Дорога в горы

– Позаботься о детях, увидимся позже, – после этих слов он убежал в направлении криков и лязга стали.

Он вернулся вечером, уставший, уже без брони, но с мечом на поясе. А ещё с мешком еды и ворохом детской одежды. Вместе мы закапывали тела убитых врагов, предавали огню невинных жертв и павших воинов Саррага. Сытые и согретые дети уснули, кроме одного, того самого, взгляд которого не дал мне их убить. Завернувшись в шкуру, он сидел рядом с нами у костра и слушал, что говорил Сарраг. А говорил он негромко, не спеша. Но каждое его слово было услышано, каждое его слово было осознано и принято. Он говорил о том, что у каждого есть своё место в этом мире, что этот мир для всех и для каждого. Что смерть детей не является способом улучшить жизнь, а совсем наоборот. Что смерть, как и рождение любого человека, это непознанный дар, которым нельзя разбрасываться. Что чужая боль не может излечить от ран потери близких, что месть не может приносить облегчение. Что тот ужас, который посеяли Младшие, ещё долго будет преследовать королевство. Что он, Саррагад, Младший сын Герцога, не ищущий наследства, нашёл свою миссию в служении королевству. Делает он это вполне осознанно и ответственно. Что вся его семья сейчас отбивается от набегов Младших и всё его естество рвётся к ним на помощь, но в масштабах всего королевства его служба у короля значительно важнее. Ведь если сейчас он ушёл бы на помощь братьям, то здесь вырезали бы целую деревню. Крестьяне не обработали бы поля, не сняли бы урожай, не продали бы часть в соседние посёлки и был бы голод. Одна такая деревня, другая, третья, … и во всём королевстве уже царил бы не голод, а ГОЛОД. Просто королевской власти не хватило силы и способности видеть дальше завтрашнего дня, но нынешний молодой монарх не чета прежнему: он мыслит широко, старается создать такое государство, в котором будет главенствовать закон. Закон, по которому нельзя будет грабить, убивать, насиловать, убивать и мучить детей. По-которому богач-меняла на рынке не разорял бы приехавшего полуграмотного крестьянина с урожаем. По-которому знать заботилась бы не только о себе, а ещё о своих людях и об интересах государства. Да много ещё чего должно быть в этом законе. И есть понимание, как этого достичь. Но в первую очередь необходимо по скорей закончить эту междоусобицу, это бессмысленное кровопролитие.

– Да уж. Ну, а потом начались тяжелейшие и самые содержательные годы моей жизни. Я встал на путь служения, служения не просто какому-то дворянину, пусть самому из самых героев, а всем жителям долин. С мальчонкой тем мы намучались, конечно, по самое-самое! Он оказался слабым физически, капризным, упрямым и истеричным. Не удивительно, что его недолюбливали почти все, в ставшей на тот момент уже НАШЕЙ дзане. В походах приходилось таскать его на себе, учиться он не хотел, заниматься с оружием тоже. Постоянный плач и истерики бесили всех. Не однократно мы просили Саррага избавить нас от этого слизняка, но наш вождь, арранорд был непреклонен. Хотя, один раз мы от него почти избавились. Только что мы выбили Младших из небольшого городка, атаковали с ходу, без подготовки, ранним утром. Отряд засевших там Младших был сравнительно небольшим, пара сотен. Однако, сопротивление они оказали сумасшедшее. Бились просто как духи войны: яростно, жестоко, но надо признать, очень, очень умело. Если бы не наша неожиданная атака, заставшая их врасплох, взятие городка затянулось бы на пару недель, как минимум. Однако, даже в такой проигрышной ситуации, они смогли перегруппироваться и дать отпор. Но у нас был Сарраг! Как только в узких улочках на подходах к замку мы встретили организованное сопротивление, он разделил нас на мелкие, по 6-7 бойцов, группы, дал пути движения и отправил вперёд. Вместо одного или двух основных ударов по направлению к своей цитадели, которых они ожидали, Младшие получили острейшие прорывы сразу по полутора десяткам направлений, что стало для них неприятным сюрпризом. Но, даже в такой тяжелейшей ситуации, они смогли начать организованно отступать и даже перехватили несколько наших мелких групп. Но для этого им пришлось снять людей с основных направлений и тем их ослабить. Чем незамедлительно воспользовался Сарраг. Вообще, что касается сражений, он обладал острейшим чутьём на любые изменения в ходе боя. Он прям как будто был в центре невидимой паутины боя, и малейшие изменения сразу становились ему известны. Создав относительно небольшой, но, главное, оказавшийся вполне достаточным, численный перевес на одном из направлений, мы провели стремительную атаку к цитадели. Да, Младшие сражались, как дикие звери, но и нас уже было не остановить. Прорвавшись к замку и заняв его, мы обнаружили, что буквально за мгновения до нашего прихода отсюда снялись несколько предводителей Младших и скрылись. Сарраг взял с собой несколько лучших на тот момент бойцов и скрылся, оставив нам зачистку городка. С ней, кстати, никаких особенных проблем не возникло: обнаруживали группы Младших, блокировали, ну и расстреливали с расстояния из луков, чтобы не терять людей. В плен на тот момент никого из них специально брать не собирались. Интересности начались, когда к нашей группе подошли несколько местных, и очень тревожно и что-то путано объясняя про своих детей, попросили нас скорее открыть подвал замка. Спустившись туда, сначала мы ничего необычного не заметили, однако местные слишком уж сильно волновались, и мы начали осматривать стены более тщательно. И, конечно же, обнаружили кладку несколько дневной давности. Местные мужики, просившие нас о поисках, тут же притащили инструменты и начали вскрывать стену. Мне никогда не забыть то, что я увидел там тогда. Даже прошедшие десятилетия не позволяют мне это сделать. Когда выбили первые камни, сравнительно небольшое подвальное помещение сразу наполнилось зловонием и стонами. Местные уже чуть ли не зубами вырывали камни из стены, мы приготовили оружие. Когда же, наконец, ворвались в запечатанную комнату, у нас пропала возможность не только говорить, но даже двигаться от ужаса происходящего. В помещении размером саженей десять на пятнадцать напротив пролома стояли в ряд четыре деревянных креста, на которых были распяты дети, по сути подростки. У них были растерзаны тела, часть рук или ног были оторваны и валялись здесь же, рядом, на полу. Запах крови, гниения, испражнений был настолько сильным, что мы дружно начали блевать, добавляя вони и грязи ещё и от себя. Несколько изуродованных тел валялись в углу одной бесформенной кучей. А прямо посередине комнаты стоял массивный стол, на котором лежало тело настолько изуродованное, что даже определить пол ребёнка не представлялось возможным. Копавшийся в нём мужчина не обращал на нас никакого внимания, он как будто что-то искал одной рукой во внутренностях, а другую зачем-то держал на лице ребёнка. Мы были солдаты, воины, участвовавшие в различнейших битвах, и мы не раз видели, как и какие во время боя наносятся увечья. И понятно, что неженок, теряющих сознание при виде крови, среди нас не было. Но когда в твою сторону поворачивается окровавленное лицо без глаз, носа и даже губ и сквозь наполовину выбитые зубы доносится стон, остаётся только расстаться с разумом или умереть. Дети на крестах были ещё живы! Четыре наших клинка, в том числе и мой, сначала пронзили, а потом изрубили в лохмотья того человека, которого мы там застали. Хотя, назвать его человеком уже было совсем никак. Двое местных, с виду крепких мужиков, рыдали в голос, а ещё двое валялись на окровавленном полу, как куклы, потеряв сознание. Сняв как можно аккуратнее истерзанные тела, мы перенесли их во внутренний двор замка: на свежий воздух и естественный свет. При ярком солнечном свете их раны казались неестественными, как будто что-то чужое, инородное попало в наш мир. Это было как какая-то страшная болезнь, зараза, непонятным образом занесённая к нам. Каждый из нас ощущал даже волосками на коже ту опасность, что несла эта зараза. Ну, и конечно, никто из нас даже думать не думал о каком-то пацане, который всегда мешался под ногами, пока мы делали эту чудовищную работу. А этот пацан, у которого даже толком и имени-то пока не было, так, пацан, шкет, мальчонка. Все находились в таком состоянии, что он беспрепятственно спустился в подвал, увидел всё, что можно было увидеть, поднялся на чердак замка, забился в самый глухой угол и вырубился. Талие нашего отделения первым учуял неладное, вёл себя довольно странно: он заметно нервничал, бегал из подвала во двор, со двора в подвал, осматривал и как-то даже по-звериному обнюхивал тела и останки, очень внимательно разглядывал то, что можно отдалённо назвать некими инструментами. Неожиданно он отправляет гончих ко всем остальным талие с требованием немедленно собрать все тела убитых из отряда Младших здесь же, во дворе замка. Приказ совершенно на тот момент не понятный. Но, на то они и были талие, чтобы понимать друг друга с полуслова: если один из них просит выполнить что-то необычное, значит, для этого есть веские основания. К тому времени, сопротивление оказывала всего одна группа Младших, да и та таяла на глазах. Вот тогда талие атакующих и решил взять одного пленного. Далось это весьма непросто: сопротивление он оказывал сумасшедшее, силой обладал, как несколько воинов, да и сражался вполне умело. Но, после ожесточённого боя его поволокли связанного в замок. По дороге он постоянно дёргался, пытался вырваться, ударить своих врагов то головой, то плечом. Но при этом он не кричал, не угрожал, а только утробно рычал, и рык этот был совсем не похож на человеческий. На подходе к замку его уже хотели оглушить, чтобы упростить его доставку, но он неожиданно затих, расслабился полностью, стал, как тряпочная кукла размером с человека.

Спустя недолгое время, когда ветер раздул с останков тлетворные запахи, я, да и остальные наши воины стали чувствовать то, что первым учуял талие. Это была магия. Магия настолько мерзкая, вызывающая только отвращение и неприятие. Это была вонь. Когда в поселении появляется колдун и начинает свои магические обряды, его магия ощущается, как запахи леса, лугов, как ветер, как что-то естественное, не злое, а привычное и даже вполне приятное. Это не только и не столько запах, а ощущение восприятия окружающего мира. Но сейчас это была даже не вонь, а зловоние, смрадное, тяжёлое, от которого начинаешь задыхаться. Осматривая приносимые тела павших Младших, мы начали замечать странные вещи: они были в шрамах, которые проходили по плечам, локтям, груди, животам. Складывалось впечатление, что их собирали из нескольких частей. Но КАК такое было возможно?! Неожиданно эти тела начали разлагаться. Возможно, что солнечный свет и чистый воздух оказали на них такое влияние. Но даже ветер не мог сразу разогнать тот смрад, которым исходили разлагающиеся тела. К закату тела убитых Младших разложились практически полностью. Дети, снятые с крестов, умерли ещё раньше. Попытки перенести их тела в поселение и передать родственникам не удались: тела просто начали распадаться на части. Для них сложили костёр там же, во дворе замка. Горю и страданиям родственников не было предела. Те двое, которые вырубились от увиденного в подвале, ещё держались. А вот другие были совсем плохи, их обоих оставил разум. Пленный лежал смирно, рядом стояли три стража с нацеленными ему в грудь мечами, чтобы не пытался бежать. Вместе с закатом вернулся Сарраг, и первым его вопрос был о том самом пацане, о котором все благополучно забыли. Приказ был короток и ясен: разыскать и привести. Пока наш арранорд выслушивал доклады талие, осматривал останки и подвал, мы носились, как безголовые курицы, в поисках пацана. Нашли в бессознательном состоянии, принесли командиру. И вот тогда, в ночи, в отблесках погребального костра, он и назвал его сыном и наследником. Для всех нас это был, как удар палицей по голове! Пацан не подаёт признаков жизни, но становится значимой фигурой не только в диорме, но во всём королевстве! Понять мотивы поступка Саррага не представлялось возможным. Мы могли только принять это.

– Подожди-подожди! Так мой отец, это вечно путающийся под ногами, бестолковый, никчемный пацан?! – юный Сарраг был полностью обескуражен. Неужели такое возможно?! Из усыновлённого безродного мальчишки вырос военный и политический деятель, при одном имени которого у части не только простых людей, но и знати подкашивались ноги? Как?? Как такое возможно?

– Трегг! КАК из него вырос тот человек, о котором мне столько рассказывали?

– Прости, господин. Вряд ли я смогу тебе об этом поведать. Мой жизненный путь, это битвы, сражения. У меня это стало в то время неплохо получаться и наши пути разошлись. Я рассказал тебе о том, как мы познакомились, но как он стал собой, лучше расскажет тот, кто был в то время ближе. Однако, не менее важно то, что происходило в то время. Ведь то, с чем мы столкнулись, угрожало не просто порядку и покою королевства, это угрожало самой жизни. Всю ночь наследник не приходил в сознание и всё это время Сарраг-старший не отходил от него. Он держал его за руку, что-то шептал ему, смотрел на него таким взглядом, что уже никто не мог усомниться, что это его сын. Когда же Сарраг-младший открыл глаза, первое, что он услышал, было: Здравствуй, сын. И первое, что он сказал, было: Здравствуй, отец. И вот тогда и закрутилась по-настоящему моя жизнь. Сарраг-отец объяснил нам, что за сила скрывается за восстаниями Младших, что за сила прикрывается этим восстанием, чем это опасно, и наконец, как с этим бороться. Преследование усилилось, мы стали свирепы, малейшее сопротивление Младших подавлялось, не скажу, чтобы совсем жестоко, но безоговорочно.

– Я участвовал в поимке того самого Младшего. Он и правда сражался отчаянно, и продолжал сопротивление даже тогда, когда его стянули ремнями так, что и дышать-то трудно.

Артёмка. Первое испытание

А потом произошло то, чего Артём никак не ожидал и не был к этому готов. Наставник заболел. Артём представления не имел, что могло вызвать болезнь, и уж конечно не знал, как её лечить. Однажды утром он проснулся сам. Без окрика, без пинка, без холодной воды на голову, без всех тех прикольчиков, которые так нравились Наставнику. Артём уже умел просыпаться сразу, без дрёмы, поэтому, почувствовав, что нынешнее пробуждение разительно отличается от всех предыдущих, у него сработал рефлекс: первым делом он схватил оружие и тут же затих, впитывая, как губка всё, что происходило вокруг. А вокруг его навеса не происходило ровным счётом ничего неординарного, раннее утро, небольшой туман уже почти рассеялся в первых солнечных лучах, просыпаются птицы, мелкая живность… вот только Наставника нигде не видно! Спрятался, что ли, где-то? Караулит? Артём напряг все свои чувства: зрение, слух, нюх и вдруг услышал тяжёлое, сиплое дыхание со стороны навеса Наставника. Стараясь не шевелить даже воздух вокруг себя, он подкрался к нему и увидел то, что никак не ожидал: Наставник лежал на спине, глаза закрыты, дыхание хриплое прерывистое, весь в поту, на робкие толчки и оклики реагировать отказывался. Вот тогда Артём узнал, что такое настоящая ПАНИКА! Что делать?! За что хвататься?! Куда метнуться?! ААА!!! Животный страх и ужас сжали ледяными тисками что-то внутри Артёма, нет не сердце, что-то другое, то о существовании чего он раньше и не подозревал. Всё внутри него не просто орало, визжало, трясясь в истерике: КОНЕЦ!! МНЕ КОНЕЦ!! Он уже видел себя, умирающим от такой же заразы, лежащим рядом с обглоданным трупом Наставника. Он видел себя растерзанным диким зверьём где-то в никому не известной жопе, никому не известного мира. Варианты развития событий проносились, как в калейдоскопе, но ни один из них не приносил облегчения, вот, дескать, храбрый парнишка, обладающий чувством самообладания и стрессоустойчивостью, сделал то-то и то-то, поступил так-то и так-то и на тебе выкуси! Все живы-здоровы, живут долго и счастливо! Хрен! Счастливые концы только, мля, в Голливудах сраных, и то, наверное, исключительно в порнухе! А здесь суровая правда жизни, которая наглядно демонстрирует не доминирование, а полное подчинение её суровой сексуальной ориентации! Артём заплакал. Нет, он не рыдал, не всхлипывал, вообще молчал, только слёзы, огромные, не меньше его кулака размером, собирались в уголках глаз и катились по щекам, тяжёлыми шлепками падая на траву. Он уже не паниковал, он решил молча и покорно принять то, что было неизбежным: мучительная смерть в лесу чужого мира. Чёткое понимание и видение собственного будущего принесло успокоение, расслабленность. Артём тихо опустился на землю рядом с Наставником, лёг на спину и перед его взглядом, направленным вверх, в небо, но остановившемся пока на ветках деревьев стали всплывать эпизоды его жизни здесь: вот Наставник его колотит, вот он рассказывает о местных растениях, животных, здесь они переправляются через реку, сушатся и наставник рассказывает, что надо осматриваться, так бывают иногда такие мелкие твари, которые пьют кровь животных, незаметно впиваясь в нежные места. Да и ляд бы с ними, в мире Артёма одни комары и оводы кровососы чего стоят! Не говоря уж о всяких летучих мышах, змеях, скорпионах и прочей дряни! Но эти, говорил наставник, не просто пьют кровь, они ещё заносят заразу, от которой жертва погибает медленно и мучительно, становясь кормом бесчисленному множеству похожих тварей. Артём тогда ещё подумал, что ну почти один в один с клещами! Ну что ж, природа миров, видимо, действительно очень схожа, и людей она не любит ни в одном из них. А вот следующий эпизод: Наставник учит Артёма правильно лазить по деревьям. Оказывается, это целое искусство! В первую очередь, необходимо понимать, для чего тебе нужно на дерево: осмотреться – это одно, сделать засаду – другое, сделать временное пристанище – третье, вобщем сколь задач, столько и де… ССУКА! СТОП! СТОП Я СКАЗАЛ! НАЗАД! ЕЩЁ НАЗАД! Мысли Артёма текли спокойно, размеренно, безо всяких всплесков, водоворотов, перекатов, а тут ударила такая струя, что чуть не порвало на хрен! ТУДА, где Наставник рассказывал про мелких гадких кровососов! Что он говорил ещё?! Почему Артём тогда не испугался не этой опасности?! Почему даже думать забыл?! Вот оно!

– На самом деле, эти твари могу представлять опасность не столько в лесах, где они обитают, а там, где их нет,– голос Наставника был даже немного ехидным, когда об этом рассказывал,– Оно ведь как, есть Свет-есть Тьма, есть Жизнь-есть Смерть, есть Атака-есть Защита, есть Яд, значит есть Противоядие. Я ведь почему сказал, что они опасны там, где не обитают? Да потому, что противоядие, это небольшой цветочек, зовётся Табак, растёт там же. Они всегда рядом, уж не знаю почему. Вон кстати, табак и растёт, видишь? Не большие такие белые цветочки по пять лепестков, с розовой каёмочкой? Вот это он и есть. Цветут они почти всё тёплое время года, неприхотливое растение. Так вот берёшь такой цветочек и на ранку, где кровосос сидел, накладываешь и втираешь, вдавливаешь его, чтобы сок цветка в кровь попал. Но сначала, надо эту тварь вытащить: плюнуть на него надо. Чего ты на меня так уставился? Да, плюнуть. Чтобы ему дышать нечем было. Можно и маслом на него капнуть, но масло ведь в лесу не будешь таскать, выжимать из чего-то долго и утомительно. А слюна немного вязкая, не стечёт, как вода, он в ней задыхаться начнёт и отвалится. Вот если видишь, что у человека сильный жар, он прерывисто, тяжело дышит, находится без сознания, а где-то рядом растёт табак, что нужно делать? Ну?! В первую очередь раздеть, осмотреть, найти эту дрянь, удалить, обработать цветком ранку, не одевать! ПЕНЬ! Наоборот, снять жар, охладить мокрой тряпкой. Пробовать понемножку поить, смачивать губы, капать в рот, сушняк у такого человека будет просто вселенских масштабов, так что держи воду по близости. Ну и одежду, мало ли, кого спасать придётся?! А?! – Ехидная улыбка и лукавый взгляд не оставляли сомнений в том, что именно он имел в виду. Редкий, надо сказать, случай, когда Наставник напоминал Артёму об его мужском начале, – А что касается опасности этого яда не в лесах, да бывает, что и травят кого-нибудь: подбросят в одежду и всё, кемата! Всё вроде бы ясно, что из-за чего, что делать, как поступать… НО, пока кто-нибудь метнётся в лес за табаком, пока его притащат, яд уже настолько сильно отравляет кровь, что внутри человек начинает разлагаться, хотя ещё жив. А самое страшное, это когда перед самой смертью человек приходит в сознание, всё понимает, испытывает страшные боли, но, ни он, ни кто-либо ещё ничего уже сделать не в силах. Только прервать мучения, кинжалом в сердце, например.

Всё это очень отчётливо, ясно прошло в сознании Артёма, вместе с нехорошими такими мурашками по всему телу, означавшими одно: смерть близко. Он медленно повернул голову сначала в сторону Наставника, лежавшего на расстоянии вытянутой руки. Ничего не поменялось: признаки отравления никуда не делись. Потом Артём повернул голову в противоположную сторону и, что же он увидел прямо перед носом? Конечно, мля! Цветок табака! Вот как сказать не сматериться?! Скорость, с которой он потом совершал последующие действия, наверняка оценил Наставник, если был бы в сознании. Первую тварь Артём нашёл за ухом, а вторую в сгибе колена, с обратной стороны, там, где кожа мягонькая. Осматривая пах, испытал моральный и культурный шок от увиденного, но работу не остановил, хотя, держать в руках ТАКОЕ! Скорее забыть, как страшный сон! Когда все работы с Наставником была закончена, принялся за себя. Осматривая уже свой пах, опять испытал шок, но уже смешанный с безысходностью, забыть не получится: каждый день, по несколько раз приходится туда-сюда этого малька из штанов теребить. Горечь и тоска.

Более-менее спокойно Артём вздохнул, когда Наставник стал приходить в себя. У него нормализовалось дыхание, жар стал спадать. Пить начал не сразу, сначала много мимо рта стекало, а потом ничего разошёлся, аж причмокивать стал. Через день, после допроса с пристрастием, который наставник устроил незадачливому ученику, Артём понял: жить он будет, возможно, даже дольше, чем предполагалось изначально. Ещё через день они снялись со стоянки и опять куда-то рванули, что было сил. А между тем, чувствовалось, что лето подходит к концу: по утрам становилось зябко купаться нагишом в какой-нибудь речушке или ручейке, также приходилось следить, чтобы костёр за ночь не гас, а то утром зубы у Артёма колотили, как отбойные молотки. А ещё Артём завалил оленя и несколько дней после этого они с Наставником этого оленя потрошили, обдирали шкуру, готовили мясо, избавлялись от костей, и ещё миллион-миллионский всяких разных действий пришлось выполнять. Артём успел трижды, а то и больше раз проклясть тот свой меткий бросок копья, принесший такой головняк. Когда они, наконец, закончили, Артём для себя точно решил, что валить такого крупного зверя будет только в случае крайней необходимости. На хрена одному, да хоть бы даже и двоим, столько еды?! С собой не унесёшь, толкнуть некому, а заготовка для длительного хранения отнимает столько энергии, что провались она пропадом, эта заготовка, которой ещё не факт, что будет возможность воспользоваться хоть когда-нибудь! Одно радовало: теперь у Артёма появился плащ. Из шкуры оленя. Теперь ночью в него можно было закутаться и почти не мёрзнуть. Хотя вонял он конечно как из помойки, но наставник успокоил, дескать, надолго его всё равно не хватит: зимой надо шкуру брать на одежду, а не летом. Зимняя и теплее, и мягче, и долговечнее. А эта так, временно, осень перекантоваться.

А ещё немного позже, когда осень начала поливать их дождями и морозить не только по ночам, но и днём тоже, Наставник привёл своего ученика в деревню. И впервые за долгие месяцы Артём увидел других людей.

Дромер

Дромер, продолживший рассказ, был из тех людей, кто на первый взгляд не представлял собой угрозы. Его было трудно описать, вроде обычный человек, невзрачная внешность, такой, каких тьма кругом. Странно, но он был больше похож на приказчика, мелкого чинушу, чем на того, кем он был на самом деле. А на самом деле он был той самой длинной рукой возмездия, которая способна была дотянуться до кого угодно и где угодно. Для него не существовало препятствий при выполнении задания. Его не останавливали ни десятки, а то и сотни человек охраны, ни крепостные стены, ни магия. Это был УБИЙЦА. Он как нож сквозь масло проходил через любые заслоны и всегда, всегда выполнял то, зачем его отправляли. Даже самые лучшие воины не рисковали с ним вступать в схватку. При всей своей неказистости, он обладал звериной ловкостью и силой. А уж убивать он мог чем угодно, включая даже простые столовые приборы, ложки, например.

– Тот Младший, которого мы притащили в замок, оказался первым реальным подтверждением того, чего так боялся Сарраг. Страшная, жестокая сила вползла в этот мир и начала давать кошмарные отростки. Как гниющая язва, источающая смрад и тлен она поражала королевство. И это восстание Младших было идеальным прикрытием для этой силы. Но, нам необходима была информация, ведь Саррагу не удалось догнать сбежавших предводителей. Точнее, он прекратил преследование, видимо понимая, что в первую очередь необходимо закончить работу здесь. Пока предавали огню то, что осталось от невинных детей, а Сарраг не отходил от своего сына, мне пришлось заняться пленным для, как я уже говорил, получения информации. Его стащили в тот же подвал и привязали к одному из крестов. Арранорд доверял мне не только выполнение очень сложных дел, но и получение информации любыми путями. Можно сказать, что я был его личным палачом. Возможно потому, что мне это неприятно и делать это я не люблю. Мне пытки совершенно не доставляют никакого удовольствия, меня вообще тошнит после всего этого. Так вот, подвесили этого типка на крест и тут он снова оживился, даже обрадовался, судя по радостной морде.