Полная версия
Огнем и вином. Хроника третья
– Эй, нарушители, не хотите ли извиниться?
– Не сердись о Владыко дорог, повелевающий ветрам и водам, огню и духам! – залебезил Йог, торопливо прихрамывая обратно к мосту. – У ног твоих смиренно молим выслушать нижайшую просьбу нашу: пощади животы наши, ибо не ведаем, что творим и дерзнули на Тебя окаянной своей денницей в полном помутнении рассудка.
– Похоже, дед сильно головушкой стукнулся. – высказал предположение княжич.
– О, всемогущий Лихо, Ты прославлен певцами по всей земле! Мудрость твоя напоила пересохшие колодцы безумия и отчаянья, вливая в сотни умиравших юродивых жизнь и исцеление. Сила Твоя воздвигала и сглаживала горы. Воля Твоя разворачивала реки вспять и заставляла распускаться цветы среди зыбучих песков. Справедливость твоя стала мерилом в людских судебных тяжбах и легла краеугольным камнем в основу всемирного права. – продолжал дед. – Так неужели Ты не выслушаешь тех, кто припадает к Твоим стопам, кого Ты уже простил в великом Своем милосердии?
– А что, этот Лихо и вправду такой могущественный? – удивленно прошептал Кухаркин сын, поворачиваясь к Яге.
– Да брешет старик, как обычно. Только, если от вранья бывает существенная польза, то это уже зовется дипломатией. – криво усмехнулась ведьма. – А вы, Ванюши, морды-то не воротите: улыбайтесь да кланяйтесь. Вам не убудет, а в живых оставят.
Богатыри переглянулись, стыдливо отвели друг от друга глаза и с натужными гримасами отвесили глубокие поясные поклоны в сторону моста. Илья хотел отвесить что-нибудь куртуазное, но подумал, что ни к чему выделяться и присоединился к остальным.
– Ладно. – махнул рукой одноглазый, явно польщенный вниманием и славословиями в свой адрес. – На первый раз прощаю. Но вы так и не ответили, зачем пожаловали: дела искать или от дела лытать?
– А он нахал! – прошипел сквозь зубы Песий сын.
– Зато вы прогибаетесь, а он – нет. – промяукал кот и горделиво потянулся, явно намекая на то, что уж он-то челом о землю не бил.
– Цыц! – оборвала разгорающуюся перепалку Яга. – Не хватало нам еще междоусобицы!
– Дивно Марогорье священными рощами удивлено еси. Светлыми озерами, чистыми, как девичьи слезы удивлено еси. Хрустальными прохладными струями рек удивлено еси. И Хорса лик взирает благосклонно с лазоревых небес на Велесовых внуков и детей Перуновых. – продолжал разливаться соловьем Йог, задумавший маленькую хитрость. – Но на сей, вельми богатой край, упала черная тень гордыни. И словно грозовые тучи, затмила беспричинная ярость глазоньки Мары. А нас послали волхвы наши. Ведают оне, что в сердце вашей госпожи полыхает страсти пожар. По тебе она сохнет, Лихушко, да только пока и сама того не ведает. Но вы должны встретиться до того, покуда не зажглась в небе звезда Броненосца. Само Провидение глаголет через нас: что стеречь границы, когда судьба пророчит тебя в правители? И переименуется сия земля в Лихогорье отныне и до скончания веков.
– Хорошо врет. – хмыкнул княжич. – Красиво.
– Не то слово. – отозвался Кухаркин сын. – Сунуть ему гусли в лапы – всё Марогорье очарует.
– За то и люблю. – потеплели глаза бабы Яги. – В молодости он такой враль был – уреветься можно! Девки табунами за им бегали, слушая его байки о вечной нежности. И куда только это все подевалось?
Лихо заулыбался, сделал приглашающий жест, и люди двинулись вслед за избою на тот берег. Лихо глубокомысленно изучил каждого из гостей и почесал пятерней в затылке:
– Ну, а ежели я поверю вам и отправлюсь к Маре во дворец, кто останется за мостом приглядывать?
– Змей Горыныч. – робко высказал тайное предположение княжич.
– Нет. – деловито возразил одноглазый. – Ему сейчас не до того. Говорят, опять живую девку для опытов притащил. Ну, ясно дело, он же у нас ученый, а резать лягушек не может, даже питает к ним некую симпатию. Талдычит, что они – его родственники, так же, как ящерицы, только маленькие. А на своих лапа не поднимается.
Краска бросилась в лицо старшему Ивану, пальцы непроизвольно сжали рукоять меча, но тут же он почувствовал на своем плече костлявую руку бабы Яги:
– Не спеши, сынок, ничего твоей Василисе покуда не сделали. А если она действительно Прекрасная, то и вовсе всё обойдется как нельзя лучше.
– Чего это он у вас такой прыткий? – Лихо перевел взгляд с Йога на княжича. – Никогда бы не подумал, что такой мудрец, как ты, станет водить дружбу с торопыгами и неучами.
– У него Горыныч невесту украл. – вступился за влюбленного Песий сын. – Вот он и переживает.
– Да попустись ты службой! – Йог попробовал перевести разговор с Лихом в иное русло. – В любой момент можешь сказать, что у тебя дрова кончились или провизия, вот ты на минутку и отлучился. – В жизни ведь всегда так: все хотят, как лучше, а получается даже хуже, чем обычно. На том царства и стоят.
– Может и есть в твоих словах зерно мудрости, – задумался Лихо, – но и за вами догляд держать должно. Что ж, на Маре я еще успею жениться да и предстать пред ее темные очи лучше в ореоле освободителя девиц, нежели в качестве дезертира, – и, обращаясь к княжичу, добавил, – она девица?
Будущий берградский повелитель побагровел от злости:
– Надеюсь, пока еще – да.
– Ну и славненько. – решил Лихо. – А Кашею я доложу, что сопровождаю группу иностранцев. Пусть высылают смену караула. А то торчу здесь уже тридцать лет.
«Всюду рыщет измена. – думал в это время, бессмертный министр безопасности, склонившись над хрустальным шаром. – В каждом сердце гнездится предательство! Кому, вообще, можно доверять? Что ж, будет предателю и смена караула, и любовь Мары, и гильотина. Влюбленный должен разделить участь того, кого боготворит, а корыстолюбец заслуживает власти и смерти. За все в этом мире платят глупцы и авантюристы. Что ж, вот все само собой и сложилось: Мара и ее полюбовник предали страну берградцам, которых привели Йог со старухой. Ах, какое из этого можно раздуть блестящее дело! Заговор в международном масштабе!»
В поблескивающем при свете свечей лысом черепе Кащея зарождалось красивое и жестокое злодейство. Министры иначе и не могут: все они политики до кончиков ногтей.
Глава 5
Гигантская туша, покрытая непробиваемым панцирем из роговой чешуи, лениво щурясь, блаженно потягивалась на солнышке. Дракон грел свое белесое пузо и глядел в небо, которое на западе, ближе к границе, потемнело, предвещая обильный снегопад, но прямо над головой все еще оставалось безоблачным. Это был один из таких дней, когда все удается. Дракон не просто чувствовал, он был убежден, он твердо знал, что стоит на пороге открытия, которое перевернет его жизнь и отныне удача станет его постоянной спутницей.
Змей Горыныч, так же, как Никанорыч, был ящером о трех головах, что приносило ему постоянные душевные муки. «Мутант не может быть хорошим». – утверждала молва. И драконессы, едва завидев, тогда еще безрогие, головы с грустными романтическими глазами, шарахались прочь. Одногодки старались не брать его в свои шумные компании, потому, что всем думалось, что он будет жрать в три горла. Оказавшись в изоляции, но, обладая незаурядными способностями, Змей решился стать таким, каким хотели его видеть и сородичи, и люди. Он с головами ушел в науку, вгрызаясь в основы анатомии и генной инженерии, но в то же время он строил козни, устраивал пожары, дабы поддерживать репутацию отъявленного злодея. И все, разумеется, в голос твердили: «Ага, мы же говорили!»
Зато никто более не осмеливался задирать чудака.
А сейчас, пока Василиса Прекрасная прибиралась в пещере, орудуя метлой и лопатой, шваброй и гигантской щеткой, Горыныч уже знал, уже держал перед глазами формулу хромосомного зелья, при воздействии которого две лишние головы должны были отвалиться, не оставив на теле рубцов. Это был триумф! Дракону даже не верилось, что его многолетний труд, наконец-то, подходит к концу и скоро можно будет, благополучно сменить паспорт и смешаться с сородичами, обосновавшимися далеко на юге за Огненной рекой.
Но вдруг какой-то шум внизу привлек внимание Змея. Свесив одну из голов, Горыныч не поверил своим глазам. Он поспешил высунуть и оставшиеся головы, – глаза его не обманули: неподалеку от его скалы в воздухе дрожали призрачные радужные ворота, из которых показались три пеших богатыря, избушка, раскачивающаяся при ходьбе на курьих лапах и парящая над ними в ступе оборванная престарелая нищенка да Лихо, который сейчас должен бы сторожить покой государства, а не болтаться в подозрительной компании.
Люди старались шагать в ногу. При этом они пьяно покачивались, бряцали оружием и старательно выводили бравую песню, вернее, просто орали:
– Мы распеваем громко и смело
Бодрые гимны про правое дело!
Слышишь в полночи звоны оков?
Это мы бьем кандалами врагов!
«Это еще что за паломничество? – мрачно подумал Змей и сразу почувствовал, что погода стремительно портится, словно незваные гости притащили ненастье с собой. – И на кой они прутся прямо в мое логово? Я же так старался, что бы всяк сущий в землях народ трепетал предо мною, а не высылал военные делегации, да еще вкупе с Лихом».
– Да, давненько я свежей богатырщины не пробовал. – зловеще заявил дракон и его эхо, усиленное скалами Пегого Урочья, зазвучало, зазвенело в ушах точно колокольный звон.
Люди вздрогнули и попятились. Да и было отчего: в отличие от Никанорыча, этот ящер был намного старше, в три раза крупнее и даже издалека чувствовались его железная воля, несгибаемый характер и ослиное упрямство.
У Йога подкосились лапы, и он присел на близлежащий валун, благо не завалился набок и не покатился с горы. Ступа со старухой, яростно рассекая воздух, взмыла к горной вершине и приземлилась на плато рядом с пещерой.
Теперь Горыныч мог различить еще и черного кота, вцепившегося когтями в старушечье плечо. Глаза у зверька были дикими, хвост трубой, а шерсть дыбом.
– Ну, – с вызовом бросил Горынычу, появившийся прямо из воздуха, Лихо, – можешь ли ты объяснить: во-первых, на кой ты, наглая твоя морда, утащил из Берграда девушку? Во-вторых, как тебе удалось беспошлинно ввезти ее в страну? А в третьих, почему это всякие ящеры шастают за Огненную реку, а кащеевы люди ничего о том не ведают?
Змей побледнел. «Ну, вот и все… – понял он. – Допрыгался. Теперь не избежать допроса в Лукоморье, а там ведь не только цепями по носу колотят. Вон и кота, ученого секретаря, с собой прихватили, не забыли! С ним в чем угодно сознаешься. А потом – темница и почетная казнь через повешенье. В лучшем случае – соляные копи или угольные рудники. Жуть!»
Горыныч попытался представить себе, как будет мучиться палач, затягивая петли на его шеях, но так и не смог выдавить из себя улыбки.
– Раньше за государственными преступниками ходьбы демонов присылали. – вздохнул ящер. – Опять же – уважение. А меня за что позорите?! Что это за почетный эскорт: три недоноска да голенастая изба. Фи! Да мне вас всех спалить – раз плюнуть!
– Вот-вот! – воодушевился Лихо. – Нарушение целостности границы, контрабанда, работорговля без пошлины, сокрытие доходов и размеров частной собственности, и плюс к тому – угрозы сотруднику секретных служб. Итого: в общей сложности, даже учитывая дворянское звание и личные заслуги перед короной, – сто пятнадцать лет с конфискацией. А за тайные исследования в создании клонов и операции над ними по отчленению лишних голов с летальным исходом без докторского патента и благословения конвенции ведунов Марогорья… Так что, сам понимаешь, – отправится твоя душа в иномирье трехглавой.
– Нет! – яростно взвыл Горыныч. – Только не это! Не лишайте меня права на счастливое посмертье. Ведь я уже нашел путь к исцелению. Молю: дайте мне еще один день, только сутки, чтобы довершить дело жизни!
Одноглазый довольно усмехнулся и хитро покосился на Ягу, нашептывая:
– Слышь, старая, ты-то ведь понимаешь, что не сильно-то я верю в ваши байки. Но, однако, я слово сдержал: к Змею доставил. Вернись-ка на пару минут к своим. У меня тут дельце намечается. И, само собой, язычок прикуси: мол, ничего не видела, не слышала. Ладушки?
– Господарь, – не моргнув глазом, громко отчеканила колдунья, – дружину вызывать?
Лихо улыбнулся и подмигнул старухе:
– Не спеши пока. Время у нас казенное. Дай-ка лучше обсудить с подозреваемым с глазу на глаз кое-какие детали.
– Слушаюсь. – отрапортовала Яга и ступа унесла ее вместе с котом вниз, к прыгающим от холода богатырям.
– Ну, – тряхнул волосами страж границы, – вот ты, наконец, и попался.
Дракон громко засопел. Больше всего ему хотелось разреветься от горечи и обиды. Он понимал, что даже если сейчас всех подпалит – жить ему, все одно – не дадут. У Мары руки длинные да загребущие.
– Впрочем, у меня есть к тебе выгодное предложение. – Лихо скроил заговорщицкую мину. – Я на все закрываю глаза, докладываю Кащею, что донос при проверке оказался клеветой и наветом, а ты, естественно, возвращаешь живой товар, и платишь мне бочку золотом.
– Что? – не поверил Горыныч, и тут же принялся торопливо кивать всеми тремя головами сразу. – Я согласен! Эй, Василиса! Бросай уборку, поднимайся наверх.
– Да в чем дело? – раздался из глубины пещеры раздраженный девичий голосок. – Если очередная идея, то мне это уже порядком надоело.
– Живо! – рявкнул ящер, понимая, что в эти минуты решается его судьба.
«Быстро же она тут освоилась». – изумился Лихо.
Из черной прорехи пещеры показалась чумазая девушка лет пятнадцати с задорно блестящими голубыми глазами, мило вздернутым носиком и растрепанной копной золотых волос. Ее сарафан, шитый золотыми нитями, бывший некогда красным, покрылся паутиной, пылью и сажей.
«Она такая же, как и во сне». – отметил про себя Илья.
«Совсем ребенок. – заметил Лихо. – Из тех, кто быстро ко всему привыкает и не может долго сидеть на месте. Но через пару лет красавица будет писанная».
– О, Василиса Прекрасная, нареченная невеста Ивана, княжича Берградского, твой суженый, износив не одну пару железных сапог, изглодав не одну железную лепешку, нашел вас и ожидает вон там, внизу! – витиевато высказался одноглазый, явно наслаждаясь ролью героя. – Ступайте к нему.
Василиса удивленно перевела взгляд с Лиха на Горыныча и обратно. Убедившись, что над ней не подшучивают, она вся вспыхнула:
– А не пошел бы ты, урод одноглазый, куда подальше!
– Ох! – горестно простонал дракон. – Не надо ему дерзить Василиса. Мне ведь за твое мнимое похищение смерть грозит. Пожалей ты меня, ведь когда ты меня свалилась, я не сбросил тебя на шпили твоих теремов.
Василиса насупилась:
– Ладно. Княжич Иван, говорите. Сейчас посмотрим, что там у вас за фрукт. И вы оба: держите язык за зубами, а не то головы потеряете!
Лихо хмыкнул, но склонился в поклоне. Дракон только вздохнул.
– Ну, держись, Иван-болван. Сейчас тебе мало не покажется! – сказала Василиса и громко закричала:
– Иванушка!
– Василисушка! – донеслось ей навстречу.
– Ну и кто ты после этого? – поинтересовался Лихо, когда княжна побежала вниз по склону навстречу жениху, припоминая все известные ей издевательства. – Зачем ты ее к нам притащил. Ведь это же скандал, а то и война!
– Должен же кто-то за хозяйством следить. – обиженно пробурчал Змей Горыныч. – А кто ко мне по доброй воле в экономки пойдет, если даже родственники, и те сторонятся?
– Ну и спер бы вдову. Девка-то тебе на что?
– Хорошо тебе рассуждать. – покачал головой Горыныч. – Бабе-то через неделю мужика подавай, а то она и не хозяйка вовсе. Пробовал отпускать на ночь, так ведь ни одна не вернулась.
– Ладно, не горюй. – усмехнулся Лихо. – Чета Йогов – нечисть серьезная, хоть и из разгильдяйского Чернолесья. Намыливаются они к Маре подъехать и женить меня на ней. Ежели дело выгорит, получишь ты себе прислугу. Слово даю! Но, если, все-таки, они замышляют заговор, мы с тобой скрутим их прямо во дворце и тогда: мне – орден, тебе – помилование.
– Я так и думал, что одним золотом тут не обойдется. – грустно улыбнулся дракон.
– Не бухти. – подвел итог пограничник, пресекая тем самым возможные возражения. – Знаешь же, что я, Лихо, не могу служить тихо. Это у нас семейное. И потом: ну сунусь я в своем лапотном виде во дворец, и что? А снова создавать ворота перемещения для семерых, не считая избушки с ее тараканами, извини, даже мне тяжело. Так что, хочешь ты того или нет, а придется тебе поработать еще и ездовым змеем.
– Это куреногое страшилище тоже лететь собирается? – изумился ящер, представляя прелести предстоящего путешествия.
– Не забывай про золото. – тряхнул головой Лихо. – Нас всех ведь еще и приодеть нужно. Дело, сам понимаешь, щекотливое. Не можем же мы свататься в таком виде.
«Сдается мне, что Кащею его бравые ребятки докладывают далеко не все. – подумал Змей. – Может быть, именно поэтому нам и повезет. Ведь, в любом случае, приятнее быть живым заговорщиком, нежели мертвым неудачником».
А Василиса тем временем спустилась с горы, увидала трех богатырей, Илью, Ягу и избушку на курьих ножках:
– И кто здесь жених?
– Я. – выступил вперед черный кот.
– А в этом что-то есть. – усмехнулась Василиса. – Вот батюшка-то обрадуется, когда узнает.
– Митька, а ну брысь! – рявкнул на кота Йог. – Пакостник мелкий!
– Ой. – сказала Василиса. – Не знала я, что избы у нас такие умные: не только сами ходят, но разговаривать умеют.
– А он еще и крестиком вышивает. – ухмыльнулся Илья. – Клад, а не Йог.
Василиса смерила Илью насмешливым взглядом:
– Будешь говорить, когда тебя спросят.
– Это ты указывай своему мужу, а я человек свободный, к Берграду никакого отношения не имею.
Княжич смотрел на эту перепалку и только краснел, да украдкой стирал пот со лба: волновался.
– Свита у моего суженного сплошь из одних благородных. – фыркнула Василиса.
– Нет у меня свиты. – выдавил, наконец, из себя княжич. – Я из обедневшего рода. Со мной только друзья.
– Ах, вот и женишок разговорился. – всплеснула руками Василиса. – А ну как меня дракон обесчестил, что делать будешь?
Иван снова покраснел:
– Да не мог он. У вас просто ничего бы не получилось.
– Ах, так? – насупилась княжна. – А что если у него слуги люди и отдали им меня на поругание, что ты сделаешь?
Иван дернулся вперед, но тут же потупил взгляд.
– Жду ответа. – Василиса уперла руки в бока.
– Абонент недоступен или временно отключен. – съязвил Илья.
Василиса еще раз удивленно оглядела внука Яги.
Иван Княжий сын выхватил меч, и с диким ревом кинулся вверх по склону горы.
– Да стой ты! – крикнула Василиса вслед богатырю. – Пошутила я. Сорвалась я с крыши, а Горыныч мимо летел, ну и спас меня.
Иван остановился, в сердцах швырнул меч на землю и пошел прочь.
Погода в горах продолжала портиться. Небо сплошь затянуло серыми тучами.
Тезки кинулись вслед за княжичем, уговаривая его вернуться.
Тем временем дом тихо попросил Илью зайти внутрь себя. Илья подчинился.
– Ты что творишь? – прошипел Йог, захлопнув за внуком дверь. – Ты чего удумал? На кой тебе княжья дочка?
– Да ни к чему. – согласился Илья.
– Ой, темнишь! Я не слепой и не дурак.– вздохнул Йог. – Все, блин, приплыли. Вечно все войны из-за баб.
– Да чего ты придираешься? – обиделся Илья.
– Ага. – разозлился Йог. – Иван сейчас сам от своего счастья убежал. Вприпрыжку. Впрочем, по силе язвительности вы с Василисой, точно, два сапога пара!
– За свое счастье нужно бороться. – сказал Илья. – А кто хочет что-то получить, но не прикладывает к этому усилий, тот просто слюнтяй и никогда он ничего не получит.
Дверь скрипнула, и на пороге появился Митрофан:
– Что, раскол в стане союзников на почве бытовой ревности? Это вас боги карают за мою Светлану.
– Еще один влюбленный! – фыркнул дом.
– А, по-моему, так и единственный. – гордо ответил кот и, вздернув хвост, отправился к печке.
Вскоре Иваны вернулись, спустились с горы и Лихо с Горынычем. И, вроде бы, все помирились, да только не было того единения, что возникло у Калинового моста. Вино сближает, объединяет совершенно разных людей, а любовь, как это ни странно, разъединяет и толкает на глупые, а порой и отвратительные поступки.
Лететь к Маре решено было завтра на заре. Пока разбирались, кто прав, кто виноват, незаметно и солнце провалилось за горизонт. Разожгли костер. Оставили у него караульным Песьего сына. Да Горыныч улегся рядом. Остальные отправились ночевать в избу. Йог удивленно крякнул, вместив в себя всех гостей и сел на землю, вытягивая уставшие лапы.
На Марогорье опустилась ночь.
Глава 6
Илью разбудил протяжный волчий вой. И парнем сразу завладели нарастающая, тревога и смутный зов неведомого. Илье даже показалось, что новогодний бред вернулся. Мистический холодок пробежал по спине и на висках выступил холодный пот. И если все предыдущее было сном, то чем же порадует явь?
Илья огляделся. Увы, это была все та же изба бабы Яги. И рядом заливисто храпел Иван Княжий сын. Кухаркин сын чмокал губами. Митрофан свернулся в клубок. Костяная нога Яги свисала с полатей. Лягушки нигде не было видно. Похоже, никто не слышал волчьего воя.
Илья несколько минут сосредоточенно рассматривал собственные руки, словно увидел их впервые. В неверном лунном свете, льющемся сквозь не зашторенное окно, все в избе казалось зыбким и нереальным. «А если это судьба? – подумал Илья. – Вдруг мое предназначенье заключается вовсе не в интригах Яги и Лиха? Ведь что-то это значит. Хотя бы то, что мой слух тоньше. Ну, или, на худой конец, я – шизофреник».
Нужно было на что-то решаться. Илья поднялся, прихватил свою куртку, которой укрывался и осторожно, стараясь не скрипеть, скользнул к выходу. Во дворе, то есть рядом со спящим Йогом, скалил желтые клыки матерый волчара. Его шерсть отливала серебром и переливалась в лунном сиянии.
– Твою мать! – сказал Илья.
– Слухай сюды. – раздался глухой простуженный голос. – Утекать поздно. Обернись! Да шибче. И что ты, как недоваренные клецки? – слова явно слетали с волчьего языка.
Илья уже давно ничему не удивлялся, а только благодарил судьбу, что столкнулся не с голодным хищником, а с говорящим.
– Ну, шо як не родной? – продолжал отчитывать Илью хищник. – Токмо и думаешь: где бы сховаться! А зря. У людей, так же, как и у нас – души от порядка и строгости чернеют, як почищена бульба, и то вовсе замереть могут. Сердцу треба раздолье. Шляхи ему подавай! Ты позвал, вот и пришлось мне явиться. Это же, для меня это какая никакая, а халтура. Сгоняю я с тобой куда треба, а за то нашему племени три месяца удача в охоте будет. Кидай свое барахло мне на спину, и помчали.
– Да ты гонишь. – возмутился Илья. – Не звал я никого.
– Оба на! – удивился серый. – Век сала не видать! Да ты, не местный. Ладно, объясняю. Ты подвиг совершить хотел, о геройствах думал, вот во сне мерина и вызывал. Я такие мысли хорошо чувствую.
– Да? – удивился Илья. – Не помню ничего такого.
– Не ломайся. Ты про дивчину думал, хотел впечатление на нее произвести, а боец – никакой. Что, не так?
– Да ничего я не хотел. – обиделся Илья, но неожиданно поймал себя на мысли, что Василиса, и в самом деле ему понравилась. – Нет, ошибся ты. Есть тут девушка, но она невеста друга.
– Я не моралист. – усмехнулся волк. – А невеста – не жинка. Да и муж не кремль – подвинуть можно. Но все подвиги мы совершаем хотя и во имя кого-то, но всегда именно для себя. Помчались, я знаю, что тебе нужно.
– Что ты можешь знать? – вздохнул Илья. – Сейчас бы «Клинского», общения без пантов, и проснуться дома или, на худой конец, в больнице.
– А как же благородные поединки, погони, любовь и слава? Как жить потом, зная, что все это было в твоих руках, но ты сам упустил свою удачу?
– Как, как? Что ты раскакался? Ладно, поехали, скажи только: куда, и стоит ли оно того?
– Вся жизнь – шлях. – сказал волк. – Одни едут в телеге, другие идут пешком. А есть еще и бурлаки, что сами тянут телегу жизни. Я тебе предлагаю паном прокатиться по судьбе.
– Да понял я, понял. Или пан, или пропан-бутан. Уболтал. – сказал Илья, а сам подумал: «Что, в конце концов, мне в этой Яге? Может, я ей и не внук вовсе. И еще не понятно, зачем она меня при себе держит. Может, откармливает, как поросят перед Новым годом, чтобы потом зажарить и съесть?
Илья надел куртку, сел зверю на спину и вцепился в шерсть подле могучей шеи.
– Ох! – крякнул волк. – Тяжко. Да, совсем забыл представиться: Зализный Вовк из Краю.
– А кто, тебя, Вовка, зализывал?
– Вы что, совсем крайского наречия не знаете?
– Нет, – честно признался Илья, – мы и на родном-то языке в совершенстве разве что материться научены.
– У-у-у… – разочарованно протянул волк. – А еще гутарят: люди мудры. Железный я. Фамилье у меня такой. Семейная кличка по вашему. Зовусь Вовком, то бишь – волк и есть. А живу, стало быть, недалече: на севере Чернолесья. Там когда-то полуне город свой поставили. Ну и какой-то придурок решил, что это место – край света. Не иначе с бодуна был. С тех пор мы всегда крайние. И крепость у нас такая же – у самого океана и народ – крайский.