Следствие ведёт сердце

– Да я засужу тебя, сука! – в бешенстве бросает Антон, запрокинув голову и вытирая с лица льющуюся кровь.

– Ты ещё говорить можешь? Добавить, что ли?! – рычу в ответ, тут же сжав кулаки до онемения.

Один из коллег пытается остановить меня и встаёт между нами.

– Эй, Леон, остынь! Сдался он тебе! Толик не похвал…

Не успевает наш благодетель договорить, как этот самый «Толик» вбегает в кабинет, а за ним и Макс с выпученными глазами. Наверняка в голове друга сейчас крутятся такие слова, как «ночное… ночные дежурства» и «мокруха», потому что после воплей новичка о сломанном носе мне ничего хорошего не светит.

Плевать. Но язык никому не дам развязывать. Иначе нос на лице явно будет лишний. Вот как раз такой день и настал для Антона.

🙤 · Персиковые мечты · 🙦

Я не буду рассказывать о том, как шеф орал: «Уволен!», потому что он этого не говорил. Зато он дал мне на сегодня отгул со словами: «Чтоб духу твоего здесь не было до конца дня!»

Этот сопляк сам напрашивался на «горячий приём» с первой же секунды, как вошёл в наш кабинет. Я лишь осуществил его прихоть – привлёк внимание всех в офисе к его показушной персоне.

Жалею ли я о том, что произошло?

Да, жалею. Так жалею, что рука, словно по памяти, сжимается вновь, вместе с уже влажным листком из блокнота с заметками.

Сидя сейчас в баре неподалёку от съёмной квартиры и размышляя над полученной за день информацией, я делаю пометки на мятом клочке бумаги. К уже имеющейся информации добавилось немногое, но каждая деталь важна. Поэтому после той стычки в офисе я вернулся домой, где уже полностью протрезвел, переоделся (те вещи замарал своим высокомерием один г… Антон) и наведался к двум заявителям, а к одной из них уже в четвёртый раз. И чёрт. Лучше бы я стоял столбом и дал себе навалять этому новичку в ответ, чем видел это снова и снова.

Вера Васильевна, мать пропавшей 17-летней Кати, выглядела даже хуже, чем вчера. Её растянутый «бабушкин» халат висел на ней бесформенно, полностью лишённый жизни взгляд казался потухшим, а волосы, собранные в неаккуратную гульку, заметно поседели с нашей первой встречи. Несмотря на то, что ей всего 47 лет, она выглядит гораздо старше своих лет, видно бремя утраты и тревоги оставило неизгладимый след на её внешности и самочувствии.

Ничего нового она мне так и не рассказала. Катя была ответственной, доброй и домашней девочкой. После школы она сразу шла домой, не увлекалась вредными привычками и всегда вела себя скромно. За день до исчезновения, с пятницы на субботу, ночевала у одноклассницы. К той я тоже наведывался. «Мы посмотрели фильм, а потом легли спать», – весь её ответ.

Конечно, со всеми пропавшими могло произойти что угодно. Однако, как можно объяснить полное отсутствие каких-либо зацепок? Это вызывает серьёзные сомнения и вопросы. В таких ситуациях каждая деталь имеет значение, и отсутствие ключевых улик только усиливает беспокойство и тревогу. Пропала девушка и впрямь из-под носа матери. С её слов, они разделились в продуктовом магазине, а дальше дочь как сквозь землю провалилась. Я также общался с другой женщиной, у которой пропала внучка в том же районе. Их истории поразительно похожи: тихая, скромная девушка двадцати лет, никогда не имевшая проблем с законом, неделю назад уехала утром на учёбу и не вернулась.

Размышления прерывает дребезжащий на беззвучном телефон.

Макс. Звонит, оказывается, уже во второй раз. Я и не заметил.

– Леон, ты где? – с одышкой спрашивает он. На фоне противно пищит датчик ремня безопасности.

– Чего хотел? Я занят.

– Ты в норме? Антон поднял на уши весь…

Услышав имя, на которое у меня быстро образовалась аллергия, я невольно закатываю глаза.

– И пристегни уже этот чёртов ремень. – Перебив напарника, кинул напоследок и сбросил.

Меньше всего мне хочется сейчас слушать про этого персонажа из сатир. Тем более на трезвую голову, которая, словно воздушный шар, начинает раздуваться от собственных мыслей, и без всяких Антонов.

Так о чём же я думал до этого звонка?

Глядя на исписанную бумажку в руке, чувствую, как к горлу подкатывает горечь, будто проглотил что-то несвежее. Чёрт, это чувство знакомо мне уже слишком хорошо.

Кажется, я схожу с ума. Потерялся в лабиринте собственных мыслей и не могу найти выход.

Откинувшись на спинку небольшого углового дивана, я пытаюсь закрыть глаза и выдохнуть, но перед ними стоит только одна картина, яркая и чёткая, как фотография, сделанная в момент вспышки. Снова Вл…

– Вот как в воду глядел, а!

Кто-то пытается выхватить бумажку из моей расслабленной руки. Рефлекторно сжимаю ее пальцами, вот только в них остаётся лишь уголок от листка.

– Я ведь мог тебе и в пятак дать. Инстинкты самосохранения вообще отключились? – нервно бросаю я. – И как ты здесь оказался…

Девушка с чёрным каре в униформе официантки несёт нам два бокала с выпивкой. Только я ничего не заказывал.

– За счёт заведения, мальчики, – мурлычет она.

– В долгу не останусь, пупсик, – почти поёт Максим на удивление тонким голоском, уже развалившись рядом со мной, и, поглядывая на глубокое декольте девицы, засовывает ей прямо туда несколько тысячных купюр.

Воспользовавшись моментом, я вырываю бедный листок обратно. Хотя разобрать, что на нём было написано до моих «раздумий», практически невозможно. Замечая уже и косой взгляд Макса, прячу этот листок в задний карман джинсов. Уж за задницу он меня хватать уже не будет. Я надеюсь.

Его лицо меняется на снисходительное, даже где-то жалобное, и я предвкушаю новый нудный разговор, который мне уже не нравится.

– Ты же знаешь, что напиться – это не выход… Тебе пора отпустить и…

– И что? – резко вставляю я. – Отпустить и жить дальше? Найти себе девушку или лучше сразу нескольких, да засовывать им в силикон бабки?

Эти слова вырвались резким порывом, и звучали грубее, чем хотелось, отчего собеседник рядом притих.

Я не собирался его в чём-то упрекать. Но он лучше всех знает, насколько это больная тема… Влада…

– И ты знаешь, что я бы не смог… – почти беззвучно выходит напоследок у меня.

– Но и неосознанно писать везде её имя – это заболевание. Пора лечиться, Леон, и я знаю, как тебе помочь!

Парень разворачивается лицом к барной стойке, которая находится примерно в пяти метрах от нас, и едва повышает голос. Официантка, принёсшая алкоголь, довольно улыбается. Поправив самое важное – свою грудь – она начинает двигаться в нашу сторону.

– Ты получишь в нос быстрее, чем она доцокает до нас, – грубо предупреждаю напарника.

Тот быстро машет ей, чтобы вернулась обратно.

– Сообразительность всё же присутствует. Неплохо, – подмечаю я.

– Ну и зря… – он вновь ловит мой недовольный взгляд и поправляет себя. – Я про то, что зря ты отказываешься от новой жизни… К тому же, может, Влады уже нет в живых, а ты…

– Заткнись, а. Ради тебя же прошу, я сегодня не в духе.

– Да, заметил, «любитель носов»… Но и смотреть на реальность нужно трезво, Леон. Прошло уже столько лет… А ты в почти тридцать лет всё скитаешься по дешёвым однушкам да питаешься готовой едой из «Пятёрки», когда у тебя достаточно всего, чтобы самому дом из золота построить… Ну да ладно, твоё дело, – вдруг на удивление быстро отмахивается парень. – Где был весь день? Приоделся, смотрю?

Кажется, Макс говорит что-то ещё, но его слова звучат нечётко и приглушённо, словно доносятся из-за стены.

Всё моё внимание, все мысли, все чувства сосредоточены на одном слове. Точнее, на имени. Женском имени.

Влада…

Перед глазами возникает странная пелена, и я проваливаюсь в прошлое, переносимый неведомой силой злобной памяти.

Влада отошла в уборную припудрить носик, а я обливаюсь потом в этом смокинге, как школьник на первом свидании.

Я выбрал лучший ресторан в Самаре.

Да, копил. Откладывал каждую заработанную на всевозможных подработках копейку. Но это того стоит. Одна лишь улыбка, от которой на её щечках появляются ямочки, стоит больше всех этих бессонных и усталых до мозга костей ночей.

Ведь я хочу, чтобы она запомнила этот день навсегда. Потому что собираюсь сделать ей предложение…

Для нас должен заиграть скрипач, чтобы создать романтическую атмосферу, официант принести ведёрко, наполненное льдом, в котором охлаждается белое полусладкое вино, потому что она не любит газировку и всё, что с ней связано. Исключительно для нас должны зажечь свечи и ароматические лампы, ведь сегодня этот VIP-столик принадлежит нам. И всего через полтора часа нас будет ждать белый лимузин, ведь ей всегда было так интересно узнать, что же скрывается внутри. Этот вечер должен стать особенным и незабываемым для нас обоих.

Водитель прокатит нас по всему ночному заснеженному городу, начиная с вертолётной площадки и заканчивая старой Набережной с её уникальной архитектурой, которой так восхищается Влада (хотя сам и не понимаю ценности полуразвалившихся зданий и одноэтажных избушек среди новостроек). Но на это она мне бы опять ответила: «Здесь целая эпоха! Столько домов политических деятелей и писателей, в которых они жили!», и я бы просто молча слушал её.

Слушал бы её нежный голосок, словно звон хрустальных колокольчиков, что нежно звучат в тишине, пробуждая в душе тёплые чувства и светлые мечты. Этот голос, как мелодия весеннего ручья, обволакивает слух, даря ощущение покоя и гармонии. Слушал бы рассказы о городе и удивлялся, как в такой маленькой, но умной голове может поместиться столько интересной информации. Интересная она лишь потому, что её преподносит Влада с особой харизмой, а не потому, что меня занимает XIX век или рассказы о стоянии Зои, которыми я сыт по горло с пелёнок. Её рассказы увлекают настолько, что могут вдохновить присоединиться к митингу против сноса ветхого жилья в центре.

В её голосе чувствуется страсть и любовь к родному городу, и это передаётся мне. Я представляю, как мы едем по заснеженным улицам, и она показывает мне на старинные здания, рассказывая их истории. В такие моменты я забываю обо всём на свете и наслаждаюсь каждой минутой, проведённой с ней.

Ноги дрожат, одна рука барабанит по краешку сервированного круглого стола, накрытого алой скатертью, а другая нервно сжимает в кармане маленькую коробочку так сильно, что пальцы сводит от напряжения.

Ожидание тянется бесконечно, как будто время решило взять отпуск. Воздух становится густым и вязким, точно сироп, и я безуспешно пытаюсь ослабить галстук, который, словно удавка, сжимает мою шею. Ком эмоций, состоящий из трепетной любви, радостного волнения, страха и нервного напряжения, застрял на стыке моего самообладания и паники.

Ну где же ты, Лада? Эта мысль пульсирует в голове, сменяясь другой: согласится ли она или скажет, что я тороплюсь?

Взглянув на часы, понимаю, что прошло уже более десяти минут, но Влады до сих пор нет. Внутри закрадывается беспокойство. Чувство, что что-то пошло не так, не покидает меня с момента её ухода в уборную и пронизывает насквозь, заставляя сердце биться быстрее. Я пытался убедить себя, что это виновата моя взвинченность из-за сегодняшних намерений, но теперь это кажется напрасным оправданием.

Я поднимаюсь из-за стола и направляюсь к туалетным комнатам, расположенным за поворотом от главного зала. Но там никого нет. Обе двери в уборную приоткрыты, и внутри пусто. Возвращаясь к столику, прохожу мимо гардероба, и вижу, что её пальто и шарф висят на тех же крючках, что и мои вещи. Она не выходила на улицу. Конечно, Влада могла бы это сделать, но не почти в -25°C в одном шёлковом платье.

Тревога мгновенно разливается по телу, как капля чернил на белом листе бумаги. За считанные мгновения я оббегаю весь двухэтажный зал и заглядываю в отдельные приватные кабинки. Замечаю, что официанты начинают суетиться, но мне не до объяснений. Вылетаю на улицу, но и там ни души. Лишь дневная пурга усилилась, и теперь ветер завывает так, что невозможно открыть глаза полностью. Огромные снежные хлопья с силой ударяют по разгорячённым щекам, обжигая и пощипывая кожу, мгновенно превращаясь в капельки воды. Рука в кармане снова сжимает тёмно-красный бархатный коробок в виде сердца. В виде моего сердца, которое я беззаветно хотел подарить своей девушке сегодня.

Но под рёбрами теперь другие эмоции.

И лишь два слова, пустившие корни вглубь всего моего естества:

«Влада исчезла».

Эти слова вновь проникают в самое сердце, вызывая дрожь по всему телу.

Я метался по залу, как зверь в клетке, лишённый родных степей и лесов, не находя ни малейшего следа. Каждая минута казалась вечностью, а сердце колотилось, как бешеное, пытаясь вырваться из груди.

Я вспомнил, как мы только зашли в этот роскошный, освещённый множеством изящных люстр зал, как её глаза светились радостью и теплом. Теперь этот зал казался мне более пустым и холодным, чем какой-нибудь заброшенный склеп. Чувствовал себя беспомощным, будто ребёнок, потерявшийся в лесу.

Немые свидетели её исчезновения, пальто и шарф, всё ещё висели на тех же крючках. Они были единственным, что осталось от неё в тот день, и я знал, что должен найти её, чего бы это ни стоило.

Этой зимой, 22 декабря 2024 года, исполнится ровно восемь лет с того дня, как я потерял Владу. А вместе с ней и свой покой, сон и здравомыслие. Поскольку почти сразу после её исчезновения (а она именно пропала, а не сбежала, «почувствовав кольцо на шее», как многие твердили, да и твердят до сих пор) я поступил на факультет криминалистики.

Зачем? Всё предельно очевидно.

Как выразилась бы Вера Васильевна, на мои заявления о пропаже человека «вешали амбарный замок». Поэтому каждый раз, когда я покидал отделение полиции с пустыми руками, скрипя зубами, я вынашивал эту мысль. Сначала она не казалась такой уж бредовой. Потом всё же дошло, что это полнейший идиотизм. Только в тот момент я уже оплачивал очное обучение в Москве.

Приходится признавать, что оказался в долговой яме из-за того, что категорически не хотел продавать квартиру, в которой мы с Владой прожили почти три года. Сдавать её тоже не поднималась рука, и даже сейчас, спустя восемь лет, я не могу заставить себя это сделать. Она сейчас в том же состоянии, в каком мы её оставили тогда, выходя из дома на долгожданное свидание восемь лет назад – восемь бесконечных, мучительных лет.

Я с отличием окончил университет, и меня с распростёртыми объятиями ждали во многих отделениях полиции Москвы. Но я вернулся в Самару. Целью моего обучения были не карьера и ранний выход на пенсию, а знания и полномочия, которые позволили бы мне искать и находить людей. Людей, без которых жизнь теряет все краски и становится серой. Людей, как Влада.

Найти её – моя главная цель, ради которой я готов на всё, даже если придётся искать её в песках Египта, перебирая каждую крупинку вручную.

Каждый день, просыпаясь, я думаю о ней. О её улыбке, о её смехе, о её голосе. Эти воспоминания – единственное, что поддерживает меня в самые тёмные моменты. Я знаю, что она где-то есть, и я найду её, какими бы то ни было средствами. Пусть на это понадобится время, деньги, сила или власть. Что угодно готов отдать, даже то, что не имею.

Не сдамся, пока не найду её.

Пока не верну её в свою жизнь.

Пока не увижу её снова.

Перед глазами вновь всплывает её образ в тот самый день перед тем, как мы зашли в заведение…

Её лицо, словно озарённое внутренним светом, с лёгким румянцем и россыпью веснушек укутано тёплым платком шоколадного цвета. Ещё пока что лёгкий мелкий снежок укладывается в её длинные, воздушные локоны цвета овсяного печенья. Влада старается удержать волосы с одного бока, боясь, что те из-за ветра выйдут из-под её цепкого контроля и сведут на «нет» все старания у зеркала.

Глупенькая, не понимает, что в любом виде она очаровательна.

Я всё же пытаюсь помочь ей, ловлю непослушные завитки и укладываю их на правую сторону. Они принимают форму волн и покорно остаются на своём месте, пока их хозяйка поднимает на меня взгляд снизу вверх. Из-за падающего снега ей не удаётся полностью распахнуть большие голубоватые глаза, а несколько снежинок уже осели на её веерообразных, смоляных от туши ресницах. Зрачки Влады расширяются всё больше, когда её ладонь ложится поверх моей на её волосах. Щёчки розовеют ещё сильнее в ответ на моё лёгкое поглаживание большим пальцем нежного запястья.

Внезапно меня охватывает странное ощущение, и вся эта картина, представшая перед глазами, кажется нереальной. Поддавшись неведомым силам, которые побуждали меня танцевать без повода, я наклоняюсь к её сияющим губам. И будь я проклят, если сейчас на них не персиковый бальзам для губ. Мне даже кажется, что я уже улавливаю этот аромат сочных, спелых персиков, сорванных прямо с дерева поутру, отчего тут же предвкушаю этот вкус у себя на губах. Вот только Влада засмущалась ещё сильнее и прикрыла глаза, слегка опустив подбородок.

Ну что за сказка…

Вместо губ прилив нежности коснулся не менее притягательного, маленького и уже холодного носика. Я начинаю слегка подталкивать её в сторону ресторана, чтобы она не превратилась в ледяную статую (в прекрасную ледяную статую, надо сказать).

Внезапно Лада резко открывает глаза, поднимается на носочки и чмокает меня в губы, оставив на них сладость персикового поцелуя. И вот уже она тянет меня за собой к входу в заведение, а я ловлю ртом белых мух от внезапно разлившегося тепла где-то в районе солнечного сплетения.

В носу всё ещё чувствуется шлейф её тех фруктовых духов, словно призрак прошлого, который не желает отпускать меня. Я перерыл всё, что только можно, но её всё равно нет. Нигде. Ни на одной из камер видеонаблюдения по всему городу. Порой мне кажется, что я иду не туда, что это всё ложь и иллюзия. Что мне нужно отпустить её.

Может быть, она действительно сбежала и сейчас живёт где-то за границей с уже полноценной семьёй?

Эта мысль терзает меня, как ржавый гвоздь в сердце.

Я трясу головой, пытаясь избавиться от чужих мнений и сомнений, которые беснуются в голове все эти годы. Хочется влепить себе затрещину за каждый домысел о том, что она могла так поступить. Кто угодно, но только не она.

– Эй, Ромео, может, ты уже ответишь? – Макс треплет моё плечо, приводя в чувство и вытаскивая из приятного мира воспоминаний.

Чувствую, как лёгкая придурковатая улыбка и расслабленное лицо мгновенно стягиваются в привычную кривоватую ухмылку и прищуренный взгляд.

– Какого…

– Ответь ты уже!

Макс лишь показывает пальцем на мой личный, а не рабочий телефон, будто боится, что тот, кто звонит, откусит ему за это его. Я вздыхаю и неохотно подношу трубку к уху.

– Слушаю, Анатолий Сергеевич…

– Бойко! Ты что, в кйай охйенел? Или вакансий на «Авито» скопилось так много, что ты йешил не бйать тйубку? – Шеф от злости брызжет слюной по ту сторону линии, отчего его картавость буквально режет слух.

– Извините, Анатолий Сергеевич…

– Пйибейеги извинения, они тебе ещё пйигодятся! Адйес получил?

Я отодвигаю телефон и смотрю на всплывающие уведомления, но ничего.

– Пока н…

– Я отпйавил его уже десять минут назад!! Ищи в полученных, недотёпа!

– Да, Анатолий Сергеевич, получил, – стиснув зубы, отвечаю я.

– Неужто! – Шеф шумно набирает воздух в лёгкие, пытаясь успокоиться. – Слушай внимательно, повтойять не буду. У тебя есть только один выход – пойти и извиниться перед Антоном. И убедить его забйать заявление на тебя из прокуратуры.

– Извините, но вам какое дело до моего…

– До твоего заявления – совейшенно никакого! – вдруг снова вспыхивает он. – Но ты даже не пйедставляешь, чем это может обейнуться для всех! Сейчас нагйянут пйовейки, а где пйовейки – там и огйомные штйафы! К тому же ты выбйал не того человека для выяснения отношений… Поэтому тебе говойю – у тебя есть весь вечей, хоть ночуй у него, делай что угодно, но чтобы он забйал эту бумажку! Всё! Завтйа как штык и без пйиключений!

Звонок сброшен.

Кровь должна кипеть от ярости, но внутри – абсолютный штиль.

Это значит, что давний вопрос, терзавший меня изнутри, наконец-то нашёл ответ сам и дал готовое решение: увольняюсь.

– Л-леон? Мне не нравится твой взгляд… Что ты задумал? – спрашивает Макс, сидя на диване и подозрительно оглядывает меня.

Я поднимаюсь, небрежно бросив несколько купюр за выпивку на стол. Не люблю быть кому-то должным.

Пора извиниться перед новым другом. Кажется, мы начали разговор не с того кулака.

🙤 · Как мухи в клейкую ленту · 🙦

– Леон?! Куда ты собрался? – всё недоумевает друг, уже спешно поднимаясь.

Игнорирую его слова уже во второй раз и выхожу из бара. Часы на руке показывают 19:49. Надеюсь, новичок не ляжет спать сразу после «Спокойной ночи, малыши». А если и ляжет, то мне придётся нарушить его режим.

Внезапно кто-то хватает меня за рукав кожаной куртки. Я резко разворачиваюсь, заломив руку незнакомцу и уже сжав челюсть, готовый к любым неприятностям.

– Ты сегодня решил всё-таки дорваться? Мазохист, что ли? – буркнул я с подозрением, отпуская испуганного Макса и продолжая быстро идти вдоль дороги к остановке, чтоб поймать такси.

– В чём дело? Что сказал Толик? – Друг пытается не отставать, но из-за лишнего веса и коротких ног ему едва ли удаётся наступать мне на пятки. – Он понизил тебя? Или вовсе уволил? Это потому, что Антон – сын Фиджера? Или…

– Стой, – от моего резкого торможения он врезается в мою спину, – того самого бизнесмена?

Макс кивает, его глаза широко раскрыты от тревоги. А я чувствую, как напряжение вновь сковывает мои плечи.

– А ты откуда знаешь?

– Санёк шепнул после ухода новичка… Сказал, тот из трусов вылез от злости на тебя, а заодно и на Толика взъелся…

– Он что, недостаточно руки ему нацеловал за день?

Внутри распускается зерно обиды.

Какого чёрта мне не плевать на эти лживые похвалы от шефа?

Может, потому что я пашу как конь без выходных?

Может, потому что за четыре года работы под его крылом я ни разу не услышал чего-то получше, чем «уволю»? Хотя вначале моей карьеры раскрываемость дел была на высшем уровне среди остальных.

Вот только год назад наше агентство начало приходить в упадок из-за конкуренции. Появился новый частный детективный отдел с безупречной репутацией, и большинство наших клиентов перешли к ним в центр города с нашей окраины из-за престижа. После такой большой текучки шеф стал сам не свой. Не сказать, что он и до этого нас обнимал при встрече, но теперь на рукопожатие можно не надеяться. А тут какой-то Антон с горы, которому предпенсионного возраста майор в отставке ботинки начищает до блеска своими похвалами.

Передёрнуло от настигшей волны злости.

Извиниться перед Антоном?

Да, я извинюсь.

Так извинюсь…

– Леон?

Напарник резко дёргает меня за куртку, и я останавливаюсь в шаге от оживлённого шоссе.

– Так что звонил шеф?

– Велел к Антону заглянуть.

– Зачем это?

– Он увольняется, нужно забрать документы.

Макс обиженно хмурится:

– Что чешешь мне? Толика было бы невозможно не услышать, даже если бы он позвонил тебе на улице.

– Зачем спрашиваешь тогда?

– Проверял, скажешь ли ты правду или соврёшь, как обычно. Я не пущу тебя одного к нему.

Моя бровь невольно выгибается, и Макс добавляет:

– Сесть до седых бровей за мокруху богатого сынка – вот что тебя ждёт, если ты продолжишь в том же духе! А я, как и медики, давал клятву… – Он задумался.

– Тоже Гиппократу?

– Твоей покойной матушке, что глаз с тебя не спущу! Я столько не выпью, чтобы такой грех на душу взять. К тому же, на тралли-валли ты долго будешь добираться до старого города.

– На чём? – не понимаю я его молодежного сленга.

– На троллейбусе, деревня, – усмехается парень, и его живот издаёт громкое урчание, которое слышно даже сквозь рёв огромного потока машин, мчащихся по соседним полосам.

– Прости, кажется, эклеры были и впрямь с изюминкой… забродившей…

Не удержавшись, я посмеиваюсь, глядя на его сморщенное лицо от спазма в желудке. Он отвечает, что машина осталась припаркованной возле бара, и нам нужно вернуться туда.

Открыв дверь и заметив, что переднее пассажирское кресло откинуто почти полностью, я на мгновение замираю. Макс ловит мой осуждающий взгляд и торопливо нажимает на кнопку возле сиденья. Спинка тут же поднимается, а сиденье занимает привычную для меня комфортную дистанцию.

– Так как ты меня нашёл, говоришь? – спрашиваю я, сохраняя спокойствие.

Макс медлит с ответом.

– Интуиция, – наконец произносит он, но голос звучит неуверенно.

– А разве на её пейджере не было написано «Роза»? – Всё же сажусь в машину, подавив брезгливость и устремив взгляд вперёд. – В этом баре только четыре девицы строят тебе глазки. У Карины сегодня выходной, Роза сейчас в вечернюю смену работает. Значит, в ночную выходит либо Диана, либо Мира. А судя по тому, что разложено именно переднее место, у девушки длинные ноги. И это была Диана, потому что сзади она бы не поместилась в твоей рабочей колымаге. Именно она позвонила Розе по твоей просьбе, а не «Интуиция».