Обжигающий след

Камилла взглянула на девушку.

– Ты что-то бледная сегодня. Не заболела ли?

Та отрицательно махнула головой. Не рассказывать же, что вчера из-за ее крика погиб шкалуш, и теперь ей предстоит тяжелый разговор с отцом. Как бы там ни было, совесть на том настаивала: ну не могла Тиса утаить от отца гибель чужака в скалах. Она вздохнула, понимая, что последует за этим разговором. Батюшка снова поручит своим солдатам следить за ней. Конечно, отделаться от такой охраны легко, но все-таки не хотелось и дня таскать за собой этот хвост. Но это еще не все. Ночами опять нарисовались видения, и блокировать их стало намного сложнее. Сплошной бред, от которого просыпаешься в поту.

Камилла тронула бледный лоб хозяйки.

– Вроде не горячий… Я чай мятный заварила, налить тебе кружечку?

– Нет, спасибо, просто голова немного болит, – соврала Тиса.

– По мне, так голова всегда болит от голода, – стряпуха смахнула со стола остатки муки в ладонь.

Слушая кухарку вполуха, девушка повисла на локтях на подоконнике и рассеянно наблюдала за строем солдат, пересекающим двор, пока тот не скрылся за голубиной башней. Она скользнула взглядом ко внутренней проходной и заметила отца, разговаривающего с Витером и Кубачом. Они загораживали собой четвертого собеседника. Когда капитан сдвинулся на шаг, не поверила глазам: последним оказался не кто иной, как давеча усопший шкалуш.

– Живой! – радостно прошептала Тиса.

– Кто живой? – не поняла Камилла.

Но Войнова уже выскочила из кухни. Миновав коридор и узкую переднюю, вылетела на крыльцо и замерла у столба, подпирающего козырек, прислушалась.

– Говоришь, в Горной Рудне охранником работал? – спросил отец.

– Да, при кабачке, – кивнул шкалуш.

– Кабачок случайно не огородный был? – хохотнул Кубач.

– Никак нет, – промямлил паренек.

– Значит, опыт какой-то есть, – одобрительно кивнул отец. – Хорошо. Витер, возьмешь к себе мальца.

– Но капитан… – тот явно не впечатлился сомнительным приобретением.

Отец строго взглянул на подчиненного, а паренька похлопал по плечу.

– Только служить в пограничной страже – это тебе не двери кабака стеречь. Здесь, брат, родину защищать придется.

– Постараюсь не подвести! – проникновенно сказал шкалуш.

Командир кивнул, за хмурым видом чувствовалось его одобрение.

– Витер, распорядись по поводу белья, койки. Как обычно. И уж больно тощий… Скажи Жичу: две порции мальчишке давать в течение месяца.

– Думаешь, откормим, Лазар? – Кубач продолжал потешаться.

– Будет сделано, Лазар Митрич, – Витер хлопнул новобранца по второму плечу. Ноги паренька дрогнули. – Проявлю особую заботу.

– А вы, молодой человек, осваивайтесь, учитесь. Не посрамите свое училище. Успехов.

– Спасибо, – поблагодарил шкалуш.

Подождав, пока капитан и Кубач скроются из виду, Крохов повернулся к новобранцу.

– Значит так, салага. Запоминай. Сначала в баню. Затем в цирюльню, патлы состричь. Бабью красотульку с головы снять.

– Это обод чести, – гордо произнес горец. – У нас такие все мужчины носят.

– Будешь в Рудне – носи хоть юбку с панталонами. Здесь тебе пограничная часть, а не бордель. Я понятно выражаюсь? Не слышу ответа!

Шкалуш опустил голову.

– Так точно.

– А это что за нитки на шее?

– Оберег.

– Ну ладно. Баня за голубятней, как зайдешь – первая дверь налево, – старшина указал направление. – На складе у Шилыча получишь набор белья, сапоги, мыло…

– А оружие? – протянул шкалуш, поглядывая на боевую саблю в его ножнах.

– Не наглей, пацан. Обойдешься пока своей дубинкой. Кру-у-угом! Шагом марш в баню!

Тиса проводила взглядом широкоплечего Витера и щуплого шкалуша. «Точно волкодав с котенком», – подумала она. Но на душе полегчало: парень-то жив оказался. Слава Единому и святой Пятерке. Нужно в храм сходить, свечу поставить.

Когда позже она появилась в лазарете, Агап как раз закончил врачевать Рича. К его большой радости, Тиса отдала ребенку энциклопедию древних. После вкусного чая с кизиловым вареньем в теплой компании девушка три часа провела с Агапом за перебиранием содержимого буфетных полок. Сортировали баночки, скляночки, мешочки и пакетики. Ненужное или просроченное летело в мусор. Ревизией они были обязаны Глафире, которая хотела вытереть пыль на переполненных полках и нечаянно разбила бутыль. Настойка лапчатки растеклась и замочила лекарскую утварь.

– Как дела в лавке? – молодая травница вытерла влажной тряпкой пыль с пузатого кувшина. За последние дни она ни словом не обмолвилась о своем походе в скалы.

– Паршивец опять поднял плату.

– Так я и знала, – Тиса цокнула языком. – И на этом, боюсь, не остановится.

Агап близоруко поднес бумажный сверток к глазам, развернул, понюхал, отложил в сторону.

– Не лучше ли все же собственную лавку открыть? – помощница покосилась на старика.

– Мы уже говорили об этом, – буркнул тот, разворачиваясь к ней спиной.

– Ну почему, дед Агап? Почему нет? – выглянула Тиса из-за его плеча. – Я бы сама управляла ею. И убирала, и полы бы мыла, пока мы не будем в состоянии нанять человека.

– Говорю – нет, значит, нет, – лекарь составил бутыли с настойками в сумку. – И полно об этом. Ландус продал сбор от мигрени, а также мази от мозолей. Последней у меня еще пять банок в погребе, а вот сбор нужно сложить.

Тиса вздохнула.

– Я не запомнила состава, – без выражения произнесла травница. – Помню только – бузина нужна, листья сирени…

Агап согласно качнул головой.

– Еще по ложке сушеной рябины на порцию. А после Жнуха, думаю, пора за свежей клюквой. Надо же тебе научиться силуч варить.

Знает старик, чем умаслить.

– Я на чердак поднималась, – примирительно сказала она. – Шиповник хорошо сохнет. А черноплодку ворошить следует. На нескольких ягодах плесень приметила, тоньше слоем бы рассыпать. А кладовщик лотки не дает.

– Шилыч тот еще скряга, – хмыкнул в бороду старик. – Я у него как-то пустых бутылей, помнится, спросил, хоть один ящик из двадцати. На что ему столько стекла? Пылится на складе токмо, а мне бы под настойки пригодились. Все одно гарнизон использовать будет. Так и не дал, жадень несчастный. Ты батюшку своего попроси, чтобы повлиял.

– Это бесполезно. Отец скажет, что каждый должен заниматься своим делом, – помощница усердней, чем требовалось, принялась надраивать бока очередной склянки.

– По-своему он прав, – мирно сказал Агап. – Да, кстати, пару дней меня в части не будет. Навещу брата. Опять дурака грыжа скрутила. Говорил же: Прохор, не тягай мешки, сыновья на что? Так нет же, сам все делать силится, осел чиванский.

– Настойку сабельника повезете?

– Да. И покажу еще раз Зинаиде, как правильно натереть спину медом и размять поясницу.

– Хорошо. Привет передавайте им, – Тиса составила в авоську пузырьки.

Вернувшись из погреба, Агапа на кухне она уже не застала и выглянула в коридор.

На лавке у приемной ожидали своей очереди двое новобранцев. Худосочного шкалуша Тиса не сразу узнала: коротко стриженная голова, форма горчичного цвета. Вторым оказался рыжеволосый крепыш. Дверь распахнулась, и кабинет покинула другая пара новобранцев. Шкалуш и рыжий поднялись.

– Здравия желаю! Василь Дворов и Трихон Якшин прибыли на осмотр, – крикнул рыжий в приоткрытую дверь.

– Проходите, коли не шутите, – приглушенный голос Агапа в ответ.

Тиса заметила, как горец побледнел, заглянув в приемную, и отпрянул за спину товарища.

– Иди первый, я после тебя, – шепнул он рыжему. Тот кивнул и пропал в приемной.

Войнова усмехнулась. Страх перед лекарем – нередкое явление. Она проследила, как шкалуш направился к выходу, и последовала за ним. Выглянув из темного нутра лазарета, Тиса на миг сощурилась от света. Высоко по необъятному небу струились перистые облака. Ветер трепал на веревке белье, вывешенное Глафирой, а в палисаднике под окнами жужжали шмели на цветах. Юноша прислонился спиной к затененной стене и закурил самокрутку. Пепел падал на горчичную форменную рубашку, но он, казалось, не замечал этого.

– Здравствуй. Я думала, ты погиб, а ты жив оказался, слава Единому, – девушка приветливо улыбнулась.

Шкалуш поднял глаза. Особого удивления Тиса в них не увидела. Не дождавшись ответа, добавила:

– Не бойся. Лекарский осмотр – это не страшно.

– Я не боюсь, – буркнул Трихон себе под нос. Паренек смял в руке потушенную сигарету и метким броском отправил ее в урну.

– Агап Фомич только расспросит о болезнях, осмотрит, температуру заставит смерить. Он добрый.

– К чему вы мне это рассказываете? – оборвал новобранец собеседницу.

Внезапно почувствовав себя назойливой, Войнова отступила. За разговором со шкалушем она не заметила Витера и Гора: мужчины вывернули из-за угла корпуса и приближались. Ножны с саблями обивали бока военных при ходьбе, сапоги поднимали пыль с прогретой солнцем тропинки. Витер издали наблюдал за капитанской дочкой и новобранцем. Большой и широкий как краб Гор жестикулировал своими ручищами, рассказывая что-то о срубе новой сторожи, но слова его благополучно пролетали мимо ушей Крохова.

Нагрянув со спины, старшины приветствовали Тису короткими кивками.

– Тиса Лазаровна, мое почтение. Вам докучал этот шкет? – Витер окинул хмурым взглядом шкалуша, который уже успел выпрямиться перед начальством.

– Вовсе нет, Витер Дмитриевич.

Старшина оглядел Тису, затем новобранца, гаркнул:

– Почему прохлаждаемся, боец?

– Никак нет, ваше благородие. Явился в лазарет на осмотр по вашему приказанию, – оправдался шкалуш.

– Так какого лешего здесь околачиваешься? Марш к лекарю. Что стоишь? Шевели отростками!

Новобранец шмыгнул в дверь корпуса.

– Тиса Лазаровна, если вам нужна помощь или защита, вы не стесняйтесь, обращайтесь ко мне.

– Спасибо, но, думаю, в этом нет необходимости. Мне никто не угрожает, – поблагодарила Тиса. – Хотя…

Девушка сложила ладони.

– Витер Дмитрич, вы могли бы лотки для меня попросить у кладовщика?

– У Шилыча? – цокнул тот языком. – Да у этого пса даже снега зимой не выпросишь. Боюсь, эта задача невыполнима. Простите, Тиса Лазаровна, но здесь вам лучше обратиться к вашему батюшке.

Мужчины отправились дальше, а девушка еще какое-то время смотрела им вслед.

***

На следующий день после завтрака Тиса заглянула на чердак. Прошла в хозяйственное крыло корпуса, где в детстве любила шнырять по сумрачным кладовкам. Там можно было обнаружить много старых, покрытых пылью, а потому загадочных вещей: тяжелые ржавые утюги, подсвечники, сломанные швабры и даже части старинных лат времен первой Панокийской войны.

Скрипящая лестница, предназначенная для слуг, вела на третий этаж. Пол чердака устилала соломенная труха. Под потолком нависали балки – того и гляди поцелуют в макушку. Из окон падали полоски света, в которых клубились частички пыли. На пеньковой веревке, протянутой меж балками, сохли травы и коренья. Зверобой с венчиками желтых цветов, терпкая серолистая полынь, спутанные стебли спорыша, девясил, ромашка, лапчатка, красный клевер… «Лекарство то, что ногами топчем», – часто любил повторять Агап. У березовых стеллажей травница взяла деревянную лопатку и поворошила ею плоды черной рябины. Тут же сушились шиповник, боярышник, кизил, медвежья ягода и семена тыквы.

Девушка сняла с веревки два пучка – бузину и сирень. Из окошек чердака послышалось твердое: «Да не посрамим Имперскую Пограничную Стражу! Будем готовы к отпору супостату!»

Значит, на плацу закончился смотр. Так было всегда. Отец отдавал распоряжение начать тренировку, и пограничники принимались стрелять из стрелометов, дальнобойных луков, валить дощатые мишени, чиркать саблями, колошматить мешки, набитые соломой. Старшины старались гонять своих ребят особенно активно, если поблизости виднелась лысеющая макушка капитана.

Так было и в этот раз. К своим подразделениям подошли Кубач, Порфирий, Гор и Витер. Последний выделялся безупречной статью, как мачтовая сосна среди дубов. Командующие развели подчиненных по испытательным площадкам. Тисе повезло – отряд Витера занял крайнюю арену для поединков, у колонны пожарных бочек с водой, так что она могла слышать его речь.

Солдаты выстроились по границе площадки.

– У нас четыре новичка, – сообщил подчиненным старшина. – Первая пара: Дворов, Якшин. Выйти из строя.

Новобранцы отделились от строя. Василь сиял гордостью, как начищенный ботинок.

– Василь Дворов до поступления к нам окончил военную гимназию города Залесска. Трихон Якшин прибыл к нам из Рудненского военного училища.

Тисе показалось, что последние слова были произнесены с некоторым презрением. В строю прокатился шепоток.

– Так, – Витер подбоченился. – По традиции части все желторотики должны показать себя в день поступления. Показать все, на что способны. В первую очередь такое крещение нужно вам самим. Уже через год после службы в рядах увежской пограничной стражи вы не узнаете себя и со стыдом будете вспоминать этот бой. Горицкий, два рубака со стенки.

Из общего строя отделился солдатик и дунул к оружейной стене, возвратившись с двумя одинаковыми деревянными палашами.

– Берите. Они из железного дерева, так что весят как настоящие. Не рубят, зато синяки неделю сводить будете.

Рыжий Василь бодро подхватил свой палаш, отступил на два шага и принял стойку. Он еле дождался, пока Трихон возьмет свое муляжное оружие. Тиса думала, что тонкие руки шкалуша прогнутся под его тяжестью, но парень поднял палаш без труда. Вспомнила, как он вытащил ее в скалах, и пришла к выводу, что мальчишка только на вид хилый.

– Бой! – крикнул Витер.

Василь ударил первым. Загорелая рука занесла меч. Выпад – палаш расчертил дугу от плеча, целясь в бок Трихона. Шкалуш отскочил, ударом отведя оружие в сторону, приставным шагом сместился вправо. Василь двинулся за ним. Солдаты зажужжали, подбадривая новобранцев. Выпад Василя в голову. Шкалуш применил подвешенную защиту, взметнув над головой руку с палашом. Но удержать натиск не пытался, увильнул вправо.

Еще выпад Василя – теперь в бедро. Трихон в последний момент убрал ногу, удар миновал.

И следующие пять выпадов прошли впустую: Якшин умудрялся уходить от прямых ударов и умело уклонялся. На пару секунд Василь остановился, от слишком быстрого начала у него сбилось дыхание. Шкалуш недолго думая воспользовался моментом. Выпад – и воображаемое острие коснулось ключицы рыжего.

Треснула пара прутиков в пучке сухой сирени, который Тиса сжимала в руках.

В рядах солдат послышались одобрительные возгласы. Василь огорченно сплюнул, кинув обиженный взгляд на соперника.

– Внимание! Дворова подвела дыхалка, – объяснил старшина подразделению. Он забрал у проигравшего палаш. – Якшин, к сожалению, умеет только защищаться. За пару лет здесь, в части, вас научат драться. Возможно, вы даже станете мастерами сабельного боя.

Витер поднял палаш и завертел его восьмеркой – на заглядение искусно. Потом с замаха вогнал в землю. Строй восхищенно зашептался.

Настала очередь второй пары новичков махаться палашами. Но Тисе наблюдать уже надоело, и она покинула чердак.

Глава 5. Гартова топь

Накатила промозглая сырость, захотелось съежиться. Нос втянул запах гнилой воды. Туман исчез, уступив место ночным сумеркам и шорохам. Тиса поняла, что ковыляет по деревянному мостку. Правая нога согнута в колене, под мышкой – рогатина костыля. «Клац… клац…» – стучала деревяшка по доскам мостка. Над головой зудел комар.

«Бульк» – послышалось внизу. Она с удивлением различила круги на черной воде и заросли осоки. Болото! Нерешительно подняла глаза. Впереди на фоне лунных небес виднелся острый пик заброшенной башни. Волна мурашек пробежалась по коже. Как она попала на Гартову топь?

Мосток по бокам расширился на две доски. До башни осталось пройти каких-то полсотни шагов. И Тиса запаниковала. Хотела попятиться, но не смогла. Ноги не слушались ее и несли вперед.

Вдруг над порогом башни загорелся фонарь, осветив кованую дверь и густо затянутые паутиной ставни. В тот же миг под мостком забурлила вода. Из топи показались две черные руки, которые тут же ухватились за край мостка. В следующие секунды Тиса наблюдала, как из трясины появилась голова утопленника в обмотанном водорослями шлеме-шишаке, какие носили воины времен первой Панокийской. Ее накрыла паника, рванулась бежать, но костыль выпал из-под мышки, благо, в топь не скатился. Подхватив его, Тиса поскакала на одной ноге со всей мочи. Прочь! Не оглядываться!

Девушка очнулась посреди ночи в холодном поту, ладонями надавила на глаза. «Не хочу ничего знать!» Усилием воли отправила видение в закоулки памяти, чтобы никогда не вспоминать. Уснуть снова оказалось трудно. Тиса встала и подошла к окну, приложив лоб к холодному стеклу, почувствовала облегчение. Полная луна выплыла из-за тучи и осветила поляну перед рощей. Из тьмы на тропинку, что вела к пограничной части, вынырнула фигура – смутно знакомая, но мозг думать отказывался, и усталость вернула капитанскую дочь в кровать.

***

Отец быстро поел в молчании, заслонившись газетой. И только перед уходом бросил:

– В воскресенье едем к Лавру на обед. Передай Цупу, пусть подготовит коляску.

– Ты едешь на обед? – удивилась Тиса.

Лазар посещал местные светские мероприятия, если только в этом была служебная необходимость. В последний раз он был у градоначальника позапрошлой зимой, когда сделал объявление о блуждающем близ города медведе. Он тогда просил общество воздержаться от дальних прогулок в одиночестве. Какова же причина его поездки на этот раз?

Как только капитан покинул столовую, кухарка воскликнула:

– Тиса, ты увидишь нового наместного вэйна!

– Ну конечно, – ответила она скорее себе, чем Камилле, – вот и причина.

Отец всегда видел людей через призму службы. Видимо, он считает колдуна стратегической фигурой, раз решил свести личное знакомство.

– Расскажешь мне потом, какой он.

Пришлось пообещать.

– Весь базар только и говорит, что о вэйне, – Камилла вертела в пухлых пальчиках куриную ножку, выбирая с какой стороны откусить. – Тонечка прячет его от любопытных глаз в своем доме – готовит сюрприз для званого обеда. Но весь Увег уже жужжит, что колдун хорош собой и очень модён.

Тиса пожала плечами. Есть расхотелось, и куриное крылышко так и осталось нетронутым лежать на тарелке.

– Говорят, он приехал каретой со своей матушкой в эту среду. – Камилла откусила кусок ножки.

– С матушкой?

– Да. Наверняка он добрый любящий сын, не то что мой Яшка – грубиян.

На кухне послышались шаги, и на пороге выросли новобранцы. Знакомая парочка.

– Мы спустили мешки в погреб, как вы просили, – сказал рыжий Василь.

Заметив за столом хозяйку, он заулыбался. Трихон же только чиркнул по девушке взглядом и отвернул лицо к окну.

– Погуляйте пока. Через полчаса ты, милок, вымой полы в кухне и столовой, – Камилла ткнула пальцем в Василя. – А ты от Жича мешок с солью принеси. – Кухарка на миг задумалась. – Наоборот. Василь, ты дуй за солью. А ты – полы. Трихон, правильно?

Паренек кивнул.

– Кормить тебя надо, Трихон. Чтобы силы прибавились. Хотя у Жича не разъешься, – покачала головой Камилла. – Ты, голубь мой, ко мне приходи, накормлю чем смогу, если этот злодей голодом тебя морить станет. Понял? Теперь идите, милки.

Новобранцы исчезли в кухне.

– Ты видишь, дорогая, кого мне опять Жич приставил в помощники. Как тощий какой или ростом не вышел, так обязательно ко мне. Этот Василь еще ничего. Но второй – хоть на паперть отправляй.

После обеда Войнова собрала со стола посуду и отнесла на кухню. Возвращаясь в столовую, чуть не споткнулась о швабру, которую шкалуш приготовил для мытья полов. Раздался глухой стук деревяшки об пол, и Тиса замерла. В голове вспыхнули звуки и образы: «Клац… клац…», мосток, ночь, луна.

– Изнань бы побрал эти видения, – застонала она, меняясь в лице. Сдавила пальцами виски и зажмурилась, стараясь не дать видению всплыть в памяти полностью. Получилось. Тиса выдохнула и открыла глаза. И тут же поймала на себе любопытный взгляд парня, застывшего у ведра с водой с тряпкой в руках. Этого еще не хватало! Надо что-то делать.

Когда она выбралась на воздух за пределы части, ноги сами понесли на Девятую улицу, где проживал Прохор Фомич. Лекарь гостил у названого брата, его-то и нужно увидеть.

По ребячьему смеху, который слышался уже на подходе к дому, Тиса поняла, что стариков осадила соседская детвора. Прохор Фомич любил собирать малышню у себя, когда сноха позволяла. Войдя во дворик, девушка тихо прикрыла за собой калитку и, прислонясь к ней спиной, решила послушать разговор.

Под виноградной беседкой горстка ребятни расположилась вокруг большого кресла, в котором сидел тучный старик с бородой до пояса. Поясницу Прохора Фомича стягивал старый пуховый платок.

– Домовой молочко любит.

– Коровье или козье, дед Прош?

– Без разницы. Домовые – они такие, харчами не перебирают. Им внимание дорого. Возьмите блюдечко да поставьте у печи. А утром глядите: коли выпил хоть трошки, то понравились вы ему. Будет он вас беречь от лиха всякого, пока вы спите-сопите.

Ребята зажужжали, обсуждая совет. Тиса заметила Рича. Мальчик сидел на нижней перекладине деревянной лестницы, приставленной к беседке. Выглядел осунувшимся и в разговоре участия не принимал. Самодельный костыль валялся в пыли у его ног. На порог вышел Агап с подносом, полным фигурных пряников, и дети кинулись расхватывать угощение.

– Тише, пострелята, – буркнул лекарь. – С ног деда не сбейте.

Последний пряник Агап подал Ричу. Тут старик заметил девушку и махнул ей рукой, приглашая присесть вместе с ним на скамейку. Гостья уселась рядом.

– Раньше не то, что нынче, – продолжал Прохор Фомич, тряся бородой. – Раньше и водяного задабривали. Сейчас никто обычаев не помнит. Потому пять весен назад дочь Косого и утонула. Скучно стало водяному, вот он и забрал девку. Водяные они ведь как шахи чиванские, гаремы любят. Когда мне было столько годков, сколько вам, я ужасно боялся кривого Кондрата – мельника с водяной мельницы, что сейчас заброшенная выше по Веже стоит. Слыхали о такой?

Дети закивали.

– Говаривали, что Кондрат каждый год на Жнухову Горку в новолуние открывал свой подпол и кидал в омут лошадь или корову водяному в подарок, чтобы тот мельницу водорослями не оплетал. Поэтому я никогда туда с отцом не ездил. Боялся, вдруг он и меня кинет водяному в услужение.

Дети зашептались.

– Кондрат мне был страшнее болотного Гарта. Тогда еще ворон не забрал его колдовскую душу.

– А зачем ворону его душа? – спросила девочка с голубой лентой в косицах, внучка Прохора. Она подошла к деду и забралась к нему на коленки.

Белобрысый соседский мальчишка Картыш фыркнул:

– Души чародеев слишком тяжелы, чтобы подняться в небеса. Вот птицы их и уносят к Боженьке.

– А вы этого Гарта видели? – спросил Ефимка, рослый худой мальчишка, перебиравший в ладони маленькие камешки для игры в каток.

– Один раз токмо. У хлеборобов в полях. Росточком он невелик был, а силен. Такую грозовую тучу унял, помню. Поднял над головой свою палку, крикнул тарабарщину какую-то – и нет тучи. Рассосалась вся.

– Ух ты! – выдохнули дети.

– Жаль, сгинул колдун опосля через год. Мертвецы округ его башни теперь хороводы водят.

В повисшей тишине девчушка на его коленях пропищала:

– Дед Прош, а Рич черного рыцаря видел.

Мгновенно поднялся ребячий гвалт:

– Брехня! Костыль заливает все! Он врет!

– На Гартову топь на двоих-то ногах не дойдешь, а он будто бы доковылял ночью на своей коряге, – Картыш сморщил веснушчатый нос.

Рич понурился. А Картыш продолжил:

– А если и правда, как же он от рыцаря убежал? Ха-ха. Может, ты лягушку за утопленника принял, да и та бы тебя догнала.

Ребята захихикали.

Ну вот, опять. Тиса зажмурилась. В памяти кусочками мозаики вспыхнули картинки: фонарь на болоте, черные руки, шлем в тине, выпавший костыль. Девушка взялась за голову, усилием воли останавливая калейдоскоп.

– Рич вас не обманывает, – дрогнувшим голосом произнесла она. – Он действительно видел рыцаря.

Дети раскрыли рты от удивления. Мальчишка повернулся к нежданной заступнице, в глазах его светилась благодарность. Зато вопросительный взгляд лекаря сделался столь красноречивым, что Тиса удрученно прошептала старику на ухо:

– Дед Агап, я снова вижу.

– Пойдем-ка, помощница моя, чаю вскипятим, – Агап поднялся со скамейки. – И ты, дружок, зайди-ка в дом, – сказал старик Ричу.

Войнова вошла за ними. Под шагами заскрипели половицы. Потолок был так низок, что подними Тиса руку, то пощупала бы его старую штукатурку. В тесной кухоньке Агап налил из высокого жбана воды в чайник и поставил на печь. Через ее решетку видно было, как тлеют угли, зарывшись в золу.