На острие чувств

Елена Ромова

На острие чувств

ПРОЛОГ

«Подарите повелителю Дерры эту девушку», – раздался в моем наушнике металлический голос переводчика.

Я была единственной женщиной в зале, но, когда прозвучало это требование, я в растерянности огляделась по сторонам, а затем в упор посмотрела на одного из девяти глав Совета. Он тоже не спускал с меня глаз, в которых читалась странная смесь раздражения и азарта.

– Что? – опешила я и повернулась к переводчикам, которые сидели поодаль, уставившись в экраны: – Что он сказал?

Мои коллеги активно защелкали по клавишам, а я покрылась испариной в надежде, что все обойдется.

«Ульяна, – в наушнике прозвучал голос руководителя группы переводчиков, – это не ошибка. Они хотят, чтобы мы подарили тебя одному из них».

Я почувствовала, как жар поднимается из живота, охватывает все тело и предательски проступает румянцем на щеках. Мысли ураганом закружили в голове, не давая сосредоточиться на главном – мне нужно что-то ответить. Взгляд метнулся вверх, на глав совета, и столкнулись с глазами беловолосого хмурого незнакомца.

Это он!

Повелитель Дерры.

И, кажется, он меньше всего заинтересован в том, чтобы получить в подарок землянку.

Глава 1

Вертолет опустился прямо во двор моего маленького двухэтажного дома. Поднявшийся ветер качнул портьеру на кухонном окне, перед которым я ошарашенно застыла с чашкой горячего кофе в руке и единственным вопросом: «Какого черта здесь происходит?»

Наблюдая, как из вертолета выпрыгнули военные и побежали к моему крыльцу, я покрылась холодным потом. Может, я делала слишком много странных запросов в сети, и меня приняли за террористку?

Не дожидаясь, когда незваные гости выломают дверь, я вышла на крыльцо прямо в пижаме. Вместо привычного летнего утра, пробудившегося над сонным городком, за моим порогом стоял руководитель полетов космической программы «Проксен» (прим. – в переводе с греческого лицо, оказывающее помощь и гостеприимство) Марк Одинцов, который полгода назад отклонил мою кандидатуру на участие в космической миссии в качестве переводчика. И теперь вот заявился… таким странным образом. Не припомню, чтобы приглашала его в гости.

Что бы ему здесь делать спустя столько времени?

На самом деле, Марк являлся не просто руководителем полетов, но и главным конструктором корабля, способного доставить земную дипмиссию до станции космического сообщества. И, признаюсь, его визитом я была заинтригована.

– Требуется ваша консультация, – сухо сказал он, переходя сразу к делу и игнорируя приветствия. – Собирайтесь.

Я молча сделала еще один глоток кофе, не спуская с мужчины взгляда. Я и с места не сдвинусь, пока мне все не объяснят. Полгода назад мне ясно дали понять, что в моих услугах не нуждаются. У меня не было ученой степени и регалий, по которым, собственно, и отбирали переводчиков. Что же изменилось сейчас?

– Вы зачислены в состав дипмиссии для участия в последнем этапе переговоров с космическим сообществом, – произнес Марк. – Поздравляю, вы полетите в космос.

Еще ни разу в жизни не слышала, чтобы кого-то запускали в космос против воли, если только речь не о Белке и Стрелке.

– Я… – слова застопорились у меня в горле.

На самом деле, получить подобное приглашение – моя мечта. Закончив университет и получив квалификацию лингвиста и переводчика, я всеми силами желала стать частью команды, которая наладит дипломатические связи с внеземным сообществом – Советом глав или Большой девяткой. Но полгода назад эта мечта рухнула именно по решению Одинцова.

– Возьмите документы и личные вещи, – поторопил он.

– Но… – я выставила вперед ногу и задрала широкую штанину пижамы, демонстрируя на лодыжке электронный браслет для отслеживания. – Я под домашним арестом за несанкционированный пикет в поддержку открытого космоса. Ну… и за сопротивление полиции.

Одинцов вздохнул и закатил глаза. Из-за его спины выступил один из военных и, встав на одно колено, легким движением руки освободил меня от надоевшего гаджета.

Если у них есть и такие полномочия, то у меня больше нет права выделываться.

– Минутку, – произнесла я, поставив чашку с остывшим кофе на тумбу, и бросилась на второй этаж через две ступеньки, чтобы собрать сумку.

Желала ли я в мыслях, чтобы Одинцов признал свою ошибку, узрел-таки во мне незаменимого специалиста – разумеется, да. Но если он сделал это сейчас – значит, его команда переводчиков не справилась, или случилось нечто пострашнее.

Военный конфликт?

Глупо думать, что мы, люди, можем быть соперниками межгалактическому Совету глав, который способен уничтожить нас вместе с целой планетой, пригнав сюда свой флот.

Натянув джинсы и толстовку, я перекинула через плечо лямку набитого рюкзака, прихватила с собой ноутбук и вернулась к Одинцову, не потратив на сборы и пятнадцати минут.

– Надеюсь, вас не укачает, – не удержался он от очередной шпильки в мой адрес, свидетельствующей лишь о том, что Одинцов лишь вынужден взаимодействовать со мной.

Он не спешил помогать мне с ношей. Винить его было нельзя – он меня недолюбливал.

– И куда мы едем? – спросила запоздало.

– На космодром, – сухо отозвался Одинцов. – Вы должны пройти подготовку. Обычно она занимает два года. У вас две недели.

– Почему вы, вообще, обо мне вспомнили? – спросила я, прежде чем мы погрузились в вертолет.

– Считайте, я в вас поверил, – бросил он в ответ.

Очень сомневаюсь, конечно.

Вертолет быстро взмыл в воздух, набирая высоту. Глядя вниз на летний причудливо-расчерченный ландшафт, я не могла поверить, что наконец стала членом космической программы. Это была мечта моего детства. Как только были рассекречены материалы НАСА, и люди узнали, что мы не одни во вселенной, а к Земле приблизились огромные корабли межгалактического Совета, я грезила тем, что когда-нибудь смогу посетить другие миры, наладить с пришельцами дипломатические связи, понять природу зарождения языка.

– На орбитальной станции было проведено уже четыре встречи нашей дипмиссии с главами Совета, – сказал Одинцов, когда спустя полчаса вертолет опустился на площадку на космодроме, – все эти встречи закончились неудачей.

– Почему?

Выскочив на асфальт под шум работающего двигателя, мы с Одинцовым поторопились к административному корпусу.

– Потому что Большая девятка – это высокомерные и заносчивые сукины дети, – сокрушенно и зло выдохнул руководитель полетов, толкая перед собой дверь. – Но это полбеды, основная проблема, что мы плохо владеем их языком. Тот язык, на котором они общаются, мы называем обобщенным, универсальным, но каждый из глав говорит еще и на своем языке. Все встречи проходят только на их условиях. Никаких записей, никакой видеосъемки. Строго ограниченный состав присутствующих. Их требования всегда поступали нам заранее по закрытым каналам связи. За полгода никаких соглашений и договоренностей, просто впустую потраченное время.

Мы быстро шли по коридору в кабинет, который занимал Одинцов. По тому, как он торопился, я могла сделать вывод, что ему не терпится рассказать мне кое-что важное.

– Раз все без толку, почему программу не свернут? – задала я вполне закономерный вопрос, оказавшись в кабинете Одинцова и заняв предложенный стул.

– У нас проблема, – Марк уселся в офисное кресло, резко откинулся на спинку и застонал, будто я вогнала ему спицу под ребра, – размером с семь футбольных полей и весом больше сорока миллионов тонн, – и отбросив игру в угадайку, пояснил: – К Земле движется астероид. Он приближается к планете со скоростью сорок тысяч километров в час и, судя по траектории, через полгода войдет в земную атмосферу и упадет на территорию Архангельской области…

Меня хватило лишь на энергичное кивание в неком подобии транса. Мысли покинули голову, не оставив там ровным счетом ничего.

– Прогнозы неутешительные, – видя, что я онемела, продолжил руководитель полетов. – При скорости входа в атмосферу в четырнадцать километров в секунду, падение астероида будет равно взрыву в полторы тысячи мегатонн. Это сравнимо со взрывом ста пятнадцати ядерных бомб, взорвавшихся над Хиросимой. Все в радиусе ста километров будет уничтожено. Ударная волна убьет миллионы людей. Поднявшаяся в результате удара пыль на год блокирует солнечный свет. Нас ждут глобальные разрушения, изменения климата и вымирание.

– И Совет глав в курсе? – я больше не могла контролировать даже звучание собственного голоса.

– Да.

– Да? – недоуменно протянула я. – И они не хотят нам помочь?

– Думаю, их интересует цена. Мы готовы заплатить любую. Но сначала нужно договориться.

Вот теперь мне все стало ясно. И я выругалась, что, наверняка, в глазах Одинцова роняло мою репутацию еще ниже.

– Моделировались различные варианты сбить астероид с траектории, но учитывая его размеры, на это потребуется около пяти лет беспрестанной бомбежки и, даже разбив его, нам не избежать глобальных разрушений. Что вы знаете о Чиксулубе?

– Чиксу… Что это? – в моем воображении уже прокручивались адские картинки из фильма «Армагеддон».

– Чиксулуб – гигантский кратер в Атлантическом океане. Предположительно шестьдесят шесть миллионов лет назад он уничтожил динозавров.

Я потерла лицо, пытаясь привести себя в чувство. Новость про возможную гибель человечества все еще не достигла того участка моего мозга, который отвечал за панический ужас, поэтому я выглядела собранной.

– Как я могу вам помочь? – спросила я, и Одинцов вскинул на меня взгляд и усмехнулся.

– На самом-то деле, вы для нас последний шанс, к которому прибегают, когда не сработали все остальные. Я не питаю больших иллюзий на ваш счет. Полагаться на ваши способности – это, как верить во второе пришествие. Извините, – Одинцов, наконец, раскрыл все карты: – У нас осталась только одна финальная встреча. Если нам не помогут, мы обречены.

Это было не лучшее окончание беседы, но Марк вдруг поднялся.

– Пойдемте, я познакомлю вас с группой наших лингвистов.

Глава 2

С момента закрытия лунной программы и погружения Земли в полную космическую изоляцию чудом было то, что люди, вообще, остались живы. В глубинах космоса кипела жизнь, о которой мы даже не догадывались, и она не сулила нам ничего хорошего. Для развитых цивилизаций, зародившихся за пределами нашей галактики, человечество было лишь отсталым видом.

– Главы Совета общаются на языке, в котором есть отсылки к некоторым нашим языкам, включая древние и мертвые языки, – произнес Одинцов, открывая мне дверь в коридор, – Сейчас в нашей команде пять переводчиков. Каждый из них специалист по разным языкам. Они разработали программу, которая обрабатывает речь Большой девятки и осуществляет перевод.

– И в чем проблема?

– В том, что мы все еще знаем слишком мало. А наше ответное обращение к ним зачастую просто некорректно. Как можно вести диалог, когда мы друг друга не понимаем?

Мне нужно подышать в пакет – пару тяг углекислого газа исправят ситуацию. Не хочу выглядеть истеричкой, но мне плохо. Еще и потому, что я всерьез спрашивала себя: «А смогу ли я тут чем-то помочь?» И у меня всего две недели. А через полгода сюда прилетит астероид и снесет к черту пол земного шара.

– И еще, – сказал Марк, возвращая меня в реальность. – Все две недели вы проведете здесь, на карантине. Так положено. Никаких контактов с родными и друзьями. Сейчас нам меньше всего нужна паника среди людей.

Преодолев множество коридоров, мы оказались в помещении, которое было отведено ученым. Одинцов вывел меня на середину комнаты и громогласно объявил:

– Ульяна теперь одна из консультантов. Прошу, помогите ей освоиться, – и с легким сердцем бросил меня на растерзание толпе, которая недоуменно решала, что со мной делать еще пару минут после его ухода.

– Алексей Ветров, – представился один из мужчин, протянул руку и потряс мою в знак приветствия: – Здесь работают этнологи, переводчики, биологи, ксено-, астробиологи. Чуть дальше есть свободный стол… гм, Петь! – крикнул он какому-то рыжему парню, маячившему в дальнем углу комнаты, – разбери там рабочее место!

Долговязый Петр, почесывая макушку, побрел к столу, заваленному папками.

Ветров, подтянутый темноволосый мужчина, кратко представил коллег, а затем вверил меня заботам Петра. И покуда я, сопя, разгребала себе местечко в этом суровом мужском коллективе, ученые спорили, собравшись вокруг Ветрова. Петр поставил потрепанный стул к столу, с широкой улыбкой призывая меня занять свое законное место.

– Хочешь увидеть орбитальную станцию пришельцев и зал переговоров? – спросил он, подсоединяя мышь к ноутбуку, за которым мне предстояло работать. – Сейчас запущу тебе виртуальную галерею. Это крутая разработка наших спецов. Подожди, сгоняю за очками.

Он вылетел из кабинета, а я приблизилась к Ветрову, с любопытством заглянула через его плечо на стол, вокруг которого все склонились. Мужчины, кажется, пытались разгадать перевод одного единственного слова, и оно стало камнем преткновения для них. Довольно занятная головоломка.

– Гм… – прочистив горло, сказала я. – Эти символы имеют сходство с протомайянским языком. Здесь написано: «Последнее время» в значении «конец времени». Ну, как конец всех времен. Другими словами, здесь подразумевается «конец света».

Разглядывая изображения других символов, лежащие на столе, я не сразу сообразила, что мужчины развернулись ко мне и затихли.

Петя вернулся как нельзя вовремя, но едва я дернулась в его сторону, Ветров схватил меня за плечи. Его взгляд вперился мне в переносицу.

– Вам нужно посмотреть и другие тексты, – сказал он и заорал в ухо стоящего рядом коллеги: – Олег! Неси все! Все неси, говорю! Быстрее!

Итак, команда Ветрова мне определенно понравилась. Еще и тем, что эти ребята были такими же чокнутыми фанатиками корпусного метода в лингвистике, как и я, и сон отходил на второй план, если дело касалось работы. Мы работали с записями до поздней ночи, а затем Олег, брутальный крупный мужчина с бородой, который предпочитал футболки с рок-тематикой и потертые джинсы, и выглядел больше любителем мотоциклов, чем лингвистом, произнес:

– Советую тебе, Ульяна, посетить зал переговоров.

Ветров, который тоже сидел за столом рядом с нами, согласно кивнул.

– Это очень красиво. Конечно, это только компьютерная модель, но она создана с предельной точностью. И все девять глав тоже. Рядом с каждым будет иконка. Кликнув по ней, можно узнать информацию.

– Как в компьютерной игре, – подтвердил Олег, щелкая по выключателю настольной лампы и захлопывая крышку ноутбука. – Хотя лучше не делать это перед сном. Боюсь, ты уже не уснешь.

Ну, и интрига…

Петя подскочил, дождавшись, наконец, моего «я готова». И хотя на часах уже было за полночь, он протянул мне VR-очки в нетерпении узнать мою реакцию.

– Ты сейчас просто обалдеешь, – тонко запищал он.

Если честно, я в подобном состоянии пребываю с утра, когда военный вертолет разметал газон у меня во дворе. Вряд ли меня еще чем-то можно удивить.

Когда на меня надели очки и наушники, сквозь музыку донесся голос Ветрова:

– Разработчики добавили немного пафоса. Эта штука была нужна для демонстрации зала переговоров для важных политических персон, которые по разным причинам не могут полететь в космос.

В очках потемнело, а лишние звуки растворились в потоках музыки, но затем и она схлынула, оставляя лишь тихий неясный гул. Пару минут я просто стояла, раздумывая над тем, что со стороны выгляжу очень нелепо. А затем я забыла обо всем – пульс подскочил и дернулся тревожной жилкой в висках.

Я неосознанно вскинула голову и с моих губ сорвалось: «О, Господи!» Первое, что ошеломило меня – размеры. Я стояла посреди огромного зала. Невероятно большие статуи, изображающие преклонивших колени мужчин, располагались по обе стороны галереи. Над моей головой, за прозрачным потолком космической станции простирался бесконечный черный космос.

Двинувшись вперед, я с трудом сглотнула из-за волнения. Лишенные красок стены, огромные своды, бесконечная мрачность и таинственность заставляли меня трепетать. Я была просто песчинкой. Тот разум, что возвел этот зал, был уникален и беспощаден.

Увидев надпись над проемом арки, я остановилась. Если верить себе, это было что-то типа: «Свершившемуся быть». А затем мне открылся округлый зал с девятью трибунами, за которыми стояли мужчины. Девять глав Совета, Большая девятка.

Мое сердце дрогнуло во второй раз. Нет, я понимала, что они нереальные, но все-равно растерялась. Что же будет, когда я окажусь перед ними на самом деле?

Мужчина, стоящий за центральной трибуной прямо передо мной был хищным, и черноволосым, его скулы и надбровные дуги четко очерчены, уши вытянуты и заострены к верху, а на пальцах чернели длинные иглы-ногти. Нажав на иконку, возникшую в воздухе рядом с ним, я услышала пояснение в наушниках: «Имя – Авор. Раса – арх. Возраст – неизвестно. Пол – мужской. Роль – старший из глав совета».

Не все из этих мужчин походили на людей. Были откровенно пугающие: покрытые чешуей, и хвостатые, словно рептилии, но один надолго завладел моим вниманием. Он был длинноволос и смугл. Его лицо было безупречным, а взгляд черных глаз глубоким и проницательным. Одежда незнакомца напомнила китайские одеяния времен династии Хань. Черный широкий пояс подчеркивал узкую талию, а развитые мышцы груди и рук очерчивала тонкая струящаяся ткань.

Я прикоснулась к иконке, и голос сообщил: «Имя – неизвестно. Раса – деррианец. Возраст – неизвестно…» Хм, таинственный незнакомец, значит.

Когда демонстрация закончилась, и с меня сняли очки, я почувствовала себя так, словно упала в кроличью нору и побывала в другом мире.

– Невероятно, правда? – спросил Ветров, когда я плюхнулась на стул, пытаясь успокоить дрожь в коленях.

Олег с усмешкой наблюдал за мной, облокотившись локтем на плечо Петра.

– У всех такая реакция…

– Там была надпись, – проговорила я, вытирая испарину со лба: – Сперва я приняла это за «Свершившемуся быть», но это не то… – и проваливаясь в мир лингвистических аллюзий: – Здесь другое значение. «О принятых решениях не жалеют». Возможно, это не зал переговоров, – и обернулась к Ветрову, едва не теряя сознание от надсадного дыхания и паники, охватившей меня: – Это зал суда.

– Подожди минутку, – Ветров уселся рядом на стул и заглянул в мое взволнованное лицо. – Слушай, как ты это делаешь?

– Делаю что?

– Переводишь с ходу. Программа для перевода писалась почти год, а ты делаешь это по щелчку пальцев.

– Это просто моя особенность, – я потерла шею, чувствуя себя неловко. – Я хорошо запоминаю языки. Просто знаю их и все.

Сложно даже объяснить, как рождается это знание – оно просто есть. И именно эта особенность толкала меня устраивать пикеты, выступать за дипломатию и переговоры, будто я единственная, кого главы Совета могут услышать. С самого детства я чувствовала странную связь с космосом.

– Ты сказала, что нас собираются судить, – произнес Ветров тоном, по которому было не ясно, верит он мне или нет. – Если это действительно так, должны ли мы защищаться?

– Чтобы защищаться, надо понимать, в чем именно мы виноваты.

Глава 3

Минутная готовность.

Отходят опорные фермы. Клубится паром сжиженный кислород. Меня оглушает рев ракетных двигателей. Сердце поднимается к самому горлу – нечем дышать.

Я резко подскочила в кровати, и единственное, что услышала, – собственное надсадное дыхание. Время едва перевалило за полночь, за окном стояла густая летняя ночь. В небе не было ни единого темного пятна – все усыпано звездами, и мне до смерти захотелось выйти на улицу, наплевав на карантин, а лучше упасть в траву, чтобы надышаться запахом земли и зелени.

Мне впервые было страшно. Так страшно, что захотелось все отменить. Или сбежать.

Забравшись на подоконник, я приникла к стеклу, чтобы рассмотреть глубокое нутро ночного неба. Там, в безвременном пространстве, где свирепствовал холод, было то, ради чего я теперь жила. То, что заставляло меня гореть. Сердце било тревожно, но размеренно.

Прошло две недели подготовки, и в голове я раз за разом прокручивала инструкции. Утром нам предстоит влезть в скафандры, разместиться в «Икаре», а затем столп огня за восемь минут поднимет нас на расстояние в четыреста километров над поверхностью земли.

Из моего окна было видно, как светлеет небо.

Мне было не с кем попрощаться. Мать умерла, когда мне было двенадцать, а отец нас бросил еще раньше. С подругами, которых было не так уж и много, общаться из космодрома было запрещено, а с мужчинами, несмотря на мои двадцать три года, не складывалось.

Когда пришло время, меня сопроводили в комнату подготовки и буквально вдели в тяжеленный «Орлан» (прим. – российский скафандр). В груди у меня заклокотало, но я вовремя взяла себя в руки. Не хватало еще расклеиться перед самым стартом.

После всех напутственных слов руководства, я чувствовала себя так, будто надышалась оксидом азота. Все вокруг казалось нереалистичным и смешным. Я рассыпалась в шутках, пока автобус вез экипаж к месту старта, но после прибытия у меня заледенели от страха руки и ноги, а тело начала сотрясать крупная дрожь.

Когда мы поднимались на лифте к люку, меня не отпускала тревога. Ощущение погружения в страшный сон усилилось, когда я разместилась в космическом корабле.

Услышав в динамиках голос Одинцова, который руководил полетом с Земли, я немного успокоилось. Этот человек был тем самым якорем, который не давал мне умчаться на волнах паники. Уж я точно должна доказать ему, что я чего-то стою. Я напряженно слушала, как он готовит корабль к старту.

«Протяжка один».

«Есть протяжка один».

«…продувка».

«Есть продувка».

Если я выживу, то больше не стану проситься в космос!

«Надув».

«Есть надув. Есть сброс».

Я почувствовала, как включились двигатели.

«Пуск».

Раздался оглушительный рев, и ракета завибрировала. Невероятная мощь подняла ее над стартовой площадкой.

«Пусковое питание…»

«…предварительное. Промежуточное…»

Вибрация усилилась – ракета-носитель поднимала нас в еще темное предрассветное небо.

«Параметры системы управления в норме. Двигатели первой и второй ступени работают нормально… Параметры конструкции ракета-носителя в норме».

Уверена, сейчас нас вдавливает в кресла перегрузка не меньше полутора единиц. Почему наши человеческие возможности не настолько развиты, чтобы сделать полет в космос комфортным? Можем ли мы научиться этому у галактического сообщества? И примет ли оно нас?

Я закрыла глаза – еще немного, и мы выйдем на орбиту.

«Есть отделение пилотируемого космического корабля…»

Мое сердце чудовищно колотилось от волнения, когда пилоты взяли курс на станцию совета, и я увидела ее – великолепную, обласканную лучами солнца – сквозь иллюминатор.

Когда «Икар» пристыковался, вся моя жизнь раскололась на «до» и «после». В ту самую чертову секунду, когда я выбралась из люка. Первое, что потрясло меня – гул пустоты. Помещения станции были настолько велики, что любой звук здесь терялся, словно в гигантском лабиринте.

– Кто мог создать это? – сорвалось с моих губ с таким глубоким восторгом, что за моей спиной хмыкнул Ветров.

Я впервые вспомнила, что не одна. Делегация двинулась вглубь огромного зала, но вскоре мы остановились, чтобы расстаться с тяжелыми скафандрами. Пилоты должны были остаться здесь, в зал переговоров были допущены только я, Олег, Алексей Ветров и наш дипломатический представитель – спикер, которому разрешалось вести диалог от лица людской миссии.

– Можно снять гермошлем, – скомандовал один из пилотов. – Уровень содержания кислорода двадцать пять процентов. Здесь есть гравитация.

Мне несколько раз объясняли сценарий этой встречи, но я все-равно чувствовала себя растерянной. Сняв шлем, я втянула чистый, прохладный воздух.

Мы все были слишком напряжены, чтобы разговаривать.

Следующий зал я узнала сразу. Эхо наших шагов гулко забилось под сводами, вынуждая мое сердце стремительно перекачивать кровь. Голова слегка закружилась. Сейчас… увижу. Их.

Главы Совета были на своих местах, за трибунами на втором ярусе. Наш спикер занял трибуну на нижней площадке. Дыхание застряло у меня в горле, а сердце стало настолько большим, что не умещалось в груди. Вдоль позвоночника пробежал импульс, ладони взмокли, а в ногах возникла предательская слабость.

Пару минут мы с Алексеем Ветровым и Олегом настраивали оборудование. Делали все настолько быстро, что у меня взмокла спина от волнения. Время от времени, я косилась на глав Совета, которые оказались еще внушительнее, чем показывала симуляция.