Взлёт и падение. Книга вторая. Падение

– Да кто ж это наших гусей чуть не передавил? – удивлённо спрашивали бывшие колхозницы. – Помнится, 20 лет назад первый секретарь обкома на своей чёрной «Волге» приезжал, но он тихонько ехал. Даже остановился и разговаривал с нами.

– А это новые русские, – поясняли непонятливым старушкам бывшие колхозники. – Демохраты их прозывают. Телевизор смотреть надо. Там про них всё говорят. Они теперь страной правят. Только хреново правят. При Брежневе-то лучше было. Воровали, конечно, но понемногу, не как сейчас.

– Оно и видно. Вон от колхозного стада-то рожки да ножки остались. А половина полей бурьяном заросла. Ох, беда, беда!

За последний год в авиакомпанию наведывалось столько комиссий, сколько не было за пять предыдущих лет.

– Под нашего генерала копают не иначе, – говорили работники, делясь впечатлениями.

– Да ну! – не соглашались иные. – Чего же под него копать? Человек не ворует и другим воровать не даёт, компания развивается, несмотря ни на что. Радоваться надо. Вон другие многие совсем развалились. Зарплату по полгода не платят.

– Потому и стал неугоден кому-то, что воровать не даёт, – уверенно говорили некоторые знатоки.

– Взяток в верхи не приносит, – утверждали другие. – Сейчас всё на взятках держится. Не подмажешь – не поедешь.

– Да за что давать-то?

– Ха, за что? Где живёшь? Да ты уже должен чиновникам за то, что родился в этой стране.

– Да что им нефти с газом мало? Они же после дефолта ещё богаче стали. А народ в полной клоаке.

– Им всегда мало.

– С ума сойти! Куда катимся?

– Да ерунда всё это! – утверждали третьи. – Дело в том, что у нас последнее время три происшествия произошло. Один самолёт заправщиком повредили, другой выкатился за пределы полосы. А ещё один приземлился с такой перегрузкой, что Дрыгало был вынужден остановить его на полную проверку.

– Дрыгало уже месяц, как на пенсии.

– А это и было ещё в прошлом месяце.

– Все эти происшествия – мелочи. Да и расследовать их должна комиссия ведомственная, а не из администрации области. Чего они смыслят в авиации?

Разговоров, домыслов и просто откровенных сплетен ходило очень много. Но итогом всех их была всё-таки озабоченность: а что будет, если снимут Дунаева? Кто придёт на его место и как поведёт себя? Понимали, что, как говорится, дыма без огня не бывает. Но истинную причину знали очень немногие.

А причина была в форме собственности. Покончив с распределением лакомых кусков в регионе, обратили внимание и на аэропорт, входящий в десятку крупнейших в России. Но тут произошёл облом. Все аэропорты подобного класса были в федеральной собственности и считались государственными. В то же время несколько самолётов было куплено за деньги местного бюджета и оформлены они были, как собственность региона. Таковыми считались все самолёты Ан-28, несколько самолётов Ту-154 и самолёты Ан-74.

В администрации губернатора рассудили: если аэропорт находится в ведении федералов, то пускай они о нём и заботятся. Но центр заботиться о чужом для него предприятии не желал. Оттуда уже давно ничего не финансировали, кроме себя.

Коса, как говорится, нашла на камень. А Дунаев оказался между молотом и наковальней. Ранее имевший льготные налоги за пользование землёй, находившейся в региональной собственности, аэропорт без объяснения причин вдруг лишился этого. Вернее, причину объяснили тем, что налог брали неправильно и предоставили счёт за все предшествующие годы. Дунаев слетал в Москву в министерство имущества, но там ничего не получил, кроме туманных и неопределённых обещаний. А министерство авиации? Увы, старых руководителей давно не было, как не существовало больше и министерства гражданской авиации. А в министерстве транспорта, где организовали департамент авиации, вообще были все новые люди, и им был до «феньки» этот вопрос.

Образовался замкнутый круг.

В регионе к аэропорту и его делам стали относиться с прохладцей, как относится мачеха к пасынку. Уж неизвестно с чьей подачи в администрации губернатора созрело решение разъединить лётный комплекс и аэропорт, против чего выступал Дунаев. Доподлинно известно, что за такое решение был профсоюз лётного состава и его руководители.

– На одного пилота по расчётам приходится более 10 человек обслуживающего персонала, – говорили они. – Зачем, скажите, нам кормить их? Конечно, Дунаев не лётчик, чего ему прислушиваться к нам?

– Мы его выбирали для того, чтобы он выполнял нашу волю, – вторили другие. – А раз не желает этого делать – пускай уходит. Мы выберем себе руководителя из числа лётного состава, которому близки и понятны чаяния лётчиков, а не бухгалтеров и экономистов. Тогда и зарплата в два раза вырастет.

– Есть такой человек, – говорили третьи. – Виталия Гаппа помните? Тот, что ушёл несколько лет назад работать в банк. Его недавно по местному телевидению показывали. Он на Ту-154 летал.

– Так он тебе и пойдёт из банка обратно. Дурачок он что ли, этот немец?

– Уговорим. А то, что немец… так у нас пол страны евреев и немцев. Ну и что?

– Если отсоединимся от всех этих нахлебников – тогда заживём!

Нашлись люди, которые за спиной Дунаева и лётного профсоюза ничего так и не решившего, начали переговоры с Гаппом.

– Но ведь у вас есть генеральный директор, – возражал тот. – Я в курсе его дел. Обстановка у вас нормальная, зарплату вовремя получаете и даже, несмотря ни на что, развиваетесь. Сами же его выбирали.

– Тогда другое время было. Сколько лет прошло.

– Когда вам хорошо было, вы были за него, – улыбнулся Гапп, – теперь вам плохо, и он стал неугоден. Между прочим, сейчас всем плохо. После дефолта.

– Не всем, – поправили его, – банкирам хорошо.

– Как сказать, – неопределённо ответил Гапп и от дальнейших переговоров отказался. – А вообще-то идея отсоединения аэропорта от авиакомпании мне нравится.

Постепенно идея разделения компании на аэропорт и лётный комплекс обретала всё больше сторонников среди лётного состава и всё чаще об этом велись разговоры на разборах. Безграмотные экономически лётчики почему-то почти все уверовали, что стоит им отсоединиться, как с небес проливным дождём посыплется денежная манна, как в рублёвом, так и в долларовом эквиваленте.

– Вы посмотрите, сколько людей в аэропорту шляются без дела? – вопрошали они. – А штаб? Его трёхэтажное здание буквально забито женщинами. Зачем они нам нужны? Мы оставим себе несколько нам необходимых людей, остальным скажем до свидания.

– Глядите, чтобы вам до свидания не сказали, – возражали противники перемен. – Лётчики в наше время тоже лишними стали. Знаете, что в отряде у Токарева делается?

– Там совсем другая авиация. А у нас налёт упал незначительно. Кстати, от них надо тоже отделяться. Зачем нам Ан-2 нужны сейчас, если они не летают?

Часть кулуарных и подзаборных разговоров, глухое недовольство лётного состава транспортной авиации Дунаевым, не желающим выполнять их решения, не могла не доходить до генерального директора, и он решил положить этому конец, неожиданно явившись на один из разборов лётного отряда. Литвинов представил ему слово. Дунаев вышел на трибуну.

– Я ничего говорить не буду, – начал он. – Наши дела говорят сами за себя. И пришёл я не говорить, а выслушать вас. Пожалуйста, задавайте вопросы, говорите, что вас волнует, чем недовольны. Говорите здесь и сейчас, а не в туалетах и в курилках.

В зале повисла тишина. Прошла минута, другая.

– В чём дело? – обратился к лётчикам Литвинов. – Задавайте вопросы.

Головы лётчиков повернулись к штурману Плаксину, который всегда и больше всех был чем-нибудь недоволен. Вернее, он был всегда недоволен всем, что бы ни делала администрация, и критиковал её деяния везде и всюду. Он был недоволен, Ельциным, Клинтоном, погодой, Организацией Объединённых Наций, собственной женой, которая ушла от него, ценами в магазинах, российскими самолётами, плохими дорогами и нашими машинами. Он был недоволен тем, что солнце всходит на востоке, а заходит на западе. Его всегда можно было видеть ворчащим и недовольным по любому поводу. Даже в полётах в кабине он выражал массу недовольств и ворчал на проводников, приносящих питание в кабину, что такую пищу не будут жрать даже собаки. Надо сказать, что бортовое питание бронских пилотов было в отличие от других компаний прекрасное. Подавались даже икра и заморские фрукты. Лётчики это всё не съедали, и кое-что складывали в гигиенические пакеты и уносили домой.

Во многих коллективах есть категория недовольных и вечно брюзжащих людей, но штурман Плаксин был просто уникален по своей способности критиковать всех, всё и вся сам, будучи при этом уж если не образцом разгильдяйства, то и не образцом примерной работы и дисциплины. Он был пофигистом. А ещё он когда-то заочно окончил юридический институт, поэтому в отряде считался знатоком законов стран всего мира и почему-то всегда убеждал коллег, что их везде и всюду все обманывают. За это лётчики выбрали его профсоюзным боссом первой эскадрильи.

Плаксин молчал.

– Плаксин! – крикнул кто-то. – Чего сидишь? Давай!

Тот, наконец, встал и почесал затылок. В зале раздался лёгкий смешок.

– Смеётесь? – осадил их Плаксин. – Над собой что ли? – Он снова почесал затылок. – Вот французские лётчики бастуют, им зарплаты в 10 тысяч долларов мало. А что же у нас? Мы и тысячи не получаем. А семью кормить надо.

– Ты же холостой, – не выдержал кто-то.

В зале снова засмеялись. Все знали, что он, женившись, снова оказался холостяком через… две недели.

– Да тихо вы! – осадил лётчиков Устюжанин. – Человек за народ болеет.

– Я понял вопрос, – кивнул Дунаев. – В этом году мы повышали зарплату дважды. С первого числа следующего месяца повысим ещё на 20 процентов.

– У-у! – недовольно пронеслось по залу. – А цены-то прут! Минимум на 40 нужно.

– Можно и на 50, но сначала эти деньги нужно заработать, – ответил Дунаев. – Мы пересмотрим общие тарифы, которые, по сути, не менялись с советских времён. Делалась просто поправка на инфляцию. Теперь основной оклад пилота не будет полностью зависеть от налёта часов. С этим я согласен с вашим профсоюзом.

– А за налёт платить не будут?

– Будут. И тоже больше. Но не так много, как всем хотелось бы. Исходя из новых тарифов, мы поднимем фактически зарплаты не на 20, а на 30 процентов относительно старых. Вам понятна моя мысль?

– Не верьте, вас обманут! – голосом Плаксина прокричал кто-то из зала. Голос был так похож, что многие повернулись к штурману. Но тот молчал.

– Не обманут, – не сдержал улыбки Дунаев.– Я сам хочу больше получать. Вы прекрасно знаете, что мой оклад на 20% выше оклада командира самолёта Ту-154 и зависит от него. Таков мой договор с коллективом.

– Конечно! – не выдержал Плаксин. – Такую ораву кормим! Один с сошкой – семеро с ложкой, – привёл он народную пословицу. – Зачем нам, например, кормить отдел перевозок? Или тех же охранников аэропорта?

– Даже если отделимся, то всё равно будем их кормить.

– Это как же? – захлопал глазами Плаксин. – Пусть их аэропорт кормит.

– Деньги имеют свойство перетекать из кармана в карман по принципу сообщающихся сосудов. Сейчас мы платим деньги своим людям, а тогда будем платить аэропорту за аренду помещений, за стоянки, за керосин, за пользование оборудованием и взлётными полосами и многое другое. И кормить тех же людей, но уже нам чужих. И неизвестно, где будет больше расходов. Думаю, что во втором случае их будет больше.

– А вот мы не уверены.

– Кто это мы?

– Мы – это профсоюз, – сказал Плаксин.

– Вы летаете во многие аэропорты страны, в некоторых видите примеры тотального разделения. Кому-нибудь стало от этого лучше? А я знаю, что нам завидуют многие из других предприятий и говорят, чтобы работали, как прежде. Так и текущие вопросы легче решать, без всякой бумажной волокиты.

– Вам так легче работать, поэтому вы и не хотите разделяться.

– Мне чуждо безрассудное стремление ко всему новому только ради того, чтобы что-то перестроить, не видя в этом положительного результата. Достаточно нам перестроек.

– Вы просто не хотите его видеть! – раздался осмелевший голос из зала. – Наша авиакомпания региональная, но зачем мы содержим федеральный аэропорт? Пускай его Москва содержит, она всю страну обобрала уже.

– Вот именно! – поддержали его

«Удивительно, как совпадают мысли некоторых лётчиков с мыслями областных чиновников, – подумал Дунаев. – Не зная сути, они невольно им подыгрывают. Но ведь наша компания тоже по сути государственная. И то, что регион помог купить несколько самолётов Ан-28 и Ту-154, ещё ничего не значит».

Дунаев не мог сейчас говорить, с кем и как он договаривался когда-то о покупке этих последних самолётов. Да и не нужно это знать лётчикам. Их дело – летать. И они летали и не задавались вопросом, куда идёт часть прибыли от эксплуатации новой техники. У всех ещё свежи в памяти советские времена, когда самолёты поставлялись в предприятия по разнарядке, но им они не принадлежали. В любое время у них могли по команде управления или министерства забрать любой самолёт и отдать кому-то другому. Примерно так думали все лётчики. Так раньше было. Стереотипы живучи. Но вот эти последние самолёты, приобретённые уже после подписания договора о разграничении полномочий, считались собственностью региона. Хотя, из-за несовершенства законов и с этим можно было поспорить.

Формально, пока в начале всероссийского бардака при переходе от социализма в «загнивающую» стадию капитализма не возникал вопрос о формах собственности, всей авиацией региона распоряжались местные власти. Потому и пошли навстречу и выделили деньги на приобретение самолётов, по праву считая их своими. Но только те, что были приобретены после подписания договора. Всё остальное же принадлежало обезличенному государству, то есть находилось, как и прежде, в федеральной собственности. Никто, конечно, самолёты уже отбирать не пытался, но и продать их можно было только с разрешения министерства имущества России.

Но ростки «капитализма» прорастали всё выше, лакомые куски приватизировались правдами, а в основном неправдами и вот теперь разгорелась борьба региональных и федеральных чиновников за право владения авиакомпанией, входящей в десятку крупнейших в России. Наковальня велика, но молот ещё больше. Пока борьба эта была как бы закулисной и шла с переменным успехом в высоких заинтересованных эшелонах и работники компании о ней ничего не знали. Вопрос стоял один: о смене собственника. Но подступиться открыто к этому вопросу никто не решался. Уж очень непредсказуемая это отрасль. Да и компания велика, страшновато, можно и подавиться. Всё-таки в регионе нет таких проходимцев, как в Москве Березовский.

А, потом, самолёты, как и любые машины, стареют. И чем они старее, тем больше нужно в них вкладывать, чтобы они безопасно летали. А что если…

Не мытьём, так катаньем. Так родился проект разделения. Разделяй и властвуй! Если авиакомпания с правами территориального управления не по зубам положившим на неё глаз, то почему бы её не раздробить? Тогда и с несговорчивым Дунаевым легче справиться. Правда, зацепиться особенно не за что. Компания, не в пример некоторым, работает, несмотря на тяжёлые условия в стране, безопасность полётов соблюдается, она не растеряла лучшие лётные кадры с годами выпестовавшие свой лётный почерк, который успешно передаёт молодым пилотам. Об этом говорит и то, что за всю историю своего существования – более 50-ти лет – начиная ещё с самолётов По-2, по вине её лётчиков не погиб ни один пассажир, законно купивший билет. Сказывалась школа Огнева, Мустафина, Боброва, долгие годы возглавлявших предприятие и выработавших здоровую преемственность традиций. При последнем командире когда-то заштатный аэропорт преобразился неузнаваемо, получил реактивную технику последнего поколения и вышел в десятку крупнейших портов в стране. Самолёты с эмблемой «БАЛ» знают на четырёх континентах. Да что там, о ней писали во всём мире, когда они решились первыми на отделение и образование тогда единственной в стране авиакомпании.

Всё это мгновенно промелькнуло в голове Дунаева, стоящего перед лётчиками на трибуне. Но как сказать им об этом? И без того по предприятию ходит множество слухов и сплетен о скором крахе компании. Кто-то же распускает такие слухи. Зачем? Ну, зачем, ясно. Чтобы посеять разброд, шатания и сомнения. Разделяй и властвуй! Разделить, обанкротить и скупить потом всё за бесценок. Это мы проходили ещё в школе, учителя говорили, что именно так действуют акулы капиталистического мира. Вот теперь дождались и в России, только акулы наши при попустительстве и без того никудышного руководства страны оказались жаднее, нахальнее, циничнее и бессовестнее. Иначе бы дефолта и не могло быть. Его делали искусственно. Делали свои люди и своему собственному народу. Люди? Мог ли этому противостоять больной и к тому же часто нетрезвый президент, которому они и «выиграли» выборы, потому что при нём можно делать всё, что угодно? А уж премьер, и говорить не стоит. Этому бы только в юмористическом словесном жанре выступать с его удивительно серьёзной физиономией. Такое загнёт, объясняя, почему по полгода зарплаты в стране не платят, что и умирающий человек рассмеётся, и умирать передумает.

Лётчиков, кажется, он не убедил. И подумал, что зря всё-таки – всё руки не доходили – не объяснял людям проводимую администрацией политику через собственную газету «Крылья» и собственный радиоузел, как ему советовали его некоторые командиры-психологи. Еженедельный отчёт в прессе сбивал бы напряжение коллектива, теперь он с этим полностью согласен.

Недостаток достоверной информации порождает сплетни. И им верят, когда не слышат опровержения. Имеющий уши, да слышит! Но время, время! Жалко его было на это тратить. А не окажется ли теперь, что время упущено?

И уже сходя с трибуны, он впервые подумал, что если маховик сплетен и раздора генерального директора с коллективом начнёт раскручиваться и дальше, он непременно дойдёт до первых лиц области. А этого там не любят. И в условиях «демократии» и недалёких уже выборов депутатов, а затем и губернатора ясно, кого они там поддержат. Им нужны голоса народа. Или, как его прозвали дебильным иностранным словом – электората. И тут все средства хороши. А послушная «независимая» пресса это раздует.

И тогда он будет вынужден покинуть свой пост.

––

Г Л А В А 2. НА КРУГИ СВОЯ

Куда рвались, чего кричали –

Всё изменить в стране пора!

Ведь если хуже жить мы стали,

То стоила ли свеч игра?

Саранча. Одно это слово способно привести в ужас сельских жителей. Вы знаете, что это такое? В знойном и абсолютно безоблачном небе вдруг появляется довольно быстро движущееся облако, на которое сначала никто не обращает внимание. И только опытный глаз может издали отличить, что состоит оно не из паров воды, а из миллиардов живых существ, невероятно прожорливых, безжалостных и беспощадных. Вот это «облако» подлетает ближе, закрывает солнце и вдруг разворачивается вопреки законам природы, снижается и опускается на большое колхозное поле. Десятки зелёных тварей на одном квадратном метре, и шагу не сделать, чтобы не наступить на них. Хорошо, что они безвредны для человека и животных. Трудно представить, чем это грозило бы для них, обладай эти насекомые жалом пчёл.

Агроном, если у тебя были хорошие виды на урожай – забудь о них. Через два-три дня твои поля будут выглядеть так, словно по ним несколько раз пробежался огромный колхозный табун. Лесник, если твари эти облюбовали твои лесные делянки, то через пять-шесть дней, а в сухую жаркую погоду и раньше от листвы деревьев ничего не останется, и выглядеть они будут, как саксаулы.

И тогда руководители бьют тревогу, названивая в райцентр: самолёт, ради бога, скорее пришлите самолёт! Один, два, три…

И самолёты обычно вылетали в этот же день.

Саранчи в регионе не было со времён горбачёвской перестройки, словно и она знала, что поля колхозные пусты, как пусты тогда были магазины в российских городах и весях.

Рано утром ещё до начала оперативки Долголетову и Токареву позвонила секретарша Дунаева и срочно приказала явиться в кабинет генерального директора.

– Зачем, не знаешь? – спросил Григорий командира, когда они шли по коридору второго этажа штаба.

– Что-то случилось, – пожал плечами Токарев. – Не часто он нас к себе с утра вызывает.

В кабинете Дунаева сидел председатель колхоза одной из южных областей региона. Долголетов знал его ещё со времён перестройки. В его большом хозяйстве они работали не один год на борьбе с сорняками и на подкормке озимых культур. Правда, последние три года самолёт он не вызывал, как не вызывали и некоторые другие хозяйства, многие из которых просто развалились на отдельные фермерские угодья, которым самолёт был не по карману. А после дефолта тем более.

– Раз вы знакомы, приступим сразу к делу, – сказал Дунаев. – Пожалуйста, – кивнул он председателю.

– Товарищи командиры! – начал тот. – Или господа пилоты? И не знаю, как вас теперь называть.

– Без разницы, – отмахнулся Токарев. – Да и не похожи мы на господ.

– Дело в том, что на нас буквально с неба свалилось несчастье.

– Кажется, мы догадываемся, – кивнул Токарев. – Когда?

– Вчера после обеда. Время есть. И я вечером выехал к вам, не дожидаясь утра. Ребята, выручайте, надежда только на вас. Сегодня нужно уже начать работу.

– Что скажете? – вопросительно посмотрел на них Дунаев.

– Раз надо – начнём, – сказал Токарев. – В этом году мы готовили для АХР восемь самолётов, но и они не понадобились. Работают только три. Остальные стоят.

– А когда-то в это время работали более 50-ти самолётов только по борьбе с сорняками, – вздохнул председатель. – Представляете, куда нас задвинули все эти Горбачёвы и Ельцины? Я уже шестой месяц не могу выплатить своим рабочим зарплату. Да, сразу скажу, что за работу платить буду продуктами. Денег нет.

– Не понял? – Токарев взглянул на Дунаева.

– Не можем же мы оставлять своих людей без урожая, – развёл ладонями тот. – Продукты они нам будут привозить по мере реализации. А у себя в столовой откроем магазин. Сегодня составим договор.

– Дожили до капитализма! – осуждающе помотал головой Долголетов. – Зарплату тоже продуктами получать будем?

– Какой это к чёрту капитализм, ребята? – не оценив юмора Григория, воскликнул мужчина. – Капитализм там, – кивнул за окно, – на Западе. А у нас всё это сильно пахнет анархией и экономическим беспределом. Но ведь надо же как-то выходить из положения, иначе погибнем.

Нужно отдать должное региональным чиновникам от сельского хозяйства. Они, не в пример некоторым областям, хоть и не в полной мере, но сельское хозяйство поддерживали. Особенно такие бывшие в советское время богатыми колхозы. Поэтому они ещё и были жизнеспособны и как-то умудрялись выживать при полной потере финансирования федеральным центром. Правда, техники с каждым годом становилось всё меньше, а новые тракторы и комбайны были им не по карману. Интересно, кто только их покупает за такие цены?

– Что ж, после обеда будем у вас, – заверил Долголетов. – Я сам полечу с экипажем Митрошкина, – повернулся он к Токареву. – Ему нужна тренировка после перерыва в таких полётах. А организовать вы там всё быстро сможете? – повернулся снова к председателю.

– Сейчас позвоню агроному, к обеду всё будет готово, – заверил тот. – Он вас и встретит.

– Экипаж-то я найду, вот где взять техника? – сказал Григорий, когда они возвращались обратно. – Молодые все уволились, кто-то на переучивание на другую технику ушёл. Остались одни пенсионеры, которых уже никуда не берут.

– С перронного обслуживания кого-нибудь сними, – посоветовал Токарев.

– Так и там одни пенсионеры. Утром санитарный самолёт подготовят, а потом сидят в тени до вечера. Заставишь их на химию лететь!

Неожиданно свои услуги предложил Кутузов, позвонив по телефону Григорию в эскадрилью.

– Командир, услышал я, что химия намечается, так я со всем удовольствием полёчу, – тараторил он, – соскучился я по химии. Возьми меня? Я и домой не поеду, позвоню только старухе. Через два часа самолёт будет готов. Возьми?

– Лёша, взял бы я тебя, но…

– Ни вот столечко, ни пол столечко! – поклялся Кутузов в трубку. – В рот не возьму! Чтоб я одну саранчу жрал! Возьми, Григорий? Гадом буду, не подведу.

– Смотри, будешь жрать одну саранчу, сам клялся, – пообещал Григорий. – Готовь машину. Через три часа вылетаем. Я сейчас приказ подготовлю.

– Есть готовить! – рявкнул Кутузов и отключился.

«Не на месяц летим, – подумал Григорий, – всего на 4-5 дней, чай выдержит».

После обеда они взлетели и взяли курс на юг. За бортом было плюс 29 по Цельсию, в самолёте плюс 33. Да ещё невыносимый запах химикатов. Эта зараза – аминная соль или гербицид 2-4Д, которой поливают поля для уничтожения вредных растений, не выветривается месяцами.