Голодный мир

Острый Коготь сам кормил Лиззи. Бабушка Сунэ выгоняла его из вигвама, когда надо было переодеть больную. Все это не нравилось старой Сунэ. По ее мнению, внук совсем одичал. Заставил сказать вождю Волчьему Уху, что их семья возьмет эту белую девчонку на обучение. Теперь Волчье Ухо возлагает надежды на Сунэ.

– Лежи, ты быть слабый, – произнесла бабушка Острого Когтя, останавливая рукой Лиззи от попытки встать.

«Как же Острый Коготь ее называл? Сунэ, кажется,»  –   припомнила Лиззи.

Старая Сунэ присела рядом и едва не отшатнулась от девушки. Глаза  пожилой женщины расширились.

– Откуда это? – спросила она, указывая на нитку бус на шее Лиззи, выбившуюся из-под платья.

– Это мамины. Мама, – прошептала Лиззи.

– Ма-ма, – повторила Сунэ.

– Они ей от бабушки достались, – добавила Лиззи.

Взгляд старой Сунэ странным образом потеплел, хотя, скорее всего, она не поняла последних слов.

– Небесный камень. Кальчиулитль. Он нести удача, здоровье и хорошая жизнь. Лечить человека. Плохо спать – он помогать. Жар тоже убирать. Камень тускнеть – беда, – произнесла бабушка Сунэ.

 Лиззи выпила горький травяной отвар, предложенный ей. «Что намешано туда? Какие-то лесные травы,» – подумала Лиззи.

На самом деле это был отвар из ивовой коры, чтобы помочь ей победить лихорадку. Сунэ сама ходила к реке, где нашла подходящие ветки ивы.

Ночью к Сунэ приходили духи. У нее было видение. Девушка, которую Острый Коготь с такой легкостью привел в вигвам, должна стать лекаркой, ее ученицей. Также у девушки есть способности к шаманству. Она сможет осуществлять контакт с силами потустороннего мира, возможно, и повелевать ими. Но, старая Сунэ не была уверена, допустят ли старейшины, чтобы белая  женщина стала алекткой, а Духи про это ничего не сказали. Шаманка, как и Сунэ,  использовала чары, заклинания, известные только ей мази и снадобья, амулеты, но в большем объеме.

Сунэ, как и шаман, сама умела делать некоторые чудеса. Иногда она прятала в руке мелкие предметы, а потом они обнаруживались у больного. Было важно, чтобы человек поверил Сунэ. В вигвам потения она отправляла тех, у кого больные кости и суставы. Сунэ сама помогала при переломах и вывихах, лечила головную боль и  желудочные расстройства.

Прошло несколько дней. Лиззи уже устала лежать и потихоньку пыталась вставать. Постепенно она начала выходить наружу.

– Все возишься с ней. Зачем она нам? – спросила у бабушки Сунэ внучка Итаки в очередной свой приход в вигвам брата.

– Острый Коготь обещал вождю. Мы должны обучить Небесный Камень  жизни в племени. Я не могу перечить Острому Когтю. Он воин. Нельзя по-другому, – мягко осадила бабушка Сунэ Итаки.

– Небесный Камень, – повторила Итаки, сморщившись, будто услышала что-то плохое.

***

Лиззи вышла на свежий воздух. Ее взору предстали многочисленные вигвамы, полукругом рядами обступившие со всех сторон тот, где жили они втроем. Все эти жилища были похожи друг на друга, как близнецы-братья. На их вигваме висели вещи Острого Когтя, сушились на солнце скальпы, принадлежавшие белым людям. Волосы на них были совсем не черные, не  индейские. Лиззи замутило, тошнота началась и закружилась голова, в глазах потемнело и ее вывернуло прямо здесь же. Лиззи стояла,  склонившись, и думала, как ей скрыть следы своего «преступления». Используя сухую кору и листья, ей с трудом удалось замести их, превозмогая слабость во всем теле.

Свежий ветерок обдувал лицо Лиззи, давал возможность ей почувствовать себя лучше.   Солнце согревало обнаженную кожу рук. Бабушка Сунэ дала ей надеть старую тунику Итаки, теперь развивающуюся под дуновением легкого ветерка.

Внучке это пришлось совсем не по вкусу. Итаки сердилась, но опасалась гнева брата и лишь поморщилась, когда увидела свою одежду на Лиззи. «Смотри-ка, что делается. Моими вещами распоряжаются. Только этой белой девчонки здесь не хватало,» – размышляла Итаки. Ее вовсе не радовало  подобное положением дел в бывшем своем вигваме.

Итаки была замужем за одним из лучших воинов племени. Совсем недавно она вошла в свой новый вигвам с Орлиным Пером. Здесь у бабушки Сунэ оставались кое-какие ее вещи, доставшиеся теперь белой девчонке. Это раздражало и печалило Итаки, и она не могла разобраться, что больше наносило урон ее душевному состоянию, то ли  присутствие чужой женщины рядом с ее бабушкой и братом, то ли то, что она сама теперь была чужой здесь.

Острый Коготь возвращался откуда-то с поклажей за плечами. Он опустил ее перед входом в вигвам и, забывшись, спросил у Лиззи по-индейски:

– Ты вышла? Стало лучше? Тебя мутит?

Лиззи ничего не поняла из того, что он сказал. Она смущенно отвела взгляд.  Острый Коготь, поняв свою ошибку, попытался исправить ее, заговорив по-английски.

– Сvpuse – моя бабушка, – произнес он, показывая на вигвам, – Слушать ее, она не обидеть, – и добавил по слогам, – Все бу-дет ха-ра-шо!

Лиззи смотрела на него с изумлением. Неужели этот тот самый индеец, не дававший ее обижать Злыдню? И все же это он принес то, что висит у входа сюда? Ей даже мысленно  название скальпов было тошно произносить.

– Тебе плоха? – спросил Острый Коготь.

– Уже нет, – ответила Лиззи сухо и прошмыгнула обратно в вигвам, чтобы больше не видеть того ужаса, что висел у самого входа.

– Ты привыкнешь, Небесный Камень, – сказал Острый Коготь самому себе, когда она скрылась в вигваме, – ты привыкнешь.

После выздоровления Лиззи прошло не так уж много времени, но бабушка Сунэ уже взялась за обучение. Для начала она показала Лиззи аптечку в кожаном мешочке. Там обнаружились повязки из ткани, разные иглы, нитки для зашивания ран, ватные шарики из хлопка в отдельно от всего остального, пинцеты, скальпели из обсидиана, ступки с пестиками. Были также непонятные для Лиззи предметы – каучуковые мешочки с присоединенными к ним острыми птичьими костями.

Вскоре приступили к изучению языка. Показывая на предмет, бабушка Сунэ произносила его на индейском, как говорили это крики-маскоги, Лиззи называла его в ответ по-английски, если узнавала, что это. Использование ивовой коры поразило Лиззи.

– Неужели, отвар из молодых веток той самой ивы, которой так много растет по берегам рек, может способствовать снижению температуры при разных болезнях? – удивлялась она, рассказывая Сэм в очередной ее приход о таком важном для себя открытии.

Заметив, как переменилась к ней бабушка Сунэ, Лиззи поинтересовалась, что послужило причиной? К тому времени обе довольно сносно изъяснялись каждая на чужом для себя языке.

– Ты иметь слезы богини неба. Ты быть целитель в будущем. Острый Коготь обещать вождь. Я обучить тебя. Ты быть скво, – объяснила старая лекарка Лиззи.

– Спасибо, – поблагодарила Лиззи, – я очень ценю все, что вы делаете для меня, бабушка Сунэ.

Лиззи никогда не думала, что судьба может перемениться настолько в одночасье. Еще совсем недавно она печалилась из-за необходимости стать женой ненавистного мистера Робинсона. Сегодня крики предлагают ей стать скво, индейской женщиной. Правда, выбор у нее все равно невелик, либо жить в племени криков-маскогу, которыми оказались эти обитатели леса, либо смерть. Рабыней у аборигенов она бы точно не захотела стать.

Бабушка Сунэ рассказала Лиззи о легенде, которая передавалась от предков. В ней говорилось, что в их племя придет белая женщина, и она станет лечить и поможет выжить в суровые времена, став лекаркой. Но у Лиззи еще есть и способности к шаманству. В их племени алекткам  запрещено жениться и выходить замуж. Это бабушка Сунэ особенно подчеркнула, сурово взглянув на Лиззи.

Не только старая Сунэ объясняла что-то Лиззи. По вечерам Острый Коготь, бывая дома, тоже разговаривал с девушкой. Тогда его глаза сверкали обсидиановым блеском, отражая огонь, горевший посередине их скромного жилища.

– Человек  – брат всего, – говорил Острый Коготь, обводя руками вокруг себя, – жить нада спра-вед-ливо, – добавлял он.

Впрочем, это не мешало ему время от времени приносить окровавленные скальпы и вешать их для просушки на своем вигваме.

Однажды Острый Коготь надел Лиззи на руку браслет. Он был серебряный, украшенный бирюзовыми камнями.

– Небесный камень, – сказал Острый Коготь, – кальчиулитль, окаменевшие слёзы богини неба. Солнце, – он поднял палец вверх, – и огонь, – он указал на горевшее посередине жилища слабое пламя под отверстием в крыше, – одно целое.

Лиззи с удивлением смотрела в его черные блестящие глаза. В них она увидела мягкость, нежную восторженность и желание обнять целый мир.

– Спасибо, Острый Коготь! Очень красиво! – произнесла она, понимая, что индеец и она стали намного ближе, чем были до этого. Они словно обрели тайну, связывающую их и недоступную для других.

– Острый Коготь, можно тебя попросить? – робко поинтересовалась Лиззи.

– Да, Небесный Камень, – ответил он.

– Пожалуйста, зови меня Лиззи. Это мое настоящее имя, – сказала она.

– Я не могу. Все знают, что ты Небесный Камень, – с удивлением произнес Острый Коготь. Он искренне не понимал, почему ей не нравится такое красивое на его взгляд имя.

– Пожалуйста, – повторила Лиззи.

– Хорошо. Наедине и в вигваме ты будешь Лиззи. Но для остальных ты останешься Небесным Камнем, – произнес он.

– Я согласна! – воскликнула Лиззи с радостью, понимая, что Острый Коготь не может идти против вождя и племени, – Спасибо!

Иногда их вигвам навещала Итаки. Она проходила мимо Лиззи, поджимая губы и сузив темные, как у брата глаза, которые превращались в щелочки.

Однажды днем Лиззи шла с реки, протекавшей сразу за деревней, где чистила горшки.

– Ты думаешь, все будет так, как захочешь ты? – спросила Итаки по-индейски, догоняя ее, – Придет время, и все узнают то, в чем ты сама себе боишься признаться.

 Лиззи не поняла, что Итаки имела в виду и сделала вид, что не расслышала. Она продолжила идти к своему вигваму, показавшемуся из-за других точно таких же, только на нем были нарисованы черные медвежьи когти.

О чем говорила сестра Острого Когтя? Что ее гложет? Почему она так невзлюбила Лиззи? Ведь Итаки живет в другом вигваме, у нее есть муж Орлиное Перо, тот самый Злыдень. Что Лиззи им сделала?

Решение предложила Сэм.

– Просто живи, Лиззи, а там будь что будет. Действуй по обстоятельствам, – сказала она, пытаясь поддержать подругу.

Сэм давно перестала называть Лиззи мисс. Последние события сблизили их, и друг в друге они, сами того не осознавая, чувствовали связь с прежним их миром, хотя у каждой он был разным.

– Знаешь, Сэм, бабушка Острого Когтя Сунэ переменилась ко мне, увидев мои бусы. Я же спрятала их под платьем перед тем, как войти в деревню, – сказала Лиззи, а во время болезни она увидела бусы на мне.

– Лиззи, индейцы ценят бирюзу, – ответила Сэм, – Лисий Хвост тоже носит кольцо с таким камнем,  – добавила она, – А э-это что? – удивленно протянула Сэм, беря Лиззи за руку и разглядывая браслет на запястье.

– Острый Коготь подарил мне, – объяснила Лиззи.

– И когда ты собиралась мне сказать? – спросила Сэм удивленно.

– Вот, говорю, – ответила Лиззи, смеясь.

– Нет! Я серьезно! Ты хоть знаешь, что это значит? – спросила Сэм, пристально разглядывая Лиззи.

– И что же? – удивилась Лиззи. Она сама заинтересовалась этим, увидев такую бурную реакцию Сэм.

– Парень влюблен в тебя до самых ушей! – воскликнула Сэм.

– По уши, – поправила Лиззи, смеясь, – Прямо, думаешь, влюблен? Мы просто другие, не такие, как они. Вот и причина интереса.

– Мисс Лиззи, вы, правда, так считаете? – забывшись, спросила Сэм, глядя на подругу широко раскрытыми карими глазами, – все же так очевидно.

***

– Иди. Тебя зовет бабушка Сунэ,– грубо обратилась Итаки к Лиззи в очередной свой приход. Лицо ее так и светилось от едва сдерживаемой радости.

 Как ни старалась Итаки, скрыть свои чувства у нее не получалось. Лиззи сидела снаружи рядом с вигвамом на пожухлой желтеющей траве. Она поднялась, отряхнув рубаху до колен из оленьей кожи, и вошла внутрь их жилища.

Понурая бабушка Сунэ сидела на циновке из сухих кукурузных листьев, поджав тонкие губы.

– Что случилось? – спросила Лиззи, почувствовав недоброе напряжение, окружившее ее.

После короткой, но тяжелой для Лиззи паузы заговорила Итаки.

– Иглы для шитья ран, скальпели из обсидиана – их нет. Это ты взяла, – сказала она, даже не задавая вопроса, а сразу переходя к утверждению.

– Нет! – воскликнула Лиззи. Страх охватил ее, тисками сжало грудь. Никогда еще никто не унижал ее так, называя  воровкой, – Это не я! – только и смогла вымолвить она.

Бабушка Сунэ молчала, на Лиззи не смотрела, отведя тяжелый взгляд в сторону. Она знала, что своим взором в подобные минуты может уничтожить в человеке веру в себя самого.

Долго ждать не пришлось. Ошеломленную и униженную Лиззи повели на совет племени, словно она была преступница, совершившая тяжкое злодеяние. За ней пришли два молодых индейца и сопроводили к центральному вигваму, где уже их ожидала толпа.

 Собравшиеся жители деревни и пожилые седовласые старцы с укором взирали на нее, покачивая головами. Они долго говорили между собой. Лиззи не понимала, за что с ней так поступают. Она с трудом улавливала обрывки фраз:

– Украла…

– …нельзя…

– …изгнать…

Индейцы собрались вокруг нее. Старейшины  вынесли вердикт.

– Изгнать из племени, – произнес вождь Волчье Ухо, оглашая приговор.

Лиззи стояла перед ними всеми пунцовая, с опущенными глазами из которых предательски текли слезы. Она даже не пыталась защитить себя. Ей было больно и стыдно от того, что о ней так думают все эти люди. Стоит ей заговорить, как она расплачется и не сможет остановиться. Нет, она не доставит такой радости Итаки. Куда же она пойдет? В лесу полно диких зверей. Острый Коготь  приносит их с охоты, когда уходит с другими мужчинами на несколько дней.

 Племя окружило вигвам, рядом с которым проходил совет, вынесенный за его пределы в этот раз. Теперь уже все жители деревни смотрели на нее с осуждением, ни у кого не осталось сомнений в ее ужасном поступке против всего племени.

Лиззи выхватила из толпы презрительный и одновременно радостный взгляд Итаки.

«Она,» – промелькнуло в голове. Эта догадка была просто чудовищной. Неужели эта женщина способна на такую подлость? Ведь она сестра Острого Когтя, того самого Когтя, который так по-доброму к ней относится. Откуда в ней столько злости, если росли они вместе в одной семье?

– Эта белая женщина хотела смерти наших воинов и всех нас! Она сделала так, чтобы лекарка Сунэ не смогла никому помочь! – закричала Итаки, и голос ее сорвался на визг.

Индейцы загудели, как разъяренный пчелиный рой. Они окружали Лиззи, готовые вцепиться в нее, стоило лишь дать маленький повод, которым могло стать все, что угодно. Она сжалась, стараясь превратиться в незаметный комочек. Дикая толпа с разъяренными взглядами не оставляла ни единого шанса на благополучный исход. Лиззи закрыла глаза, ощущая, как последняя надежда, едва теплившаяся в ней, покинула ее окончательно.

Лиззи не видела, как люди расступались перед идущим Острым Когтем. Как он протянул кожаный мешочек старейшинам племени. Она услышала лишь изумленный выдох толпы.

Острый Коготь молча подошел к ней, взял ее за руку и вывел, пробираясь сквозь людей, успевших  вновь сомкнуться за ним, после его шествия к старейшинам.

Они, молча, шли к вигваму.

– Я не брала, – наконец выдавила из себя Лиззи, глядя под ноги.

– Я знаю, – ответил Острый Коготь, легонько сжав ее маленькую ладонь в своей.

***

– Знаешь, Рэйчел, не думал я, что мне придется оправдываться перед этим сопляком Йеном Робинсоном, – поделился размышлениями угрюмый Том, разговаривая с женой за ужином.

После беседы с мистером Робинсоном он находился в прескверном расположении духа.

– Что случилось? – спросила супруга, проявляя участие и старательно жуя спелое яблоко. Она давно забыла, что такое любовь к собственному мужу, но привыкла сохранять ее видимость и покой в доме.

– Он предъявил мне претензию, что я хотел подсунуть ему «гнилой товар». Прямо так и выразился. Ты представляешь? – говорил  Том в негодовании, барабаня пальцами по столу.

– Да уж. Я тоже не думала, что девчонка окажется столь строптивой. Еще и бусы моей покойной сестры прихватила. Нахалка. Эмми бы расстроилась из-за ее поведения, – высказалась Рэйчел, скептически сморщившись и  покачивая головой, всем своим видом давая понять свое отношение к племяннице.

– Это же надо быть такой неблагодарной после всего, что мы для нее сделали, – произнес Том с лицом, выражавшим непонимание.

– Сестра никогда не разделяла моих взглядов. И дочка такая же, – сказала Рэйчел, вздыхая, – Никогда не понимала, зачем отказываться от выгодной партии, – закончила она, осматривая себя и одергивая платье.

– Если это такая хорошая партия, может быть, стоит  Лилиане получше присмотреться к Йену Робинсону? – высказался Том, намазывая джем на хлеб.

– Ни за что! – вскричала Лилиана, закашлявшись. От неожиданности чай попал не туда.

– Успокойся, дорогая! Никто тебя не заставляет против воли выходить замуж, – произнесла мать.

– Это всего лишь предположение, не больше, – добавил отец, раздосадованный сорвавшейся сделкой, обещавшей выгодный куш.

– Мне никогда не нравилась эта девчонка. И попрошу не называть ее моей сестрой, – сказала Лилиана с досадой, притопнув ногой под столом.

У нее пропал всякий аппетит при воспоминании о вечно текущем содержимом носа мистера Робинсона.  Она сослалась на головную боль и удалилась в свою комнату.

– Я не договорил, Рэйчел. До меня дошли слухи, что твоя племянница стала скво, – заговорщически произнес Том.

– Боже правый! – воскликнула супруга, демонстративно хватаясь за сердце, – я думала, ее убьют, ну или она станет рабыней для дикарей в лучшем случае.

– Да. И наша черная беглянка тоже теперь индейская женщина, – добавил супруг, – вероятно, считающая себя свободной.

Глава 3 Жизнь в племени

Сэм жила обычной жизнью скво в семье Лисьего Хвоста. Повседневная обыденность женщины, родившейся в племени маскогу, была для Сэм совсем необычной. На самом деле ее интересовало все. Чем ежедневно занимаются скво, как они шьют свою одежду, что любит есть Лисий Хвост и его многочисленные родственники? Она с удовольствием погрузилась в новую для нее во всех отношениях жизнь. Масуго, так звали ее будущего мужа с рождения до получения им имени воина Лисий Хвост, предпочитал, чтобы к нему и дома обращались по новому. Сэм это забавляло, казалось смешным. Впрочем, остальные индейцы поступали также. Он называл ее Девушкой Дальних Земель, но Сэм, следуя примеру Лиззи, попросила вернуть ей ее настоящее имя. Лисий Хвост немного сопротивлялся для приличия, но услышав про то, что Острый Коготь нашел компромисс, решил уступить. Так Сэм вернула себе имя, данное ей при рождении матерью. У них с Лисьим Хвостом прошло обручение. Сэм при свидетелях накормила его вареной кукурузой, и теперь они официально считались парой.

 Свою мать Сэм помнила не очень хорошо. В ее памяти жили лишь несколько воспоминаний, как мама ласково гладит ее по голове, успокаивая после падения и ушиба колена, да, как плакала накануне того, как ее продали. В шестилетнем возрасте Сэм разлучили с матерью, продав ту в другое имение. С того времени Сэм никогда ее не встречала и не слышала о ней, как ни старалась расспрашивать новых, только что купленных рабов, иногда появлявшихся в их поместье, о матери. Никто из них никогда ничего не рассказывал Сэм того, о чем она хотела бы услышать. Никто не встречал рабыню, о которой их спрашивали.

Сейчас, пока не начинался дневной жар, Сэм с другими работала в поле за деревней. Индейские женщины выращивали кукурузу, бобовые, тыкву.

Днем они уходили в лес, собирали спелую землянику или другие ягоды, травы и корни, идущие в пищу. Уставшие, возвращались домой, чтобы приготовить еду и накормить каждая свою семью.

Сэм научилась свежевать тушки, выделывать шкуры, коптить и сушить рыбу. Собирали яйца, топили жир. Некоторые вещи, вроде одеял и сахара, индейцы  покупали в форте Тулуза.

По вечерам Сэм частенько забегала в вигвам к Лиззи. Хорошо, если Лиззи находилась в это время с бабушкой Сунэ. Даже присутствие Острого Когтя не так смущало Сэм, как столкновения с Итаки.

Эта высокомерная красивая индианка при встрече с Сэм обычно морщила нос, словно почувствовала дурной запах и вынуждена его терпеть.

Сэм молча сносила ее выходки до того момента, пока  с Лиззи не случилась та беда с иглами и медицинским ножом. После рассказа Лиззи, будто Острый Коготь знал, что это не ее рук дело, но не говорил, где обнаружил мешочек, Сэм шипела в ответ на сморщенную физиономию индианки, давая понять, что раскусила ее подлые намерения и не боится ее.

Как помочь Лиззи, Сэм не знала. Она подбадривала подругу, разговаривала с ней на родном для той языке, хотя индейцы запрещали это делать, но оставаясь вдвоем, девушки вольны были говорить так, как им хочется.

Это сблизило обеих еще больше. Вероятно, имело значение и то, что они были одного возраста.

– Лиззи, когда ты собираешься выйти замуж? – расспрашивала подругу Сэм.

– Не знаю. Мне не за кого выходить, – отвечала Лиззи.

– Так уж и не за кого? – спросила Сэм, и глаза ее заискрились от смеха, – Знаешь, мой Лисий Хвост любит вкусно поесть. Ты бы сварила бобы с мясом для своего семейства.

– Готовит еду бабушка Сунэ. Я только помогаю ей, делаю, что надо, – ответила Лиззи.

– Твою стряпню оценил бы Острый Коготь, – продолжила Сэм с улыбкой.

– Да ну тебя, как будто мы не можем готовить вместе с бабушкой Сунэ, – ответила Лиззи, отмахиваясь.

– Это понятно. Я говорю о другом, – сказала Сэм.

К вигваму, где стояли девушки, подошел Острый Коготь, и Сэм засобиралась к себе.

– Есть что-то, о чем я должен знать? – спросил Острый Коготь, когда они остались с Лиззи вдвоем.

– Нет. Все, как и всегда. Сэм забегала просто поболтать, – ответила Лиззи.

Они стояли перед раскрытой дверью. Их голоса и привлекли бабушку Сунэ. Она давно заметила, как внук подолгу смотрит на Лиззи, часто забывая, что хотел сказать. На этот раз он снова поедал Лиззи глазами и девчонка, кажется, совсем не против. Острый Коготь такой славный воин, а попался в сети белой девушки, хоть и вытащил из воды он ее, а не наоборот.

Лиззи каждый день убирала в вигваме, подметала земляной пол, готовила еду из того, что приносил Острый Коготь с охоты. Она научилась разделывать тушки кроликов и куропаток, могла дойти до реки, чтобы почистить песком горшки.  По вечерам шила одежду из выделанных оленьих шкур, научилась вышивать под руководством бабушки Сунэ. Делала, все, что могла, что было по силам в ее состоянии, сразу после выздоровления. Так как Сунэ взялась обучать Лиззи лекарскому делу, девушку освободили от обязанности заниматься собирательством в лесу ягод, кореньев и всего того, что использовалось для питания в племени.

Острый Коготь старался приносить домой кусок получше после охоты на оленя или бизона.  Он целыми днями пропадал в лесу, появляясь лишь вечером в лучшем случае. Чаще всего, он уходил на несколько дней.

Однажды Острый Коготь только ушел на охоту, а  бабушка Сунэ тут как тут, оказалась рядом с Лиззи с разговором.

– Лиззи, ты знаешь, что Острый Коготь должен стать вождем? У него другая судьба. Она не связана с тобой, – сказала бабушка Сунэ, тронув Лиззи за руку и строго взглянув на нее черными глазами. Они так  напоминали Острого Когтя, затягивая в бездну.

– Разве я против? – спросила Лиззи, удивляясь такому началу.

– Ты не против, но ты не помогаешь ему отдалиться от тебя. Острому Когтю нужна простая скво. Он не должен быть привязан к женщине, которая будет мешать его внутреннему жару, ему лучше не иметь всепоглощающей любви. А ты именно та, к кому не равнодушно его сердце. У  простого человека жар невысокий. Он не может носить яркую одежду или использовать драгоценные перья, так как для него это опасно. А знатные люди, жрецы, правители и их потомки обладают сильным жаром, и они с этим справляются, поэтому совершать ритуалы может только знать. Чем старше человек и занимает высокое место в племени, или если воин одерживает все больше побед, его внутренний жар усиливается. Тогда он становится более важным, мудрым и могущественным. У вождя этот жар  самый сильный, поэтому дотрагиваться до вещей, принадлежащих ему, никто не должен. Они сожгут изнутри простого человека.

– Разве я виновата в чувствах Острого Когтя? – спросила Лиззи, недоумевая.

– Нет, конечно, но когда тебе и твоей подруге разрешили взять мужа, старейшины еще не знали, что у тебя есть способности к шаманству. В нашем племени алектки не могут иметь семью. Тебе нельзя будет взять мужа, потому что позже ты станешь шаманкой. Нужно, чтобы Острый Коготь не тратил жар  на тебя. Он должен служить племени. Откажись от него. Поговори с ним. Пусть он знает, что ты не возьмешь его в мужья, ведь, Острый Коготь хочет и ждет именно этого.