Трофей с шипами

Пропуск лежит в кармане. Остаётся выйти из школы, а дальше…

Впервые в жизни я не знаю, что делать дальше. И это отвратительно, худшее чувство в мире. Жалкая, липкая беспомощность сковывает по рукам и ногам. Раньше я всегда полагалась только на себя, зачем, ну зачем я отступила от этой традиции?! Подумаешь, детдом. Вынесла бы, тем более, что не долго.

Следом догоняет, врезается в затылок мысль – ой ли? Хорошо рассуждать об этом, когда ты здесь, среди чистоплюев и слюнтяев. А там все будут, как ты. И если ты не понравишься (а ты не умеешь нравиться, помнишь?), то расплата будет гораздо жёстче. Мажоры сумели наплевать тебе в душу, но они не устроили «тёмную», не подстерегли толпой после школы, не закрыли в каком-то сарае на отшибе без еды и воды. Воспоминания всплывают перед глазами, я моргаю, стирая их. Всё это уже не важно. Всего этого будто и не было.

А есть вот что – вопрос, куда мне деваться, чтобы больше никогда не видеть рожу Влада. Хотя бы вне уроков.

Меня колотит от собственной бесполезности. Почему через полгода я смогу выбирать сама, куда мне идти и что делать, работать, снимать жильё, а сейчас не могу? Кто-то реально думает, что в семнадцать я глупый несамостоятельный ребёнок, а в день совершеннолетия, как по мановению волшебной палочки, вдруг превращусь в ответственного взрослого? Какая дичь, господи. Какая несусветная дичь, я не могу, меня тошнит и выворачивает от этого лицемерия. Как всегда, вместо реальной заботы – одна видимость, вместо внимания к людям и судьбам – общее правило, придуманное непонятно кем и неизвестно, для кого. Всем плевать на тебя, главное, за поля не заступать.

Отражение скалится мне в ответ, отвращает всё больше. Доводит до исступления. Я не выдерживаю. Выбрасываю вперёд сжатый кулак, разбиваю его на куски. Зеркало трескается. Осколки со звоном сыпятся в раковину. Я отшатываюсь, едва не поскользнувшись на влажном кафеле. Рука отзывается резкой болью, на порезах проступает кровь.

– Чёрт, – шепчу я, оглядывая место преступления. Половина зеркальных кусочков ещё держится в раме, в них мелькают мои ошарашенные лица. По краям кое-где виднеются алые мазки. Убрать всё это не получится, рама намертво приделана к стене. Да и смысл? В сумку не влезет. Не тащить же его под пиджаком.

Хрен с ним. Я осторожно смываю кровь, завороженно наблюдаю, как вода окрашивается и стекает в трубу, унося частичку меня куда-то далеко. Вот бы влезть туда целиком и вынырнуть где-нибудь посреди Индийского океана. Смятые бумажные полотенца летят в корзину. Когда я увидела их впервые, то не удержалась, спёрла целый рулон домой – там такого отродясь не водилось.

Домой. Впервые со времени пожара в сердце шевелится что-то, похожее на сожаление. На притолоке в моей комнате были зарубки, отмечавшие рост. Сперва их ставила мать, потом я сама, когда алкоголь стал для них с папашей главным интересом. Маленькие чёрточки делали меня реальной. Я была. Я жила. Смотрите, вот доказательства. А теперь их нет. Нет корноухого медведя с глазами-пуговицами, с истлевшей от старости в труху ватой в пузе, который охранял мои сновидения. Нет рисунков маркером на шкафу, которые отмечали все грустные и радостные события. Ничего не осталось. Хорошо хоть документы успели вынести, а то была бы сейчас человеком без личности.

Воровато озираясь, я выскальзываю из туалета и иду на выход. Прохожу охранника и турникеты, показываю пропуск здоровой рукой. Выхожу на улицу, подставляясь под ласковое весеннее солнце, заглянувшее под козырёк крыльца.

– Настя? – раздаётся удивлённый голос.

Мысленно застонав, я поворачиваю голову. Наша классная, Маргарита Сергеевна, поднимается по ступенькам наверх, зорко осматривает меня с головы до пят. Меня эта её манера выводит из себя, чувство такое, словно обшмонали.

– Здрась-сте, – говорю я, на всякий пожарный держа пропуск на виду.

– Здравствуй, здравствуй, – бормочет она, теперь так же прилипчиво разглядывая мою хмурую физиономию. – Ты что тут делаешь? Случилось что-то?

Я чётко слышу в её тоне «случилось ЕЩЁ что-то?» и мотаю головой. Тычу пропуском ей чуть ли не в нос.

– Голова болит, Маргарита Сергевна, ужас просто.

– А, – говорит она. И тут же проницательно добавляет: – И это совсем никак не связано с Короленко?

– Совсем никак, – подтверждаю я твёрдо.

– Ну иди тогда, – кивает она, хитренько поглядывая. Не верит, конечно.

Но хоть не стала доканывать меня тупыми вопросами. До приступа, по ощущениям, оставалось не больше пары часов. Нужно успеть подготовиться.

***

– Настюша, что такое? – экзальтированно всплёскивает руками Лидия. – Тебе плохо? Может, вызвать Иосифа Абрамовича? У тебя нет температуры? Божечки, а вдруг это…

Я украдкой закатываю глаза. Мать Короленко, Лидия Валерьевна, впадает в панику с полоборота. Своеобразная женщина, прямо скажем. Моложавая, подтянутая, она запрещает звать себя по имени-отчеству всем людям старше трёх лет, хотя самой уже подкатывает к полтиннику. Только Лидия. Или Лидуша, если вы одна из её заклятых подружаек, похожих между собой, как неудачные клоны.

Она обожает жеманничать, всюду вставляет уменьшительно-ласкательные словечки и каждое утро возносит благодарность Вселенной, уверенная, что только благодаря этому ритуалу у неё всё в шоколаде и жизнь бьёт ключом. Как по мне, внушительный банковский счёт и богатый муж здесь играют более весомую роль, чем позитивные аффирмации.

Не дожидаясь, пока она потеряет сознание от волнения, я прерываю поток глупостей:

– Мне нужно полежать, – и предусмотрительно добавляю: – в тишине.

А то с неё станется расположиться рядом и заболтать меня до смерти.

– Конечно, конечно! – шелестит она, умудряясь яркую восклицательную интонацию вложить даже в шёпот. – Ступай к себе, Резеда как раз уборочку закончила.

Я напрягаюсь. Хотя мои тайники сделаны на совесть, но… Идеальных укрытий не бывает. Всегда можно обнаружить спрятанное, хоть специально, хоть случайно. И когда Резеда, домработница семейства Короленко, вторгается в комнату, которую мне отдали, дамоклов меч над моей головой опускается на миллиметр ниже. Хорошо ещё, что она не слишком старается. Я хотела сама убирать у себя, но Лидия только посмеялась над этим, как над каким-то милым чудачеством.

Надо бы перепрятать. До прихода Влада.

Глава 5: Башня

6 месяцев назад

POV Настя

В одно из хмурых октябрьских утр, когда всё вокруг выцветает в блёклую серость, а голые деревья карябают низкое небо, меня огорошили новостью – Ника собирается закатить вечеринку.

– Хэллоуин. – Марисоль хитро улыбнулась, растягивая уголок накрашенных винной помадой тонких губ. – Время быть страшными.

– Только никаких фальшивых кишок, – предупредила Ника, одновременно клацая по экрану телефона. – Поняли меня? Прошлого года хватило, чтоб на пушечный выстрел всю эту дрянь не приносили. Ты меня понял, Костя?

Он только засмеялся.

– Какой же Хэллоуин без кишок? – возразил Захар, растягивая тонкие длинные пальцы. – Деньги на ветер.

– Нормальный, – отрезала Ника. – Будем не страшные, а страшно красивые.

– И что там будет? – спросила я, невольно чувствуя себя селянкой перед балом. На вечеринках я никогда не была. Самое похожее – тусы в прошлой школе, проходившие в посадках возле домов.

– Да ты не переживай, – отмахнулась Ника, погружённая в инстаграм. – Главное, костюм не забудь. Смотрите, Кириченко что выставила, позорище. Совсем жирами заросла.

Мне было скучно смотреть на неведомую Кириченко, которую я знать не знала, но из солидарности пришлось поддержать. Как по мне, обычная девчонка, даже стройная.

Гораздо больше меня занимало другое – где достать костюм? Как нарядиться на Хэллоуин, чтобы не выглядеть дурой? Опять появилось дурацкое ощущение, что я всех обманываю. Но вот скоро они поймут, кто я есть, и выгонят из своего круга.

В разгар перемывания костей несчастной Кириченко пришёл Влад, который пропустил первые два урока.

– Где пропадал? – лениво спросил Захар.

Влад сделал неопределённый жест рукой и вместо ответа вдруг сказал мне:

– Ты чего такая?

И все разом уставились на меня, будто из моей шеи на их глазах выросла вторая голова.

– Какая? – недовольно фыркнула я, скрещивая руки.

– Красивая, – брякнул вдруг Костя. – Обворожительная. Просто мечта.

Теперь все с тем же изумлением уставились на него. Марисоль с выражением постучала ему по лбу.

– Ты бы завязывал со своим боксом. Последние мозги отбил.

– Ничего я не отбил, – огрызнулся он, поправляя сбившуюся чёлку. – Просто констатирую факт. Настюха у нас хоть куда.

– Хоть кого и хоть когда, – пробормотала я, подозрительно хмурясь. – Ты это, правда, шлем на тренировках надевай.

Внешность была моей больной темой, хотя уродкой я себя не считала. На мне будто висело проклятие: каждое твоё достоинство будет отягощено недостатком. И всякий раз, глядя в зеркало, я видела недостаток на недостатке, которые не отравляли мне жизнь только потому, что её и так отравляло слишком много всего. Волосы красивого тёмного оттенка – вились и пушились от влажности во все стороны. Большие светло-серые глаза – нависшее веко и несуразные брови. Небольшой нос – с горбинкой. Стройная фигура – широкие плечи. Ровная кожа без чёрных точек – периодически выскакивающие больнючие подкожники. И тёмные круги под глазами, которые не брал ни один консилер, даже будь у меня на него деньги.

В остатке выходил ноль. Как-то так я себя и ощущала. Рядом с контрастной яркой Марисоль и ухоженной ультрамодной Никой я не была бледной молью, но… Кто стал бы на меня смотреть, когда есть они? Мне было всё равно. Внимание только осложняет жизнь, а любовь… Что это? Заболевание какое-то? Бессмысленное слово, которым раскидываются просто так. Я никого не любила, меня никто не любил – пусть так оно и остаётся. Так привычнее.

Для меня было неожиданностью, что в стае никто ни с кем не встречался, чисто дружеские отношения. В это было сложно поверить, когда я видела, как Ника смотрит на спину Влада на физре. С другой стороны, я и сама засматривалась. Высокий и ловкий, он отлично играл в баскетбол: быстро отбирал мяч у соперников, с удовольствием выделывал финты, доводя их до белого каления, клал трёхочковые с небрежным мастерством опытного игрока. Он владел ситуацией на площадке, а не она им. На такое приятно смотреть, особенно, если играет твой друг.

– Злые вы, – насупился Костя. – Я тут от чистого сердца, может.

– Ну-да, ну-да. Искренность твоя не подлежит сомнению. – Усмешка гуляла по бледному лицу Захара. Мне показалось, что она покинула его пределы и волной отразилась на лице каждого члена стаи. В голосе парня вдруг прорезался лёд: – Это мы с тобой ещё обсудим.

Влад смотрел на Костю таким же взглядом, не сулящим ничего хорошего.

– Шулер, – тихонько фыркнула Марисоль и сделала вид, что закашлялась.

– А что происходит? – Мне надоело изображать, что я хоть что-то понимаю.

– Ничего, – ответил за всех Влад и улыбнулся. От этого у него на щеках появились милые ямочки. Сразу захотелось улыбнуться в ответ. – Ты придумала, кем оденешься на Хэллоуин?

Пока у меня был только один вариант – тролль из-под моста.

***

По дороге домой я прикидывала, как выкрутиться. Ничего подходящего у меня не было, денег на новую одежду – тоже. Я даже не могла надеть что-то своё и сказать, что это костюм самого страшного, что есть в этом мире – обыденности. Захар бы точно оценил концепцию, но что-то подсказывало, что для остальных я буду посмешищем в шмотках из сэконда. У меня даже не было ничего праздничного. Ни одного платья. Всё функциональное и «проверенное временем», как я это называла. Деньги с подработок я тратила на еду. Иногда приходилось за свои оплачивать коммуналку, если родители в алкогольном угаре забивали в этом месяце на счета. Ещё интернет, телефон, канцелярия. Лекарства. Набегало прилично. А подработки давали мизер, да и находить их было не так просто. Так что новую одежду я покупала только если из строя выходила старая. А новую по-настоящему, не из сэкондов – и того реже. Хуже всего было с обувью. Иногда мне снилось, как я захожу в огромный обувной и набираю там всё, что хочу. Не глядя на ценники. Однажды я обязательно сделаю так наяву.

У меня был только один вариант, но он мне не очень нравился. Потому что просить кого-то о помощи я ненавидела. А тут придётся не просто просить, а идти с поклоном.

Этажом ниже жила Кристинка, моя подруга детства из первой школы, с которой мы давным-давно перестали общаться по причине того, что она совсем съехала с катушек, и кукуха её улетела зимовать на юг. Сначала она тусила с какими-то сатанистами, потом ударилась в язычество, а в финале объявила себя ведьмой, да не какой-нибудь, а потомственной, в третьем колене. Представляю, как офигели эти «колена», когда узнали.

Теперь она ворожила на воске, раскладывала карты всем желающим и каждый сочельник швыряла сапог из окна, в расчёте на слабоумного суженого. К делу Крис подошла обстоятельно, так что ведьминскую сущность свою демонстрировала на всех уровнях бытия, включая маникюр и макияж. Бабки у подъезда крестились, когда она шла за хлебом, но ей было в кайф.

У кого ещё искать костюм на Хэллоуин, как не у ведьмы?

Я занесла руку, чтобы постучать. Дверного звонка не было – а то отвлекает от выхода в астрал. На дверной ручке висел пучок какой-то травы. Я присмотрелась-принюхалась и опознала в нём обычный укроп. Видать, духов варёной картошечки с маслом приманивать.

Кристинка зычно пробасила из-за двери: «Кто?». Вот тебе и ясновидящая, даже глазком пользоваться не умеет.

– Полиция астрала, предъявите ваши чакры.

В приоткрытую дверь сунулся длинный Кристинкин нос.

– С такими вещами не шутят, – сказала она с невыносимо серьёзной миной. – Поймёшь когда-нибудь, да поздно будет.

– Ладно, больше не буду. Мне тут помощь твоя нужна…

– О-о-о! – радостно просияла Крис, втягивая меня в квартиру. – А я говорила, придёшь ещё! Что у тебя? Приворот? Порча? Венец безбрачия?

Её деловитый напор пугал. Ещё заставит чёрного козла на перекрёстке трёх дорог резать, с неё станется.

– Не, я не по этой части. У меня интерес материальный, не духовный. Можешь мне на день одолжить какой-нибудь убойный ведьминский прикид? На вечеринку надо. Верну в целости и сохранности, ты меня знаешь.

Кристинка заметно сникла. Посветила на меня совиными глазами, в кругах чёрной подводки, но всё-таки кивнула:

– Найду что-нибудь. Но давай я тебе хоть карты раскину.

– Мне платить нечем, – предупредила я.

– Подумаешь, – хмыкнула она, хватаясь за пухлую колоду Таро. – Ведьма своё всегда получит.

Ну, мне же проще, раз так.

Крис пошептала над колодой, потасовала, дала мне сдвинуть. Я чувствовала себя полной дурой, но участвовала в действе с каменным лицом. Кристинка человек отзывчивый, но обидчивая беспредельно, даже молчание может истолковать как оскорбление, а уж ухмылку… Фиг с ней. Пусть шаманит, сколько влезет, от меня не убудет.

Несколько карт легли на стол крестом, потом ещё три сбоку. Кристинка с идиотским благоговением всматривалась в картинки.

– У тебя тут вверх ногами, – ткнула я пальцем в одну из карт.

– Без тебя знаю, – огрызнулась Крис, шлёпая меня по пальцу. – Не трогай, а то карты тебя запомнят.

И как их ещё свидетелями в мусарню не таскают? Запоминают же.

Спустя пару мгновений моя ведьма-на-всю-голову выдала:

– Не верь ему.

– Кому «ему»?

– Не знаю, – призналась Крис. Почесала голову длиннющими ногтями. – Молодой блондин. Или русый. Есть у тебя такие знакомые?

Я едва не закатила глаза.

– Полно. Мы в средней полосе России живём, алло. Тут большинство именно такие.

– Мда. Короче, тут непонятно вырисовывается. Вроде он на твоей стороне. Но не друг, у него два лица и оба – ложь. Ещё любовный интерес присутствует странный какой-то, неправильный, боль сплошняком. Влиятельная женщина, мешает, строит козни. И над всем этим – Башня.

– Пизанская?

– Сама ты Пизанская, Смутьянова, – оскорбилась Кристинка и засопела. – Я тебе серьёзно говорю. Башня значит, что вы с ним друг друга разрушите до основания. А потом построите заново. Или нет.

– Какая точная наука, – съязвила я. – Или вы умрёте или будете жить долго. Не хочу тебя разочаровывать, но для такого прогноза нет у меня светловолосых кандидатов. Облом. В следующей жизни будем строить или что там.

Кристинка гневно засопела и собрала карты, бросая на меня негодующие взгляды.

– Шуточки тебе. Эти карты, – она любовно погладила колоду, – никогда не врут. Сколько раскладывала, всегда верно. Просто ты сейчас ещё не знаешь, о чём они. И тебе кажется, что всё ерунда. Но потом наступит момент, когда ты их вспомнишь. И пожалеешь, что не прислушалась.

Я уже жалела, но только о том, что припёрлась. Эзотерическая хренотень сделала Крис невыносимой. Когда кто-то в своём сознании преисполняется, дар нормального человеческого общения их покидает.

Кристинка ещё побухтела, поправляя ритуальные штуки на столике. Потом ушла в соседнюю комнату и оттуда проорала:

– Чего сидишь? Иди, мерить будем!

Глава 6: Сладость или гадость

6 месяцев назад

POV Настя

Если дьявола нет, то кто же тогда придумал каблуки?

Я вышагивала по плиткам, устилающим дорожку загородного дома Никиных родаков, и проклинала всё на свете. Кристинкины туфли успели натереть ремешком, что я бы стерпела – пластырь налепила, да пошла. Однако, в дополнение к этому шли высокие каблуки, на которых я чувствовала себя, как на ходулях. В смысле, в любой момент могла с них грохнуться. Бабки в пригородном автобусе неодобрительно косились, цокали языками – осуждали мой экстравагантный наряд. Это им под курткой ещё не всё видно было.

Около забора стояло несколько крутых тачек, во дворе никого не было, только на фасаде перемигивалась оранжевыми огоньками гирлянда. От простых смертных Бекетовы отгородились видеофоном на воротах, в который мне даже не пришлось тыкать пальцем – калитка открылась за секунду до, словно внутри только меня и ждали. На крыльце светилась одинокая тыква со свечкой внутри – Ника особо не заморачивалась, всё веселье должно быть в доме. Из раскрытых дверей доносилась музыка, а прямо возле них стояли двое незнакомых парней в костюмах ангела и чёрта. Парни курили. Они молча разглядывали меня, вальяжно пуская вонючий дым, который клубился и повисал в осеннем воздухе лёгким туманом. Я тоже решила не здороваться. Протиснулась между ними, настороженно ожидая смех вдогонку. Вместо этого дорогу мне перегородила рука одного из них, невысокого чёрта с хитрыми глазами. Чёрные волосы его топорщились вихрами.

– Сладость или гадость? – ухмыляясь, спросил он, беззастенчиво меня разглядывая.

– Ни то, ни другое, – грубовато ответила я, отпихивая его в сторону.

– Но-но. – Белобрысый ангел погрозил мне пальцем. – Гнев – это смертный грех. За такие вещи в ад попадают.

– Ко мне домой, – подмигнул чёрт.

– Знаешь, что мы делаем с такими сладкими грешницами? – Ангел расплылся в совсем уж похабной улыбочке, которую так и подмывало стереть с его слащавой рожи.

Чёрт понизил голос, второй рукой обхватывая меня за талию под курткой:

– Заставляем раскаяться.

Они дружно загоготали. Ненавижу сальные шуточки. И тех, кто их отпускает.

В ответ я всадила чёрту шпильку прямо в ботинок, от души нажав. Тот взвыл, моментально убирая руку. Пусть скажет спасибо, что я не прибавила коронный удар коленом в пах.

– Ещё раз меня коснёшься, я тебе яйца оторву. И засуну их ему в глотку. – Я мотнула головой в сторону ангела, которого от этого движения как ветром сдуло. Чёрт убрался с дороги, недовольно шипя.

– Сука бешеная, – догнало меня в дверях его сдавленное шипение.

Злость снова вспыхнула, как бензин. Усилием воли я затолкала её обратно, но руки всё равно потряхивало, а в животе немело, и растекалась бесконечная пустота. Придурки. Надо бы пожаловаться хозяйке дома, чтобы их убрали отсюда и не звали больше никогда.

Жаловаться я не умела.

Куча незнакомого народа бурлила и перетекала между комнатами, воздух отчётливо пропах алкоголем, слишком громкая музыка давила на уши басами, от которых подрагивала посуда. Все были в костюмах, и я хотя бы на этот счёт успокоилась – по крайней мере, меня не развели, как Бриджит Джонс. Первый этаж был забит людьми под завязку, здесь собралось не меньше сотни лениво приплясывающих в такт музыке вампиров, ведьм и дьяволиц. На их фоне я больше не бросалась в глаза. Кристинка выдала мне длинное платье с игривым разрезом по подолу и тонким корсетом, подпиравшим грудь кверху, сетчатые перчатки без пальцев, скрывшие шрамы, и – особое очарование – шипастый ошейник, о который я то и дело царапалась, когда поправляла распущенные волосы. Каблуки и чёрная помада завершали образ, превращая меня в страшный кошмар всех родителей мира.

Лавируя между столами и людьми, я пыталась найти хоть одно знакомое лицо, но стая как сквозь землю провалилась. Правда, пара одноклассниц нашлись в углу, но обе были заняты, кхм, тесным сближением с какими-то парнями в вампирских плащах. Потолкавшись локтями, я пробилась к столу, прихватила бутылку пива и пошла к лестнице наверх. Большинство предпочло красное вино, красиво переливавшееся в прозрачных бокалах. Меня передёрнуло от знакомой вони сивушных масел. Нет уж, я пас.

Едва я поставила ногу на первую ступеньку, как с лестницы скатилась какая-то девчонка, на бегу размазывая слёзы – только волосы взметнулись следом. Кто-то повернулся, проводил взглядом, но большинство даже не заметило. Я мысленно пожала плечами – мало ли поводов для пьяных ссор. И не такое видали.

Стоявший неподалёку парень с неестественно бледной кожей вдруг тихонько засмеялся, облизывая губы. Я думала, что он пойдёт следом за беглянкой, но он стоял, как вкопанный, с мрачным торжеством в лице. Он посмотрел наверх, потом на меня. Скривился и тут же отошёл подальше. Ну и подумаешь.

Наверху было спокойнее, музыка уже не заставляла вибрировать кости. Из большой комнаты по левую руку доносились голоса и вспышки смеха. Я узнала Костин зычный хохот и пошла к ним, попутно опустошая бутылку.

В дверях меня встретило дружное «о-о-о!». Стая и ещё несколько смутно знакомых лиц сидели прямо на полу, формируя круг. Вместо верхнего света горели свечи.

– Закрывай дверь. – сказала Ника. – Полный комплект собрался.

Я хотела сесть рядом с незнакомым длинноволосым парнишкой из параллели, но Влад вдруг поймал меня за руку и потянул к себе, усаживая между ним и холодно взиравшей на это Никой. Покачнувшись на каблуках, я шлёпнулась на ковёр слишком резко, как неловкий мешок с мукой.

– Осторожнее, – сказала я Владу, недовольно поправляя платье. – Так и навернуться можно.

– Ничего, я поймаю. – Он прямо посмотрел на меня, выдержал секундную паузу и скользнул взглядом ниже, к линии декольте, но не стал пялиться, отвёл глаза с лёгкой улыбкой. – Прекрасно выглядишь.

– Пришлось ограбить пугало… – Начала я и осеклась. Пальцы Влада скользнули по моему лицу, отводя в сторону упавшую прядь. Очень быстро, невесомо, почти не коснувшись – бабочка пролетела и мазнула крылом по щеке. В его глазах плясали огоньки свечей, как маленькие бесенята. Почему-то я страшно смутилась, сидеть рядом с ним сразу стало неудобно. Лицо запекло жаром, хорошо хоть в таком свете никто не заметит. Правым боком я чувствовала исходящее от Ники напряжение, будто на её месте оказалась огромная глыба льда. «Не впутывайте меня в это», – подумала я, хмурясь.

Тогда я ошиблась. В это меня впутывать и не собирались.

Напротив оказался Захар, шикарный в своём викторианском костюме, с ниспадающими на кружевной воротник пепельными локонами. Единственный из присутствующих, кто по-настоящему заморочился, даже вставил фальшивые вампирские клыки. Марисоль и Ника вдвоём обрядились в фарфоровых кукол-близняшек, но отсутствие сходства между ними портило всю идею. Костя изображал крайне лохматое чудовище Франкенштейна, которому очень шло хохотать басом. Влад же поступил одновременно лениво и остроумно – оделся под Стива Джобса и нацепил на голову ободок с крохотными рожками, которые забавно торчали из светлых кудрей. Мой наряд был безыдейным, даже скучным на фоне остальных, но взгляды окружающих компенсировали это с лихвой. Я ловила на себе интерес даже от тех, кого видела впервые, то радуясь ему, то ёжась с непривычки. Как под софитами сидеть. Невольно начнёшь уважать тех, кто с этим вниманием живёт 24 на 7, а не как я, раз в пятилетку. Наши девчонки умели получать от этого удовольствие, в равной пропорции с равнодушием. Мне всё было в новинку, и само лезло в голову. К тому же, я не была до конца уверена – это одобрение или у меня пятно на носу?