Частица твоего сердца

Эмма Скотт

Потерянные души. Частица твоего сердца

Emma Scott

THE LAST PIECE OF HIS HEART

Copyright © 2021 by Emma Scott

© Каштанова Е., перевод на русский язык, 2022

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

* * *

Плейлист

Everybody Knows // Concrete Blonde (вступление)

Roots // Imagine Dragons

Young, Gifted, and Black // Nina Simone

The Most Beautiful Girl in the World // Prince

Hunger // Florence + the Machine

Let Me Blow Ya Mind // Eve (feat. Gwen Stefani)

Black Hole Sun // Soundgarden

Liggi // Ritviz

Heathens // Twenty-One Pilots

Physical // Dua Lipa

Umbrella // Rihanna (feat. Jay-Z)

She Will Be Loved // Maroon 5

Skin and Bones // Cage the Elephant

Lightning Crashes // Live

Blinding Lights // The Weeknd (окончание)

Предупреждение

Пожалуйста, обратите внимание, что эта книга содержит упоминание тем, которые могут задеть чувства некоторых наиболее впечатлительных читателей: о сексуальном и домашнем насилии, а также причинении телесных повреждений. Искренне надеюсь, что я затронула эти проблемы, как и подобает, с осторожностью. Предназначена для читателей 18 лет и старше.

Посвящение

Моим читателям. Вы впустили Потерянные души в свои сердца и сберегли их.

С любовью.

Часть I

Пролог

Ронан

– Назовите ваше полное имя для протокола.

– Ронан Август Венц.

– Возраст?

– Девятнадцать лет.

– Вы знаете, почему оказались здесь сегодня вечером, Ронан?

«Потому что это конец пути».

Детективы ждали ответа. Один выглядел низким и тучным, на нагрудном значке его значилось «Ковальски». Харрис был выше, с усами. Я сложил руки на груди и холодно взглянул на них, притворяясь, что комната для допросов с белыми стенами вовсе, черт возьми, не подавляла меня. На столе, возле толстой папки с моим именем, стояли пластиковые стаканчики с черным кофе. Висящая в углу камера уставилась на нас черным глазом. Все происходящее здесь записывалось.

Я упорно молчал, и детективы обменялись взглядами. Затем Харрис поднялся на ноги и встал за спиной коротышки Ковальски.

– Где вы были тридцатого июля около одиннадцати вечера?

– У себя в квартире.

– Что вы делали?

– Смотрел телевизор.

– С вами был кто-то еще?

– Нет.

Он кивнул на мои сбитые костяшки пальцев.

– Как это случилось?

– Не помню.

Дерьмовый ответ, но правда была не намного лучше.

Ковальски хмыкнул.

– Вы не помните?

– Разве вы можете спрашивать меня об этом без адвоката?

– А вам нужен адвокат, Ронан?

– Мы просто беседуем, – вмешался Харрис. – Ваши руки изрядно пострадали. – Он взял со стола мою папку. – Многие из тех, кто находился рядом с вами, мистер Венц, вдруг оказываются «поврежденными». Верно? Начиная с вашей матери.

Я напрягся и попытался собраться с духом.

– На мой взгляд, вы выросли в семье, где царит насилие, – небрежно продолжил детектив, бегло просматривая историю моей жизни: отчеты о поведении, полицейские доклады и заметки социальных работников за десять лет, что я провел в приемных семьях на условиях патронатного воспитания[1]. – Здесь говорится, что, когда вам было восемь лет, ваш отец до смерти забил вашу мать бейсбольной битой.

Внутренне я ощутил, будто он пнул меня в живот. Но даже не подал вида, лишь кивнул.

– Он умер в тюрьме после драки на ножах с другим заключенным?

– Он получил что заслужил.

Неверный ответ.

Полицейские подняли брови. И обменялись очередным понимающим взглядом, в котором явно читалось: «Вот это уже кое-что».

– Вы ведь видели, правда? Как отец убил вашу маму?

Я вздрогнул, когда из могилы тут же попытались выбраться кровавые воспоминания. Они не умрут, как бы глубоко я их ни похоронил.

– Подобное зрелище неизбежно влияет на ребенка, – непреклонно заявил Харрис. – Это разозлило вас, Ронан?

– Настолько, чтобы выйти из себя?

– Говорят, что подобное насилие проистекает из семьи.

– Заложено в ДНК.

– Каков отец, таков и сын.

Последние слова повисли между нами, вытягивая кислород из воздуха. Мой худший страх высказали вслух. Я поерзал на стуле и промолчал.

– Вернемся к нашему делу, – наконец сказал Ковальски и повернулся, чтобы заглянуть в папку. – Здесь говорится, что в первый же день в Центральной старшей школе вы сломали нос Фрэнки Дауду.

– Он доставал моего друга.

– Значит, вы без предисловий ударили его по лицу?

– Миллер мог умереть, черт возьми.

– Миллер Стрэттон? – прочитал в отчете полицейский. – Во время инцидента он не был вашим другом. Вы ведь не знали его прежде, верно?

«А теперь он мой друг, придурок».

Я бы умер за Миллера Стрэттона. За Холдена Пэриша.

За Шайло…

В груди болезненно заныло. Ковальски стукнул по столу, чтобы вывести меня из задумчивости.

– Кажется, вы заслужили репутацию человека, склонного к беспричинному насилию. Верно?

Я напрягся, но промолчал.

«Я пытался. Старался поступать лучше. Стать лучше…»

– Давайте прогуляемся по тропе воспоминаний. – Харрис снова сверился с папкой. – За год в Центральной старшей школе вас отстраняли от занятий по меньшей мере шесть раз. Вандализм, нападение… Два месяца назад вы повздорили с отчимом Миллера Стрэттона. Подвесили его над балконом двухэтажного дома.

Я стиснул зубы. Я никого не подвешивал. Просто перегнул ублюдка Чета Хайленда через ограждение, чтоб отпугнуть от матери Миллера. И это сработало. Но что толку? Этих придурков не интересовала правда, ведь она не укладывалась в уже написанную обо мне историю. Кровью матери. И отца. В моих жилах текла его кровь.

Каков отец, таков и сын.

– Что скажете?

– Чет ему не отчим, – пробормотал я. – Он всего лишь бездельник, ударивший маму Миллера. Но вам ведь плевать на это.

Полицейские переглянулись.

– У вас проблемы с полицией?

На свободу вырвалось старое воспоминание. Сломленная, истекающая кровью мама пыталась забиться в угол, а отец стоял над ней с битой в руке…

«Ты подвел маму, и теперь она мертва», – подумал я. Но к кому я обращался? К полицейским или к самому себе? Они подвели ее, и я тоже. Я не смог ее защитить.

Как не сумел уберечь и Шайло.

Вина, гнев и горе, словно три обезьяны, сидевшие у меня на спине, пронзительно вскрикнули и завыли.

Ковальски одарил меня тяжелым взглядом.

– Ответьте на вопрос, сынок.

– Людям нужна помощь, – проговорил я. – Если им не помогаете вы, то вмешиваюсь я.

– Ну, речь ведь не об охране порядка. – Ковальски закатил глаза. – Чем поможет угроза сбросить человека с балкона?

Я усмехнулся.

– Но ведь после этого он оставил ее в покое, верно?

– А как насчет Фрэнки, два дня назад? Тогда вы тоже «помогали»?

– Я его не трогал.

– Вы не видели Франклина Дауда в ночь на тридцатое июля?

Я поерзал на стуле. Между лопаток, будто насекомое, поползла капелька пота.

– Я ничего не скажу.

– Ну же, Венц, – проговорил Харрис. – Не будем все усложнять. Мы ведь знаем, что произошло.

Ковальски принялся загибать пальцы.

– Ваша ссора с Фрэнки Даудом подтверждена документально. В первый же миг, как вы увидели его, сломали ему нос. Пятьдесят свидетелей подтвердят, что девятого сентября прошлого года вы повалили его на пол на вечеринке в загородном доме. А несколько месяцев назад во всеуслышание заявили, что, если он причинит боль тому, кто вам дорог, вы – цитирую: «вытрясете из него все дерьмо».

Харрис скрестил руки на груди.

– Вы ведь имели в виду Шайло Баррера?

– Да, – согласился я. Самый правдивый ответ из всех, что я дал сегодня вечером.

– Фрэнки причинил ей боль, – продолжил Харрис. – И вы просто исполнили свое обещание и смешали его с дерьмом. Безжалостно. Не так ли?

– Я же сказал, что…

– Он в больнице, Ронан, – вмешался Ковальски. – Борется за жизнь.

Харрис кивнул.

– Это называется мотив.

– А вы сидите здесь с распухшими, покрытыми кровоподтеками кулаками. Но на этот раз вы ни при чем. Вы это хотите сказать?

Я вздернул подбородок.

– Именно это я, черт возьми, и говорю.

Харрис тяжело вздохнул.

– Вы просто усложняете себе жизнь, Венц. В этом деле все просто и понятно. Признайтесь, и, может, вам смягчат приговор. Конечно, если ваша жертва выживет.

Я сжал под столом ноющие руки в кулаки. Я имел право на адвоката. И на телефонный звонок. Но что это даст? Я считался виновным еще до того, как они усадили меня на стул.

Харрис склонил голову набок.

– Хотите знать, что я думаю, Ронан?

Я и так знал, о чем он думал.

Конец пути.

Каков отец, таков и сын.

«Прости, Шайло. Я пытался…»

Детектив склонился надо мной, голос его звучал холодно и непреклонно. Словно захлопнувшаяся дверь.

– Думаю, вы отправитесь в тюрьму на очень долгий срок.

Глава 1

Шайло

Год назад…

– Пора отправляться, – проговорила я, втаскивая чемодан на колесиках в роскошную гостиную в доме тети и дяди. – Мне нужно успеть на самолет.

Я терпеть не могла говорить об очевидном. Однако, если я не объявлю о своем отъезде, сидящая в кухне мама способна и вовсе его проигнорировать. Может, напоминание о том, что она вновь увидит единственную дочь лишь через год, сломит ее холодность и она подарит мне немного тепла.

Но ничего не вышло.

За окном в разгар летнего утра шумел Новый Орлеан. Расположившись за стоявшим возле окна карточным столиком, мама курила сигарету и решала воскресный кроссворд. Холодная и равнодушная. Она ничуть не изменилась с того момента, как я приехала сюда полтора месяца назад. Впрочем, сколько я себя помнила, так повторялось каждое лето с тех пор, как в четырехлетнем возрасте она оставила меня жить у прабабушки Биби в Калифорнии.

Пухлая тетя Берти, одетая в яркую фиолетовую блузку и брюки в тон, жалобно вздохнула. Она сидела на диване, зажатая между дядей Руди и их двадцатипятилетней дочерью Летишией. На плоском экране транслировался матч «Святых».

– Уже? – проговорила тетя Берти и прищелкнула языком. – Кажется, будто ты только что приехала.

Во время летних визитов я всегда останавливалась в викторианском доме тети и дяди в Гарден-Дистрикт. По-настоящему старом, красивом, богато украшенном во вкусе тети Берти в цвета драгоценных камней с кучей бархатных подушечек с кисточками. Витражное стекло на входной двери отбрасывало на ковер радужные блики.

Я любила этот дом и живущих в нем людей, но променяла бы все это на возможность побыть вместе с мамой в ее маленьком домике на Олд-Приер-стрит в Седьмом районе. Она говорила, что он слишком маленький, но меня это не волновало. Я бы устроилась на диване. Или на полу…

– Моя сладкая, лето пролетело незаметно, – произнесла тетя Берти. – К тому времени как мы увидимся в следующий раз, ты уже закончишь старшую школу. – Она взглянула на мои свободные брюки и обтягивающую белую футболку, оставлявшую открытым живот. – Ты такая красивая, Шайло. И так быстро взрослеешь. Правда, Мари?

Не отрывая взгляда от своего кроссворда, мама издала какой-то неопределенный звук.

«Будь сильной, – сказала я себе, подавляя острую боль, что пыталась проникнуть в сердце. – Ты ведь знаешь, что большего и ждать не стоит».

Но глупое сердце по-прежнему пыталось дотянуться до мамы, как бы больно ему при этом ни было.

– Но прежде чем уйти, я хотела бы кое-что подарить всем вам.

Я поставила сумку на журнальный столик и вытащила четыре небольших подарочных пакета, набитых папиросной бумагой.

– Ты такая милая. Но не стоило. – Когда Берти сунула палец в один из пакетов, на губах ее появилась усмешка. – Это, случайно, не оригинальные изделия Шайло Баррера?

Я улыбнулась.

– Возможно.

– Чертовски здорово, – проговорил дядя Руди, отрывая взгляд от футбольного матча. – Рождество наступит раньше.

Я протянула им пакеты, по одному тете, дяде и кузине. Остался лишь один. Для мамы.

Кузина Летишия взволнованно поставила свой на колени. Даже в воскресенье она щеголяла в дизайнерских джинсах, желтых туфлях на каблуках и коротком топе, который подчеркивал подтянутый пресс. Она мастерски уложила косы на голове, несколько из них свисали вниз, обрамляя золотые серьги.

– Мне уже нравится, – произнесла она.

Я рассмеялась.

– Ты даже не знаешь, что там.

– Это сделала ты, так что все прекрасно.

Я с трудом сглотнула и вновь осмелилась взглянуть на маму, неподвижно сидевшую в кухне.

Тетя Берти вытащила из пакета бирюзовую брошь. Я окислила серебряную оправу, чтобы та походила на старинную. Тетя приложила руку к груди.

– Боже мой, детка. Это самая прекрасная вещь, что я когда-либо видела. Но зачем было ждать до последней минуты, чтобы отдать нам эти сокровища?

Я ухмыльнулась.

– Чтобы тебе пришлось притворяться, что она тебе нравится, лишь пока я не выйду за дверь.

– Пф-ф, она великолепна. – Тетя Берти приколола брошь к блузке и протянула руки, чтобы меня обнять. Я склонилась над столом и оказалась в ее мягких, благоухающих духами объятиях. – Ты такая талантливая девушка. Ты откроешь магазин, о котором так мечтаешь. Я нутром это чую.

– Спасибо, тетя, – проговорила я, наслаждаясь ее верой в меня. И любовью, что она дарила с такой легкостью.

– Это просто нечто. – Дядя Руди вертел оловянный брелок с логотипом «Святых» в виде геральдической лилии. – Это сделала ты? Погоди, вот ребята увидят. Спасибо тебе, малышка.

От звучащей в его словах гордости я ощутила, как к горлу подступил комок. Чуть улыбнувшись, я кивнула и отвернулась. Было намного проще продавать свои украшения по интернету незнакомым людям, которые не вызывали нежности и неловких эмоций.

– Невероятно, – воскликнула Летишия, доставая из пакета пару сережек; ярко-синий лазурит, обрамленный замысловатым узором из серебряных нитей. Она тут же вытащила из ушей серьги и заменила их моими. – Ты что? Это блестящая работа, Шай. Мама права. Ты пройдешь этот путь до конца.

– Спасибо, Тиш, – проговорила я, обводя пальцами ручки последнего пакета с подарком.

Пока Летишия и Руди мерились и восхищались своими подарками, тетя Берти нежно улыбнулась мне. Но я ощутила сквозившее в улыбке сожаление.

– Мари, – крикнула она в сторону кухни. – У Шайло для тебя кое-что есть.

Это мама не смогла проигнорировать.

Она поднялась со стула возле кухонного окна и медленно направилась ко мне. В каждом ее движении сквозило нежелание, и у меня защемило сердце.

Красивая и молодая, всего на девятнадцать лет старше меня, Мари Баррера тем не менее была полна печали. Все вокруг твердили, что я – ее точная копия, но благодаря ДНК неизвестного отца кожа моя казалась светлее, и наше сходство не так бросалось в глаза.

– Ну, по крайней мере, хоть это не тайна, – прямо заявил Джален Джексон, мой приятель из Луизианы, сидя прошлым вечером на своей кровати. – Кто-то разбавил сливками кофеек твоей мамы.

Но очевидный факт, что отец мой был белым, не заполнял огромную дыру в моей жизни, оставшуюся в том месте, что предназначалось ему. Он походил на призрака, преследующего семью через меня. Никто не говорил о нем. И меньше всего мама. Из того немногого, что мне удалось узнать за семнадцать лет, я поняла, что оказалась плодом случайной связи на одну ночь. Нежданным и нежеланным. Мари училась на стипендию в университете Луизианы, и до беременности ее ждало блестящее будущее. Теперь же она на полставки работала в банке, а ее мечты о карьере в сфере маркетинга навсегда отошли на второй план. Кем бы ни был мой отец, она вычеркнула его из своей жизни и отказывалась даже упоминать о нем.

Это казалось бессмысленным. Почему мама бросила учебу, имея большую семью, готовую прийти на помощь? Или не отдала меня на удочерение?

«Зачем она вообще меня родила?»

Этого никто не смог бы сказать. Но, несмотря на окружавшую отца таинственность, одно не вызывало сомнений: глядя на меня, мама видела его, и ей явно не нравилось это зрелище.

Когда я протянула маме подарочный пакет, ее улыбка вспыхнула, а затем поблекла, словно угасающая лампочка. Она медленно взяла его и нерешительно сунула внутрь руку.

– Что здесь?

– Ничего такого. Просто… безделица.

Мама вытащила чеканный медный браслет, покрытый бирюзовой патиной, и подняла его к свету.

– Мне хотелось, чтобы он походил на нечто, вытащенное с затонувшего корабля, – проговорила я, и мой обычно сильный голос дрогнул. – Я знаю, они всегда тебя очаровывали.

Затаив дыхание, я наблюдала, как мама вертела браслет в руках. Ее карие глаза, так похожие на мои, наполнились слезами, и впервые с тех пор, как я приехала, она по-настоящему посмотрела на меня. А затем, будто бы обжегшись, бросила браслет обратно в пакет.

– Он очень милый. Спасибо.

Несколько раз моргнув, она быстро и холодно обняла меня. Мне хотелось утонуть в ее объятиях, вдыхая запах сигарет и туалетной воды с ароматом жасмина. Но не успела я почувствовать обнимавшие меня руки, как они уже ускользнули.

– Будь умницей. Не ленись. Передай Биби, что мы ее любим.

«А как насчет меня?»

Я резко втянула в себя воздух, словно могла проглотить и эту мысль. Бессмысленно проявлять слабость и просить о том, в чем мне отказали. Я знала, что лучше даже не думать об подобном. Я сильнее всего этого.

– До свидания, мама, – проговорила я.

Но она уже вновь направилась к столу, к своему кроссворду и дымке сигаретного дыма. Пакет с подарком она поставила на пол у своих ног, где он казался маленьким и уже забытым.

– Давай я отвезу тебя, милая, – мягко произнес дядя Рудольф, нарушая гнетущую тишину, что оставила после себя мама.

– Спасибо, дядя Руди, – проговорила я, саркастически усмехнувшись. – Не смею отрывать тебя от очень важного, но бесполезного предсезонного матча «Святых». Я вызову «Убер».

Дядя Руди ухмыльнулся в ответ.

– Все-то ты знаешь, верно?

Тетя Берти фыркнула.

– «Убер»? Ты собираешься сесть в машину к незнакомцу? Ты же такая красавица!

Сидевшая в кухне мама вздрогнула. Хотя, возможно, причиной тому был лишь холодный воздух из кондиционера.

– Спасибо, тетя Би. Со мной все будет в порядке.

– Глупости. Руди отвезет тебя, и точка.

Дядя подмигнул мне; идеально белые зубы отчетливо сияли на фоне темной кожи.

– Ты слышала босса?

– Да кому вообще нужна ее тощая задница? – Рассмеялась Летишия, помогая мне донести багаж до двери. Она приподняла брови и, понимающе усмехнувшись, наклонилась ко мне ближе. – Ты уже попрощалась с Джаленом?

Я бросила на нее предупреждающий взгляд, призывая говорить тише.

– Прошлым вечером.

Она ухмыльнулась.

– Готова поспорить, ты разобьешь этому мальчику сердце.

– Это невозможно. У нас с ним соглашение, – тихо проговорила я и ощутила, как запылали щеки. Я терпеть не могла разного рода сплетни, а кузина просто не представляла себе без них жизни. – Ни обязательств, ни привязанностей.

– Таков твой девиз.

Я взглянула на маму.

«У меня были отличные учителя».

– Я буду по тебе скучать. – Летишия провела пальцами по тонким косичкам, несколько сотен которых мягко спадали мне на плечи. – В Калифорнии найдется тот, кто сможет повторить мое мастерство?

Летишия, которой не исполнилось еще и тридцати, уже владела собственным салоном красоты под названием «Студия», который располагался на Канал-стрит. Она стала для меня кумиром, подпитывая мои собственные амбиции.

– Без шансов.

– Отлично. Значит, тебе придется вернуться, чтобы повидаться со мной. И с Джаленом.

– Замолчи!

Летишия рассмеялась и в последний раз обняла меня.

Дядя Руди шагнул к двери и взял мой чемодан на колесиках.

– Пора ехать, милая.

Берти и Летишия помахали мне на прощание, желая счастливого пути и сообщая о своей любви. Они словно окутывали меня ею.

А потом появилась мама, словно порыв холодного воздуха во влажной, опостылевшей августовской жаре Нового Орлеана.

Я вздрогнула и поспешила на улицу.

Мой самолет приземлился в Калифорнии в час дня. Я вызвала «Убер» и спустя какое-то время уже тащила чемодан на колесиках по дорожке к уютному одноэтажному дому. Воздух в Санта-Круз был прохладнее, с привкусом соли. Спускавшиеся со склона горы деревья окаймляли нашу тихую улочку. С одной стороны, двор затенял огромный кипарис, а с другой раскинулся цветник Биби, поражавший буйством красок.

– Дом, – пробормотала я.

Поднявшись по трем ступенькам на крошечное крыльцо, я отперла входную дверь.

– Биби, это я.

– А вот и она, – проговорила восьмидесятилетняя прабабушка, сидя на комковатом, усыпанном подушками диване.

Ее темно-коричневую кожу покрывали морщины, по большей части от смеха, а коротко подстриженные волосы теперь приобрели серебристый оттенок. Несмотря на летнюю жару, она завернулась в вязаный бело-зеленый платок, который смастерила сама. Возле обутых в тапочки ног виднелась желтая пряжа, которая при помощи клацающих в умелых руках спиц скоро превратится в еще одну шаль. Позади Биби, на спинке дивана, растянулись ленивые серые кошки, Люси и Этель.

Я оставила чемодан возле двери и двинулась через гостиную с антикварной мебелью, казавшейся слишком большой для нашего маленького домика. На всех доступных поверхностях виднелись безделушки или стопки старых книг, которые Биби из-за слабого зрения теперь уже не могла читать. Почти каждый дюйм цветастых обоев покрывали семейные фотографии. Из древней стереосистемы доносился голос Нины Симоне.

– Как все прошло? – спросила Биби. – Надеюсь, лучше, чем в прошлом году.

Я плюхнулась рядом с Биби и положила голову ей на плечо.

– Не знаю, лучше ли. Берти и Руди добры, как всегда. Летишия мне как сестра, которой у меня никогда не было.

– Но?.. – Клацнули спицы Биби.

– Но мама остается прежней.

Бабушка погладила меня по щеке теплой, сухой ладошкой и вздохнула.

– Моя милая девочка. Мне бы хотелось, чтобы между вами все наладилось.

– Я не знаю, почему продолжаю настаивать. – Глаза вдруг зажгло от подступивших слез, но я быстро сморгнула их прочь. Этель запрыгнула мне на колени, и я почесала ее за ухом. – Она не хочет меня видеть. И речь не о жалости к себе. Я говорю как есть.

– Она хочет тебя видеть, милая, – проговорила Биби. – И показывает это единственным известным ей способом.

– Не обращая на меня внимания?

– Попросив тебя приехать. Чтобы провести с тобой время.

– Я бы не сказала, что это принесло ей пользу. Похоже, ей физически больно смотреть на меня. Ну, я понимаю. Я разрушила ее будущее. Но к чему ей так утруждать себя? А мне самой?

– Потому что любовь есть, даже если ее трудно увидеть.

«Ей не стоило меня рожать».

Эта мысль вызвала холодную дрожь в сердце, ведь маму наверняка посещала та же идея. Порой, глядя на нее, я испытывала странно знакомое головокружение, словно когда-то балансировала на лезвии бритвы между жизнью и забвением.

– Не думай об этом, Шайло.

Может, Биби и была практически слепой, но она видела все.

– Ничего не могу с собой поделать, – тихо проговорила я. – Если ей было так тяжело, зачем она меня родила?

Биби на мгновение задумалась.

– Сердце женщины – не просто комната, полная чувств, где варианты выбора четко запечатлены на белых стенах, словно на выставке. Это глубокие катакомбы, на составление карты которых уходит вся наша жизнь. Твоя мама прокладывает свой путь, но медленно и с трудом. Потому что она потерялась.

Я повернулась лицом к бабушке, женщине, которая вырастила меня. Я доверяла ей и любила больше всех на свете.

– Что случилось, Биби?

Она тяжело вздохнула, грудь ее приподнялась под домашним платьем.

– Хотела бы я знать, милая. Но Мари закрылась, чтобы защитить себя. – Она бросила на меня лукавый взгляд. – Совсем как ты.