Моя школьная девочка

– Доброе утро, – улыбается мне, и внутри меня снова возникает непонятное чувство, рот сам растягивается в улыбке.

– Доброе, – целую ее.

– Юр, мне не хотелось готовить, я заказала завтрак.

Она прекрасно знает, что ее еду есть невозможно, но все равно делает вид, что умеет, но просто не хочет. А еще стесняется тратить деньги. Скорее всего, когда я вернусь в часть, она не потратит ни копейки из того, что я оставлю. Не знаю, как приучить ее к тому, что раз мы вместе, она может пользоваться моими деньгами. Я не обеднею. Вообще не представляю, на что она живет. Государство платит ей ежемесячное пособие, но скоро и его не будет. Роза сказала, Тина ничего не потратила из того, что я попросил ее оставить. И сейчас, увидевшись с ней, я точно это понимаю. Мне знакома вся одежда, которую я увидел на ней, и все остальные вещи. Значит, она не покупает себе ничего нового. Но у нее же все равно есть ежемесячные траты: средства гигиены (в одиннадцатом классе она закупала всякие бутыльки мешками, вся моя ванная заставлена ими), салоны, она ходила туда раньше каждые три недели. Да что там, одни таблетки, выписанные гинекологом, стоят не дешево. Надо поговорить с ней об этом.

Она не взяла ни купюры из стопки денег в шкафу, я проверил.

– Тина, – решил не откладывать, люблю, когда все четко, – почему ты денег не взяла?

Смущается. Сидит напротив, молчит, делает вид, что жует булочку с маком. Жду… Уже долго жует. Запивает теперь.

– Прожевала? – смеюсь.

– У меня есть пока деньги.

– Тина, давай говорить прямо, я не люблю юлить, ты знаешь. Ты не потратила ничего из того, что я оставлял. Ты не взяла ничего сейчас. На что ты живешь?

– Юр, разве это твое дело? – психует.

– Я ем сейчас за твой счет. Думаю, я имею право знать. Я просто не понимаю, почему ты отказываешься от моей помощи.

– Мне не нужна твоя помощь. Я устроюсь на работу и …

– Ты не будешь работать, – резко перебиваю я ее. – Ты здесь из-за меня, и я не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась. И мы не уйдем отсюда, пока не обсудим всю эту ситуацию.

Молчит. Сохраняю спокойствие, во всяком случае, пытаюсь. Меня бесит, что она не может все рассказать. Не хочу, чтобы она что-то скрывала от меня. У нее не должно быть ничего, что надо скрывать. Она не должна делать вещей, которые придется утаивать от меня. Если человек не может прямо ответить на твой вопрос, значит, не хочет говорить чего-то. Это простая истина. Или это стыд? Скромность? Почему ей надо думать прежде, чем ответить на такой простой вопрос.

– Юр, – смотрит в тарелку, снова молчит, жду…

Молчание затягивается.

– Кристина, я не пойму, тебе есть что скрывать?

– С чего ты взял?

– Ответить не можешь, в глаза не смотришь. Если ты не готова быть откровенна со мной, то нахрена приехала? – она так и будет молчать, если не надавить на нее. – Куда ты тут устроишься? Официанткой пойдешь рабо…

– Мне стыдно! – кричит. – Стыдно, понимаешь, брать твои деньги! – вскакивает из-за стола. – Как будто я … как … как

– Во-первых, не ори! – бешусь, ненавижу, когда разговор проходит на повышенных тонах, но стараюсь сохранить голос ровным, – иди сюда, – подходит, притягиваю ее и усаживаю на колени. – Во-вторых, ты не как …, – понял, что она имела в виду содержанок, наверное, но я никогда к ней так не относился. – Мы вместе понимаешь? – смотрит на меня. – Что такого в том, что ты будешь пользоваться деньгами, которые у меня есть? Я беднее не стану. Я не хочу, чтобы ты в чем-то нуждалась.

– Я возьму, – говорит тихо и опускает голову, а мне хочется схватить ее за плечи и встряхнуть. – У меня уже почти ничего не осталось. Это были деньги еще от родителей, они дарили мне чек на день рождения.

– Посмотри на меня, – выполняет. – Ты не виновата, что осталась без родителей. Но ты не одна, у тебя есть я, – смотрю ей в глаза, она снова перемещает взгляд, смотрит на мое плечо, очень, наверное, красивое. – Нет ничего плохого в том, что ты разрешишь помочь себе. Я не предлагал бы тебе ничего, улети ты в Америку. Ты поступила бы в колледж, жила своей жизнью, без меня. Но ты осталась тут из-за меня, я имею право участвовать в твоей жизни.

Молчит. Меня начинает напрягать это молчание.

***

Мне не нравится этот разговор. Лицо загорается краской, а от неловкости бросает в жар. Мне не хочется брать его деньги. Но я должна на что-то жить. Чек на машину, подаренный родителями на прошлый день рождения не резиновый, часть его ушла на оплату билета до Лос-Анджелеса и такси до Мид-Сити. Билет мне купил Коршун, не хотел брать деньги, но я засунула их ему в карман. Не хватало еще, чтобы друзья моего парня помогали мне деньгами. Еще мне пришлось купить новый ноут, так как старый самолично решил уйти на пенсию. Так же я потратилась на ремонт посудомоечной машины в квартире Юры. Он не должен узнать об этом.

– Что мне надо сделать, чтобы ты посмотрела на меня? – из мыслей выдергивает напрягшийся голос.

Смотрю на него.

– Я осталась не из-за тебя. Я осталась с тобой, – для меня имеет значение разница двух этих фраз. – И мне стыдно брать за это деньги. Получается, ты будешь платить за то, что мы вместе. Но я возьму, я ведь уже сказала.

Романов смеется. Просто и тихо. Еще бы… он никогда не был в моей ситуации, и не сможет понять, какого это…

– Не называй это так. Я бы никогда не стал платить тебе за то, что ты со мной, Тина, – касается моих губ своими.

– Ты не считаешь меня… что я…

– Нет, я не считаю так. Ты просто воспользуешься моей помощью, пока сама находишься в тяжелой ситуации. И я не хочу больше возвращаться к этому разговору. Ты обещала, и я жду от тебя честности.

– Спасибо, Юр, – улыбаюсь и тянусь к нему губами.

Почему все не может быть так просто и хорошо? Я у него на коленях, он обнимает меня, гладит по талии и спине, я целую его. Почему обязательно должны быть какие-то проблемы?

А что, если мне вообще не возвращаться в Америку? Деньги у Юры есть. Мы будем жить вместе. Мы всегда будем вместе. Всегда ли? Что, если однажды я надоем ему? Где я останусь? С чем?

Не стоит сейчас думать об этом.

– Юр, как ты относишься к утреннему сексу? – мне хочется, чтобы мое тело пропахло им, потому что у нас остался один день и я не знаю, когда снова его увижу.

– Я отношусь ко всем видам секса положительно, – его руки уже стягивают мою майку через голову, я вижу его хитро улыбающиеся глаза и ухмылку на губах, он знает, что хорош, – я бы занимался ежеминутным сексом с тобой, – облизывает мой сосок.

– Юр, только не как вчера, ладно, потому что у меня немного побаливает все.

– А как вчера и не получится, придется по-быстрому, у нас много планов на сегодня.

После быстрого утренне-кухонного секса Юра вызывает такси.

Мы едем к горной реке, где наслаждаемся друг другом и отсутствием других людей. Юра не уточнял назначение нашего пути, так что я ничего с собой не взяла.

– Это был мой хитрый план, детка, – смеется он, – тебе придется купаться голышом. Не парься, тут не бывает людей в это время.

– А вдруг? И вообще, ты даже полотенец не взял! – возмущаюсь я.

– Тина, где твое чувство здорового авантюризма? – раздевается, и остается в плавках. – Можешь купаться в белье, тоже ничего, – подмигивает мне и бежит к реке.

Усаживаюсь на траву. Как-то неловко. Смотрю, как Юра аккуратно заходит в воду, окунается.

– Пошли! – кричит и машет мне широкой ладонью, – тут круто.

Конечно, ему все круто, как-то вообще ночью в начале мая нырял в пруд. И было это не в теплом Пятигорске, а в промерзлом Подмосковье. Сумасшедший.

Ну а что? Погода как раз для купания. Солнце жарит так, что я чувствую капельки пота, стекающие по спине. На поляне никого нет. Когда я смогу еще вот так, среди бела дня искупаться голышом?

Раздеваюсь. Оставляю только стринги. «Эй! Лови меня!» бегу к Юре.

Он подплывает к берегу, разводит ладони в разные стороны «Входи аккуратно, тут камни скользкие».

Захожу и попадаю в его объятия, отчего ледяная вода не кажется такой уж негостеприимной. Целует меня «Правда, круто?» – говорит тихо в ушко, – «Мы как первобытные люди. В следующий раз на ночь приедем сюда с палаткой. Ты как?»

– Я с тобой хоть куда, – шепчу, ежась от холодной воды, – но лучше с купальником.

– Нет, – смеется, – на тебе и так много лишнего. В палатке ты будешь спать голой. Я уже думаю, как выбить еще парочку увалов.

После охлаждения в горной реке валяемся на траве, пытаемся обсохнуть. Солнце быстро нагревает наши тела. Целуемся. Нарвали несколько абрикосов. Юра сует один в мой рот. Кусаю и тут же выплевываю. Хохочу. Попался совсем кислый и твердый.

– Как насчет природного секса? – говорю не краснея, я возбуждена и раскрепощена.

– Ты сегодня в ударе? Я начинаю думать, что очень хорош. Ты поднимаешь мою самооценку, – важно усмехается он.

– Твоя самооценка, – глажу его член, – поднялась сразу, как ты вышел из реки, – улыбаюсь, сегодня нет места смущению.

– Так, – выгибает бровь, – моя самооценка хотела тебя и в реке, понятно?! Просто вода холодная и самооценка пряталась.

Смеюсь.

– Тина, – старается говорить серьезно, – это не причина для смеха. Мы мужчины, серьезно относимся к своей самооценке. Ты должна стараться держать ее на самом верху всегда.

– А я что делаю?

Снова секс. Сегодня, похоже, день секса. Я не чувствую стеснения. Я хочу сейчас быть голой, на природе, на нем, и не думать ни о чем.

С поляны уходим только часов в пять, так и не обсохнув. Юре надо вернуться в часть к восьми.

Заходим в кафе. Не обращаем внимания на сырую одежду. Мы счастливы.

– Не знаю, когда снова в увал отпустят, – говорит он, переодеваясь в форму. – Ты в часть не приходи, ладно?

– Почему?

– Не нравится мне, как на тебя парни пялятся, – хитро смотрит на меня. – И вообще, поздно одна не выходи, гуляй днем лучше. Купаться тоже одна не ходи. И далеко от этого района не …

– Я поняла, никуда не ходить, – смеюсь, мне нравится, что он ревнует.

Правильно, пусть знает, что я красивая, и на меня засматриваются парни.

– Не перебивай, – серьезно смотрит. – Тина, правда, не стоит одной разгуливать по незнакомому городу. Ты же помнишь, что было в прошлом году?

Киваю. Случай с помощником Романова по школьному совету мне не забыть. Больше я такого не допущу.

– Юр, я буду очень аккуратна.

– Чуть что новым друзьям своим позвони. Хорошо?

Киваю.

– Скажи, – настаивает довольно грубо.

– Хорошо. Я провожу тебя до части.

– Нет, ты не проводишь меня, – целует. – Говорю же, не ходи в часть. Какого хрена ты не слушаешь меня?

Мальчик моей мечты убегает. Смотрю с балкона, как высокая фигура с ежиком вместо привычно отросших жестких волос, удаляется все дальше, и скрывается за углом одного из домов.

Ну вот. Что мне делать тут одной? Работу искать не надо. В квартире довольно чисто. Чем заняться?

***

Первые пять дней, после ухода Юры, тянутся до отвращения долго. Романов звонит каждый день, как и раньше.

Иногда переписываюсь или созваниваюсь с девчонками. Сейчас они обе готовятся к первому курсу в колледжах. Немного завидую им. В их жизнях все четко и определенно.

Раскладываю вещи из чемодана в комнате Юры. Жаль, что взять удалось так мало.

После обеда гуляю, изучаю окрестности. В городе очень красиво. Большинство домов выглядят как из старых фильмов. Зато все кругом зелено, на деревьях и кустах полным полно разноцветных, жаль недозрелых, плодов. Те, что не за заборами, можно рвать, чем я частенько пользуюсь. А что, много я не съем, зато чувствую себя словно в райском саду. Стоит только протянуть руку, как в ней окажется какой-нибудь фрукт. Думаю о том, что через пару недель они будут таять во рту. Тут довольно чисто.

Один раз Егор, Тимур и Сеня везут меня на речку. В другое место, не туда, где мы были с Юрой.

А в субботу утром просыпаюсь от того, что кто-то ходит по квартире. Сначала пугаюсь, потом радуюсь, вскакиваю и выбегаю из комнаты.

– Юр! – кричу.

– Он передает тебе привет, – кричит Олег с кухни.

Улыбка слезает с лица. Но… не стоит расстраиваться. Вряд ли Юру будут отпускать каждую неделю.

Нацепляю халат поверх пижамки, захожу на кухню. Олег распаковывает пакет с продуктами.

– Здорово, – широченно улыбается и обнимает меня, подкидывая в воздух словно куклу.

Смеюсь «А ты подкачался!».

– Еще бы! – он показывает бицепс. – Там же скучно. А спортзал классный сделали, так что свободное время жмем, как можем. Я еще пресс прокачал, но тебе не покажу, еще приставать начнешь, – наливает целый стакан лимонада и выпивает его залпом.

– Даже не представляю, как смогу сдержаться от такого искушения, – усмехаюсь, мне не хватало наших с Олегом перепалок.

– Ну, ты уж постарайся, – важничает он, – мне надо сохранить силы. У меня сегодня серьезная программа.

– И что же она включает?

– Через пару часов придет Анжелка, – Самойлов плотоядно улыбнулся.

Краснею. Отвожу глаза. Самойлов гогочет.

– Блин, че ты краснеешь то. В школе мы берегли тебя от откровенных разговоров, но теперь то ты уже не девственница, – хитро смотрит на меня, поразительно, как они с Юрой похожи.

– Я тогда схожу погулять, наверное, – говорю смущенно, Олег еще сильнее стебется.

– Да, и лучше тебе погулять до вечера. Знаешь, я повешу на ручку двери, м-м-м, например, Анжелкин лифчик, хотя она должна прийти без него, чтобы быстрее было, – наблюдает за моей реакцией и веселится. – Пока он там будет висеть, тут занято. Ну, ты ж должна понимать. Я так полагаю, вы с Юраном тут два дня лифчик на ручке держали?

– Это… это… это вообще не твое дело! – психую, под веселый смех Олега, ухожу в комнату.

Иногда друзья Юры меня бесят. Да он и сам меня иногда бесит! Придурки!

– Тина! – стучит в дверь.

Ладно, хоть его друзья никогда не заходят ко мне без стука.

– Тина! Ну че ты психуешь. Я же шучу. Выходи, давай завтракать. Я знаю, ты скучала по мне.

Придурок! Ничего не скучала я!

Ладно, конечно скучала. Я б и Лешей повидалась бы. А то в моей жизни последнее время был только Коршун. А это полный вынос мозга.

Олег нарезает бутерброды, жарит омлет и варит кофе.

– Садись, – улыбается. – Приятного аппетита.

– Олег, я, правда, уйду. Ты скажи только на сколько?

Конечно, я уйду, я же все понимаю. Уверена, они с Анжелой, видимо, его армейской подружкой, будут, как и мы с Юрой полдня валяться в кровати. Просто это непривычно обсуждать. Парни между собой всегда говорили открыто на тему секса, а я не могла. Поэтому в школе они старались при мне не обсуждать интимные вещи, посмеиваясь, что я девственница и знать мне все не обязательно. Но потом оказалось, что я постоянно с ними, и они перестали скромничать со мной. Вообще, мне это нравилось, всегда интересно послушать, что у кого происходит в жизни, тем более сексуальной, можно много чего нового узнать. Конечно, тему нас с Юрой серьезно не затрагивали, но стебать очень любили.

– Тина, – опять посмеивается, – ты больная что ли? Никуда ты не пойдешь. Я же шучу. К Анжелке я уже заглянул. Вообще, она мне надоела. Так что мы сегодня с тобой пойдем искать мне новую телочку.

– Что?

– А что?! – поднимает брови, – ты не только к Юрке сюда приехала, но и ко мне, получается тоже. Так что сегодня будем развлекать друг друга. Значит, смотри, сначала сходим в кино, потом я погуляю тебя по парку. Уверен, Юран тебя не гулял. Потом где-нибудь перекусим. И, если так и не найдем мне новую жертву на вечер, то я снова загляну к Анжелке. К восьми мне надо вернуться защищать Родину.

С Олегом весело. Мы целый день подкалываем друг друга. Он кормит меня мороженым в парке, мы катаемся на аттракционах. В парке же знакомимся с двумя девушками, Алиной и Катей. Они провожают меня вечером до дома, а сами уходят с Олегом. Он подмигивает мне на прощанье.

Надо будет расспросить его потом, как он с двумя управился.

Мне нравится тут. Пятигорск красивый город. Небольшой и уютный. И люди тут приветливые, не как в Москве. И Юру отпускают в увольнение раз в месяц. Думаю, я смогу жить тут, пока его не выпустят, ну или, как он там говорил, называется его выход из армии? Потом, когда он будет рядом постоянно, мы решим вопросы с наследством. Романов поможет мне.

А через три недели после Юриного двадцатилетия, мне звонит дед. Впервые. Он кричит в трубку, что я должна вернуться в Америку и прилететь к ним в Ногалес, штат Аризона, в противном случае я никогда не увижу свою сестру.

Смеюсь. У старика совсем мозг съехал. Какая сестра?

– Ты бросила свою мать, убежав с этим русским, – гневно сообщает Гордон. – А если бы хоть немного заботилась о ней, то знала бы, что она была беременна.

***

Увал накрылся. Черт! Гребанные духи! Так меня достали, что пришлось заставить четверых из них всю ночь драить полы на время. А на утреннем построении эти засыпающие козлы меня сдали. Так что увольнение в ближайшие пару недель мне не светит. Но ничего, с мелкими я разберусь, и буду оочень изобретателен и аккуратен. Не видать этой четверке жизни в армии, пока я не дембельнусь.

Только вот мобильник Тины то недоступен, то она не отвечает. А теперь вообще выключен. Что могло случиться? Олег видел ее несколько дней назад. С ней все было в порядке. Она ничего не говорила о своих планах. Те несколько месяцев, которые она провела тут были крутыми, моя девочка светилась каждый мой увал, так что … где она? Я не слышал ее голос уже полторы недели, и начинаю переживать.

– Молчит?

Смотрю на друга. Он кивает на мобильник, который я кручу в руках, набирая номер Тины каждые пять минут.

Киваю.

– Может с телефоном что-то? – выдвигает он предположение.

Может и так. Но если с ее телефоном что-то и случилось, она уже должна была решить эту проблему. Пойти и купить новый – как самый простой и доступный вариант.

Вот что с ней? Она могла поехать к своим новым знакомым в гости, где… нет, эти ребята нормальные, я редко ошибаюсь в людях, они не сделали бы с ней ничего… ничего… Черт! Она могла банально потеряться в городке. Но вряд ли бы не смогла найтись за полторы недели, ее географический критинизм не так уж и силен. Она могла улететь в Москву или в ЛА, но тогда она позвонила бы. Отправила бы сообщение. Или передала бы записку на КПП. Вдруг ее похитили? Нет! Кто ее похитит? Ее могла сбить машина… она могла пойти купаться и утонуть… или вообще горные местные жители могли утащить ее в аул… А может она снова заболела, и лежит в кровати, и не может даже встать…

– Мужик, я уверен, что ее никто не утащил в горы, – голос Олега.

Блин, я что, вслух все думал?

Нет, просто он слишком хорошо знает меня.

Черт! Какого хрена она не уехала в Москву? Я пошел на поводу у ее слез и собственной похоти, когда согласился на ее годовой академ.

– Не понимаю, – тихо говорю я, – что могло случиться? Я не поверю, что она могла просто так уехать, не предупредив.

Мы валяемся на кроватях, после утреннего построения, пока офицеров в расположении нет. Духи занялись уборкой части. А мы с Олегом сгоняли до чепка и грызем леденцы.

Тут замечаю, что Ефимов, наш ефрейтор, собирается в увал.

– Ефим! – кричу я, вскакивая с кровати.

– Товарищ сержант! – он комично вытягивается по стойке «смирно», шуточно отдавая мне честь.

– Слушай, не в службу, – подхожу к нему.

Ефрейтор расслабляется, мы с ним одного призыва, так что дать ему указание я не могу. Но мы сохраняем товарищеские отношения, поэтому я могу попросить его об одолжении.

– Загляни по адресу одному, это рядом с частью, много времени не займет. В долгу не останусь.

– А что там за дела? – интересуется он.

– Девушка у меня там. Кристина зовут. Дозвониться не могу.

– А, это та красотка, по которой до сих пор вздыхает прапор? – тонкие губы Ефимова растягиваются в мечтательной улыбочке.

– Так точно, – пишу на листке адрес, протягиваю ему, и добавляю без улыбки, – моя красотка.

– Что передать? – серьезнеет Ефим.

– Передай, что меня пока не отпускают в увал, пусть не беспокоится. И руки не распускай.

– Да ты че, Романов! Я тебе кто? Меня своя красотка ждет. Ладно, – уходя добавляет он, – будет сделано.

Возвращаюсь на кровать, соседнюю с Олегом. Тот заталкивает в рот целую конфету, уже шоколадную и жадно разжевывает.

– Может, дяде Русу позвонишь?

– Чтобы он с Москвы сюда прилетел?

Белобрысый пожимает плечами.

Не хватало еще втягивать в это моего охранника.

– Давай-давай, – командую своим новым четверым уборщикам, – чище моем. Ночью не научились, будем днем стараться. Да, Тимофеев?

Он у меня любимчик. Парень поднимает на меня наглые глаза, отрывая их от половой щетки.

– Да тут еще с ночи чистота, – ворчит.

– Нам не просто чистота нужна, – поучаю я. – Погода сегодня пасмурная, солнце не светит. Твое жизненное предназначение на сегодня, Тимофеев, после того, как сдал будущего дембеля, начистить пол так, чтобы он светил нам в казарме вместо солнца.

– А потом? – обреченно интересуется новобранец.

– А потом будем доводить дело до стационарной чистоты. Пол чист тогда, когда по нему языком провести можно, и не бояться подхватить заразу, – глаголю я, и находящиеся в казарме старослужащие взрываются гоготом.

Мои действия не издевательство, и Тимофеев это понимает, потому и продолжает тереть одно и то же место, лишь делая вид, что стремится к чистоте. А мне надо отвлечь себя, чтобы не думать о своей пропаже.

Скучные армейские будни.

– Ага, – бубнит он, – щас, я лучше рот себе зашью.

– Ты такими фразами тут не бросайся! – возмущаюсь я, скрывая улыбку. – Зашить рот тебе не проблема. У нас сегодня как раз занятия по оказанию первой медицинской помощи. И проводить их будет твой любимый дедушка Романов! Все слышали? – обвожу казарму глазами, получая множество поднятых пальцев вверх и других знаков, что наша с Тимофеевым беседа заинтересовала строевую общественность. – Сегодня изучаем, как держать язык за зубами. Приемы испытываем на духе Тимофеева, – каламбурю дальше. – Кстати, еще проведем занятие по армейской выдержке и товарищеской выручке. Твои товарищи поддержали тебя на утреннем построении, но дружба познается не в том, чтобы сдать сержанта, – продолжаю я монотонно, – а в том, чтобы оказать помощь в трудной ситуации. Окажут ли тебе помощь твои дружбаны в проверке стерильности пола?

Мне становится тяжело сдерживать смех, когда Тимофеев боязливо оглядывает своих товарищей, которые так дружно сдали меня лейтенанту. Двое из них изучают пол со всей серьезностью момента, третий, скучая, натирает линолиум. Олег ржет прямо под ухом, я зыркаю на него, чтобы заткнулся, и он трясется, выключив свою громкость.

– Товарищ сержант, – обращается ко мне солдат, – а вот товарищ ефрейтор, – он говорит об Олеге, – он же ваш друг, да?

– Именно так, – киваю я, зная, на что нацелен Тимофеев, – и предвосхищая твой вопрос, могу сказать, что товарищ ефрейтор без вопросов помог бы мне в этом тяжком деле.

– Товарищ сержант, – с подобострастием в глазах обращается ко мне Олег, крепко сжимая мой локоть, – вы можете рассчитывать на меня в любых начинаниях.

– Благодарю вас, товарищ ефрейтор, – и я крепко жму руку друга, взрываясь хохотом, поглощенным общим гоготом.

Вернувшийся к отбою Ефим сообщает, что дверь ему никто не открыл. Парень так серьезно отнесся к моей просьбе, что даже соседей опросил. Но никто из них не видел Тину уже несколько дней.

Мне нужно выбраться!

Когда казарма затихает, не считая храпа и сопения, я вылезаю из кровати и одеваюсь. Шиплю дежурному, что он ничего не видел, иначе я сделаю так, что он реально не будет видеть ближайшие пару недель. Выбравшись из казармы, направляюсь по кустам к бетонной стене.

– И куда ты собрался?

Знакомый с детства шепот останавливает меня, когда я карабкаюсь на толстую ветвь дерева, чтобы по ней пройти над забором.

– Ты знаешь. Иди в казарму.

– Ага, щас, так я тебя одного и отпустил. Я вообще-то, – он залезает на дерево, – тоже за нее переживаю.

Мы аккуратно перелазим по дереву через забор. Оказываемся на обратной, от части, стороне. На улице темно, но фонари хорошо освещают эту территорию. Нам приходится красться по затемненным участкам. Добраться до дома не составляет труда, его расположение выбрано не просто так, он всего метрах в двухстах от части.

В квартире идеальная чистота. В ванной все на местах, она ничего не забирала. В шкафу висит ее одежда, на полках аккуратными стопочками сложено белье. Я не знаю, вся ли ее одежда тут, я не утруждался рассматривать, что она привезла с собой.

Пересчитываю деньги. Она брала наличные из стопки, которую я оставил.

Замечаю пустое место внизу шкафа, где стоял ее чемодан. На тумбе, где лежала ее сумочка, тоже пусто.