Предсуществование

– Что за чертовщина! – выругался Мишкоатль. – Не может же перед нами быть чистая сингулярность? Что это?

Но никто не знал. Никто не ответил на его вопрос, обращённый ко всем.

Вокруг воронки, за бруствером из выброшенных пород, земля будто оказалась выжжена. Лес отступил метров на двадцать, оголяя обугленную почву. Всё это свидетельствовало о том, что внутри земной тверди бушевали чудовищные силы и давления, сотворившие такое «чудо».

Мне стыдно это признавать, но я всегда боялся глубины. Но не морской глубины, а глубины земной – шахт и подземелий, где сверху, будто пресс, на тебя давит громадный слой тверди. Мне нужно было морально подготовиться, прежде чем спускаться в воронку. Хотя, сомневаюсь, что такая необходимость понадобилась бы, ведь, если верить поведению фотонов, там внизу расстилалась абсолютная бесконечность.

Но на противоположном конце земного шара никаких подобных новообразований обнаружено не было, из чего можно было сделать вывод, что бесконечность внутри кромешной тьмы, имела квантовую природу – то есть уходила в глубину самого пространства, не нарушая его трёхмерной целостности. Иными словами, она в некотором роде была похожа на сингулярность внутри чёрной дыры, которая не имела «выхода» на другом конце пространственно-временного тоннеля, а вела в место, в котором не действовали законы привычной вселенной. Это место называлось Ничто.

Но интуиция подсказывала мне, что перед нами не просто сингулярность. Вообще даже не сингулярность, а нечто иное, нигде и никогда ранее никем не виденное.

И одновременно с этим чувством у меня вдруг возникло ещё одно ощущение. Очень странное и пугающее ощущение того, что мне прекрасно знакомо то, что находится там, в царстве вечного мрака. Оно крепло с каждым днём и помимо него сознание моё начало терять ясность. Как и сознание остальных. Вероятно, так воздействовало неведомое излучение, исходящее от воронки.

Мы делали вид, что всё в порядке, однако я сразу же начал замечать за своими друзьями странности. Как и они – за мной.

Списать происходящее на стресс и усталость было бы проще всего, но я никогда не занимался самоуспокоением, предпочитая смотреть правде в глаза. А она была такова, что мы просто не знали, с чем столкнулись, и что теперь следует предпринять.

6

Мишкоатль был помешан на чистоте, и во время той «командировки» его одержимость, поистине, приобрела катастрофические масштабы. Он убирался в доме каждый день, мылся по три раза в сутки, а уж сколько раз мыл руки, и сосчитать трудно. От обилия щелочи, даже при безупречной нечеловеческой регенерации, его кожа не успевала восстанавливаться и стала на ощупь как наждачная бумага.

Он изводил десятки упаковок стирального порошка и мыла в неделю. Перестирал всё, что было в хозяйском доме: шторы, занавески, покрывала, постельное бельё… Вскоре и обои в доме показались ему грязными, поэтому он содрал их все, купил новые и поклеил их. Такое поведение, противоречащее логике и похожее на психическое помешательство, наблюдалось не только у него.

Шолотль, не мысливший себя без ежедневных тренировок, стал тренироваться с мечом практически круглосуточно. Он перестал спать. Вообще. Как «бог войны», который всегда испытывал восторг во время битв и чувствовал себя в них, как рыба в воде, на этот раз он просто «слетел с катушек», как говорится. Он не исполнял свои должностные обязанности в полной мере и на все уговоры требовал оставить его в покое. Его меч вскоре затупился, потому как, не располагая живой вражеской силой, ас вынужден был рубить им толстые стволы деревьев и даже камни. Приближаться к Шолотлю, когда он находился в состоянии помутнения рассудка, было себе дороже, поэтому все обходили его стороной.

Наш отряд распался. Выполнение задания провалилось.

Ну а я… Как я догадался, излучение воздействовало на нашу психику, усиливая страсти… А моей страстью была Унго. Раньше она мне просто нравилась, но как только я ощутил на себе воздействие излучения, девушка стала моим наваждением. Я думал о ней каждую минуту и не мог спать. Мне хотелось ощущать её каждой клеткой своего тела, каждой частицей духа. Вместе с тем я понимал, что это была не любовь, а просто одержимость ею, как у Мишкоатля – одержимость чистотой, а у Шолотля – битвами. И как же хорошо, что она с нами в тот поход не отправилась.

А вот Майя и Чантико, казалось, были лишены всяких страстей, потому как на них излучение странным образом не подействовало! Хотя я прекрасно знал, какие бы их должны были одолевать страсти. Чантико безответно любила приёмного сына Люминеса, а Майя была помешана на правде, которая в её интерпретации зачастую воспринималась как иллюзия.

Но, как я уже сказал, Чантико и Майя оказались единственными, кто сохранил рассудок.

К слову сказать, точно такое же воздействие излучение оказывало и на жителей деревни, находившейся ближе всех к воронке. Заметив неладное, многие из них уехали от греха подальше, а те, кто остались, стали вести себя непредсказуемо, эксцентрично и абсурдно. Например, у хозяина одного из домов, который мы снимали, обнаружилась патологическая страсть к деньгам. Нам пришлось заплатить ему за аренду в пять раз больше той цены, на которую мы изначально договаривались. Мы не стали с ним спорить, и я тогда не придал особого значения, полагая, что практически все люди одержимы деньгами и в этом нет ничего удивительного. Теперь становилось понятно, откуда «росли ноги» у этой одержимости.

Страшно представить, что в таком случае творилось с любителями выпить или с теми, кто был одержим более страшными страстями: злом, ненавистью, желанием причинить боль другим… Но, слава Богу, пока мы не слышали ни о каких убийствах и других преступлениях.

Я решил самостоятельно прогуляться к месту аномалии.

К воронке вела узкая двухколейная дорога, как нож прорезающая изумрудную стену леса. Весь путь меня одолевали несметные полчища комаров, на которых, по-видимому, тоже подействовало излучение, раз они так неистово желали крови.

Мне же удалось ненадолго избавиться от своей одержимости. Я побрёл к воронке, хотя сам не понимал, что надеялся там найти. В одиночку. Без оборудования. Без чёткого плана и понимания, что, собственно, искать.

Громадный чёрный провал в неизвестность предстал перед моими глазами. Эта тьма будто ворвалась в мою душу и затопила собою всё. Этот мрак прорастал глубоко во мне, расширялся, стирая мою сущность и мысли. Я стоял на краю пропасти, всматриваясь в абсолютно чёрное пространство под собой, и мне казалось, будто я улавливаю отголоски чьего-то сознания, растворённого в этой жуткой тьме. Но кто бы мог томиться в том абсолютном Небытие? Кроме людей и Руководства в лице асов не существовало больше никого. Так мы тогда думали, ещё не зная о Городе-Боге. Но в тот раз он оказался ни при чём.

Я услышал чей-то зов, который начал преследовать меня. Он не был вербальным. Я чувствовал его всей кожей, ощущал каждой клеткой тела, каждым нейроном головного мозга. Он проник глубоко в меня, затопил собою всё. Я ощущал, что меня кто-то зовёт, но не мог разобрать слов. Лишь спустя время этот зов сложился в слова. Произошло это во сне. Сначала я услышал голос. У меня была довольно неплохая память на голоса, и я мог с уверенностью сказать, что этого я никогда ранее не слышал, и не представлял, кому бы он мог принадлежать.

– Освободи меня! Освободи!

Голос был измождённым, усталым, обречённым. Меня охватила горечь, когда я его услышал.

А затем изображение, нечёткая картинка начала проступать в моём сознании, будто проявлялось фото на бумаге.

Я увидел страшную темницу, посреди которой обездвижено замер пленник.

Он стоял, широко раскинув руки, и лишь приглядевшись, я с ужасом понял, что они оказались вплавлены в камень двух чёрных отрогов скал. Из таких пут ему ни за что было не освободиться.

Это был молодой мужчина. Выглядел он стандартно, как человек, и так же, как, собственно, и любой ас. Либо он просто предстал передо мной в таком образе и визуализировал своё жуткое заточение именно так, как я бы смог воспринять.

На его лице виднелись шрамы, одежда была разорвана и лохмотьями свисала с худого измождённого тела. Некогда светлые волосы спутались и потемнели от грязи. Только глаза… Серо-голубые глаза по-прежнему горели пламенем ярости, говоря лишь об одном заветном желании пленника – выбраться… выбраться и отомстить тому, кто запрятал его в темницу.

Где она могла находиться, я не представлял. Скорее всего, она находилась за пределами вселенной, на неизведанных глубинах пространства или самого Небытия, потому как излучение, которое её окружало, не могло принадлежать физическому миру.

Долгие миллиарды лет пленник томился в ней. Может, он спал, может, копил силы. И когда пришло время, будто постучал в дверь. Кому-то оставалось лишь открыть ему. Неужели, мне? Я ощутил необъяснимую тягу к нему, будто давно его знал, и мы были связаны.

Чем же? Кровью?

В тот момент я вспомнил небольшой инцидент, который произошёл между мной и Шолотлем. Мы поругались у самой воронки. Я попытался убедить его в том, что мы тупо теряем время и лучше будет свернуть операцию, тем более из-за воздействия излучения мы не могли вести полноценные исследования. Он же был убеждён, что никакого воздействия нет, и я просто отлыниваю от исполнения своих обязанностей.

– Да, видно, я в тебе ошибся. Надо было взять кого-то другого. Не знал, что ты такой лентяй! – бестактно сказал он.

– Это ты нас сюда притащил бестолку, даже не удосужившись провести первичную дистанционную диагностику аномалии. Это просто верх непрофессионализма! И после этого ты ещё зовёшься начальником Службы Безопасности?

В общем, слово за слово, и мы сцепились. Это произошло прямо у самого обрыва, и я не представляю, о чём мы тогда оба думали. Шолотль ударил меня по лицу, и несколько капель моей крови устремились вниз, в ослепляющую чёрную бездну.

Теперь я понял, что именно моя кровь приоткрыла для Него дверь. Благодаря ей, Он смог достучаться до меня. С того момента я и начал слышать зов.

Я схватил Шолотля, приводя в чувство. Мы с ужасом отшатнулись от обрыва и повалились на землю.

Ас ничего не почувствовал, только будто очнулся от наваждения. С того дня воздействие излучения на нас прекратилось. Только я находился словно в бреду и практически постоянно слышал таинственный зов.

– Кто ты? – пытался добиться ответа я, но пленник в моём воображении молчал.

– Я не смогу помочь тебе, не зная, кто ты. Пожалуйста, ответь!

Он молчал несколько дней, а после, во время моей полуночной прогулки к месту аномалии, открыл себя.

Я увидел свет, воспаривший над бездной воронки. Он был такой силы, что мне пришлось зажмуриться. Но когда я вновь открыл глаза, он стал слабее. Переливы белого и перламутрового уступили место сиреневому сиянию, к верху переходя в красный.

Из этого свечения начал проступать образ пленника, виденный мною ранее во снах, только мужчина не был скован. Он предстал передо мною гордо расправившим плечи. Лохмотья заменили чёрные одежды, сотканные из мрака. На бледном хищном лице по-прежнему пылали глаза.

– Кто ты? – повторил свой вопрос я, и отчего-то пал на колени. Ноги попросту не держали меня в тот момент. И своего голоса я не услышал. Наверное, я задал вопрос мысленно.

Пленник смотрел прямо в мою душу. Он не говорил ни слова, но между тем во мне начало постепенно возникать понимание того, кто находился передо мной.

Я не понимал, как раньше мог быть так слеп. Как я не догадался?

Мужчина, которого я видел перед собой, был братом-близнецом моего отца. Сам Тонакатекутли символично именовал его Тёмной Троицей. Личное же его имя было Тескатлипока.

В далёкой древности, ещё до сотворения вселенной, Парабраман по каким-то причинам упрятал своего близнеца в темницу Небытия, и с тех пор делал вид, что его не существует. О Тескатлипоке не знал никто: ни я, ни Люминес, ни асы. Да и мой отец, очевидно, предпочёл о нём забыть и внушить себе, что его нет. Но я много раз замечал за ним, как без причины он становился вдруг грустным, когда думал, что на него никто не смотрит. Что-то грызло его изнутри. Теперь я понял, что.

О причинах заточения Тескатлипока мне ничего не сказал. Он лишь спросил:

– Ты освободишь меня?

И я без колебаний ответил «да». А что мне оставалось делать? Оставить его там, в этой жуткой темнице? Оставить там родного дядю? Каким бы он ни был, и что бы ни совершил, но поступить так с ним я не имел права. Не так был воспитан.

– Хорошо, – сказал он.

Едва заметная улыбка чуть тронула его скулы. Он не внушал доверия, от всего его образа исходила какая-то угроза, но пройти мимо него мне не позволила совесть. В тот момент я не задумывался, к каким последствиям приведёт его освобождение. Во мне говорила кровь. Она заставила меня сделать то, что я сделал.

– Подойди к обрыву, – мягко сказал Тескатлипока, и я послушался его.

Видение к тому времени растворилось в воздухе. Я остался один, лишь слышал его голос.

– Чего же ты ждёшь? – сказал он мне, застывшему у края пропасти.

Мне предстояло прыгнуть вниз. На словах это было так легко: всего шаг и… Но на деле… Если б ещё не моя боязнь подземелий! Освобождение дяди оказалось для меня испытанием. Мог ли я побороть собственные страхи? Так ли был силен, или являлся тряпкой и лентяем, как считал Шолотль? Его мнение меня волновало меньше всего в тот момент. Гораздо важнее для меня была дальнейшая судьба родственника.

Я повернулся к пропасти спиной, чтобы не видеть ужасающего провала в бездну и крепко зажмурился, теряя землю под ногами. Решающий шаг был сделан.

7

Самого падения, как такового, я не помню. Да я и не уверен, что оно вообще было. Я сразу переместился в область абсолютного Ничто – в место, лишённое всех законов вселенной, в место без самого места – в пространство невоплощённых образов моего отца и его близнеца.

Единственное, что я почувствовал, это сумасшедшее давление, будто меня сплющили и растянули по всему необъятному космосу. Будто вмиг я приобрёл двухмерную природу и потерял все представления о трёхмерности. Это неприятное ощущение длилось всего несколько секунд, но даже за этот ничтожный период я успел ощутить страдание и отторжение от того, что навалилось на меня и сдавило мою сущность. Что это было, я не знал. Может, само Существование, сам принцип Бытия, лишённый внешних проявлений? Или то был я сам, освобождённый от всех условностей и форм, и только представляющий собой одно короткое Слово?

За те несколько секунд я словно прошёл сквозь некий барьер, и оказался на дне пропасти, где уже наяву увидел измождённого пленника. Хотя, возможно, окружающая действительность являлась лишь визуализацией, чтоб мне было легче воспринять то, что меня окружало.

Я обнаружил себя на ледяном каменном полу, который обжигал мои голые пятки и ладони. Почему-то я оказался босым. Я с трудом встал, хотя настоящего падения не было, тело моё не болело, в нём просто чувствовалась непонятно откуда взявшаяся слабость. Её причиной могло быть сопротивление той силе, что приковала пленника к скале. И хоть я не освобождал его физически, а лишь на ментальном уровне, это было ещё тяжелее.

Я приблизился к дяде, вынул из ножен меч, и, замахнувшись, ударил им по чёрной скале у основания, где были вплавлены его руки.

Раздался оглушительный звон и… ничего.

– Подожди… – Обессилено прохрипел Тескатлипока. – Обычное оружие тут не поможет… Нужна… твоя кровь…

Что? Я ослышался или… Что за средневековые магические штуки? Но дядя смотрел на меня серьёзно. Ему было не до шуток.

– Ты должен пролить свою кровь, чтобы освободить меня, – сказал он.

Я сначала растерялся, топтался на месте, затем ещё раз ударил мечом по скале, и снова не последовало никакой реакции камня. Тогда я посмотрел на лезвие своего меча, а затем заглянул в дядины глаза, полыхающие неведомым фиолетовым пламенем в полумраке, и вдруг чётко понял, что надо делать.

Одним уверенным движением я рассёк руку от кисти до плеча. То же провернул и с другой конечностью. Из ран потекла кровь. Но боль в тот момент мало волновала меня.

Я поднёс искалеченные руки к местам, куда были вплавлены предплечья и кисти дяди. Кровь обильно закапала на камень, и скала начала растворяться прямо у меня на глазах, освобождая измученного пленника. Я не мог поверить в происходящее, но удивительная метаморфоза, свершавшаяся передо мной, была реальной.

Когда руки дяди оказались полностью освобождены, я помог ему подняться.

Но тьма бездны Небытия по-прежнему окружала нас.

– Как же нам выбираться отсюда? – в отчаянии спросил я.

В тот же миг я увидел ступени, возникающие будто из ничего. Они вздымались всё выше и выше, словно невидимые строители создавали их из триллионов виртуальных мельчайших частиц, возникающих в пустоте.

Я даже боялся представить себе высоту этой лестницы. Но высоты я не боялся, в отличие от глубины.

– Ты готов? – твёрдо спросил дядя.

Слабость покинула его, раз он смог создать материальную вещь из ничего. И мало ли на что он вообще был способен. Но я, не зная о нём ничего, не зная о его планах на Мироздание моего отца, если таковые имелись, всё равно привёл его в этот мир, потому как поступить по-другому мне не позволяла совесть.

Я закинул его руку себе на плечо и вместе мы начали медленно взбираться по лестнице.

***

Подъём длился недолго, вопреки моим ожиданиям. Так, как в том странном месте геометрия пространства была нарушена, мы преодолели лестницу чуть ли не за полчаса. Сверху уже брезжил свет разгорающегося восхода. Чистое молочно-голубое небо с розовыми прожилками готовилось встретить своего господина-солнце.

В момент его появления близнец моего отца – Тёмная Троица Тескатлипока ступил на землю. Он вошёл в этот мир по моей воле. Я привёл его, и ни разу об этом не пожалел.

Дядя будто обо всём уже знал, ему не нужно было осваиваться в новом для себя мире. Будучи всеведающим, Тескатлипока мгновенно считал всю информацию об окружающей реальности. Остаточная слабость после длительного заточения покинула его окончательно, он распрямился и гордо расправил плечи. Его образ засиял тёмным мерцанием, затмевая солнце. Шрамы, кровь и грязь исчезли. Я увидел перед собой молодого мужчину в чёрной накидке-плаще, который с уверенностью смотрел вперёд.

– Где твой отец? – наконец, спросил он после долгого молчания.

– В… В Непроявленности… – Немного стушевавшись, ответил я.

Его величие подавляло меня, заставляя благоговеть перед ним. Я чувствовал такую силу, исходящую от него, с которой, наверное, не смог бы справиться сам Тонакатекутли. Но ведь как-то же ему удалось упрятать брата в темницу?

Однако, несмотря на его могущество, я не боялся дяди. Я твёрдо знал, что он не причинит мне вреда, что мы, как говорится, на одной волне, и всегда будем заодно. Я испытывал тягу к нему, и знал, что неосязаемая нить родственных уз, связывающая нас, не позволит нам начать враждовать.

После вызволения дяди на меня, конечно же, сразу обрушился шквал негодования со стороны асов. Они опасались его. И страх их неосязаемо витал в воздухе, хотя они изо всех сил пытались его скрыть. Чего ждать от Тескатлипоки никто не знал. Асы опасались, что он в отместку уничтожит творение своего близнеца. В общем, даже толком не узнав его, не познакомившись с ним лично, они уже будто поставили на него социальное клеймо разрушителя и преступника. Коллективно у них сложился негативный образ моего дяди. И даже Люминес последовал примеру асов. Как же он ругался на меня! Он чуть ли не впервые позволил себе повысить на меня голос. Кричал так, что стены его замка тряслись.

– Ты хоть понимаешь, что натворил? – сокрушался он.

– И чего же такого неправильного я натворил? – с иронией воскликнул я. – Освободил своего родственника из заточения как нормальный «человек»! Только и всего.

– Ты что, не понимаешь? Он – опасен. Мы не знаем, чего от него ждать!

– Откуда такая уверенность? Мы даже не знаем, справедливо ли отец упрятал его в эту темницу. И если учесть то, что он никогда не упоминал о своём брате, я склонен считать, что вовсе не…

– Ты себя хоть слышишь? Одумайся! Если он заключил своего близнеца во Тьме, значит, на то были основания! Ты полез, куда тебя не просили. Зачем, спрашивается? Не разобравшись толком! Ничего!

– Хорошо! А что мне было делать? – взорвался я. – Оставить его там и спокойно уйти? Да мне бы совесть…

– Вот так всегда! И почему я не удивлён? Ты всегда печёшься лишь о себе. Сколько тебя помню, ты был и остаёшься законченным эгоистом!

Я не намеревался терпеть ещё и оскорбления. Скандалить с Люминесом мне не хотелось.

– Что сделано, то сделано, – спокойно сказал я.

– Конечно! Но расхлёбывать теперь кашу, которую ты заварил, придётся всем нам!

– Да что расхлёбывать? Ещё ничего не случилось! – вновь возмутился я.

– Значит, случится!

Мне надоело с ним спорить, стучать будто в глухую стену, пытаясь что-то доказать, и я ушёл.

В Йар Тескатлипоку не пускали. Он и не особо рвался туда. Он поселился на Земле, и вскоре к нему нагрянула целая делегация асов, во главе с Люминесом и Шолотлем, с требованием покинуть вселенную раз и навсегда. Я выступил на стороне дяди. Я защищал его хотя бы морально, потому как в физической защите он явно не нуждался.

– Это не твоё творение. Создатель заточил тебя в темнице. Ты был вызволен без его разрешения. Незаконно. Тебе нет здесь места, Тескатлипока. Уходи из нашей вселенной! – начал тогда мой брат.

Дядя невозмутимо оглядел всех присутствующих, ничуть не потеряв своей уверенности. Прогибаться он ни под кого не собирался.

Он создал себе светлый просторный дом «из ничего» на окраине какого-то большого города, и наслаждался тихой и уединённой человеческой жизнью. Рядом находились речка и чудесная роща, скрывавшая его цитадель от посторонних любопытных глаз. Но дядя не планировал просто сидеть, сложа руки. Он хотел, а может, к тому времени, как прибыла делегация, уже и нашёл себе работу.

– Насколько я знаю, ни у кого из вас тоже нет здесь абсолютной власти! – с достоинством ответил он.

– В отсутствие Создателя главными остаёмся я и Кетцалькоатль.

– Мой племянник уже сказал своё слово. Он хочет, чтоб я остался! – с торжествующей улыбкой сказал дядя. – И я останусь, потому что могу. Видите ли, мой брат-близнец наложил на себя ограничения после сотворения мира. Он сделал это для того, чтоб ненароком, в приступе гнева или иных отрицательных эмоций, не уничтожить своё творение. Но я же таких ограничений на себя не накладывал! Я всемогущий. Никому не заставить меня уйти. Бороться со мной бесполезно.

Поняв, что пытаться договориться бессмысленно, Люминес ещё раз воззвал ко мне.

– Прошу, Кеци, не совершай эту ошибку! Заставь его уйти!

Брат почти взмолился.

– Уверяю тебя, даже мой племянник не заставит меня это сделать без моего желания. Хотя, для меня очень важно его мнение. Но я сказал своё слово.

А я… Я просто не хотел оставаться один. Мне нужна была поддержка и любовь родного «человека», мне нужна была семья. Отец ушёл, с Люминесом мы были братьями только на словах, Унго не обращала на меня внимания. Я остался один. И, наверное, именно поэтому тогда так уцепился за новоиспечённого родственника.

С дядей мы хорошо ладили, понимали друг друга с полуслова. Он недолго пробыл на Земле. Со временем он выстроил себе более впечатляющие чертоги в центре тёмной туманности Треугольника. Я бывал в них. И каждый раз у меня захватывало дух от монументальности того места.

Его цитадель, располагавшаяся в чернильной мгле космоса, вначале показалась мне бесформенным, фантасмагоричным нагромождением чёрных, красных и серебряных блестящих башен, конусов, цилиндров и лестниц. Только спустя время я распознал в хаосе порядок. Замок моего дяди поразил меня своей логичностью, отточенностью, стройностью, совершенством… Я бы навсегда покинул Йар и поселился в нём, если б не мои «государственные» обязанности, с которыми легко бы смог справиться в одиночку Люминес.

Дядя не собирался покидать вселенную. Я не думал, что ему тут сильно нравилось, но о своих планах он не распространялся. Он бы с лёгкостью мог уйти куда-нибудь далеко в Пустоту и создать своё Мироздание, устроив в нём всё по своему вкусу, но он отчего-то не решался это делать. Может, у него просто не было желания. А может, сил… Хотя, он же сам сказал, что он – всемогущий… Как тогда отцу удалось заточить его в темнице? Этот вопрос не давал мне покоя. И я решился задать его, не рассчитывая получить ответа. Несмотря на то, что мы с дядей были близки, он не очень распространялся о своём прошлом. Причины своего заточения он долго не называл. Возможно, их просто не было.

– Ты знаешь, как он создал души? – в ответ поинтересовался Тескатлипока.