Полная версия
Дотянуться до тебя
Андрей мешал коктейли «Джин-тоник». Матвей посчитал бутылку джина в виде черепа слишком эстетичной и сфотографировал её, а потом попросил намешать коктейль и ему.
– Серьезно?! – воскликнула Саша-брюнетка. – Ты же не пьешь!
Матвей неопределенно мотнул головой.
– Немного можно.
Матвей в глазах других, наверное, был слишком хорошим мальчиком, который не пил и не курил, учился хорошо, занимался музыкой, разве что матерился. Матвей не пил, просто потому что не понимал, как может нравиться жгучий вкус спирта. Ко всему прочему он не хотел терять контроль над разумом и телом, отдать себя во власть хмельной дымки, и этот загон из-за пьющего родителя и пьяных людей, которые он видел наяву, по телевизору и в Интернете.
У коктейля был приятный вкус, и алкоголь совсем не чувствовался. Конечно, ведь его глушил тоник. Матвей отпил через трубочку совсем немного, а потом ушел в туалет, который был на улице. К нему вела каменистая узкая тропинка.
По дороге Матвей вытащил телефон, который не трогал пару часов. На экране блокировки висело несколько сообщений от Лены. Открыв чат, он немного обалдел, увидев файл.
«Решила попробовать написать мысли Алфия насчет обстановки среди его народа. Надеюсь, ты не против»
Матвей остановился посреди дорожки и открыл вордовский файл. Текст на нем немного съехал, потому что Матвей открыл с телефона то, что создавалось на компьютере, но в целом было читабельно.
«Сегодня было очередное жертвоприношение. На этот раз на растерзание богам отдали младенца, который родился с шестью пальцами на левой руке. Боги вбили людям в головы, что таким образом из ребенка вырывается демон, и его надо уничтожить еще маленьким, чтобы не пришла большая беда.
Я не верю в это. Душа ребенка, тем более младенца, изначально чиста и непорочна. Его мать была глубоко верующей. Как в младенца мог поселиться демон? Дело не в нем, а в том, что боги просто жаждут крови. Но почему этого никто не замечает?»
Вступительная песня была как раз о том, что главный герой Алфий – его имя переводилось как «перемены, свобода», Матвей нашёл в Интернете – находится в ужасе от нынешних устоев и сопротивляется богам. Первые два абзаца показались Матвею довольно интересными, но сейчас его сознание не могло полностью погрузиться в чтение. Хотя бы потому, что Матвей хотел в туалет.
Он написал, что прочитает позже, а закончив с делами насущными в туалете, написал:
«Почему я должен быть против того, чтобы ты что-то писала по моим песням?»
Лена ответила:
«Не знаю. Просто я не хочу навязываться. Не хочу лезть туда, куда не следует»
Матвей покачал головой. Если бы только Лена знала, как не хочет навязываться он. Если бы она знала, как ему неловко от того, что он очень часто пишет ей в течение дня и делает это всегда первым. Он боялся, что Лене надоест своим напором.
«Все в порядке. Ты можешь присылать мне что угодно. Все, что в голову придет. Можешь писать в любое время. Я рад каждому твоему сообщению»
«И даже строчки песни, если вдруг сочиню?»
«Конечно, присылай! Я, может, даже и добавлю их в свои песни, если ты не против. По крайней мере, вдохновят точно»
Лена прислала стикер с сердечком, и сердце Матвея ушло в пятки.
«Хорошо, я не против. Хочу кое-что сказать: я никогда ни с кем не переписывалась в тг так много. И мне это нравится»
Ну, все, сердце Матвея из пяток точно не вернется. Он хотел побыстрее зайти в домик, потому что вышел в туалет в одной футболке, а на улице хоть и май месяц, ветер был холодным. Сейчас это желание пропало, потому что пылающий разум нуждался в том, чтобы остудиться.
«Я польщен», – написал Матвей.
Для Матвея слова Лены были словно доказательством того, что он особенный. Ему было приятно, что их чат с Леной так и остался в «Телеграме», потому что Матвею там общаться удобнее. «Телеграм» как соцсеть Матвея уже года четыре назад стал роднее, чем ВК. У Лены, очевидно, не так, и… Ох. Это такие простые слова, но в них было столько важного для Матвея смысла.
Он написал, что впервые попробовал джин-тоник, и ему понравилось, а еще прислал фотографию домика снаружи. Уже темнело, и кто-то из находящихся внутри включил гирлянды. На веранде были белые шторы, и их украшали гирлянды-шторы с холодным светом. Деревянные балки были обмотаны такой же гирляндой. На стеклянной двери висела иллюминация теплого желтого оттенка.
«О, очень милый домик!» – напечатала Лена.
«Так ты, значит, хмельной?)»
Несмотря на то что смс было с улыбающейся скобочкой, Матвей почувствовал себя странно. Он задумался: а как Лена относится к алкоголю? Боится ли она пьяных людей? Как бы она вела себя, если бы Матвей пил при ней?
«Я не пьян», – написал Матвей, и это было правдой. Он выпил так мало, что это никак не повлияло на его состояние. Как правило, он употреблял алкоголь только для пробы, и лишь в трети случаев ему нравилось.
Стало совсем холодно, и Матвей вернулся в дом. Одногруппники играли в карточную мафию и пытались понять, кем является Сережа.
– Я доктор, – вальяжно произнес он.
– Да какой ты доктор?! – возмутилась с усмешкой Катя. – Тебе до него еще учиться и учиться. Сначала закончи бакалавр, напиши докторскую, защити её…
Комната взорвалась смехом, а Серёжа недовольно поджал губу, что выдавало его блеф.
Матвей достал телефон, чтобы посмотреть время, и увидел еще одно смс от Лены.
«Ты не против, если я нарисую обложку к твоей первой песне?»
Матвей был не то что против – он был всеми руками за. От такого предложения хотелось радостно прыгать до потолка. И Лена еще спрашивает после того, как уже рисовала для Матвея.
«Конечно, какие вопросы? Для меня это честь!»
Теперь Матвей решился-таки спросить о том, что его беспокоило:
«Знаешь, я тоже боюсь навязываться. Ты даже не представляешь как. Я боюсь показаться отталкивающим и странным из-за того, что много пишу. Боюсь, что могу отпугнуть тебя какими-то действиями. Я боюсь отвлекать и мешать, ведь я часто пишу тогда, когда ты занята учебой»
Лена прочитала сообщение сразу. Матвей погасил экран и присоединился к одногруппникам, которые играли в «Уно». Пока раздавали карты, Матвей проверил уведомления. Лена ответила.
«Ты не странный и не отталкивающий. Мы оба ловим одну волну и нам супер гуд в общении, так что все в порядке, Матвей. Даже не парь голову по этому поводу. Если вдруг я буду занята, когда ты напишешь, я просто отвечу позже»
Матвей улыбнулся и решил тоже отправить стикер-сердечко. Лена отправила картинку с милой уточкой, у которой в районе груди был смайлик с сердцем. Матвея окликнул Андрей, возвращая в игру, и Матвей бросил нужную карту на стол.
Сегодня Матвей если и был пьян, то точно не от алкоголя, а от всепоглощающего счастья и умиротворения.
Глава 9. Бенгальские огни
Я не знаю, что такое счастье
Может быть, когда у нас нет дел, и ты в моей власти?
Для тебя буду любой, хоть все четыре масти
И часами напролёт разговоров страсти
Прости, я не знаю, навсегда ли это
Но боюсь конца, как завершения лета
© GreenApelsin – Слаще мёда
Май летел со скоростью света. Матвей оглянуться не успел, как уже наступал его конец. День становился все длиннее, столбик термометра поднимался выше, а желание учиться опускалось ниже обратно пропорционально ему.
Лена нарисовала обложку к первой песне Матвея, и ей чуть не пришлось дизайнить надгробие для него с датой, когда скинула свой рисунок. Матвей не хотел умирать молодым, но от вида такой красоты был очень даже не против.
Это был полноценный арт, проработанный до мелочей. На нем был изображен главный герой истории Алфий, который стоял спиной к зрителям с мечом в руках. Его фигура была маленькой и хрупкой по сравнению с высящимися над ним горами и темными грозовыми тучами, которые вспарывали всполохи молнии. Небо и острые горы олицетворяли гнев божественного пантеона, а Алфий был крошечным на их фоне, чтобы показать, что для богов он всего лишь ничтожество, посмевшее тявкнуть в их сторону.
«Вызывай мне скорую, иначе я сейчас откинусь», – написал Матвей, а потом перешел на повышенные буквы: – «ЛЕНА, ЭТО БЕСПОДОБНО!!!»
«Я лужа от арта. Это так красиво, ёлки-палки. Столько деталей, его можно разглядывать часами…»
Матвей даже представить не мог, сколько труда и времени было вложено в эту красоту. Он задыхался от мысли, что это было посвящено его творчеству и сделано исключительно на добровольных началах. Лена сама захотела сотворить это искусство.
«Матвей, ты не лужа, ты море», – написала она.
«А в море не только вода»
Матвей уткнулся в подушку и запищал ультразвуком. Выкрикнув все эмоции в бедную подушку, которой еще долго предстоит терпеть его бедовую голову, он перевернулся на спину. Матвея разрывало от избытка чувств, которые ему дарила Лена. Одно сообщение, и все, он пропал.
Лена тем временем написала:
«Не такая уж это и красота. Как художник я вижу слишком много недостатков в работе. Надо будет заняться их исправлением на выходных, пока есть время»
Матвей закатил глаза. Ну какая же Лена скромница. Или все-таки перфекционистка? Или она не готова принимать комплименты в свою сторону? Скорее, последнее. Сколько бы хороших слов Матвей ни говорил Лене, она всегда отнекивалась и говорила, что все не так уж и хорошо.
«Ты меня убиваешь, Лен. И вот этим, – Матвей переслал сообщение про море, – и тем, что говоришь, что в рисунке куча недочетов. Как поэт, я у себя тоже вижу много недочетов, но не стоит относиться к ним так серьезно»
Матвей если и не умер, то точно несколько раз вознесся на небеса от слов Лены.
Она добила его сообщением:
«Я влюблена в твой стиль, и это не лечится. Ты прекрасно пишешь даже со всеми своими недочетами»
Если Лена говорила такое Матвею, то почему не могла поверить в то же самое в отношении себя?
Чем больше они общались, тем больше флирта между ними замечал Матвей. Когда он прислал кружочек с пары по матеше, где нудно объясняли тему, а Матвей был ни жив ни мертв, Лена сказала, что он красавчик. Матвей прислал фотку со стаканчиком кофе из автомата на лекции, куда Лена не соизволила прийти, и она написала, что он и стаканчик кофе симпатяжки. Когда Матвей позвал Лену гулять, она ответила:
«С тобой хоть на край земли, мой друг»
От каждой такой фразы перехватывало дыхание. В груди нещадно ёкало, и Матвей старался удержать себя на земле, но иногда это выходило плохо.
«Лена, это похоже на неприкрытый флирт»
«Да, а ты против?»
Не то чтобы Матвей был против. Он тоже часто делал Лене комплименты, потому что ему нравилось, как она одевается. Лена очень гармонично сочетала цвета в своих образа, и это выглядело так женственно и роскошно. Матвей же надевал на себя то, что первым вывалится из шкафа.
Конечно, флирт между друзьями существует, и Матвей нередко становился его свидетелем. Он и сам часто флиртовал с подружками забавы ради, так что не видел в этом ничего плохого. Но Лена… Он не знал, насколько это уместно.
А что если… Между ними может быть нечто большее, чем просто дружба? И поэтому Лена так воркует с ним.
Боже, о чем он только думал? Какой еще флирт? Но ведь… Если так подумать, он начался еще давно. Около месяца назад Лена сделала его первую попытку, когда разрешила трогать волосы.
Матвей этой привилегией воспользовался только один раз. Он опасался спугнуть Лену, но после того, как они поговорили о своих опасениях по поводу общения, Матвей стал чувствовать себя увереннее.
«Нет, я не против»
Будь, что будет, тем более, Матвею это нравится.
***Матвей предложил Лене погулять по роще, в которой он ранее никогда не бывал. За время своих прогулок они прочесали весь город. По проторенным дорожкам уже было скучно идти, нужно было искать новые.
– О-о-о, вот это ты предложил. Значит, придется подкрепиться антигистаминными, – сказала Лена и проверила карман рюкзака. – К счастью, они у меня есть.
– Ты аллергик? – спросил Матвей. Лена никогда не делилась этим фактом, хотя, наверное, дело в том, что раньше он не был так актуален…
– Ага. Аллергия на цветение.
Матвей протянул Лене руку для рукопожатия. Она сразу же поняла, что от нее требовалась, и подала свою ладонь.
– Бро. У меня тоже аллергия, только на пыль.
– О Господи, наверное, с этим тяжело жить. Это ж, получается, аллергия преследует везде.
Матвей пожал плечами.
– Да нет, нормально живется.
Честно говоря, Матвей в последние годы очень редко вспоминал о существовании аллергии. Он мог выпить таблетку раз в несколько месяцев, когда совсем было плохо. Жальче ему сейчас было Лену, которая, несмотря на выпитое лекарство, все равно держала платок при себе.
Когда они практически дошли до рощи, у Матвея по закону подлости начало сильно зудеть в носу. Он чихнул раз семь за один присест, чем немало удивил Лену. Она устала желать ему здоровья после каждого чиха. Матвей сказал, что ей лучше не утруждать себя, а просто дождаться, когда он прочихается, потому что обычно это длилось долго.
Зуд в носу все никак не проходил и поселился в горле. Когда добавилась заложенность и Матвей начал шмыгать носом, он попросил таблетку. К счастью, Лена принимала те же лекарства, что и он.
Возможно, дело в том, что они шли вдоль дороги, пыль с которой то и дело поднимали машины, а может, Матвею просто не надо было хвастаться своим относительно хорошим состоянием.
Матвей рассказывал об испытаниях богов стихий. Раз он придумал их первыми, то и решил придумать сначала их битвы с Алфием, несмотря на то что они будут самыми последними. В задании от бога воды Хафа Алфий должен был погрузиться на морское дно и отыскать там жемчужину самого древнего моллюска, обитающего на дне. Где обитает этот моллюск и как погрузиться на дно, Алфий должен был придумать сам. Задание толком не объяснялось, и фактически Алфий шел туда не знаю куда за тем, не знаю чем. Это было сделано специально, чтобы он проиграл.
С испытанием от богини огня Шохре у Матвея возникли трудности. Он хотел, чтобы Алфий тоже что-то искал, но как это преподнести…
– Может, его отправят в вулкан? – предложила Лена, и Матвей засиял. Это была превосходная идея. – А что он все время должен искать?
– Ему никто этого не скажет, но он собирает части диадемы его матери, в которой сосредоточена большая мощь. Она предчувствовала, что грядет что-то неладное, и разделила диадему на тринадцать частей и скрыла их в каждом из владений богов. Она сделала это для того, чтобы у Алфия была защита. Боги создали испытания еще и для того, чтобы собрать диадему и получить мощь матери Алфия. Они хотели убить сразу двух зайцев: уничтожить мятежника и получить дополнительные силы.
Лицо Лены все больше вытягивалось при раскрытии новых подробностей. Она с задумчивым выражением слушала Матвея, ловя каждое слово.
– Ого, Матвей… Твоя история обрастает все новыми деталями и… Она такая глубокая, что иногда мне кажется, что песни не смогут её уместить.
Матвей вопросительно выгнул бровь, не зная, как реагировать на слова Лены. Это был комплимент или намек на то, что он не очень хорошо передает суть в песнях?
– Что ты имеешь в виду?
Лена неопределенно покачала головой и обратила взгляд к ясному и чистому небу, на котором не было и облачка.
– Ты не думал о том, чтобы написать свою историю в прозе? Мне кажется, получилась бы отличная книга.
Матвей хмыкнул. Эта мысль и правда никогда не посещала его. Он никогда не писал прозу и обращался только к поэзии. Матвей считал, что он не создан для того, чтобы составлять длинные предложения, а их – в абзацы и тексты. Книги – это очень долго и энергозатратно. Матвею, наверное, не хватит терпения и сил закончить хотя бы одну. Он может их читать, но вот писать… Казалось, это удел особенного пласта общества, к которому он не относится.
– Даже не знаю. Я даже коротенькие рассказы никогда не писал. Мне кажется, я не создан для написания книг.
Лена пожала плечами. Кажется, она была иного мнения, но ничего не ответила. Матвей был уверен, что ей есть что сказать, и этих слов было очень много. Однако и он, и она знали, чем это закончится: Матвей будет отнекиваться и говорить, что не очень крут, а если вдруг переведет стрелки на творчество Лены, она скажет то же самое.
Они шли по асфальтированной тропинке буквально вдоль леса. По обе стороны от них росли высокие деревья с пышной зеленой кроной.
– Слушай, Матвей, – сказала Лена, и Матвей повернулся в её сторону. – А если ты допишешь все свои песни, мы перестанем общаться?
Для Матвея эти слова стали сродни удару обухом по голове. Он втянул носом воздух, чтобы что-то сказать, но слов от шока не нашлось.
– Почему?
Лена пожала плечами.
– Ну… По сути мы же начали общаться из-за этого…
Матвей не понимал логику Лены.
– Разве у нас нет других тем для разговора? Мы обсуждаем не только мои песни. Мы же сейчас гуляем, почти не говорим о них, и вообще… – Матвей оборвался на полуслове, а Лена не стала продолжать разговор, который оставил неприятный осадок. Вроде бы ничего такого, но её предположение задело за живое. – Мне теперь грустно…
– Почему?
– Из-за твоих слов.
– Но я же не говорю, что такое обязательно произойдет. Я просто выразила свои опасения. Я не хочу, чтобы это произошло.
Матвей кивнул. Он понимал, что Лена просто поделилась своим беспокойством, но стало печально от того, что она даже допустила такую мысль. Ему казалось, что их нынешние взаимодействия являются отличным показателем того, что общение не крутится вокруг одного лишь творчества Матвея.
– Это не произойдет. Мы будем общаться, даже когда я закончу писать все песни.
Лично он сам не хотел даже думать о том, что они когда-то расстанутся. Слова Лены почему-то въелись в разум и отпечатались на подкорке.
– А ты с кем-нибудь еще тесно общаешься? – спросил Матвей. Ему было интересно, откуда у Лены вообще появились подобные мысли. Может, прошлые или нынешние дружеские отношения заставили прийти к такому умозаключению.
Лена поджала губы в задумчивости, формулируя ответ.
– Ну… Как сказать. Я хорошо общаюсь с одногруппниками, но при этом… Я как будто со всеми, но в то же время ни с кем. Как будто нет настолько сильной глубины ни в одном из общений. У меня со многими хорошие отношения, но они поверхностны.
Брови Матвея от таких слов невольно поползли вверх.
– Оу… – Откровение Лены его очень поразило. – На самом деле… У меня то же самое. Так что я понимаю, каково это.
Матвей не думал, что кто-то еще разделяет его чувства. Ему казалось, что во многих отношениях он находится на определенной дистанции от людей. Нет, у него, конечно, был Лёха, была Арина, и это успокаивало. Но большую часть жизни у него плохо получалось строить контакты с людьми. Из-за этого он очень много дров наломал в подростковом периоде. Иногда Матвей ловил себя на мысли, что вообще не понимает, как общаться. Как люди так легко заводят знакомства? Матвею казалось это дремучим лесом, в который ему путь закрыт.
– Встретились два одиночества, – усмехнулась Лена, и Матвей невесело вздохнул. Какие-то печальные темы для разговора пошли. – Но на самом деле меня это не угнетает.
А вот это отличало Матвея от Лены. Если для Лены это не было проблемой, то от этого Матвей много страдал.
– Да уж… – подтвердил Матвей. Как четко Лена подметила!
– А у тебя много близких друзей?
– Ты уже знаешь Лёху, моего соседа, и Арину. Она была моей соседкой по этажу. Зашла к нам за молоком, так мы и познакомились.
Классно, что у него были Лёха и Арина. А теперь есть и Лена… Общением с ней, возникшим не на первом курсе и не из-за обстоятельств, которые к этому вынуждали, Матвей будто доказывал сам себе, что не бракованный.
– Ну а мне достаточно общения с тобой и группой, – произнесла Лена с таким теплом, что сердце Матвея снова ёкнуло, а по всему телу пробежали мурашки. Кажется, только что произошел очень личный момент между ними. – Знаешь… Меня в детстве учили держаться ото всех на расстоянии. Мне говорили, что люди могут обмануть, предать, что все друг друга ненавидят, что никому нельзя доверять. Может быть, поэтому я и дистанцируюсь?..
Матвей почесал затылок в раздумьях. Он знал, что детство очень влияет на дальнейшую судьбу человека, и ощущал это на собственном примере. Возможно, слова Лены были верны.
– Кто тебе это говорил?
– Бабушка.
Матвей понимал Лену и в этом, потому что ему это говорила мама. Наверное, она была такого мнения из-за отца, от которого она ушла с маленьким ребенком на руках, потому что попойки для него были главнее семьи. Конечно, слова мамы оказали на Матвея эффект, но от них он все равно не перестал жаждать теплоты в отношениях. Ему не было плохо в компании самого себя, но после продолжительного одиночества он, как правило, начинал чувствовать нехватку общения. Лена, кажется, это ощущала менее остро.
– Почему ты, кстати, живешь с бабушкой и дедушкой по материнской линии? Ты общаешься с предками по отцу? – Матвей посчитал, что, раз они так разоткровенничались, сейчас самый подходящий момент для вопросов.
Лена поджала губы. Кажется, тема для неё была достаточно щепетильной, и Матвей уже начал опасаться, не слишком ли бестактно звучали его вопросы. Он добавил, что, если Лена не хочет, она может не рассказывать об этом, но Лена заверила, что все в порядке.
– На самом деле все довольно прозаично. Бабушка и дедушка по отцу не желали общаться с родственниками матери и со мной, потому что считали, что мать была виновата в том, что отец спился. На самом деле это отец поспособствовал зависимости матери. И это он предлагал матери спихивать меня на предков, потому что я мешала им пить. Но когда он умер в драке после попойки, его родители решили, что это моя мать виновата, потому что она там тоже была. Она жива, но ни я, ни бабушка с дедушкой по матери не знаем, где она сейчас. Это случилось тринадцать лет назад.
– О боже…
Глаза Матвея округлились от шока. Он не верил собственным ушам. Казалось, это случается где-то далеко, а не прямо перед носом. Казалось, это бывает лишь как часть «Мужского и Женского», а так же в сериалах по «России 1», которые вечерами смотрела бабушка. Но не с человеком рядом…
Он не знал, как реагировать на слова о смерти отца, так что снова решил промолчать, как и в прошлый раз на слова о том, что Лена считается оставшейся без попечения родителей. Это снова оказалось правильным решением, потому что Лена сказала, что не любит, когда ей выражают соболезнования по поводу гибели такого человека, как отец.
Теперь становилось понятно, почему Лена боялась навязываться. Её доверие к миру подрывали самые близкие люди.
Матвей ответно поделился историей о своем отце, и Лена снова сказала:
– Вот уж и правда: встретились два одиночества.
Во второй раз Матвею уже не так сильно понравилась эта фраза, но он промолчал, чтобы не рушить атмосферу между ними. Ему было приятно, что они делились личным и что Лена, которой бабушка говорила никому не доверять, открыла для него душу.
***Из рощи они поехали на набережную встречать закат. Лена предложила дойти пешком, но Матвей и его ноги были против: во-первых, пришлось бы идти через весь город часа полтора, и они бы не успели к закату. Во-вторых, ноги Матвея не выдержали бы, потому что уже прошли больше двадцати тысяч шагов.
Они сидели на бетонных ступеньках у самой кромки воды, и хрустели снеками, которые купили перед тем, как прийти на набережную. Было так тихо и спокойно. От воды веяло приятной прохладой, вода едва колыхалась, прибиваясь к ступенькам. Это умиротворение, которого порой очень не хватало.
Они ушли от воды с наступлением темноты. Уже стало заметно холодать, да и, в общем-то, пора было домой. Уже доходило одиннадцать вечера, а они люди подневольные – студенты как-никак.
Лена вдруг отвернулась спиной к воде и сказала потерпеть минутку, потому что у неё для Матвея сюрприз. Матвей был заинтригован, но держал себя в руках и терпеливо ждал, пока Лена, снявшая рюкзак с плеч, что-то долго в нем искала.
Она достала из рюкзака какую-то коробку. При свете фонаря Матвей прочитал надпись и удивился.
– Бенгальские огни?
Это было необычно. Бенгальские огни у него ассоциировались исключительно с Новым годом, а сейчас был уже конец мая.
– Ага! – вслед за коробкой Лена достала из рюкзака зажигалку. Она надела рюкзак на плечи, вытащила несколько палочек и начала их поджигать. Легкий ветерок замедлял этот процесс.
Матвей предложил помощь, но Лена сказала, что сделает это сама. Тогда Матвей подошёл ближе, чтобы закрыть бенгальские огни от ветра. Где-то с четвертого раза наконец удалось зажечь. Огни засверкали яркими желтыми огнями, и восторженная Лена передала одну палочку Матвею.
