Егорка из детского дома

– Я всё-равно завтра Ларисеванне всё расскажу! – упрямо повторил Егорка, не спуская глаз с ночной няньки. Он понял, что его слова возымели некое действие, и что грозная Татьяна Васильевна сама чего-то испугалась и теперь даже не смеет ударить его. Возбудившись от осознания своей неприкосновенности для самой страшной среди детей няньки – Татьяны Васильевны, Егор вдруг испытал необыкновенно-острое чувство наслаждения. Губы его стали кривиться в странной улыбке, а в глазах появился мрачный злорадный огонёк.

– А ну, марш спать оба! – спохватилась после секундного замешательства ночная нянька и выпроваживающим жестом показала им на выход. Мальчишки кинулись к двери и Егорка, на мгновение, обернувшись, вновь кинул на Татьяну Васильевну странный, обжигающий взгляд. У той вдруг мороз пошёл по коже:

– Вот ведь, дьяволёнок! – прошептала она. – Такому и впрямь ничего не стоит отвёрткой в бок ткнуть. И по малолетке ему ничего не будет. Зараза такая на мою голову! Придётся пока быть с ним поласковей. А там война план покажет.

Утром, сдав вахту Ольге Афанасьевне, ночная нянька Татьяна Васильевна дошла до дверей заместителя директора по воспитательной работе и аккуратно постучала костяшками пальцев по деревянной двери.

– Да, заходите, – послышался глуховатый голос Ларисы Ивановны. Увидев вошедшую, она приподняла брови: – Ну, чего тебе?

– Да я пришла рассказать вам, Лариса Ивановна, чего учудил ваш Ванжус, – с ехидцей усмехнулась ночная нянька. – Я даже шлёпать его за это не стала, раз вы запретили пальцем трогать. А вот психиатру нашему показать его не мешало бы.

– Запомни, Татьяна Васильевна, во-первых, он – не мой, а во-вторых, давай быстро рассказывай, чего он там опять натворил, а то у меня и без тебя забот сегодня хватает, – нахмурилась заместительница директора и исподлобья уставилась на Татьяну Васильевну, не приглашая её даже присесть.

– Ну, короче, мало того, что он опять сегодня ночью обдулся – я уже про это молчу. Так, они, засранцы такие, вчера ночью вместе с Алёшкой Житковым в туалете своими писюнами мерялись! – воскликнула ночная нянька, встав с видом победительницы в позу руки в боки.

– И?

– Что – и? Говорю же, что они мерили свои писюны с линейкой в руках! – недоумённо посмотрела на Ларису Ивановну ночная нянька.

Лариса Ивановна откинулась на спинку кресла и, вытянув руку, раздражённо забарабанила наманикюренными ногтями по столу:

– Вроде ты, Танька не дура. А ведёшь себя иногда так, как-будто дура и есть, – негромко, с недовольством в голосе произнесла она. – Что ты ко мне со всякой ерундой тащишся?! Время только отнимаешь. Никогда не слышала, что и взрослые мужики в армии и в банях своими кукурузинами меряются?

– Ну, слышала, конечно, – теряя свой запал, растерянно пожала плечами Татьяна Васильевна. – Но это же маленькие мальчишки!

– Дважды дура, – сухо констатировала Лариса Ивановна и холодно посмотрела на неё из-под очков. – У тебя у самой двое сыновей и спроси у них, когда они стали мерять свои…гм… Ну, короче, ты поняла меня. Всё, иди и больше ко мне с этой белибердой не суйся!

Татьяна Васильевна недоумённо пожала плечами и вышла за дверь: – Вот ведь зараза какая! Давно ли заместительницей стала! А форсу прямо как у английской королевы. Ну, ничего, я человек терпеливый – дождусь, когда и на моей улице будет праздник.

– Да-да! Давай ещё-ещё! А…а…а, – выгнула спину Лариса Ивановна и с силой сжала бёдра. – Ой, мамочки…ой хорошо-то как! А-а, кобелина, что же ты со мной делаешь?! Ну, почему, почему ты мне раньше не встретился?! – воскликнула она, с упоительным восторгом ощущая, как сладострастные судороги сводят всё её тело.

– Так хорошо, хоть сейчас …встретились… – задыхаясь от напряжения, буквально прорычал Яков и, содрогнувшись всем телом, замер на месте и глухо застонал.

Спустя пару минут они оба, тяжело дыша, отвалились друг от друга.

– Словно приворожил ты меня, Яшечка. Всё время только о тебе и думаю, – разрумянившаяся Лариса Ивановна склонилась над ним и нежно погладила физкультурника по мускулистому плечу. Потом обвила руками его шею и прошептала: – Никому тебя не отдам, никому!

Лицо физкультурника слегка вытянулось, и он растерянно заморгал глазами: – Так это… семья же у меня уже есть…дочке пять лет…

– Одно другому не мешает. Правда же, Яшечка? Семья – дело святое. И у меня есть муж и две девки. И пусть себе будут. А здесь мы с тобой свою семью организуем, и будем наслаждаться друг с другом. Если ты, конечно, не против? – спросила заместительница директора, не сводя со своего любовника испытующего взгляда.

– Да нет, я не против, – тот пожал плечами и озадаченно почесал себя по затылку. – Только ты же сама говорила, что никто не должен знать о том, что мы…что я с тобою.

– Чем меньше будут знать, тем лучше. Кому надо – тот уже знает, – многозначительно произнесла Лариса Ивановна, но, поймав недоумённый взгляд Якова, пояснила: – Ты же уже понял, что я и несколько наших людей держимся вместе. Это как бы наш такой клуб…

– Клуб по интересам, – автоматически эхом отозвался физкультурник.

– Пусть так, – согласилась его собеседница. – Так вот, те, кто входят в этот, так называемый, клуб знают друг о друге всё или почти всё и никогда не рассказывают об этом остальным. Только проверенные люди, потому что, управляя такой большой организацией, приходится иногда идти на некоторые нарушения. Или могут быть какие-то ошибочные решения, поступки о которых посторонним лучше не знать. Понимаешь о чём я?

– Да, вроде, не дурак пока, Ларочка, – усмехнулся Яков и хитро посмотрел на женщину: – А я уже есть в этом клубе?

Заместительница директора пристально посмотрела на него: – А тебе хочется?

– Ну-у… не знаю…наверное, хочется, – неопределённо протянул Яков. – А что нужно для этого? Ну, я имею ввиду – что от меня-то нужно?

Лариса Ивановна стала одеваться: – Первое – не бегать от меня на сторону. Узнаю – вмиг всего лишишься и с волчьим билетом на паперть пойдёшь. Второе – пить, но знать меру. В нашем кругу пьянство одного может плохо закончится для всех остальных…

– В третьих… – продолжил за неё Яков.

– В третьих – держать язык за зубами и всегда думать, прежде чем говорить. Это очень важно, потому, что тебе станут известны некоторые вещи, о которых не говорят в открытую. В четвёртых – пойти учиться на водительские права.

– Так у меня же нет машины! – пожал плечами физкультурник.

– Я знаю. Поэтому и говорю, что должен пойти учиться на права, – бесстрастно повторила Лариса Ивановна, поправляя волосы перед зеркалом и доставая губную помаду из кожаной сумочки. – На следующий месяц в детдом придёт «Москвич» по разнарядке. Думаю отдать его тебе.

– Мне – «Москвич»?! – у физкультурника пропал дар речи. Потом он откашлялся и развёл руками: – Ларочка, у меня нет таких денег и никогда не было. Я не смогу купить его, хотя всю жизнь мечтаю о машине.

– Я дам тебе денег взаймы. Будешь отдавать по частям. Но взамен ещё кое-что от тебя потребую, – заместительница директора подошла к Якову, завязывавшему шнурки на кедах, и погладила его по спине.

Физкультурник выпрямился и, обняв собеседницу, возбуждённо прижал к себе: – Если это правда, и ты поможешь мне купить автомобиль, то я готов для тебя на всё. Это была моя самая несбыточная мечта. Я никогда не смог бы накопить на машину со своей зарплаты.

– Сладкий мой, – снисходительно рассмеялась Лариса Ивановна и провела рукой по его чуть заросшей щетиной щеке: – Как же вы, мужики, легко продаётесь!

– Ну, почему – продаётесь?! – возмущённо свёл брови Яков. – Ты сама предложила. Я до этого момента и знать не знал, что на детдом скоро придёт автомобиль. И потом, разве не директор распределяет всё, что приходит сюда: что от государства, что от шефов? Разве ты можешь повлиять на её решение?

– Вот о директоре-то как раз и пойдёт у нас с тобой разговор, но только после того, как ты напишешь мне письменную расписку о своём согласии по всем пунктам, что я тебе назвала.

В комнате наступила тишина. Яков как-то растерянно посмотрел на свою собеседницу и тихо, но внятно произнёс: – Ты страшный человек, Ларочка.

– Не страшный, а предусмотрительный, – спокойно поправила физкультурника та, и вопросительно уставилась на него: – Ну, как? Готов вступить в наш клуб по интересам?

– Всегда готов! – не раздумывая, воскликнул тот и вскинул руку в пионерском приветствии.

– Тогда сейчас слушай меня внимательно. Дело касается нашего нового директора…

Глава 15

Утром следующего дня, сразу после завтрака, Егорка встретил в общем коридоре Фёдоровну. Старушка в неизменном светлом платочке на голове шваброй намывала скрипучие деревянные полы, выкрашенные густо-коричневой краской.

– Привет, Фёдоровна, – радостно улыбнулся он ей.

– Здравствуй-здравствуй, Егорушка! – приветливо улыбнулась в ответ старушка и, подперев концом швабры остренький подбородок, спросила: – Ну, что, сынок? Хорошо покушал?

– Хорошо! – Егорка показал ей большой палец и стал перечислять: – Кашка манная как я люблю – без комочков. Сыр – аж три куска мне досталось, пока Томка ушами хлопала. Хлеба с маслом я тоже три съел с творожком. Два стакана какао. Вон, какое пузо у меня! – рассмеялся Егорка и сам себя погладил по животу.

– Правильно, надо побольше кушать, – похвалила мальчишку Фёдоровна. – Тебе нужно расти большим сильным, чтобы потом в армию пойти, нас защищать. Только вот у Томочки сыр не нужно было забирать. Она ведь девочка, а девочки слабее мальчишек – их защищать нужно.

– Это Томка слабее мальчишек?! – возмущённо воскликнул Егорка. – Да она больше и сильнее меня в два раза. Я сам иногда боюсь у неё что-нибудь попросить. И сыр ей потом Ольга Афанасьевна ещё дала.

– Всё-равно, Егорушка, – покачала головой старушка. – Чужое брать – большой грех и боженька потом тебя накажет.

– А кто это тебе, Фёдоровна, сказал, что Ванжуса в армию возьмут? – ехидно бросила на ходу нянька Татьяна Васильевна, уходя с ночного дежурства домой. – Он же ссыкун, а туда таких не берут. Вся казарма провоняет, если Ванжус вдруг там окажется.

Фёдоровна заметила, как сжался Егорка при этих словах и с какой ненавистью посмотрел он вслед начинавшей полнеть Татьяне Васильевне. Старушка прислонила швабру к стене и, приблизившись к Егорке, обняла его за плечи: – Не слушай её, Егорушка. Злой она человек, у самой младшенький больной, вот она и отыгрывается на других. А тебя обязательно в армию возьмут. Вот увидишь. Людмила Алексеевна тебя вылечит и всё будет хорошо.

Егорка прижался к ней всем телом и поднял доверчивый взгляд: – Ты и правду думаешь, что меня вылечат от … от этого…

– Обязательно вылечат, Егорушка. Я не знаю ни одного взрослого мужика, который бы по ночам с постели сам не вставал, чтобы в туалет сходить.

Егорка вздохнул глубоко и кинул взгляд на пол: – А ты, Фёдоровна, ещё будешь полы мыть?

Та весело улыбнулась: – Нет, сынок. Здесь я уже всё помыла. А сейчас тоже схожу к себе в кандейку, чайку попью.

– Можно я с тобой пойду. Я ещё ни разу у тебя не был в кандейке, – Егорка подошёл к ведру с водой и потянул его. – Давай помогу.

– Нет-нет, Егорушка! Ведро я сама понесу, ты ещё мал для него. А вот швабру можешь взять. Только в закутке моём места мало, да и темновато там.

– Ничего. В тесноте, да не обиде, – явно повторяя за кем-то, деловито нахмурил брови мальчишка.

Кандейкой старушки Фёдоровны оказался небольшой закуток в подвале, где по углам стояли жестяные вёдра, тазы и швабры. Хорошо отжатые половые тряпки сушились на этих самых вёдрах и тазах. У одной стены располагался старый письменный стол, накрытый чистой клеёнкой. На столе стояла небольшая одноконфорочная электрическая плитка. Рядом, на деревянной подставке красовался эмалированный красный в белый горошек чайник. Тут же отсвечивала от лампочки небольшая стеклянная банка, наполовину заполненная сахарным песком. Прямо у стены лежала початая пачка обыкновенного чая.

– Садись, Егорушка, в ногах правды нет, – Фёдоровна пододвинула к мальчишке поближе старый, колченогий табурет, а сама достала из стоявшей рядом и потемневшей от времени маленькой тумбочки заварочный чайник. – Я тут утра уже чайку заварила, он и настоялся, пока ходила коридорчик мыть.

– А где твой завтрак? – Егорка с любопытством окинул взглядом покрытый клеёнкой стол.

– А он у меня здесь, – Фёдоровна достала из той же тумбочки небольшой свёрток, завёрнутый в газету. – Только уж ты не обессудь, сынок. Особых разносолов у меня нет. Но как говориться – чем богаты, тем и рады.

И она развернула кулёк. На газете лежали три толстых куска чёрного хлеба намазанных чем-то очень белым и две большие отварные картофелины.

– Маргарин? – полуутвердительно спросил Егорка, указывая пальцем на это что-то белое.

– Да, маргарин, – кивнула Фёдоровна и чуть смущённо добавила: – Пенсия у меня маленькая, сынок, да и здесь платят немного. А на другую работу меня уже не возьмут – старая я. Вот мы с моим дедушкой и покупаем, что по карману… Если бы не сынок мой непутёвый, то можно было бы и повкуснее и побольше покупать. Да только что тебе об этом говорить? Зачем тебе, маленькому, чужие беды? А про маргарин-то откуда знаешь, Егорушка? Пробовать доводилось?

– Мамка всегда покупала, – кивнул Егорка. – Папка все деньги на водку, да на ширево тратил. Она когда успевала у него, пока он спал, деньги-то из кармана вытащить, то сразу бежала в магазин – еду покупать. А он, когда просыпался и видел, что она еды купила на его деньги – сразу лез к ней драться.

– Да уж, смотрю я, пришлось тебе, сынок, всякого пережить, – сокрушённо покачала старая нянька головой. – А что такое «ширево», сынок?

– Не знаю, Фёдоровна, – о чём-то усиленно раздумывая, ответил невпопад Егорка. – Что-то в спичечном коробке. Потом папка это в ложку клал и держал над газом. Какая-то чёрная водичка получалась, и он её себе в руку колол. Так уксусом всегда воняло. Он и мамке в руку тогда уколол, а потом ей голову в ванной отрезал.

– Свят, свят, свят! – быстро перекрестилась три раза Фёдоровна и протянула Егорке кусок хлеба с маргарином и белую фаянсовую кружку с трещинкой на боку со сладким чаем: – Угощайся, сынок, не побрезгуй. Ничего другого пока дать не могу. Куда же ты, Егорушка?!

– Я сейчас, Фёдоровна! Я быстро! – соскочил со стула Егорка и исчез за дверью маленькой комнатушки. Вернулся он довольно быстро, придерживая рукой оттопырившуюся рубашку. Сунув под неё руку, достал пакет с конфетами «Мишка на севере» и, надорвав его, отсыпал на стол половину: – Вот, Фёдоровна, ешь!

– Да не надо ничего, сынок! – растерялась старая нянька и, взяв одну конфету в руку, встревожено воскликнула: – Где же ты взял это, Егорушка? Это же очень дорогие конфеты! Не украл ли часом у кого-нибудь из взрослых?

– Не-е, не бойся, Фёдоровна! – протянул Егорка и хвастливо улыбнулся: – Это мне Ларисаванна сама дала.

– Точно – сама дала? – Фёдоровна серьёзно посмотрела на мальчишку.

– Да, точно, точно! Не веришь – иди – сама у неё спроси. Все знают, что она за меня. Я потом ещё у неё спрошу и опять тебе принесу, – прихлёбывая чай, кивнул Егорка. Хлеб он есть не стал. А вот одну конфетку развернул и с удовольствием съел. Остальные вновь спрятал под рубашку и пошёл на занятия.

Старая нянька Фёдоровна с умилением посмотрела ему вслед и тихонько перекрестила. Потом несмело дотронулась до конфет, осторожно собрала их в кулёк и спрятала в свою чёрную, потёртую от времени кожаную сумку, которую её недавно отдала за ненадобностью бухгалтерша Маргарита Петровна.

Заместительница директора Лариса Ивановна сидела у себя в кабинете и, постукивая кончиком ручки по стеклянному листу на тёмном, полированном столе, задумчиво смотрела в окно. Там по большому внутреннему двору детского дома по асфальтовой дорожке носились на велосипедах мальчишки и девчонки, несколько человек окружили зелёный стол для настольного тенниса, за которым яро сражались старшеклассник Мансур и физкультурник Яков Викторович. Болельщики громко, со смехом комментировали удачные броски игроков и сочувственно охали при каких-то неудачных ударах.

– А-а, я победил! Учись, салага, пока я живой! – радостно воскликнул физкультурник, победно размахивая у себя над головой потёртой, оранжевой ракеткой.

– Это я просто поддался вам, – смущённо пожав плечами, улыбнулся подросток.

Взгляд Ларисы Ивановны потеплел, и она против воли улыбнулась, не сводя глаз с торжествовавшего как мальчишка, физкультурника.

В этот момент кто-то постучал в дверь.

– Войдите, – с вмиг посерьёзневшим лицом, отвернулась от окна заместительница директора. – Что у вас, Алла Михайловна?

– Да вот меня сейчас к себе Лидия Фёдоровна приглашала. Сказала, чтобы я госпитализировала Ванжуса в психбольницу. Зашла узнать, что вы скажете по этому поводу.

– Правильно зашла, – кивнула Лариса Ивановна, но присесть посетительнице не предложила. – Посмотри хорошенько мальчишку, потом всё мне расскажешь. А новый директор пока детей не очень хорошо знает и может принять ошибочное решение. Наше дело – помочь её избежать таких ошибок.

– С ним-то что с делать – с Ванжусом? Класть в больницу или пока нет? – нетерпеливо перебила её психиатр Алла Михайловна.

– Что ты такая нетерпеливая? – недовольно сузила глаза заместительница директора. – Никогда не дослушиваешь человека, с кем говоришь.

– Извините, Лариса Ивановна, – хрипловатым голосом извинилась та и преданно посмотрела собеседнице в глаза.

– То-то же. Короче, про мальчишку всё мне расскажешь. А у Лидии Фёдоровны и без него дел хватает. Поэтому скажешь, что мальчишка, конечно, с характером, но в психбольнице пока не нуждается. Ясно? Тогда всё – иди.

Закивав головой как китайский болванчик, психиатр быстро исчезла за дверью. В этот же момент на столе у Ларисы Ивановны зазвонил телефон:

– Идите, Лариса Ивановна, сама вас вызывает, – прошептала трубка голосом секретарши Миланочки.

– Иду, – коротко ответила та и, не торопясь поднялась со своего чёрного, кожаного кресла. Взяла со стола несколько исписанных листков бумаги и вышла из кабинета, закрыв его на ключ. « Ну, что же, Лидия Фёдоровна, похоже, что сегодняшний вечерний сабантуйчик, не даёт тебе покоя. Миланка уже утром донесла, что ты проявляешь к нему сильный интерес. А это очень хорошо, моя дорогая! И уж, какой сюрприз тебя ждёт! Тебе он обязательно понравится», – подумала Лариса Ивановна пока шла к кабинет директора и, войдя в приёмную, кинула заговорщицкий взгляд на секретаршу. Перед самой дверью она едва слышно усмехнулась и, коротко постучавшись, вошла:

– Доброго утречка, Лидия Фёдоровна, – широко улыбнулась она, холодно сверкнув стеклами своих очков.

– Да-да, Лариса Ивановна, проходите, садитесь, – указала та правой рукой, левой придерживая исписанный лист бумаги. – Сейчас только закончу читать новый приказ из Минобразования. Тоже потом ознакомитесь.

– Хорошо, – кивнула та, успев прочитать этот самый приказ ещё вчера вечером. У заместительницы директора было жёсткое правило – со всеми важными документами она ознакамливалась первой. Поэтому всю приходящую корреспонденцию секретарша Милана придерживала для неё.

– Вы принесли мне отчёт по шефской помощи? – спросила Лидия Фёдоровна, не отрывая глаз от приказа.

– Да, как всегда. Вот, – Лариса Ивановна положила на стол исписанные листы бумаги, что захватила из своего кабинета. Она презрительно посмотрела из-под своих очков на директрису, но та ничего не заметила.

– И по поводу сегодняшнего дня рождения, Миланочки. Я точно ничего не должна добавить к той суме, что вы потратили на подарок для неё, – Лидия Фёдоровна оторвала-таки взгляд от приказа и пытливо посмотрела на свою заместительницу.

– Что вы, Лидия Фёдоровна! – искренне улыбнулась та. – Вы же не знали, что она будет отмечать. А мы-то подарок ей заранее уже приготовили. Поэтому от вас ничего не нужно в этот раз. А в следующий – обязательно возьмём и с вас денюжку.

– Ах, ну тогда ладно, если так. Только уж в следующий раз обязательно включайте меня в список участников. Я очень люблю, конечно, такие посиделки, но не хочу быть никому должна, – с чуть нравоучительной интонацией произнесла директриса.

Глава 16

Сбор по поводу дня рождения секретарши был объявлен на шесть вечера в кабинете директрисы. В пять часов Лариса Ивановна направилась в спортивный зал, примыкавший к левой половине основного корпуса. Уже от двери её кабинета были слышны звонкие детские голоса. В унисон им глухим эхом отдавался под потолком мужской голос, усиленный мегафоном.

Заместительница директора прошла мимо детских раздевалок, где при её появлении воспитанники засмущались и, стараясь быстро поздороваться, прошмыгивали мимо в спортзал, где вовсю шли соревнования по баскетболу между преподавателями и детдомовскими подростками. Лариса Ивановна пробралась сквозь ряды возбуждённых детей, отчаянно болевших за своих приятелей, и кучками взрослых, поддерживавших своих коллег.

– Какой счёт? – спросила она у потеснившейся в сторонку преподавательницы по русскому языку Алевтины Сергеевны.

– Двадцать на шестнадцать. Вон на табло написано, – кивнула женщина в сторону висевшего на стене светового табло.

– В чью пользу?

– Как ни странно – в пользу ребятишек, – улыбнулась Алевтина Михайловна.

– Нисколько ни странно, – бесстрастно заметила Лариса Ивановна. – Вон, какие откормленные на наших харчах, и добавила: – Нет ничего слаще детской победы.

Она перевела взгляд на Якова, умело ведшего оранжевый мяч под кольцо соперника, и невольно залюбовалась его крепким, мускулистым телом. Физкультурник на ходу сделал хитрый финт и метким броском отправил мяч прямо в кольцо. Зрители в зале восторженно закричали и зааплодировали.

В этот момент объявили трёхминутный перерыв, и Лариса Ивановна, кивнув Якову, зашла в преподавательскую раздевалку. Тот что-то быстро бросил на бегу одному из судей и поспешил за ней.

– Отличный был бросок, Яков Викторович! – похвалила она физкультурника официальным тоном, кинув взгляд на находившихся тут же парочку преподавателей – игроков команды. Те, тяжело дыша, жадно пили остывший чай из железных кружек и оттирали пот с лица.

– Спасибо, Лариса Ивановна, – в тон ей ответил тот и тоже пригубил кружку с чаем. – Жалко, что вы с самого начала игру не видели. Так они играть начали – только держись! Хорошая смена растёт!

– Ничего, в следующий раз посмотрю, – Лариса Ивановна проследила взглядом за тем, как преподаватели вышли из раздевалки и негромко произнесла: – Не забудь, Яков Викторович – сбор у шефа в шесть. Душ прими и носки поменяй.

– Да-да, я помню. Даже костюм с собой прихватил. Буду как штык! – белозубо улыбнулся физкультурник и распахнул перед женщиной дверь.

Спустя полчаса в кабинете директора началась суета: именинница Милана открыла холодильник и стала выкладывать на покрытые цветной клеёнкой столы, завёрнутую в фольгу и полиэтиленовые мешки разнообразную еду. Прохоровна притащила из столовой только что испечённые поварами пироги с мясом, рыбой и капустой. Директриса и Лариса Ивановна в четыре руки строгали сыр и колбасы.

– Как у вас ловко получается, – похвалила свою заместительницу Лидия Фёдоровна.

– Опыт большой, – усмехнулась та и, раскладывая вкусно пахнущие кружочки колбасы по кругу на большой белой тарелке, как бы ненароком спросила: – А вы, Лидия Фёдоровна, только водочку предпочитаете? Или ещё что-то нравится?

– А как же! Очень я «Токайское самородное» люблю! – радостно откликнулась та, нарезая прозрачными пластинами сыр. – У меня есть знакомая. Её сестра в магазине «Балатон» работает. Достаёт мне иногда пару-другую бутылочек этого божественного напитка.

– Да, и мне нравится «Токайское», – улыбнулась Лариса Ивановна, не переносившая это дефицитное венгерское вино из-за очень сладкого вкуса.

В приёмной появился водитель Алексей. Светловолосый, крупный – он сразу заполнил собой почти всю приёмную. В сером костюме, накрахмаленной белой рубашке и начищенных ваксой чёрных ботинках, он смотрелся гоголем, но чувствовалось, что был чем-то смущён.

– Давай, Лёша, начинай понемногу приучать к себе директрису. Холодильник «Саратов» ждёт тебя, – почти шёпотом произнесла Лариса Ивановна, пронося мимо него тарелки полные всякого деликатеса.

– Да, Лариса Ивановна, я сейчас, – неловко улыбнулся тот и метнулся к директрисе: – Лидия Фёдоровна, помочь чем?

– Ой, Алексей! Как вам костюм идёт! Прямо красавец фестивальный! – всплеснула руками та, поражённая столь ярким внешним преображением водителя. Тот смущённо улыбнулся: – Да вы сами, Лидия Фёдоровна, выглядите роскошно.

– Ишь, какие комплименты вы умеете говорить! – вскинула брови директриса и с интересом посмотрела на водителя Алексея.

– Да уж, не лыком шит, – довольно кивнул тот и, подскочив к ней, подхватил пару тарелок. – Всё-таки помогу вам.