Вино с нотками смерти

– Она сидела рядом со мной, – продолжала рассказывать стажерка. – Она мне сразу сказала, еще до начала экскурсии, что не пьет.

– Зачем же на такую работу тогда устраивалась? – встрял Герман с вопросом.

– Ох, переехала сюда ее семья чуть больше года назад. Сначала Малика не работала – хватало заработка свекра и мужа. Они тут лепешки пекли. Народ покупал. Зимой было затишье, но все надеялись на новый сезон. А тут сами знаете, что случилось. У них ни денег, ни нормального дома, ничего, – женщина махнула рукой. – Мы все в таком положении оказались. Хотя приезжим все равно тяжелее. Короче говоря, ей пришлось искать работу. Как указ про открытие курорта вышел, так потихоньку стали появляться вакансии. Сразу подвернулась «Чача-бухача». Им-то что с того, что она не пьет. Им даже лучше! В том году у них классный мужик работал. Так всех зазывал – к нему валом валили! Спился. И женщины спиваются. А что? Спиртное под боком халявное. По чуть-чуть весь день попивают, а итог печальный. Взяли Малику с радостью. Ее вместе со мной принимали. Говорят: «Зачем ей самой пить? Ей спаивать клиентов надо». Сюда пришли, а тут вот эта, – женщина кивнула в сторону Нелли Павловны. – «Пей, – говорит, – не уйдешь отсюда, пока все не продегустируешь». Мы думали, что станется с маленьких дегустационных порций. А видите, как обернулось. И ведь могла просто записать про вина. Зачем ее было заставлять пить? Она, знаете, по-восточному покорная. Привыкла подчиняться.

Герман призадумался. Не могла Малика помереть с четырех бокалов вина, в которых налито было на донышке. Да, вроде, им наливали чуть побольше положенного туристам. Но этого «чуть» на двадцать, максимум тридцать миллилитров. Надо, конечно, будет спросить у Ольги о результатах вскрытия. Брало сильное сомнение, что от вина. Герман посмотрел на Нелли Павловну – странная женщина, фанат своего дела. Удивительно, но она не раскаивалась в содеянном и выглядела довольно спокойной.

– Ничего я ее не заставляла! – заявила Нелли Павловна во время допроса. – Я пошутила. С другой стороны, нечего приходить на дегустацию, если попробовать не можешь. Какой ты после этого профессионал?!

Герману вспомнились «профессионалы», работавшие в дегзалах по всему курорту. Они скорее разбирались в том, как впарить бутылку подороже. Тоже рестораны высокой кухни нашлись.

– Что успели выпить? – спросил он. Бутылки, понятное дело, уже положили в пакеты и подписали, но записать себе не повредит.

Бодро и даже отчасти радостно Нелли Павловна отрапортовала:

– Первым дегустируем легкое столовое белое, естественно. Потом я им наливаю молодое столовое красное для контраста. Потом более насыщенные белые, потом более крепкие… Вот вы у нас живете, местный, а не знаете процедуру дегустации, – с укоризной завершила она свою речь.

Несмотря на длительное, с рождения, проживание в этих краях, Герман на дегустации был в своей жизни всего один раз. Тогда он ухаживал за девушкой, обожавшей шампанское. Девица была неместная, познакомились они, когда она приехала в городок на студенческие каникулы. В те времена Герман пил только водку, чаще паленую. Но ради любви повез девушку в Солнечные поляны, где тогда располагался завод игристых вин. Дегустацию молодые люди дополнили самостоятельной закупкой какого-то дешевого игристого пойла. Голова потом болела нещадно. С тех пор Герман, если чего и дегустировал, то без всякой на то системы, беспорядочно, а нередко и вовсе хаотично.

– Где бутылки для дегустации берете? – проигнорировав ремарку Нелли Павловны, продолжил Герман.

– Как где? У нас на заводе. Сюда перед началом дегустации кто-нибудь из девочек приносит. Они процедуру знают. Мы одни и те же вина наливаем. Иногда меняем, но тогда я специально прошу, предположим, новый сорт принести.

Через некоторое время следственно-оперативная группа вышла на улицу. Ленка-экскурсоводша выскочила вслед за ними.

– Ну как? Выяснили что-то? – спросила она Германа, дергая его за рукав рубашки.

– Пока наша информация разглашению не подлежит. Ничего не могу вам сказать.

– Не, ну это Нелли Павловна ее уморила? – не отставала девица.

– Лена, Нелли Павловна вряд ли ее уморила, как вы выразились, – ответил Герман, пытаясь отцепить от рубашки коготки экскурсоводши. – Но до вскрытия в любом случае делать выводы рано.

На Германа, криво улыбаясь, посматривала Оленька. Ему удалось отцепиться от Лены и быстро нырнуть в нагревшуюся на солнцепеке полицейскую машину.

– Вот адрес, – протянул он бумажку водителю. – Сначала поедем к потерпевшей домой.

Оля осталась ждать труповозку, а Серега забрался в машину к Герману. Народу в полиции не хватало, к тому же, ближе к сезону все, кто мог, старались устроиться на подработку – охранять разные заведения, где туристы к вечеру не чурались друг другу морду бить.

– Ребят, приехали, – затормозил водитель, – тут половина улицы без номеров на домах. Я примерно подъехал.

Узкая улочка располагалась далеко от моря. Некоторые отдыхающие, поверив объявлениям, заселялись, а после долго топали в поисках пляжа. Домики все были разномастные. В основном одноэтажные халупы, переделанные из гаражей и сараев. Маленькие оконца еле пропускали свет, крыши нагревались за день нещадно, удобства, ясное дело, во дворе. Герман и Серега высчитали нужный дом и постучали в железную дверь. Под крепким кулаком дверь заходила ходуном, чуть не провалившись внутрь.

– Чего надо? – старушка в черном платке и длинном выцветшем платье выглянула наружу.

– Здесь Малика Юнусова живет? – спросил Герман, показывая удостоверение.

– Чего надо? – повторила вопрос бабуля.

– Кто там, эни? – послышался мужской голос.

– Полиция. Спрашивают нашу Малику!

Из дома высунулся мужчина. На вид ему было лет пятьдесят: из-за седины сложно сказать точнее. Скорее всего, муж Малики.

– Что случилось? – спросил он более миролюбиво, чем его мать.

– Можно мы все-таки войдем? – не желая с порога ошарашивать родственников умершей, спросил Серега. – Есть проблемы.

– Проходите, – хозяева расступились. – У нас здесь, правда, не разгуляешься. Садитесь, – мужчина показал на два расшатанных стула.

Единственную комнату освещало окошко под потолком и тусклая лампочка без абажура. Вдоль трех стен стояли узкие кровати, посредине возвышался стол, накрытый старой клеенкой в коричневую клетку.

– Видите ли, – начал Герман, – Малика сегодня умерла. Во время экскурсии на завод марочных вин.

– Что?! – взвыла старушка. – Как умерла? На каком-таком заводе?

– О чем вы? – вмешался мужчина. – Она ушла на работу. При чем здесь завод вин?

Они оба начали говорить с большим акцентом чем раньше, явно не понимая, в чем дело.

– Малика устроилась на работу, – объяснил Герман. – В дегустационный зал. На заводе у них была экскурсия. Ну… чтобы они понимали, какие вина продают.

Старушка и мужчина переглянулись.

– Это не она, – пробормотал мужчина. – Тут явно ошибка. Малика работает в пансионате уборщицей.

– В каком? – Герман приготовился записывать.

В итоге выяснилось, что каждый день женщина уходила на работу, якобы в пансионат «Ясные зорьки», еще с мая. Вроде он работал, принимая командировочных. Хотя какие у них командировочные… Впрочем, кто его знает, – могли под видом командировочных принимать случайных отдыхающих или бог знает кого. Вот там Малика и пахала, одна на все этажи. Герман попросил мужчину поехать на опознание. Он не сомневался в том, что Малика была его женой, потому что на показанной по его просьбе фотографии точно была снята именно она. Но порядок есть порядок, придется мужу подтвердить ее личность. Под завывания старушки они вышли из дома.

– Темная история, – шепнул Серега Герману, – смотаться в пансионат?

– Он на другом конце города. Сейчас отвезем мужика на опознание, а потом на машине вместе рванем в пансионат.

По дороге Герман позвонил Оле узнать предварительные результаты осмотра трупа.

– Ее отравили, – уверенно ответила Оленька. – Даже без вскрытия понятно. К тому же, я позвонила ребятам в лабораторию. В бокале остатки яда. Как уж ее умудрились там травануть, непонятно.

– Чем? – Герман старался задавать вопросы кратко, чтобы не волновать мужа, который и так сильно нервничал, судя по всему, не осознавая произошедшее до конца.

– Есть подозрение, что это цианид. Миндалем попахивает. Малика могла не заметить привкуса, так как никогда не пила спиртного. К тому же, на дегустациях постоянно твердят о каких-то нотках, всяких тонкостях, различиях между винами. Мало ли, что нотка миндаля ей напомнила. Я вот вообще не в курсе, как миндаль пахнет. Зато в курсе, как пахнет цианид, – она засмеялась. – Ой, извини, что-то я развеселилась ни к месту, – запнулась Оля. – Короче, нам говорили, когда я училась, что цианистый калий воняет миндалем. И сам труп им воняет. Тут запашок в наличии. И остальные признаки тоже. Лицо, например, синюшное, прям, багровое… Однако вскрытие покажет. Все-таки на моей практике это первое отравление.

– Надеюсь, и последнее. Спасибо, понял, – Герман уже думал о том, где убийца раздобыл цианид и как умудрился, точнее, умудрилась – мужчин в дегзале не было – его сыпануть в бокал с вином. Придется опросить всех дам еще разок.

В его голове выстраивался вопрос за вопросом. Он достал блокнот, куда по старинке записывал возникавшие мысли. Езда по ухабам не очень способствовала каллиграфическому письму, но Герман привык разбирать свои каракули, поэтому чиркал как придется. Вскоре они высадили мужа Малики возле морга, а сами поехали дальше – в пансионат «Ясные зорьки».

***

Работали на виноградниках, не покладая рук, точнее мохнатых лап. Черти, которых он всегда почитал за страшных лентяев, трудились без сна и отдыха. «Все это подозрительно, – мелькнула мысль, – нашлись тут стахановцы». Когда-то, в совершенно для себя ужасных обстоятельствах он познакомился с товарищем Стахановым. Да-да, вселился в тело шахтера, добывавшего уголь. Работенка просто кошмарная. А товарищ Стаханов умудрился за смену сто две тонны угля добыть вместо обычных семи. Ох, уж его чествовали! Водки тогда пришлось выхлебать немало, но до состояния деревенского Вакулы он и близко не дошел. И запомнил, что, когда всякие рекорды на работе ставят, то надо говорить: «Стахановец!» Черти понятия не имели никакого о Стахановском движении, но явно пытались собрать винограда больше, чем все французы, итальянцы и прочие народности, культивировавшие это растение, вместе взятые.

– Давай, чертяга! – послышался опять окрик.

Вокруг недовольно зашипели подельники: «Лентяй!», «Отлынивает!», «Норму не дает!», «Вина не будет!», «Не заплатят!», «Наглый прихвостень!» Неожиданно он обнаружил, что покрылся за время работы шерстью, у него выросли лапы и длинный хвост – ну точно черт. «Ужас какой!» – промелькнула мысль, а по спине прокатилась неприятная струйка пота.

– Работаю я, работаю, – огрызнулся он, укладывая очередную гроздь в огромную корзину. – Хоть поесть бы дали, попить. Сдохну тут у вас. И вообще, какая оплата положена?

– Оплату ему! – опять зашипели черти, но главный ответил:

– Ладно, непривычный он. Пусть пойдет попьет. Иди, – ткнул он Сущность длинной палкой. – Об оплате не мечтай. Тут тебе не райские кущи. Чай, в ад попал.

«Вот так-так!» – ужаснулся и побрел в ту сторону, где, якобы, давали пить.

Дошел до пруда. Возле него паслись коровы и сидела на пенечке девушка в косыночке и лапоточках.

– Девушка, – просипел он не своим голосом, – а где тут чертям пить дают?

Вопрос прозвучал странно, а что делать…

– Ой, – воскликнула девица и закрыла руками глаза, – не знаю.

– Ладно, из пруда попью.

– Не пей, чертенушка, – встрепенулась девушка, – теленочком станешь.

– Чевой-то? Хотя мне уже можно и теленочком – хуже не будет.

– Не рекомендую, – неожиданно резким голосом молвила девица. – Дальше иди, колодец ищи. Ишь, надумал!

Побрел он дальше, хотя пить хотелось неимоверно. Вокруг простирались поля и луга. Откуда-то слышалась песня: «Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса…» Из-за холма выбежал кот, державший в лапах сапоги. За ним бежал человек, похожий на короля.

– Ах ты, черт такой!!! Обманщик!!! Чьи это поля?! – орал он, поправляя корону.

«Опять черта поминают, а ведь очевидно – кот!» – подумала Сущность.

– Молодость загубил! – Вслед за королем по лугу мчалась принцесса, потрясая туфлей. – Пьянчужку подсунул, безродного бедняка! Вот я тебя!

– «Маркиза, маркиза, маркиза Карабаса…» – продолжала литься песня.

Пришлось, прячась в кустах, пробираться дальше, стараясь не попадаться странной компании на глаза. Вскоре вдали он заметил речушку. Пошел быстрее – жажда совсем замучила. Возле речушки сидела на пенечке та же девушка, что до этого сидела возле пруда.

– Тебя как звать? – поинтересовался он.

– Аленушкой кличут, – с готовностью ответила девица, поправляя платочек.

– Из речки пить могу? – сразу перешла к делу сущность.

– Сам понимаешь, нет, – ответила она строго, – жеребеночком станешь, чертенушка!

Ему уже было все равно, в кого превращаться, лишь бы попить. Но отчего-то он побаивался скромной и тихой на вид Аленушки: больно голосок у нее становился резким и строгим. Как у учителей в школе. Как у надсмотрщиков на винограднике. Короче, ослушаться он не посмел. Побрел дальше. По холмам опять промчался кот.

– Короля не видали с принцессой? – спросил он на ходу, обмахиваясь широкополой шляпой.

– Возле пруда пробегали, – ответила Сущность, – зело злые.

– Чего злые? – переспросил кот, остановившись.

– Зело злые. Значит, «очень злые», – пояснила Сущность, толком не понимая, откуда в ее голове такие познания.

– Понял! Выражайся по-человечески, – кот принялся снова бежать, но обернулся и крикнул: – Хотя какой из тебя человек, черт лысый!

Сущность провела лапой по голове. Нет, не лысый: на голове явно присутствовала шерсть. Но ответить коту не успел – тот уже скрылся за очередным холмом.

Тут показалось озеро. Естественно, возле водоема сидела клятая Аленушка. Она недобро усмехнулась:

– Опять ты?

– Ну я. Пить нельзя? Кем стану? – протараторил он вопросы.

– Нельзя, чертенушка. Козленочком станешь.

А тому все равно стало – так пить охота, что все равно, в кого оборачиваться. Подошел к озеру, посмотрел на себя в водицу. «Ну и рожа, – подумал, – козленочком может даже лучше». И давай пить. Вода чистая, прохладная, но потихоньку, действительно, стал замечать, что морда белеет, шерсть кудрявится. Рожки и копытца, правда, практически такими остались, как были.

– Видишь, говорила тебе! – запричитала Аленушка. – Возись теперь с тобой, недоумок!

От обзывательств стало обидно, не без того. Зато напился и новый образ ему нравился немного больше чем чертячий.

– Пошли, – девушка надела на его шею платок и потащила за собой. – Сколько говорю: «Не пейте, идите до колодца!» А они гигиену не соблюдают и пьют прямо так. Ладно кипятить – про это уж не молвлю, – приговаривала Аленушка ворчливо.

«Козленок» послушно плелся вслед за ней. Позабылась баба из деревни и даже виноградник. Он помнил, что все эти девицы могут запросто превращаться в ведьм и прочую нечисть, типа Бабы Яги, Снежной королевы или русалки, что тянет на дно морское. Несмотря на такие мысли, захотелось пощипать травки и позвенеть колокольчиком. Только вот колокольчик на шее не висел, а спросить не получалось – лишь бекалось и мекалось…

***

В «Ясных зорьках» Герману и Сереге сразу сказали, что никакая Малика у них никогда не работала. Вместо нее им бодро предъявили мощную русскую женщину Оксану Николаевну Голицину, и сразу заверили, что отношения к знаменитому роду Голициных она не имеет, хотя этот момент следователей как раз совсем не интересовал. Оксана Николаевна после встречи с представителями власти подхватила ведро с водой и, не оглядываясь, направилась к выходу.

– Понимаете, у нас загрузка минимальная. Часть номеров закрыта. Мы даже мысли такой не имели – нанимать кого-то в помощь Оксане, – оправдывался директор пансионата. – В прошлом году в сезон ей помогала женщина. Кстати, мусульманка. Но вы ведь сами сказали, что речь идет о мае-июне. Да и звали ее не Малика.

На всякий случай, Герман решил записать данные той уборщицы. Кто его знает, совпадение или не совпадение, ведь откуда-то Малика узнала о «Ясных зорьках».

– Могла просто мимо проходить и запомнить название, – предположил Серега.

– Могла, – согласился Герман, – но проверить не повредит.

Рабочий день походил к концу. Он обзвонил всех свидетелей преступления и попросил их быть утром следующего дня в дегустационном зале. Сегодня оставалось навестить бывшую уборщицу пансионата. Амина Хайруллина жила в многоэтажном доме советской постройки. Идти до него было от пансионата недалеко, но постоянно в гору. Водитель не стал смотреть на часы – не каждый день отравления случаются, и отвез Германа с Серегой по адресу.

Дверь подъезда оказалось открытой. Мобильный Амины был отключен, и оставалось надеяться, что она дома, а главное, что она скажет нечто важное. После вопроса «кто там» Герман долго показывал удостоверение, увещевая хозяйку квартиры впустить их. В итоге, она решилась на «отчаянный шаг». Внутри нарисовался мальчик лет десяти и громко лающая крохотная собачка на трясущихся ножках.

– Убери ее! – велела мать мальчишке. – Запри на кухне. Так чего вы хотите?

– Не знаете ли вы случайно эту женщину? – Герман показал фотографию Малики. – Она сказала, что работала в пансионате «Ясные зорьки», но там ее никто не видел.

Амина закивала:

– Да, я знаю Малику. А что она натворила?

– Она ничего не натворила. Ее сегодня утром отравили на заводе марочных вин. Но ни свекровь, ни муж не в курсе того, что она устраивалась на работу в алкосеть. Они уверены, что Малика работает в пансионате уборщицей.

– Ох-ох, – запричитала Амина. – Какое несчастье! Видите ли, мой муж дальний родственник мужа Малики. Поэтому они сюда переехали. Мы им особо ничем помочь не могли, но первое время они даже жили у нас. Недолго – квартира-то двухкомнатная, малогабаритная. Малика, конечно, знала, где я работаю. Меня летом взяли, а потом я оттуда ушла, потому что загрузки такой уже не было.

– Вы с ней часто виделись? – встрял Герман. – Были в курсе их дел?

– Нет, не часто, – вздохнула Амина. – Ее муж особо никуда не пускал. Отец и свекровь тоже строгих нравов. Да и мне некогда: сын школьник. То отведи его в школу, то забери. В секции он у нас ходит. В шахматы играет хорошо, подает надежды, – гордо сказала женщины. – Но кружок далеко отсюда, поэтому вожу его.

– Что ж, вообще ничего об их жизни не знаете? – настаивал Герман.

Амина покачала головой.

– Знаю, что была у них пекарня. На зиму закрылись, а потом так и не открылись. – Тут Амина хлопнула себя по лбу. – О! Я Малику видела недавно. Она шла по набережной с еще одной женщиной. Мы поздоровались и все. Уж пригодится ли это вам…

Герман полез в телефон.

– Посмотрите, нет ли той женщины среди этих, – он начал показывать фото свидетелей.

На третьей фотографии Амина тыкнула в экран пальцем.

– Вот, она! Яркая такая, потому запомнила. Рядом с Маликой смотрелась странно. Малика всегда ходила в платок закутанная, как положено. Платье простое, до пят. Без макияжа. А ведь красивая была… Как жаль-то! Да, а эта была в мини-юбке, на каблуках, в ярко-красной куртке. Вся расфуфыренная. Я удивилась, но всякое бывает – может случайная знакомая.

Вечером Герман сидел в кабинете, который он делил с Оленькой. Они заказали пиццу, решив дела на пустой желудок не обсуждать.

– Что у нас есть, – Оля листала отчеты. – Девяносто девять процентов ее траванули цианистым калием. Яд подсыпали в бокал с красным вином, который стажерки пили вторым. Видимо, Малике становилось все хуже, а после четвертого бокала она упала замертво. Когда пришла медсестра, делать что-либо было поздно. Впрочем, провести детоксикацию можно только в больничных условиях и быстро, сразу после отравления. Теоретически. В большинстве случаев люди умирают.

– Я правильно понял: в бутылках яда не нашли?

– Верно, – подтвердила Оля, прожевывая кусок «Маргариты», – только в бокале. Получается, сыпанул кто-то именно Малике. А ты что узнал?

– Малика зачем-то врала дома, что ходит на работу в пансионат «Ясные зорьки». О пансионате узнала от дальней родственницы, у которой ее семья останавливалась в том году. Вопрос, зачем врала и куда ходила на самом деле.

– Врать могла, потому что ей бы не разрешили работать в дегзале, – встряла Оля.

– Верно, версия неплохая сама по себе. Но устроилась она в «Чачу-бухачу» недавно. А врала с мая. Куда она ходила каждый день? Завтра попробую выведать. Попросил всех свидетелей собраться снова на заводе. Кроме всего прочего, родственница Малики сказала, что видела ее вместе с другой дамой на набережной. Ничего удивительного в этом нет – они устраивались в «Чачу-бухачу» одновременно. Однако она могла что-то знать. Сразу человек не всегда соображает, что может оказаться важным. Пораспрашиваю.

На следующий день вся компания снова заняла свои места – точно, как было во время злосчастной дегустации.

– Итак, – провозгласил Герман, включив диктофон и приготовившись делать записи в своем блокноте, – сейчас мы поминутно, а если надо, и посекундно, проверим, как все происходило с момента вашего прихода в этот зал. Мы уже знаем, что бокалы сюда принесли чистые, а в бутылках никакого яда не было. Нелли Павловна поставила перед каждым на поднос по десять бокалов. Все это видели – она брала чистый бокал, который только что был тщательно вымыт… слава Ковиду, всю посуду обработали прямо на ваших глазах… затем поставлен на поднос. Так было дело? – обратился Герман к Нелли Павловне и Лене, которая как раз и занималась обработкой специальным раствором всей задействованной посуды.

Обе женщины кивнули.

– Получается, нам надо восстановить все, начиная с того момента, когда перед каждой из вас поставили бокалы.

– А если ее случайно отравили? – спросила одна из стажерок. – Хотели кого-то другого, а сыпанули ей.

– Теоретически такое могло случиться. Но вряд ли. Именно сейчас мы и пытаемся восстановить всю картину, чтобы понять, когда яд мог быть подсыпан. Лена, поставьте бокалы перед свидетелями.

Лена расставила специальные подносы с выемками под основания бокалов. Затем, вместе с Нелли Павловной, она начала расставлять посуду.

– Делайте все так, как вчера. Не останавливайтесь, если не останавливались тогда, – попросил Герман. – На меня не обращайте никакого внимания.

Женщинам сложно было не обращать внимания на детектива, но они старательно пытались следовать его инструкциям. После того, как бокалы расставили, Лена отошла в сторону и села на стул возле шкафа с посудой. Нелли Павловна взяла первую бутылку. Герман заранее попросил принести те же вина, что были на дегустации, и разливать их в той же последовательности.

– Белое сухое молодое, – объявила Нелли Павловна и показала всем бутылку.

«Повторение – мать учения», – подумал Герман.

– Наш сорт винограда, который мы выращиваем в этой области двадцать лет. Хорошо подходит для… – И она начала разливать вино, параллельно комментируя, подо что его обычно подают.

Вторым она разливала молодое красное.

– Обычно мы так не делаем, – говорила Нелли Павловна, – но я всегда сразу после первого бокала белого наливаю молодое красное, чтобы дегустаторы почувствовали разницу, – она начала рассказ про дегустируемый сорт, призывая стажерок сначала поболтать вино в бокале, потом посмотреть на стенки бокала, потом сунуть в бокал нос и понюхать, и только затем чуть пригубить.

Все увлеклись процессом, немного позабыв, зачем собрались. Но тут одна из женщин, сидевших с левого края стола, вскрикнула:

– Постойте!

Народ аж вздрогнул, те, кто начал пробовать вино, чуть не поперхнулись.

– Что случилось? – спросил Герман.

– Я вспомнила! В тот момент, когда разлили вино, и Нелли Павловна нам объясняла, как правильно дегустировать, Лена пошла окно отрывать. Его заело, она дергала за ручку, а мы даже встали ей помочь. Я особо никого позади себя не видела… Точнее, не следила, кто встал, кто не встал. Но мы прервались.

Лена передернула плечами.

– Да, стало жутко жарко. Эта дегустация была вчера первой, а на ночь мы окна закрываем. Стало жарко, и я увидела, что окна закрыты. Пошла к ближайшему и начала дергать. Окна старые, поэтому иногда заедают.

– Почему сразу не сказали об этом? Я же спрашивал, прерывалась ли чем-то дегустация! – насупил брови Герман.

– Я лично забыла, – развела руками Нелли Павловна.

Остальные тоже развели руками и закивали: забылось на фоне более трагического происшествия. Да никто и не подумал, что это может быть важно. Ну открыли окно, что тут такого. Герман попросил продолжить дегустацию вплоть до момента падения Малики со стула. Никаких иных отвлекающих моментов не обнаружилось.