Голодный мир

 Племя окружило дом, рядом с которым проходил совет, вынесенный за его пределы в этот раз. Теперь уже все жители деревни смотрели на Лиззи с осуждением. Ни у кого не осталось сомнений в ее ужасном поступке против всего племени.

Лиззи выхватила из толпы презрительный и одновременно радостный взгляд Итаки.

«Она,» – тяжелым молотом ударила мысль. Догадка была просто чудовищной. Неужели эта женщина способна на такую подлость? Ведь она сестра Острого Когтя. Того самого Когтя, который так по-доброму к ней относится. Откуда в его сестре столько злости, если росли они вместе в одной семье?

– Эта белая женщина хотела смерти наших воинов и всех нас! Она сделала так, чтобы лекарка Сунэ не смогла никому помочь! – закричала Итаки, и голос ее сорвался на визг.

Индейцы загудели, как разъяренный пчелиный рой. Они окружали Лиззи, готовые вцепиться в нее, стоило лишь дать маленький повод, которым могло стать все, что угодно. Лиззи сжалась, стараясь превратиться в незаметный комочек. Дикая толпа с разъяренными взглядами не оставляла ни единого шанса на благополучный исход. Лиззи закрыла глаза, ощущая, как последняя надежда, едва теплившаяся в ней, покинула ее окончательно.

Лиззи не видела, как люди расступались перед идущим Острым Когтем. Как он протянул кожаный мешочек старейшинам племени. Она услышала лишь изумленный выдох толпы.

Острый Коготь, молча, подошел к Лиззи. Он взял ее за руку и вывел, пробираясь сквозь людей, успевших  вновь сомкнуться, после его шествия к старейшинам. Лиззи следовала за ним на негнущихся непослушных ногах. Острый Коготь и она, молча, шли к дому.

– Я не брала, – наконец выдавила из себя Лиззи, глядя под ноги.

– Я знаю, – ответил Острый Коготь, легонько сжав ее маленькую ладонь в своей.

***

– Знаешь, Рэйчел, не думал я, что мне придется оправдываться перед этим сопляком Йеном Робинсоном, – поделился размышлениями угрюмый недавно вернувшийся Том, разговаривая с женой за ужином.

После беседы с мистером Робинсоном он находился в прескверном расположении духа.

– Что случилось? – поинтересовалась супруга, проявляя участие и старательно жуя спелое яблоко.

Она давно забыла, что такое любовь к собственному мужу, но привыкла сохранять ее видимость и покой в доме.

– Он предъявил мне претензию, что я хотел подсунуть ему «гнилой товар». Прямо так и выразился. Ты представляешь? – говорил  Том в негодовании, барабаня пальцами по столу.

– Да уж. Я тоже не думала, что девчонка окажется столь строптивой. Еще и бусы моей покойной сестры прихватила. Нахалка. Эмми бы расстроилась из-за ее поведения, – высказалась Рэйчел, скептически сморщившись и  покачивая головой, всем своим видом давая понять свое отношение к племяннице, – Хотя… Яблоко от яблоньки не далеко падает, – задумчиво добавила она.

– Это же надо быть такой неблагодарной после всего, что мы для нее сделали, – произнес Том с лицом, выражавшим непонимание.

– Сестра никогда не разделяла моих взглядов. И дочка такая же, – сказала Рэйчел, вздыхая, – Никогда не понимала, зачем отказываться от выгодной партии, – закончила она, осматривая себя и одергивая платье.

– Если это такая хорошая партия, может быть, Лилиане стоит получше присмотреться к Йену Робинсону? – высказался Том, намазывая джем на хлеб.

– Ни за что! – вскричала Лилиана, закашлявшись.

От неожиданности она поперхнулась чаем.

– Успокойся, дорогая! Никто тебя не заставляет против воли выходить замуж, – произнесла мать.

– Это всего лишь предложение, не больше, – добавил отец, раздосадованный сорвавшейся сделкой, обещавшей выгодный куш, – Жаль, что твоя сестра такое сотворила.

– Мне никогда не нравилась эта девчонка. И попрошу не называть ее моей сестрой, – сказала Лилиана с досадой, притопнув ногой под столом.

У нее пропал всякий аппетит при воспоминании о вечно текущем содержимом носа мистера Робинсона.  Лилиана сослалась на головную боль и удалилась в свою комнату.

– Я не договорил, Рэйчел. До меня дошли просто невероятные слухи. Твоя племянница стала скво, – заговорщически произнес Том. Он усмехнулся и развел руками.

– Боже правый! – воскликнула супруга, демонстративно хватаясь за сердце, – я думала, ее убьют, ну или она станет рабыней для дикарей в лучшем случае.

– Кстати, о рабынях. Наша черная беглянка тоже теперь индейская женщина, – сообщил супруг, – вероятно, считающая себя свободной, – добавил он, наливая сливки в чай по своей давней привычке.

– И откуда ты это узнал? – поинтересовалась Рэйчел.

– У меня есть свои источники, – ответил Том, – Огненная вода кого хочешь заставит разговориться, – добавил он задумчиво.

 Глава 3 Жизнь в племени

Сэм жила обычной жизнью скво в доме семьи Лисьего Хвоста. Повседневная обыденность женщины, родившейся в племени маскогу, была для Сэм совсем необычной. На самом деле ее интересовало все. Чем ежедневно занимаются скво, как они шьют свою одежду, что любит есть Лисий Хвост и его многочисленные родственники? Сэм с удовольствием погрузилась в новую для нее во всех отношениях жизнь.

Масуго, так звали ее будущего мужа с рождения до получения им имени воина Лисий Хвост, предпочитал, чтобы к нему и дома обращались по-новому. Сэм это забавляло, казалось смешным. Впрочем, остальные индейцы поступали также. Все они гордились новыми именами воинов. Лисий Хвост называл ее Девушкой Дальних Земель, но Сэм, следуя примеру Лиззи, попросила вернуть ее настоящее имя. Лисий Хвост немного сопротивлялся для приличия, но услышав про то, что Острый Коготь нашел компромисс, решил пойти по стопам брата и уступить. Так Сэм вернула себе имя, данное ей при рождении матерью. У них с Лисьим Хвостом прошло обручение. Сэм при свидетелях накормила его вареной кукурузой, и теперь они официально считались парой.

 Свою мать Сэм помнила не очень хорошо. В ее памяти жили лишь несколько воспоминаний, как мама ласково гладит ее по голове, успокаивая после падения и ушиба колена, да, как плакала сама накануне продажи. В шестилетнем возрасте Сэм разлучили с матерью, продав ту в другое имение. С того времени Сэм никогда ее не встречала и не слышала о ней, как ни старалась расспрашивать новых, только что купленных рабов. Иногда они появлялись в поместье прежних хозяев, но никто никогда не рассказывал Сэм о том, что она хотела бы услышать. Никто не встречал рабыню, о которой их спрашивали.

По утрам пока солнце еще не поднималось высоко, и не начинался дневной жар, Сэм с другими скво работала в поле за деревней. Тогда в воздухе пахло землей и растениями. Индейские женщины выращивали кукурузу, бобовые, тыкву.

Днем женщины уходили в лес, собирали спелую дикую землянику, чернику, плодоносящие в Северной Каролине до самой осени, или другие ягоды, травы и корни, идущие в пищу. Уставшие, но довольные женщины возвращались домой, чтобы приготовить еду и накормить каждая свою семью.

Сэм научилась свежевать тушки, выделывать шкуры, коптить и сушить рыбу, собирать яйца, топить жир. Некоторые вещи, вроде одеял и сахара, индейцы  покупали в форте Риджвуд. Туда Сэм не ходила, опасаясь встречи с бывшими хозяевами.

По вечерам она частенько забегала в дом к Лиззи. Хорошо, если Лиззи находилась в это время с бабушкой Сунэ. Даже присутствие Острого Когтя не так смущало Сэм, как столкновения с Итаки. Эта высокомерная красивая индианка при встрече с Сэм обычно морщила нос, словно почувствовала дурной запах и вынуждена его терпеть.

Сэм молча сносила ее выходки до того момента, пока  с Лиззи не случилась та беда с иглами и медицинским ножом. После рассказа Лиззи, будто Острый Коготь знал, что это не ее рук дело, но не говорил, где обнаружил мешочек, Сэм шипела в ответ на сморщенную физиономию молодой индианки, давая понять, что раскусила ее подлые намерения и не боится бесстыжую скво.

Как помочь Лиззи, Сэм не знала. Она подбадривала подругу, разговаривала с ней на родном для той языке. Хотя индейцы запрещали это делать, но оставаясь вдвоем, девушки вольны были говорить так, как им хочется. Это сблизило обеих еще больше. Вероятно, имело значение и то, что они были одного возраста.

– Лиззи, когда ты собираешься выйти замуж? – расспрашивала подругу Сэм.

– Не знаю. Мне не за кого выходить, – отвечала Лиззи.

– Так уж и не за кого? – поинтересовалась Сэм, и глаза ее заискрились от смеха, – Знаешь, мой Лисий Хвост любит вкусно поесть. Ты бы приготовила бобы с мясом для своего семейства.

– Готовит еду бабушка Сунэ. Я только помогаю ей, делаю, что надо, – ответила Лиззи.

– Твою стряпню оценил бы Острый Коготь, – продолжила Сэм с улыбкой.

– Да ну тебя, как будто мы не можем готовить вместе с бабушкой Сунэ, – ответила Лиззи, отмахиваясь.

– Это понятно. Я говорю о другом, – сказала Сэм, смеясь, – собственноручно приготовленное тобою блюдо пробудит в нем страсть.

К дому, где стояли девушки, подошел Острый Коготь, и Сэм засобиралась к себе.

– Есть что-то, о чем я должен знать? – поинтересовался Острый Коготь, когда они остались с Лиззи вдвоем.

– Нет. Все, как и всегда. Сэм забегала просто поболтать, – ответила Лиззи, неопределенно пожимая плечами.

Они стояли перед раскрытым входом. Их голоса привлекли бабушку Сунэ. Старая индианка давно заметила, как внук подолгу смотрит на Лиззи, часто забывая, что хотел сказать. На этот раз он снова поедал Лиззи глазами и девчонка, кажется, совсем не против. Острый Коготь такой славный воин, а попался в сети белой девушки, хоть и вытащил из воды он ее, а не наоборот.

Лиззи каждый день убирала в доме, подметала земляной пол, помогала готовить еду из того, что приносил Острый Коготь с охоты или заносил кто-либо из женщин. Она научилась разделывать тушки кроликов и куропаток, могла дойти до реки, чтобы почистить песком горшки. По вечерам шила одежду из выделанных оленьих шкур, научилась вышивать под руководством бабушки Сунэ. Делала, все, что могла, что было по силам в ее состоянии после недавнего выздоровления. Так как бабушка Сунэ взялась обучать Лиззи лекарскому делу, девушку освободили от обязанности заниматься собирательством в лесу ягод, кореньев и всего того, что использовалось для питания в племени.

Острый Коготь старался после охоты на оленя или бизона приносить домой кусок получше.  Индеец целыми днями пропадал в лесу, появляясь лишь вечером в лучшем случае. Чаще всего, он уходил на несколько дней.

Однажды Острый Коготь только ушел на охоту, а  бабушка Сунэ тут как тут, оказалась рядом с Лиззи с разговором.

– Лиззи, ты знаешь, что Острый Коготь должен стать вождем? – поинтересовалась бабушка Сунэ, как бы невзначай, перебирая крупу.

– Конечно, – ответила Лиззи.

– Тогда ты должна знать, что у него не такая судьба, как у простого человека. Она не связана с тобой, – говорила бабушка Сунэ, взяв Лиззи за руку и строго взглянув на нее черными глазами. Они так  напоминали Острого Когтя, затягивая в бездну.

Лиззи сглотнула, поняв о чем будет разговор.

– Разве я против? – спросила она, удивляясь таким словам бабушки Сунэ.

– Ты не против, но ты и не помогаешь ему отдалиться от тебя. Острому Когтю нужна простая скво. Он не должен быть привязан к женщине, которая будет мешать его внутреннему жару. Ему лучше не иметь всепоглощающей любви. А ты именно та, к кому слишком неравнодушно его сердце, – сказала бабушка Сунэ.

Она понимала, что сердцу не прикажешь, особенно, когда человек молод, но не хотела проблем для Острого Когтя и племени в будущем.

– О каком жаре ты говоришь, бабушка Сунэ? – поинтересовалась Лиззи.

– О внутреннем. У простого человека жар невысокий. Чем старше человек, чем больше побед у воина, тем сильнее его жар. Правители, их потомки имеют жар сильнее, чем простые люди. У вождя он самый сильный. Совершать некоторые особые ритуалы может только вождь.В общем, жар – это сочетание силы духа, воли, стремления к победе, – объяснила бабушка Сунэ.

– Разве я виновата в чувствах Острого Когтя? – спросила Лиззи, недоумевая.

– Нет, конечно, но когда тебе и твоей подруге Девушке Дальних Земель старейшины разрешили взять мужей, еще не было известно, что у тебя есть способности к шаманству. В нашем племени алектки не могут иметь семью. Тебе нельзя будет взять мужа, потому что позже ты станешь шаманкой. Нужно, чтобы Острый Коготь не тратил жар  на тебя. Он должен служить племени. Откажись от него. Поговори с ним. Пусть он знает, что ты не возьмешь его в мужья, ведь, Острый Коготь хочет и ждет именно этого.

– Я не могу так сделать, – прошептала Лиззи, зажмурившись. Она знала, что бабушке Сунэ не понравится ее ответ, но по-другому поступить не могла и не хотела.

– Ты должна, – сурово сказала бабушка Сунэ, – Духи предков недовольны. Они могут рассердиться. Небесный Камень, Ты должна отдалиться от Острого Когтя.

Для Острого Когтя у старой Сунэ нашлись другие слова. К нему она тоже обратилась, застав наедине позже.

– Острый Коготь, жар твой рядом с Небесным Камнем лишь усиливается. Ты не должен быть с ней. Это делает тебя, то слабым, то в разы сильнее. Вы не должны быть вместе. Ее сила не должна делать твою неустойчивой. Две большие силы не могут быть рядом.

Острый Коготь молчал. Он сидел на своей половине дома и смотрел затуманенным взором в приоткрытый вход.

После разговора с бабушкой Сунэ, ее слова долго звучали в голове. Острый Коготь вышел на свежий воздух. Он направился к реке. Там Острый Коготь часто находил покой и мог быть самим собой.

***

Эта река текла через лес, и потому вода в ней была такая же темная, как и тяжелые мысли Лиззи. Плетеная корзина с только что выстиранным бельем стояла на берегу, заросшем желтеющей травой. Лиззи уже почти прополоскала отстиранную одежду, когда длинная тонкая тень от подошедшего сзади человека упала на воду. Девушка разогнула спину, выпрямляясь. Перед ней стоял Острый Коготь. Его изящные черты лица несколько осунулись, гладкие длинные  волосы, откинутые назад, блестели на солнце. Глаза смотрели прямо, взгляд казался беззащитным. Для Острого Когтя, каким он обычно бывал на людях, это было странным, но после его подарка пару недель назад Лиззи смотрела на индейца иначе, чем прежде.

– Поговорим, Лиззи? – хрипловатым голосом спросил Острый Коготь. Он смущенно улыбался, во взгляде отражалась робкая надежда на согласие обсудить сложившуюся ситуацию.

– О чем? – поинтересовалась Лиззи, и голос ее задрожал.

Она догадывалась, о чем будет разговор. Одновременно Лиззи хотела услышать, что скажет ей Острый Коготь и страшилась этого.

– Ты знаешь… – произнес он глухо и замолчал, словно, споткнулся о неведомую преграду, – Пожалуйста, стань моей женой, – продолжил он резко, не подбирая подходящих слов, Острый Коготь надеялся, что Лиззи услышит его сердце, – Ты всегда будешь свободна и вольна делать, что хочешь.

– Значит, ты этого желаешь? – спросила Лиззи, и ее сердце радостно забилось. До  последнего  мгновения она не была уверена в чувствах Острого Когтя. Хоть и Сэм, и бабушка Сунэ говорили об этом, но сам Острый Коготь до сегодняшнего дня молчал. Лиззи искренне полагала, что он считает ее другом и относится так же.

– Когда я родился, вызвали жреца, – заговорил Острый Коготь с задумчивым видом, не отвечая на вопрос, – определившего мою судьбу. По его пророчеству впоследствии я должен буду стать вождем племени. Думаю, бабушка Сунэ уже говорила с тобой. Она считает, что мы не можем быть вместе из-за внутреннего жара. Если хочешь, я изменю свою судьбу.  Скажу всем, что жрец пришел не накануне, а позднее моего рождения. Он ошибся с датой рождения, и поэтому его предсказание для меня стать когда-нибудь в будущем вождем племени, не верно. Все равно жреца давно уже нет в живых. Моих отца и матери, как ты знаешь, тоже, – вместо ответа на вопрос высказался Острый Коготь, – никто не пострадает.

– А что случилось с твоими родителями? – решилась спросить Лиззи, раз уж разговор коснулся этой темы.

– Белый человек… – ответил Острый Коготь отрывисто и замолчал.

– Прости, – прошептала Лиззи.

Ей хотелось утешить Острого Когтя, обнять, погладить по блестящим гладким волосам, выразить свое сочувствие.

– Тебе не за что извиняться, Лиззи. Ты ни при чем, – произнес  Острый Коготь, глядя вдаль затуманенным взором, – Моих мать, отца и младшего брата убили, когда они искали сбежавший новый табун лошадей.

Лиззи молчала. Она лишь прикоснулась пальцами к руке Острого Когтя и посмотрела в глаза, давая понять, что разделяет его горе, боясь показаться навязчивой, если выкажет больше чувств.

– Ты не должен менять судьбу, Острый Коготь. Пусть все будет, как есть. По-настоящему, – сказала она тихо.

– Хорошо, – произнес он, прикоснувшись к одной из бусин на ее груди.

– Все равно алектке нельзя вступать в брак, так сказала твоя бабушка Сунэ, – продолжила Лиззи, – не глядя в глаза, рассматривая свои босые ступни, омываемые прозрачной водой.

У Острого Когтя перехватило дыхание.

– Так не становись алекткой. Останься лекаркой, – горячо заговорил он с мольбой в голосе, –  Так ты все равно исполнишь свое предназначение, будешь лечить племя, – он произносил слова, стремясь найти выход для их обоих.

– А как же то, что сказали Духи? – спросила Лиззи, взглянув на него.

– Мы пойдем к старейшинам. Пусть они разрешат нам быть вместе. Возможно, старейшины согласятся пообщаться с Духами, – предложил Острый Коготь, находя возможный путь, – но ты должна сама решить, хочешь ли ты этого, и сообщить старейшинам. Ты согласна?

– Хорошо. Я поняла, – сказала Лиззи, кивая.

– Это значит « да»? – спросил Острый Коготь, не зная верить ли своему счастью.

– Конечно, «да»! Но не забывай, что окончательное решение за Духами и старейшинами, – ответила Лиззи с легкой улыбкой.

– Мы задобрим Духов, – успокоил ее Острый Коготь, – Я обещаю!

Лиззи достала из кармана и протянула Острому Когтю, глядя в обсидиановые блестящие глаза, серебряный браслет, украшенный сине-зеленой бирюзой. Она заказала украшение через посредничество Сэм у местного умельца. Несколько камней сняла с нитки бус, которую всегда носила на шее. Лиззи не снимала бусы с тех пор, как надела во время побега из поместья тетушки Рэйчел.

– Бирюза приносит счастье. Позволь любви войти в сердце, – прошептала Лиззи, заливаясь краской и снова опуская взгляд на ступни. – Это камень с магической силой, – продолжила она и замолчала.

– Его почитают как мощный талисман. Он притягивает везение и достаток, и чтобы рука, украшенная браслетом с бирюзой, никогда не нуждалась в милостыне, – сказал Острый Коготь, глядя на Лиззи и широко улыбаясь.

Его ладонь легла на плечо Лиззи. Он прикоснулся носом к ее носу, после чего их губы встретились, а сердца обоих, замерев на мгновение, учащенно забились.

Выходило, что они обменялись браслетами и теперь были связаны.

 ***

Камень в браслете потемнел. Лиззи не знала еще, что случилось или только должно произойти, но  появилось тревожное ощущение чего-то очень нехорошего. Что-то приближалось. Лиззи хотела бы узнать больше. Но могла объяснить это только тем, что камень указывал на болезнь или беду. Бирюза изменила свой цвет. Поскольку с Лиззи все было хорошо, это значило, что беда случилась с Острым Когтем, так как амулеты ее и Острого Когтя были связаны их взаимным обменом.

Только не это. Она больше не перенесет подобного тому, что происходило с ней, когда родителей не стало. Это постоянное погружение в себя, избегание внешнего мира и нежелание, хоть что-то делать, ее добьет. Тогда ей не хотелось даже шевелиться и дышать. Лучше быть вместе с Острым Когтем в любой беде и принимать все превратности судьбы, деля их на двоих. В эту минуту она чувствовала потребность быть рядом с Острым Когтем.

Тревожность не проходила. «Сейчас нужно быть сосредоточенной и особенно осторожной. Подумаю обо всем позже по возвращению в деревню,» – решила Лиззи.

Она шла по лесу, медленно, бесшумно передвигаясь чуть впереди остальных женщин. Волчье Ухо с одиннадцатилетним внуком Мато сегодня сопровождали  их. Оба они, как обычно это делали сопровождавшие мужчины, шли с луками в руках и со стрелами за спиной. Женщины отправились собирать лесные ягоды и коренья, необходимые в повседневной жизни. Лиззи шла рядом с Сэм, изредка тихо перебрасываясь с ней словами.

В один из моментов Лиззи остановилась, напряженно всматриваясь вдаль за расступившимися деревьями. Она подняла правую руку, давая понять следовавшим позади нее, необходимость прекратить движение и замереть. Впереди раскинулась территория с расположенными на ней индейскими ямными домами. То, что жилища пустые, было очевидно. Бросалось в глаза  отсутствие живых людей во всей деревне.  Внимание Лиззи привлекли лежавшие кое-где неподвижные человеческие тела.

Несколько женщин подошли к ней, чтобы узнать причину остановки. Лиззи, молча, указала рукой вперед. Скво тихо зашептались одновременно. Прозвучало на индейском:

– Болезнь, – сказала одна из них тихо.

– Нельзя идти туда, – заговорила другая женщина.

– Я должна убедиться в том, что случилось. Ждите меня здесь, – сказала Лиззи чуть слышно.

Она осторожно двинулась вперед. Подошла ближе, ступила на территорию деревни. Медленно шла, разглядывая умерших людей. Кожа их выглядела ужасно, покрытая многочисленными пузырьками оспы. Лиззи не боялась заразиться и передать болезнь остальным, так как сама переболела ею не так давно. Небольшой белый шрам на левой скуле ежедневно напоминал ей об этом. Когда по утрам она умывалась на реке, то подушечками пальцев ощущала его. На коже живота тоже остались кое-где рубцы. Лиззи помнила, как ей привязывали руки к кровати во время болезни, чтобы она не могла расчесывать зудящие места. Все это было тяжело вспоминать.

Рядом с одной из домов Лиззи увидела яркое одеяло. Его европейское происхождение не вызывало сомнений.

Лиззи вернулась к тем, кто остался ждать ее под тенью деревьев. Индианки со страхом смотрели на нее, сдвинувшись друг к другу и отступая назад.

– Это оспа. Я не заболею и не передам болезнь никому. Я переболела ею раньше, – сказала Лиззи твердо, стараясь успокоить встревоженных женщин. Вымершую деревню обошли стороной. Дальнейший путь проходил в гнетущем молчании. Только Сэм шепнула Лиззи на английском, что индианки ее боятся и идут в отдалении.

– Придется сказать бабушке Сунэ, когда вернемся, чтобы поговорила с женщинами. Пусть разъяснит им все сама. Ей они больше поверят, – ответила Лиззи подруге.

По дороге домой Лиззи не давало покоя воспоминание, как ужасно выглядела пустая деревня. Постоянно возвращались мысли о собственной болезни, об умерших родителях. Как горько было потерять их, осознать случившееся, принять этот факт. Каково сейчас всем тем индейцам, кто потерял близких? У жителей этой деревни наверняка есть родные в других индейских поселениях.

Задумавшись, Лиззи не заметила узкий глубокий овраг. Левая нога соскользнула по гладкому склону, и Лиззи полетела кубарем вниз. Она распласталась на дне, не в силах подняться, слышала, как вскрикнула Сэм. Подруга успела вовремя остановиться и теперь звала на помощь.

Лиззи чувствовала, что женщины окружили ее со всех сторон, преодолев страх заразиться. Они пытались поднять ее. Лиззи лишь тихо скулила от неимоверной боли, стараясь прийти в себя. Попытки женщин привести ее в чувство заканчивались неудачей. Только когда подошел старый Волчье Ухо, был наведен относительный порядок. Он шел позади колонны женщин и не сразу оказался на месте происшествия. Волчье Ухо дал указания что делать и как.

Судя по всему, проблема заключалась в сломанной руке, потому что запястье оказалось неестественно вывернутым, и кисть торчала, свесившись в сторону по отношению к кости предплечья. К тому же выяснилось, что у Лиззи вывихнута правая нога. Сама Лиззи находилась в оглушенном полубессознательном состоянии.

Волчье Ухо велел сделать из еловых лап волокуши. Он сам с Мато приготовил для этого ветки. Лиззи осторожно подняли со дна оврага, уложили на них и потащили в деревню.

Бабушка Сунэ находилась в своей доме, когда толпа индианок во главе с Волчьим Ухом и Мато остановились перед входом. Что было дальше, Лиззи не помнила, так как бабушка Суне принялась хлопотать вокруг нее, вправлять сломанную кость руки, а следом и вывихнутую ногу. Бабушка Сунэ приклеила рядом с местом боли пластырь из корня дурмана для смягчения боли. Старая лекарка наложила повязки из чистой ткани с длинными птичьими перьями, стараясь обездвижить поврежденные руку и ногу. Затем Лиззи уложили на лежанку.