Наперегонки со смертью

– Очень приятно, – друг отчима церемонно целует мне руку, Михаил ограничивается кивком. Они оба старательно улыбаются, но если Степан Игнатьевич источает радушие, то его сын смотрит на меня как на кусок мяса в магазине: мол, так ли ты свеж, как нахваливает тебя продавец? Скверное ощущение.

– И мне, – слегка краснею под прицелом взглядов.

– Что же мы стоим! Прошу к столу, – мама первая направляется к выходу из гостиной, все следуют за ней. Ожидаемо меня усаживают рядом с Михаилом. Его отец и моя мать садятся напротив нас, отчим – во главе стола.

– Алтея, – Александр Филиппович дожидается, когда прислуга наполнит бокалы, и поднимается. – Мы с мамой поздравляем тебя с успешным окончанием учёбы. Ты молодец, мы гордимся тобой. Прими от нас небольшой подарок.

Мама протягивает мне узкий длинный футляр, обитый синим бархатом. Браслет. Белое золото, россыпь мелких изумрудов на витой цепи. Красиво и дорого. Жаль только, что носить я его не буду, не люблю украшения, да и для работы нужны свободные руки. Лучше бы новые иглы подарили.

– Спасибо, – старательно изображаю радостное удивление. Откладываю футляр на край стола.

– Может быть, примеришь? – мать недовольно поджимает губы, шестым чувством догадываясь, что не угодила.

– Позже, Настя, не сейчас, – отчим мягко гладит маму по плечу. – За тебя, Алтея.

Все поднимают бокалы, но лишь в моём вместо вина́ сок. Меня всегда забавляло, что выходи́ть замуж и рожать детей в нашей стране можно с восемнадцати лет, а вот пить алкоголь и распоряжаться имуществом – только с двадцати пяти. Вот такие занятные законы у долгоживущих Болотного края. Впрочем, вино я пробовала в общежитии, осталась к нему равнодушна, так что не в претензии.

– Примите и от нас скромный презент, – Степан Игнатьевич с улыбкой протягивает мне конверт. Не без интереса вскрываю. Хм… Сертификат на кругленькую сумму в лучший оздоровительный центр города. Издеваются? Не знали, к кому пришли? Вряд ли. Тогда что за странный подарок?

– Думаю, ваш диплом – прекрасное подтверждение того, что вы замечательный лекарь. Но и лекарям нужно отдыхать, верно? Даже самым лучшим.Не успевает недоумение отразиться на моём лице , как слово берёт Михаил:

Нехотя киваю.

– В центре не только можно пройти разные полезные процедуры, но и расслабиться в СПА. Отец не даст соврать, ведь поставки лучшего оборудования он курировал лично.

– Большое спасибо, – я откладываю конверт к браслету и прячусь за бокалом с соком.

– Сертификат на две персоны на целый день . На случай если захотите провести его не в одиночестве.

Михаил подмигивает, вгоняя меня в краску. Это он так ненавязчиво намекает на себя?

– Кстати, хорошая идея! – мама радостно улыбается. – Почему бы тебе не взять Мишу с собой? Будущим министрам тоже нужно иногда отдыхать!

Мои мысли тут же находят подтверждение. Так-так… Вечер всё больше напоминает смотрины, а не праздник по случаю получения мной диплома. И мне всё меньше это нравится.

– Ну, что вы, Анастасия Анатольевна! Мне до министерского кресла ещё работать и работать, – изображает стеснительность Михаил. Надо же, какой скромник! Впрочем, они с мамой филигранно отыгрывают свои роли. Чувствую неискренность в каждом слове; спасибо родителям, прекрасно натренировавшим дочь замечать фальшь.

– Михаил – действительно отличный работник, думаю, кресло он займёт буквально через пару-тройку лет. Очень одарённый парень, – вставляет отчим.

– Ох, перехвалите мне его! – шутливо грозит пальцем Степан Игнатьевич. – Ещё зазнается!

Все, кроме меня, смеются. А мне противна эта ярмарка тщеславия. Тьфу, и кто здесь невеста? Разве не должны расхваливать меня, чтобы сбыть с рук? Вроде конкуренции никакой нет, очередь из женихов на улице не толпится… Или я чего-то не понимаю?

– Саша, а что там насчёт продажи дома? – Степан Игнатьевич задаёт вопрос отчиму, а смотрит краем глаза на меня, видимо, отслеживая мою реакцию. Они меня совсем за дуру держат?

– Мы пока приостановили процесс, – промокая губы салфеткой, отвечает Александр Филиппович.

– Отчего же? Сейчас продавать самое время, цены взлетели до небес.

– Это наследство Алтеи, за ней последнее слово.

– Вот как? – друг отчима теперь глядит на меня не скрываясь. – Зачем же вам, Алтеюшка, обломки и пепелище? Лучше ведь кругленькую сумму положить на счёт и бед не знать!

– Деньги меня не интересуют, – стараюсь не кривить лицо при коверканье моего имени. – Возможно, я когда-нибудь восстановлю дом.

– Но… – Степан Игнатьевич смотрит на отчима, потом снова на меня. – Вряд ли ваш муж согласится вкладывать средства в совершенно убыточный проект.

– Мой муж? – чуть не давлюсь соком, который неосторожно пригубила. – Я не замужем!

– И мне это известно, – он смотрит на меня не менее удивлённо, чем я на него. – Но ведь данный факт легко исправим! Вы молоды, красивы, а с продажей дома станете ещё и довольно состоятельны. Чем не завидная невеста?

– Я пока не собираюсь замуж. И дом продавать не стану, – утыкаюсь носом в тарелку, чтобы не видеть укоризненный взгляд матери, достаточно, что слышу её сдавленный стон.

– И что же вы, рассчитываете сидеть на шее родителей до совершеннолетия? – голос Степана Игнатьевича суровеет. Это что ещё за допрос?

– По какому праву вы задаёте мне подобные вопросы? – начинаю злиться я.

– Алтея! Что за тон? – ну да, зато в отношении дочери тон нормальный! Даже не собираюсь извиняться!

– Нет-нет, это я переступил границы дозволенного и прошу прощения, – покаянно произносит Степан Игнатьевич. – Действительно, прозвучало несколько грубо, но я волнуюсь за вас. Ведь нынешняя молодёжь так и стремится проводить время в праздности!

– Не собираюсь садиться ни на чью шею, – делаю вид, что смягчаюсь. – Я буду работать, как и ваш сын.

– О! – следует слаженный выдох всех присутствующих, за исключением, пожалуй, только Михаила. Он загадочно улыбается, посматривая на свет ламп через бокал с вином. И чему они удивлены, не понимаю.

– Милая, но тебе необязательно работать, – как-то неуверенно произносит мама.

– Предлагаешь всё же сесть вам с Александром Филипповичем на шею? – саркастически приподнимаю бровь.

– Нет, но… – мама не находится с ответом, а мне начинает надоедать этот фарс. Не понимаю, чего они от меня хотят, совершенно.

– Это похвально! – фальшиво радуется Степан Игнатьевич. – И где же вы будете работать? Уже подобрали место?

– В одной из больниц города, конечно, – пожимаю плечами я.

– Хм… – потирает он подбородок. – Как насчёт первой клинической? Отличная лечебница, главврач – мой хороший друг. Найдём вам местечко потеплее. Думаю, работать два-три дня в неделю будет идеально! А там и замужество, и дети, позже сами оцените график.

Что он несёт? Два-три дня в неделю? Мне? Что я там делать буду? Бумажки перебирать? Место потеплее? Может, он сам за меня замуж пойдёт и детей нарожает, раз всё так чудесно распланировал? Перевожу взгляд на каждого из сидящих за столом. Мама с отчимом затаив дыхание ждут моего ответа, Михаил тоже нет-нет да поглядывает на меня заинтересовано. Какой-то заговор с неясной для меня целью, который мне нужно обмозговать в спокойной обстановке и в одиночестве.

– Я подумаю, хорошо? Тем более что меня туда как раз пригласил знакомый папы, – мило улыбаюсь и опускаю глаза, чтобы скрыть некоторое злорадство. Пусть думают, что обхитрили меня.

– У тебя там тоже есть знакомые? – Степан Игнатьевич переводит взгляд на отчима. Тот недоумённо пожимает плечами.

– Я имела в виду своего родного отца, – исподтишка наслаждаюсь, как перекашивает лица матери и отчима.

– Ох, Стёпа, не торопись, – останавливает его энтузиазм мама. – Алтея только пару дней как дома, пусть вдоволь отдохнёт, погуляет, развеется. Сертификат вот использует. Работа никуда не убежит.– Ах, вот вы о ком… Ну, тем более! Прямо завтра и позвоню.

– Твоя правда, Настя, – отступает Степан Игнатьевич. – Но вы звоните мне, как надумаете, я мигом всё решу.

Мама выразительно смотрит на меня.

– О, большое спасибо! – как можно искреннее произношу я. – Буду вам признательна! Извините, оставлю вас ненадолго.

Выхожу из столовой, намереваясь посетить уборную, но какая-то неясная тревога заставляет меня замедлить шаг и спрятаться за косяком. Через мгновение убеждаюсь, что делаю всё правильно.

– Ну и дерзкая девчонка у вас выросла! – наконец, Степан Игнатьевич проявляет истинные эмоции. – Намучаешься ты с ней, Мишка!

– Пап, я умею обращаться с женщинами, – я сначала даже не узнаю́ голос Михаила, настолько надменно – лениво он звучит. – Главное, чтобы Алтея не взбрыкнула в последний момент, а там станет шелковая, уж я гарантирую.

– Ох, стоит поторопиться, мало ли что она выкинет. Тьфу, Германова порода! Дочь нужно держать в ежовых рукавицах, – и это моя мать? Горло перехватывает, я начинаю задыхаться от несправедливости и собственного бессилия. – Признаю́, я уже не справляюсь, а Сашу она и вовсе никак не воспринимает. Моё упущение. Хорошо, хоть мальчики растут послушными.

Близнецы-то? Ну да, конечно. Ох, и посмеюсь я, когда они в возраст начнут входить. Уверена, она ещё вспомнит меня с ностальгией и благодарностью! Нет, каково, а? Ежовые рукавицы, значит? Эх, мама-мама…

– Думаю, месяца на ухаживания хватит, – подводит итог Михаил. – Я вскружу ей голову, видно, что девочка неопытная, так что ничего сложного. Там быстренько поженимся, можно даже без помолвки, мол, такая любовь, что нет сил ждать! В общем, два-три месяца максимум и можно проводить сделку. Я быстро смогу её убедить продать дом. Обычно у влюблённых девушек отключается критическое мышление.

– Уж ты постарайся, сынок, на тебя вся надежда. Я уже и покупателя нашёл, но он долго ждать не станет, полгода максимум, нам нужно кровь из носу в этот срок уложиться, если хотим хороший куш. А там всё поделим, как договаривались.

– Тогда давайте выпьем за успех! – говорит отчим, а я в дикой ярости сжимаю кулаки, до боли впиваясь ногтями в ладони. Вот,значит, в чём состоит их план! Так хочется ворваться туда и выкрикнуть им в лицо всё, что думаю. Но нельзя, нельзя! Мало ли что они решат сделать! Ещё накачают чем-нибудь, объявят невменяемой и уложат в специализированную клинику. Оно мне надо? Нет, предупреждён, значит, вооружён! Вот и повоюем.

Пока они чокаются бокалами и пьют, я выскальзываю из своего угла и опрометью несусь в туалет. Как бы они не заподозрили, что я их подслушала, я ведь довольно долго отсутствую.

– Алтея, что-то случилось? – обеспокоенно спрашивает мама, когда я возвращаюсь.

– Может, тебе лучше пойти отдохнуть?– Нет, всё в порядке, просто голова слегка закружилась, пришлось умыться.

– Да, ты права, что-то я утомилась сегодня. Извините.

Мужчины встают. На этот раз Михаил целует мне руку.

– Приятно было познакомиться, Алтея, – он задерживает мою ладонь в своей. – Предлагаю завтра немного прогуляться, как тебе идея? Ничего, что я на ты? Мы ведь почти ровесники.

Не знай я истинной подоплёки его слов, уже бы растаяла, наверное. Он искренне смотрит мне в глаза, его взгляд полон надежды на следующую встречу. И голос такой ласковый… Действительно, мастер соблазнения. Делаю вид, что верю.

– О, буду рада, Миша. До завтра.

– До завтра.

– До свидания, Алтея, буду ждать вашего звонка по поводу работы.

– Непременно, Степан Игнатьевич. Всего доброго!

– Спокойной ночи, детка, приятных снов, – щебечет мама. Не без внутреннего отвращения целую её в щеку. Отчим мне кивает, отвечаю ему тем же. Беру со стола подарки и выхожу из столовой. Снова замираю за косяком и несколько минут вслушиваюсь в беседу, но больше ничего важного не обсуждают. Тогда иду к себе и запираю дверь.

Итак, что мы имеем? Завтра Михаил начнёт операцию по моему соблазнению. Долго подыгрывать я не смогу, слишком прямолинейна, меня быстро раскроют и, вероятнее всего, придумают новый план. Надеюсь, до физического устранения дело не дойдёт, но кто его знает? Как вижу, моя семья не очень-то мной дорожит. Прямо скажем, совсем. Потому надеяться можно только на себя. Уехать из города я не смогу, мне нужно отработать обучение. Да и не на что, чего скрывать. Те крохи, что выдаёт мама на моё содержание, едва хватит на билет. В общем, не выход.

Остаётся только как можно скорее устроиться в госпиталь и съехать в общежитие. Лишь бы у Степана Игнатьевича не оказалось знакомых и там, иначе мне придётся совсем туго. И нужно бежать сегодня ночью, потому что утром меня могут и не выпустить из дома.

Собираю необходимый минимум вещей в чемодан, завожу несколько будильников на предрассветный час и ложусь в кровать. Уснуть поначалу не удаётся, но я лекарь или кто? Само́й на себя воздействовать крайне сложно, но я справляюсь и мгновенно отключаюсь, чтобы подскочить от тихой, но настойчивой мелодии. За окном ещё темно, что мне определённо на руку. Быстро одеваюсь, на ноги натягиваю три пары тёплых носков, чтобы максимально тихо прокрасться по дому, никого не разбудив. Обувь кладу в рюкзак за спиной, туда же укладываю документы, небольшую сумму наличности и свежеподаренный браслет. Чемодан беру на руки, как ребёнка, и выхожу в коридор.

Прячусь за спинкой дивана в гостиной, стараясь дышать как можно тише. Ноги подходят к моему укрытию, тяжёлое тело падает на диван. Щёлкает пульт, включается телевизор. Мысленно ругаюсь про себя. Принесла же нелёгкая отчима! Вот чего ему не спится?В доме тишина. Пока крадусь, раздумываю, заглянуть ли на кухню, чтобы разжиться съестным. Ведь неизвестно теперь, когда удастся перекусить. Впрочем, мне приходится отказаться от этой идеи. Из кухни струится слабый свет ночника, там явно кто-то есть. И этот кто-то, судя по шагам, идёт сюда.

– Саша, ты здесь? – со стороны лестницы раздаётся голос матери. Они издеваются?

– Да, Настя, чего ты встала?

– Проснулась, а тебя нет. Что-то случилось?

– Ничего, пить ходил, потом решил новости послушать, всё равно не спится.

– Пойдём, я тебя уложу, – игриво говорит мать. – Раз уж мы оба не спим, а близнецы встанут ещё не скоро.

– А пошли! – в тон ей отвечает отчим, и оба, наконец, уходят. Фу! Даже думать не хочу, чем они собираются заниматься. Лишь бы мне побег не сорвали.

Через некоторое время хлопает дверь спальни, и в гостиной наступает тишина. Согнувшись в три погибели и осторожно ступая, добираюсь, до двери. Только бы не скрипнула! Мне везёт, она открывается беззвучно, замок едва слышно щёлкает за моей спиной. Да здравствует свобода!

Глава 6. Трудовые будни

– Быстрее! Быстрее! Эй, кто-нибудь! – выскакиваю из ординаторской, на ходу сгребаю со стенда несколько накопителей и бегу в холл, где надрывается какой-то мужчина.

– Что случилось? – спрашиваю, одновременно натягивая на себя энергетический кокон.

– Моя жена… Мы были в театре… Ей стало плохо и вот… – сбивчиво произносит он, перекладывая со своих рук на пододвинутую мной каталку безжизненное женское тело в бархатном зелёном платье. Одежда обоих супругов вся в бордовых разводах. Тут же набрасываю стазис на женщину, чтобы осмотреть её мужа.

– Нет-нет, помогите ей, я в порядке, – отмахивается от меня он.

– Вашей жене пока ничего не угрожает, а вот вы могли заразиться. Успокойтесь, пожалуйста, мне нужно вас осмотреть, – окутанными энергией руками пытаюсь просканировать мужчину, но он слишком нервозен и даже старается меня отпихнуть.

– Моя жена! Ей нужна помощь! Не медлите! – кричит он. Что же, в такой ситуации допустимы крайние меры.

– Дайте вашу ладонь, пожалуйста, – стараюсь говорить спокойно и ровно, чтобы не нервировать его ещё больше. – Это не больно.

Как заворожённый, он протягивает мне руку. Я прикладываю свою ладонь к ладони, а второй рукой незаметно вытаскиваю из специального кармашка иглу и, глядя ему в лицо, быстро ввожу в основание шеи, давая по инструменту небольшой импульс. Глаза мужчины закатываются, его тело обмякает, и я осторожно усаживаю его в кресло для посетителей.

Уф! Не думала, что справлюсь с первого раза. Нет, я могла его и без иглы энергией приложить, чтобы успокоить, правила такое позволяют, но зачем? Потом сложнее будет привести его в чувство, ещё и энергетическим похмельем накроет.

Так, посмотрим, что здесь у нас. Подпитку стазиса женщины пока подвешиваю на накопитель, чтобы не отвлекаться, за месяц работы уже наловчилась. Быстрый скан заражения не выявляет, но мужчине всё равно нужно будет остаться в карантине.

С женщиной дело обстоит хуже. Начальная стадия, когда можно купировать лихорадку, уже прошла, болезнь закрепилась, требуется незамедлительное лечение. Только вот одна я не справлюсь, а наставник сейчас занят. Придётся пока несчастной дожидаться своей очереди в стазисе. Чревато, конечно, но в связи с эпидемией лекарей не хватает, так что выбора у неё, увы, нет.

С помощью двух ловких санитаров перемещаю пострадавших в палаты. Отправив сигнал наставнику о появлении новых пациентов, возвращаюсь в ординаторскую. Надо бы оформить их поступление, но я поторопилась и даже не спросила имён пары. Ничего, муж скоро очнется и сам всё расскажет.

Снимаю кокон и вдыхаю привычный больничный запах. За прошедшие четыре недели он стал мне практически родным. Я ещё ни разу не пожалела, что решила работать именно здесь. Прекрасный коллектив, лояльное начальство – чего ещё желать новичку?

В первый же день меня познакомили с наставником, приятным седовласым лекарем. Отца моего он не застал, так как приехал из провинции всего пять лет назад, но был о нём наслышан и восхищен его работами. Впрочем, несмотря на громкую фамилию, поблажек он мне не делал, учил на совесть.

А когда я невзначай поинтересовалась, не могут ли меня уволить по приказу свыше, Арсений Сергеевич удивился такой постановке вопроса и тут же отвёл к начальству. И начмед меня не разочаровал.

– Алтея Германовна, что-то случилось? – спросил полковник, когда наставник деликатно оставил нас наедине. – Не устроила комната в общежитии? Так я вас предупреждал, у нас всё же военное учреждение, прививаем аскетизм с младых ногтей, так сказать.

– Нет-нет, меня всё устраивает! – замахала я руками. Комната была хорошая, светлая, даже отдельный санузел наличествовал, хотя меня не смутил бы и общий на этаже. А уют сама наведу, когда появится больше свободного времени.

– Тогда в чём дело? – нахмурил брови Сергей Евстафьевич.

И я выложила всё, как на духу. И про мать, что пытается насильно выдать замуж. И про друзей отчима, что могут повлиять на моё трудоустройство. И что мечтаю лечить людей, а меня хотят сделать бесправной домохозяйкой – и это в лучшем случае.

Начмед выслушал меня со скепсисом на лице. Не поверил? Но он неожиданно произнёс:

– Думаю, вам не о чем волноваться. Вы подписали договор с военным ведомством, а мы своих не выдаём. Для трудоустройства разрешение опекуна не требуется, а расторгнуть договор можно либо с огромной неустойкой, либо… Впрочем, вряд ли вы совершите что-то такое, за что вас смогут уволить.

– Большое вам спасибо! – возликовала я. В тот момент мне захотелось обнять и расцеловать сурового начальника, но я сдержалась. Сергей Евстафьевич заметил мой порыв и едва заметно улыбнулся в усы.

– Не за что. Идите работать, Алтея Германовна.

– Так точно!

И я работаю. Тружусь на совесть, впрочем, по-другому я и не умею. Наставник мной доволен, я им тоже. Мама предприняла лишь одну попытку встретиться со мной, но и та не увенчалась успехом.

В город я не выходила, так как на территории госпиталя можно было приобрести всё необходимое, телефоны родственников заблокировала, поэтому неудивительно, что мама решила нагрянуть лично.

Не знаю, как она выяснила, где я работаю. Наверняка отчим подключил свои связи. Когда мне передали, что меня ожидают в приёмном покое, я поначалу испугалась. А ну как меня сейчас под белы рученьки сопроводят домой и запрут на замок? Иррациональный страх, но такой естественный в моей ситуации. Понимала умом, что никто не сможет насильно меня увести, а всё равно дрожала, как осина на ветру.

Осторожно выглянув из-за угла, я увидела маму. Она сидела совершенно спокойная в кресле для посетителей, на лице ни грамма переживаний. Гранитная скала, а не мать. Я смотрела на неё, она смотрела на большие часы над регистратурой. Её хватило на двадцать минут. Когда она, не выдержав, подошла к медсестре уточнить, позвали ли меня, я позорно сбежала к тяжёлым больным и принялась активно помогать дежурным лекарям. Больше мама попыток встретиться не предпринимала.

Единственное, что омрачало моё практически безоблачное будущее, – это начавшаяся всё-таки эпидемия болотной лихорадки. Как ни надеялись те, кто участвовал в госпитализации и лечении Инны, что её случай – единичный, она всё же оказалась первой ласточкой грядущих проблем.

Уже через две недели моей работы в госпитале к нам начали поступать первые заболевшие. И чем больше их становилось, тем тяжелее были стадии болезни. Увы, не всех удавалось излечить, а эпидемия и не думала прекращаться. Как такового лекарства от неё не существовало, организм пациента должен был справиться сам, задача же лекарей состояла в помощи этому самому организму.

Странно, но заболевали в основном энергомаги. Простых людей, не взаимодействующих с потоками энергий, например, туристов, болотная лихорадка практически не затрагивала либо проходила по ним самым краешком. Дети, ещё не вошедшие в полную силу или давно не практикующие энергомаги тоже обходились малой кровью. А вот остальные…

Лекари также заболевали. Что самое жуткое – итог чаще был смертельным. Им просто некогда было отслеживать своё состояние – спасти бы других людей. Были предприняты беспрецедентные меры защиты, включающие в себя обязательное ежедневное сканирование всего персонала больниц, неограниченное количество доступных накопителей, чтобы лекари не рисковали собственными жизненными силами, но это не спасало. Кто будет отвлекаться на сканирование коллег, когда в приёмном покое десятки пациентов, требующих незамедлительной помощи.

В итоге больницы оказались обескровлены. Поэтому к лечению привлекали всех, кто способен хотя бы создать стазис и кокон. Студенты работали наравне с профессорами, в волонтеры записывались все, кто желал и мог хоть чем-то помочь. Но вести с полей приходили неутешительные – умирало всё больше людей, так и не дождавшихся помощи.

Наш госпиталь всегда был немного привилегированным, военные энергомаги болели нечасто, мест, как и врачей, было в достатке. Но и нам пришлось открыть свои двери для всех. Персонал большей частью пока держался, хотя и среди нас уже пошли первые заболевшие.

На специальный амулет поступает сигнал, что наставник в палате у вновь прибывших и зовёт меня. Беру планшет и спешу на зов.

– Ну что, Алтея Германовна? Готовы поработать самостоятельно? – огорошивает меня Арсений Сергеевич. Он трёт усталое лицо, и мне становится его жаль – вторые сутки на ногах. А ведь на нём ещё и студенты, которых, кроме меня, ещё двое.

– Готова! – киваю. Даже если трясутся поджилки и потеют руки, я ни за что не покажу свой страх. Раньше начну – раньше стану опытным лекарем. В конце концов, обратится за советом я смогу в любой момент, а все необходимые процедуры уже не раз отработаны под контролем наставника.

– Ну что же, тогда супруги Трифоновы – ваши. Где меня найти, в случае чего, вы знаете. Удачи!

Я провожаю слегка сгорбленную спину наставника сочувствующим взглядом и принимаюсь за работу.

– Алтея, я тебе кофе принёс, – в дверь палаты просовывается затянутая в энергию рука с зажатым в ней стаканчиком.

– Спасибо, Ром, но я уже не могу его видеть. Хотя всё равно давай, – я забираю у парнишки-санитара напиток и прихлёбываю. Спать хочется неимоверно, а дежурить ещё как минимум три часа.

Я уже сделала обход четырёх доверенных мне палат, пара из которых принадлежит супругам Трифоновым, Алле и Олегу, а в двух других находятся идущие на поправку пациенты, и остаюсь наблюдать за Аллой. Слишком уж у неё непредсказуемое состояние. Энергетические линии над её кроватью слегка пульсируют, хаотичными цветами показывая самочувствие пациентки. Моя задача – купировать приступ, если он начнётся, и подтолкнуть вовремя регенерацию.

Устало присаживаюсь на стул и откидываюсь на спинку. В глаза как будто песка насыпали. Я прикрываю их буквально на секундочку…

«– Герман, я прошу тебя! Оставь её в покое, она ещё ребёнок!

– Уйди, Настя, я сам решу, как воспитывать свою дочь!

– Я не позволю! – мать бросается наперерез.

– Папа, папа, не бей маму, пожалуйста!– плачу и пытаюсь закрыть собой маму, от толчка отца упавшую на пол. Она потирает ушибленную рукуи затравленно смотрит на нас.

– Я её не трону, если ты пойдёшь со мной, доченька, – мягко говорит папа, но за руку держит так крепко, что не вырваться.