Ненастоящий сварщик

– А в чём измеряется счастье? – поинтересовался я, присев на край дивана.

– Глупый вопрос, – улыбнулся куратор, – конечно же, в денежном эквиваленте, – и тут же перешёл в атаку: – Ну, что, работаем?

– Да, – сказал я, ещё не подозревая, куда только что вляпался. – Что нужно делать?

– Для начала, – усмехнулся Пётр Константинович, – я бы хотел, чтоб ты поменял свою гражданскую платформу. Работа депутата заключается в улучшении жизни, и в первую очередь своей! Поэтому учись всегда думать о себе, мультфильм в детстве про чертей смотрел?

– Какой? – не понял я.

– Люби себя, чихай на всех, и в жизни ждёт тебя успех! – процитировал он знаменитое мультипликационное произведение. – И хорошенько обдумай наш разговор, а я поехал дальше, у меня таких, как ты, ещё пятеро, и, слава богу, не отягощённых моральными принципами!

С этими словами куратор направился к входной двери и, перед тем как она за ним захлопнулась, напомнил:

– Да, чуть не забыл. Завтра встречаемся в десять утра в предвыборном штабе! На улице нового героя гражданской войны атамана Адама Отрыгайло, дом пятнадцать, первый этаж, там, где раньше был детский садик!

Оставшийся день я провёл в тяжёлых душевных муках. Открытые мне перспективы были, безусловно, заманчивы, но цена, которую за это предстояло заплатить, меня немного смущала. Всё, чему учили родители, бабушка и прошедший войну ветеран дед, мне предстояло заново переосмыслить и внести в свои принципы жизни новые коррективы. Предстояло вступить в сделку с совестью, а то и вовсе забить на неё, а ещё позабыть про честь, пересмотреть свои взгляды на дружбу, взаимовыручку, правду и прочее.

Днём я съездил на работу, где главный инженер оформил мне отпуск на время предвыборной кампании, а также заскочил на квартиру к руководителю Причудинского отделения партии «Сильная Страна», Эрнесту Пантелеймоновичу, где в торжественной кухонной обстановке был моментально принят в партию. Получив красивый партийный билет, поздравления, пожелания и напутствия, я отправился прогуляться и выпить пивка, чтоб, так сказать, скромно отпраздновать это грандиозное событие в жизни. Позже, возвращаясь домой из магазина, куда неоднократно бегал за добавками, я, в целях эксперимента, слегка пнул ногой бездомную собаку, инспектирующую содержимое помойного бачка. Собака взвизгнула и, поджав хвост, прижав к голове длинные ободранные уши, немедленно ретировалась в ближайшую подворотню, а я ничего, кроме стыда и чувства гадливости, внутри себя не обнаружил. Подходя к подъезду, я вдруг неожиданно для себя послална истинное название мужского полового органа местного алкоголика Серёгу Дубина, который постоянно клянчил мелочь для проведения своих алкопредставлений. Минутой позже на лестничной площадке я бессовестно шугнул одноглазого кота, которого из жалости подкармливали все жители дома, а тот, видимо из чистосердечной кошачьей признательности, благодарно гадил всем на коврики. На душе снова стало противно. Тем же вечером на кухне, просматривая с помощью японского видеоплеера жёсткую немецкую порнуху с русским переводом, я принялся не спеша опустошать принесённую из магазина бутылку водки и душить взбунтовавшуюся совесть. Мне предстояло измениться, и сегодня начало этому было положено.

С утра в назначенное время я прибыл в указанное куратором место. Штаб «Сильной Страны», находящийся на первом этаже, в помещении бывшего детского дошкольного учреждения, которое совсем недавно было откровенно сприватизировано отцами-основателями демократии нашего города у министерства образования и неоднократно перепродан разным предпринимателям. За всё это время тут побывали всевозможные магазины и фирмы, а теперь помещение, преподнесённое в качестве скромного подарка, ничего не имеющего общего с пресловутой коррупцией, начальнику пожарной инспекции города, служило предвыборным штабом партии «Сильная Страна» в нашей области, в чьих сплочённых рядах начальник пожарных состоял сам.

Я зашёл внутрь и удивился качественному ремонту, а также обстановке и обилию заграничной офисной техники. На стене в расправленном виде гордо висел флаг партии и фотография предводителя нашего политического движения, Вовсеслава Мракобесова, в обнимку с президентом страны. Внутри стоял рабочий гул, ССовцы занимались предвыборной работой.

– Ну, как? – спросил Пётр Константинович, незаметно подкравшись сбоку.

– Красиво! – похвалил я.

– Пойдём, познакомлю с сотрудниками! – пригласил он и тут же поинтересовался: – Может, кофе?

– Виски или коньячка, если есть, то не откажусь! – попытался подколоть его я, вспоминая вчерашний разговор у себя дома.

– Сколько угодно, только в нерабочее время! После семнадцати ноль-нолья налью, если пожелаешь! – без тени иронии сказал куратор, и мы пошли знакомиться.

Остановившись посреди офиса, Пётр Константинович громко хлопнул в ладоши, и все сотрудники, лениво выползая из-за своих столов, выстроились в одну шеренгу, как на плацу в армии. А мы, словно принимающие парад генералы, начали обход.

– Начальник твоего предвыборного штаба, – куратор начал представлять специалистов, отвечающих за счастливый билет на предвыборный поезд в мою новую великолепную жизнь, – Хрусь Иван Иванович.

Сухопарый жилистый старичок в строгом костюме-тройке слегка поклонился, чем-то хрустнул и пожал мне руку.

– Координирует работу штаба, – продолжал Пётр Константинович, подталкивая меня дальше к невысокой полненькой женщине того же возраста. – Бухгалтер, Ивонна Андреевна Хрусь.

Женщина осторожно протянула мне руку, и её я тоже пожал. Мы двинулись дальше.

– Леночка Хрусь! – по-доброму улыбаясь, представил координатор миловидную девушку в строгом офисном костюме и с таким же приятным лицом. – Координатор по работе со средствами массовой информации, рекламными агентствами и спонсорами.

Я вопросительно взглянул на куратора.

– Да, у нас тут семейный подряд! – предвидя мою догадку, ухмыльнулся он. – Но на качество работы это не влияет, а наоборот!

Мы двинулись дальше вдоль строя сотрудников по направлению к молодой девушке, одетой, как обычная проститутка в квартале красных фонарей в Амстердаме. Она выделялась из всех ярким вызывающим макияжем и жевательной резинкой, которую активно месила выправленными брекетами слегка пожелтевшими от курения зубами.

– Мария… – начал было куратор.

– Хрусь? – непроизвольно вырвалось у меня.

– Нет! – рассмеялся Косяковский. – Мария Петрова! У нас она координирует распространителей агитации, а также занимается мониторингом и анализом конкуренции. Другими словами, Машуля у нас на переднем флаге фронта и большую часть времени проводит на городских улицах.

«Неудивительно», – подумал я, посмотрев на сотрудницу, и шёпотом переспросил куратора:

– А чем она занимается с распространителями?

И тут же задумался: «И что они потом распространяют?»

– Общественной работой! – сквозь зубы шепнул куратор, улыбнулся и тут же поспешил представить мне трёх оставшихся руководителей агитационных бригад и водителя Пашку.

Самую активную из них – бодрую старушку, звали Майя Джабраиловна Пукевич. Сегодня она, видимо специально для встречи со мной, нарядилась в новенький спортивный костюм «Умбро». За спиной у старушки висел набитый чем-то туристический рюкзак, а в руках находились лыжные палки, приспособленные для скандинавской ходьбы. Майя Джабраиловна улыбнулась мне во весь рот, из которого тут же попыталась сбежать вставная челюсть, и немедленно продемонстрировала свою образованность, щёлкнув каблуками и громко выкрикнув: «Ave, Caesar, morituri te salutant!» Я тогда не знал перевод этой фразы с латыни, но мне показалось, что старуха рвалась в бой, где собиралась за меня умереть. Я аккуратно пожал ей руку, и ей, как мне показалось, понравилось, потому что она удовлетворённо хрюкнула и улыбнулась мне всем сморщенным, как сухофрукт, лицом. В нашем штабе она отвечала за агитацию пенсионеров. Стоящий рядом с ней мужик в потёртом клетчатом пиджаке и с желтеющим синяком под глазом, от которого сильно воняло тройным одеколоном, был представлен как Андрей Хабонович Клюев. Он занимался с алкашами и маргиналами нашего участка, а студент Илюша Мачатин подстрекал к правильному голосованию однокурсников и прочую молодёжь.

– Остальных тебе знать не обязательно! – закончил обход Пётр Константинович.

– А есть кто-то ещё? – просто так спросил я.

– Руководителя Причудинского отделения «Сильной Страны», Эрнеста Пантелеймоновича, ты уже знаешь, кстати, он любезно предоставил мне свой личный кабинет на предвыборное время. А ещё есть фотографы, стилисты, специально подкормленные продажные журналисты, видеооператоры, да сами распространители наглядной агитации, и у всех кандидатов они общие, и их около пятидесяти человек.

– Так, работаем! – хлопнув в ладоши, неожиданно объявил Косяковский и потащил меня к себе в кабинет пить кофе и строить планы.

ССовцы дружно разбрелись по рабочим местам, послышался стук компьютерных клавиш, мгновенно зазвенели телефоны, в воздухе снова появился рабочий гул.

Мы зашли во временно оккупированный кабинет Эрнеста Пантелеймоновича, и куратор закрыл за нами дверь.

– А где сейчас хозяин кабинета? – зачем-то поинтересовался я.

– В творческом отпуске! – ответил куратор. – Он, как бы тебе проще сказать, всего лишь символическое лицо партии в вашем регионе. Мужик он хороший, безвредный, но глупый, поэтому, чтоб не мешался под ногами, временно перемещён по месту жительства. Когда всё закончится, он вернётся в это ужасное кресло!

С этими словами Косяковский сел в него за огромный дубовый стол и заворочался, пытаясь найти удобную позу.

– Итак, – начал Пётр Константинович и, достав лист из кожаной папки, принялся бормотать себе под нос факты моей биографии. – Что мы имеем на сегодняшний день? Валерий Валерьевич Цыганищев – двадцати восьми лет отроду, выходец из народа, профессия – сварщик шестого разряда, атеист, холост, не судим, а теперь партийный, истинный ариец.

– Что? – не понял я.

– Шутка! – ухмыльнулся он и, протянув мне несколько листов бумаги, на которых уже было что-то отпечатано, предложил: – Подписывайте, Валерий!

– Что это? – настороженно спросил я, принимая документы.

– Ваша дарственная на квартиру на меня в случае вашей скоропостижной смерти! – серьёзно сказал он, но, увидев моё перекошенное от недопонимания лицо, рассмеялся и добавил: – Снова шутка! Заявление в Центральную избирательную комиссию, сведения о доходах, имуществе, семье и так далее.

– А я слышал, что надо ещё какие-то подписи собирать, – аккуратно подписывая документы, вдруг вспомнил я, особенно тех ходоков, надоедавших мне по вечерам на предыдущих предвыборных кампаниях.

– Это самовыдвиженцам, а вы, Валерий Валерьевич, идёте от партии, и не самой последней в нашей стране! – компетентно ответил Косяковский, принимая у меня подписанные бумаги для проверки.

– А все кандидаты «Сильной Страны» обслуживаются здесь? – поинтересовался я, принимая чашку кофе из рук куратора.

– Да, – подтвердил он. – И все уже не в первый раз. Просто ты – новенький.

– Какой план дальнейших действий? – поинтересовался я, одним глотком выдув кофе, чем вызвал удивление в глазах собеседника.

– Завтра с утра ты отправишься в Центральную избирательную комиссию и отнесёшь документы для регистрации, а сейчас привезут стилиста, он сделает из тебя, неуклюжей гориллы, человека, потом придёт фотограф, будем фотографироваться на листовки, баннеры, затем ты займёшься изучением своих конкурентов, – огласил весь список предстоящих мероприятий куратор.

В дверь постучали, и тут же она распахнулась. На пороге появилась Леночка Хрусь и по-армейски доложила:

– Пётр Константинович, приехал стилист из фирмы «Чудный Модный Облик» и требует к себе новенького кандидата!

– Оперативно! – похвалил Косяковский и, сложив из названия салона красоты аббревиатуру, рассмеялся. – Забирайте! Только не увлекайтесь там модными причёсками! Не забывайте, Валерий Валерьевич – кандидат из народа!

Я поставил на стол пустую чашку, поднялся и пошёл за Леной, а куратор открыл ноутбук и принялся воодушевлённо редактировать тексты для листовок, полученные от журналистов по электронной почте.

То, что явилось передо мной, повергло меня в шок, и да, таких людей раньше мне встречать не приходилось. Нечто, напоминающее и мужчину, и женщину одновременно, презрительно пялилось на меня накрашенными глазами, спрятанными за узкими очками в чёрной оправе. Я принялся рассматривать эту явную ошибку природы, пытаясь сходу определить пол и возраст. Проведя визуальный анализ вторичных половых признаков, я был почти уверен, что передо мной находился мужчина, а не очень страшная женщина. Подтверждением тому служил слегка выпирающий из-под обтягивающих бежевых брюк небольшой бугорок в области паха. Однако всё окончательно прояснилось, когда стилист подал слегка заниженный, гнусавый голосок.

– Что вылупился! – произнесло существо непонятного пола, раскладывая из женской сумки приспособления для стрижки.

– А как вас зовут? – попытался что-то понять я.

– Какая тебе разница! – сухо ответило нечто и тут же принялось кокетничать. – Допустим, Андрэ, а тебя?

– Андрей? – не понял я.

– Андрэ! – обиделся стилист. – Что непонятного?

«К такому имени необходима и фамилия соответствующая, испанская, например Пидерэ», – мрачно подумал я и, слепив суровое выражение лица, отвернулся к зеркалу.

Закончив приготовления, Андрэ обратился к сотрудникам штаба:

– Этого как стричь будем?

– Налысо! – моментально предложила Машка и, заржав, как молодая кобыла, надула и лопнула пузырь из жевательной резинки, да так, что обрывки повисли у неё на носу.

– Лысый у вас уже есть, впрочем, как и волосатый. Седой, кстати, есть тоже! – строго заметил Андрэ и спросил: – Этот тоже из народа? Может, его в рыжий покрасим?

Я подарил ему убийственный взгляд, и под хруст костяшек сжимающихся кулаков он стушевался и решил больше не проявлять инициативу.

Через час куратор, наблюдавший за происходящим из дверей своего кабинета, заметил, что вот теперь я стал похож на человека. Понятие «человек», видимо, у всех было разное. Из зеркала на меня смотрел милашка-ботаник с зализанной причёской с пробором, пробегающим по левой стороне головы в сторону макушки. А если ещё добавить к этому мои пухленькие щёки и растерянный от увиденного в зеркале взгляд, то создавалось впечатление, что я только что прибыл сюда прямо с детсадовского утренника.

– Пойдёт! – кивнул головой Косяковский и добавил, обращаясь к женоподобному Андрэ: – Спасибо! Ты свободен. Зайдив бухгалтерию.

Услышав знакомое слово, бухгалтер Ивонна Андреевна, с интересом наблюдавшая за моим перевоплощением, быстрой утиной походкой поспешила к рабочему месту, куда и последовал надменный стилист, вульгарно покачивая бёдрами.

Через час двадцать, когда в воздухе окончательно растворился аромат, производимый пафосным цирюльником, в штаб припёрся не менее надменный и наглый фотограф.

Распихав насильно всем сотрудникам свои визитные карточки, он настоятельно принялся склонять находившуюся в приступе «собачьей радости» Машку к индивидуальной фотосессии, предлагая ей поучаствовать в съёмках в стиле «ню» у себя в студии поздно вечером. Получив Машкино безоговорочное согласие, он тут же выбрал цель в виде Леночки и пошёл на второй заход, но был немедленно сбит суровым взглядом Ивана Ивановича, в прошлом майора войск противовоздушной обороны.

– Так! – пытаясь сгладить неловкую ситуацию, он быстро по-малаховски затараторил. – Где снимаем, как снимаем, кого снимаем?

– Снимать ты у гостиницы будешь! – строго заметил Косяковский и потребовал немедленно приступить к работе.

Фотограф, как и стилист, поначалу мне не понравилсятоже, и не только мне одному. Начальник штаба, памятуя недавний налёт на дочку, не сводил с него пристальных глаз, наверное, представляя во всех красках, как, кряхтя, будет заталкивать своими жилистыми руками дорогущий фотоаппарат «Никон» ему прямо в сакральную пещеру.

– Нам нужно пару снимковза столом, ещё несколько общим планом на зелёном фоне, на улице, в парке и хотелось бы на рабочем месте! – отодвинул меня в сторону Пётр Константинович и строго предупредил: – И безо всяких свадебных дел!

– Да как вы можете! Я – профессионал! – разозлился фотограф.

– Ага, профессионал! – вставилмрачное слово начальник штаба Иван Иванович. – Мы тут уже оценили твою работу с кандидатом Юрием Липшицем.

– Это было предложение его супруги! – продолжал отпираться фотограф.

– Ну да, – издевался Хрусь-старший. – Стоять на руке у жены или перед ней на колене, прятаться за берёзами и запускать в небо голубей.

– Хватит! – прервал куратор. – Надеюсь, ничего такого больше не повторится!

В офисе фотографировались молча.

На самом деле, как я позднее понял весь этот процесс и что впоследствии подтвердила суровая практика жизни, для любого кандидата в предвыборной гонке необходимы всего три снимка. Первый, самый важный и главный – на рабочем месте. Тут нужно восседать за столом со сцепленными в замок руками или держать ими какой-нибудь необходимый предмет, например авторучку или очки. При этом выражение лица должно изображать глубокую озабоченность, и желательно о судьбах Родины. Особым писком служит правильная непрочитанная газета или книжка из серии «Сборник указов президента» с торчащими из неё разноцветными закладками. Такие фотографии не дают избирателю сомневаться, что перед ними человек умный, грамотный и образованный и всегда в курсе происходящего. Главное, чтоб реквизит на фотоснимке случайно не оказался в перевёрнутом виде, впрочем, это уже задача фотографа.

Вторая фотография должна подчёркивать открытость и дружелюбие, когда кандидат стоит в рубашке, а пиджак свисает на скрюченном пальце, на плече за его спиной. Как объяснил фотограф, для такого изображения очень важно положение головы в пространстве. Взгляд, направленный вдаль, характеризует избираемого как человека целеустремленного и дальновидного, а лицо, украшенное зловещей улыбкой и обращённое кзрителям, как бы намекает, что перед вами парень компанейский и свой в половую доску! Ну и наконец, в арсенале любого политика обязательно должна быть фотография, где он запечатлён в действии или в окружении избирателей. В своё время этим отличился вождь мирового пролетариата, а так же главный фашист планеты и многие другие, чьи нетленные жесты и поступки повторяют всевозможные публичные клоуны до сих пор. В моём случае это была фотография, где я в настоящей русской косоворотке стоял с группой специально надрессированных пенсионеров и жестом показывал, что всё у нас хорошо. Всю эту нехитрую премудрость, впоследствии положеннуюв свою жизненную копилку, я приобрёл от фотографа благодаря его пояснениям.

– А зачем на зелёном фоне? – в процессе фотосессии спросил я. – Это же не флаг нашей партии?

– Дизайнеры из рекламного агентства настоятельно требуют, чтобы было легче обрабатывать изображение и подставлять разный фон сзади, например родные просторы или ваш завод, – сказал начавший отходить от обиды фотограф.

– Какой завод? – смутился я.

– Кстати, о заводе! – вдруг вспомнил Пётр Константинович. – Надо бы подчеркнуть, кто ты, Валерий, по профессии. У тебя есть эти, ну как они там называются? А! Профессиональные инструменты?

– Нет, – признался я. – Они на работе остались.

– И наверняка все грязные! – сморщился фотограф.

Куратор немедленно вызвал водителя, сунул ему в руки пачку денег и приказал съездить в строительный магазин и приобрести набор начинающего сварщика.

С задачей водитель справился на три с плюсом. Попав в магазине в дружеские объятья талантливого продавца-консультанта, он умудрился приобрести самый дорогой сварочный инвертор, самые толстые электроды, которые явно к аппарату не подходили, и сварочную маску «хамелеон» с автоматическим затемнением. Он бы купил ещё чего-нибудь, но денежные средства предательски закончились.

– Ну и нахренавсё это? – пробурчал я, критически осматривая покупки. – Аппарат не нужен такой, маску тоже можно было взять простую, не работать же! А вот перчатки не купил зря! Они для сварщика не менее важны, чем маска! Это как презервативы для бабника!

За моей спиной начальник штаба показал водителю кулак.

– Ничего, – успокоил, наверное, самого себя куратор. – Аппарат пригодится!

Фотосессия продолжилась. К десяти часам вечера, когда все устали, фотограф начал ныть, что у него дома некормленые рыбки, кошки, дети, жена и хомячок. Услышавшая это Машка, ожидавшая, когда тот закончит со мной и займётся ей, затрясла нижней губой в готовности разразиться крокодильими слезами.

– Иди! – согласился Пётр Константинович и добавил: – Все фотографии с утра должны быть у меня на столе, тогда и рассчитаемся. На сегодня все свободны!

За окном уже было темно, а я еле держался на ногах. Так уставать мне не приходилось даже на своей работе и даже тогда, когда случались аварийные внештатные ситуации и приходилось в любую погоду и время суток устранять неисправности в родном коммунальном хозяйстве. Я зашёл в квартиру, закрыл дверь, рухнул на кровать и захрапел.

Будильник по злой традиции разбудил меня в шесть утра. Умывшись, позавтракав и немного поиграв в китайский тетрис, я, приодевшись во всё, как мне показалось, приличное, отнёс заявление в ЦИК, а затем отправился в штаб для получения дальнейших указаний.

К моему удивлению, все уже находились на своих рабочих местах и работа, как обычно, кипела.

– Доброе утро! – поздоровался со мной куратор и предложил: – Хочешь глянуть, что получилось?

– Конечно! – не раздумывая, согласился я и подвинулся к экрану его компьютера.

Это были лучшие мои фотографии за всю сознательную жизнь. На них я получился неотразимым и кое-где сексуальным, как справедливо заметила уборщица баба Настя, суетящаяся со шваброй вокруг кураторского стола. Мне очень понравилась одна из картинок, изображающая меня в белой рубашке с ярким красным галстуком, с электродом в руке и в сварочной маске на голове, задумчиво восседающего на берегу речушки Малая Мымра в позе «Мыслителя» скульптора Огюста Родена и целиком ушедшего в тургеневские думы: «Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины…» – ну и так далее… Я попросил распечатать мне фотографию на память, но Пётр Константинович засмеялся и успокоил меня, сказав что скоро это будет изготовлено тысячными тиражами и я смогу забрать себе столько, сколько пожелает моя пока ещё чистая душа.

– Ты уже видел своих оппонентов по политической борьбе? – неожиданно спросил он.

– Пока не изучал, – признался я.

– Тогда немедленно займись! – предложил куратор и швырнул мне толстую папку с досье на конкурентов в борьбе за депутатское кресло, любезно и скрупулёзно собранное начальником штаба и его неизвестными партизанами.

Я вышел в холл, уселся на диван и принялся изучать документы.

Итак, я шёл кандидатом от партии «Сильная Страна», чьё сокращённое название иногда пугало население нашей Отчизны и приятно будоражило руководство близлежащих аграрных, приморских и неторопливых стран. Среди наших кандидатов, коих, помимо меня, было немало, попадались известные и уважаемые в городе люди, такие как профессор Причудинской консерватории Максим Исаевич Мюллер. Что касается националистов и прочих возмутителей спокойствия, таких в рядах нашей партии не было, как и представителей рабочего класса, помимо меня. Я был приглашён в ряды недобитых интеллигентов экспериментально, по предложению куратора, который считал, что любая партия должна представлять более широкие слои населения. На моём избирательном участке, помимо меня, зарегистрировались ещё четыре депутата. Точнее, пять.

Кандидата-самовыдвиженца и по совместительству главного футбольного фаната Причудинска Александра Мячикова за уж очень правдивую программу в самом начале прокатили с регистрацией. И это несмотря на то, что по всем предвыборным правилам он всё сделал как нужно, собрал подписи, опубликовал свои мысли в газетах и запустил всевозможную агитацию за собственные и собранные со своих сторонников – футбольных фанатов деньги. Он честно поделился с избирателями, что быть депутатом для него большая честь, а будущая его работа находится недалеко от места его проживания, и вообще, в здании Законодательного собрания очень вкусный и недорогой буфет, а поесть Саша любил. Вдобавок к этому он объявил, что обяжет церковных миллионеров платить налоги, а сам примкнёт ко всем коррумпированным структурам, кто пилит бюджет и складывает его по карманам, и вообще собирается на этом хорошенько разбогатеть. Избиратель неоднозначно отреагировал на подобные заявления, но затем проникся честностью, поверил и поддержал. Однако правящий режим, ощутив в Мячикове нарастающую угрозу и дальнейшую конкуренцию, подвёл его программу под действие уголовной статьи «Экстремизм», а также разжигание какой-то ненависти. Масло, видимо слитое с лампад, в огонь зарождавшегося пожара подлили неугомонные церковные труженики, объявив Александра Мячикова антихристом, сатанистом и вероотступником. Публично предав кандидата анафеме, они на ближайшие пятьсот лет отлучили его от своей церкви, где Александрдо этого времени ни разу не был, да и никогда не стремился туда попасть. Одновременно, обладая юридическими правами, богомольцы обратились в Причудинскую прокуратуру с требованием наказать кандидата по пока несуществовавшей в те времена статье «Оскорбление чувств верующих». Александра Мячикова это известие заставило задуматься, и чтоб в обозримом будущем ему не пришлось топтать участок земли за колючей проволокой, он на всякий случай принял решение снять свою кандидатуру с выборов ещё до регистрации.