладно, если она хочет петь, пусть споёт, – в наступившей тишине заявил другой сэв. Он махнул рукой пианисту, – сыграй что-нибудь возвышенное. Надеюсь, девушка без образования знает классическую программу. Иначе выйдет конфуз.

Реми набрала побольше воздуха и выдохнула. Она не знала. Даже не представляла, что есть что-то подобное. Весь её опыт – это прекрасная память и сотни часов у радиоприёмника. Она переписывала понравившиеся песни и по вечерам заучивала, чтобы потом петь их самой. В чём ей повезло – у неё был слух. И бесконечное упорство.

Вот и сейчас, осознав, что выбранная пианистом композиция незнакома, она не спасовала, а лишь перебрала в уме бесчисленный ряд выученных песен и отыскала схожую. Подняв голову выше и смотря поверх рамп, уставившись в одну точку над балконом, она дождалась нужного момента и запела, стараясь вложить всю нежность, страстность и чувственность, что были в ней.

Она пела о первой любви и ей на ходу приходилось подстраиваться под иной темп музыки, вкладывая бессмертные стихи о любви первой сэвы и человека, великолепной Аллейн, архангелицы, спустившейся с небес, чтобы одолеть морликаев, и простого мужчины-воина из северных земель.

Реми так увлеклась, что не сразу сообразила, что пианист остановился. Музыка надорвалась как лопнувшая струна, и девушка шагнула вперёд, будто пытаясь ухватить ускользнувший миг.

А внизу сидели недовольные мужчины и кривящая губы женщина.

– Программа тоже прошла мимо. Похвально, что вы сумели найти выход из ситуации. К сожалению, но вам это не помогло. У вас никудышный голос. Бесспорно, вы способны попадать в ноты. Умеете петь на вдохе и даже тянете высоко, но это абсолютно не уровень высшего учебного заведения. Если бы вы с детства учились с репетиторами, разрабатывали связки, что-то, может, и получилось, но увы. Вы нам не подходите, – старший сэв смотрел на Реми, как на пустое место.

От былого воодушевления не осталось и следа – не та девушка. Только зазря потратили драгоценное время.

Не обращая на неё внимание, они вернулись к разговору: пора сделать перерыв и было бы неплохо перекусить в ресторане неподалёку. А может и вовсе перенести оставшихся абитуриенток на другое время? Ближе к вечеру. И прослушать ещё раз отмеченные номера…

В ушах Реми стоял противный голос сэва, вновь и вновь повторялись слова «Вы нам не подходите», с каждым разом всё визгливее и злее, всё высокомернее и спесивее, как будто она мелкая собачонка под когтём противных сэв. Всего лишь человечка, пустое место, без таланта и навыков. Никто. Она никто.

Реми сама не поняла, как нырнула в подобие транса. Все злые словечки, услышанные за день, мошками прогрызли путь к её мыслям, сплетая липкие паутинки там, где был здравый смысл. Вера в то, что нет беды от неудач, есть беды в не старании.

– Я покажу вам ничтожество! – прошипела она, чуть наклоняясь вперёд и ощущая солёный привкус пепла на губах.

Её руки сжались как у хищной птицы в момент нападения на грызуна, а потом её вывернуло назад и она не запела, а закричала, да так громко, что крик захлебнулся на высокой ноте, разбивая рамповые светильники, и полился волной, да такой силы, что Реми раскинула руки, и её подняло в воздух, окутывая белым сиянием.

Она не могла остановиться. Песнь лилась наружу, черпая силы из области ниже лёгких, но выше живота. Это место нагревалось, и также теплела её шея, будто умасливаясь золотистым мёдом, чтобы пение неслось чистейшей рекой.

Всё закончилось также резко, как и началось. Песня исчезла и Реми задышала как рыба на льду, а потом ухнула вниз, больно приложившись лопатками о дощатый пол сцены. Несколько десятков секунд она провела в безмолвии, лёжа в полной темноте с закрытыми глазами.

Комиссия пребывала в глубочайшем шоке. В отличии от девушки, они точно знали, что произошло. И это было настолько невероятно, что никто не мог двинуться с места. А потом раздался вой сирены предупреждения.

Глава 3. Разбивая иллюзии

Под вой сирен Реми открывает глаза и сразу зажимает уши, сворачиваясь в клубок. Так больно! Почему так больно?! Будто тонкую иглу вставили прямо в мозг и теперь медленно прокручивают, стремясь задеть как можно больше нервов. Она не сразу смогла разбить это жужжание, этот визг на составные, чтобы понять – крик идёт снаружи. Вновь открыв глаза, она увидела, что тьмы больше нет. А прямо за спинами приёмной комиссии раскрывается огненный цветок разрыва.

– Нет-нет-нет, – зашептала она, щурясь от нестерпимой яркости сияния.

Глаза Реми заострили картинку до такой чёткости, будто она шагнула в портал в объятия твари с паучьими лапками. Багровая тушка морликая подрагивала в обрамлении огненного кольца, издавая тонкий, шипящий звук, как из чайника. Тварь выбралась наружу и тотчас прыгнула вперёд, пронзая передними лапами грудь главы комиссии.

Рядом с Реми завопил пианист, он кубарем вывалился из-за пианино и бросился по ступенькам вниз. Через миг его окутал плевок паутины, сплетая в тугой кокон, из которого донеслось неистовое мычание. Остальные пытались кричать на демонического паука, раздирающего на части старшего сэва, но как много силы найдётся в неопытных младших?..